возврат к обзору книг   к анонсу новых книг  

 на главную страницу сайта    

Семиры и В.Веташа «АСТРОЛИНГВА»

Семира и В.Веташ

МИФОЛОГИЧЕСКИЕ АРХЕТИПЫ ЗОДИАКА

обновленная  версия книги  «АСТРОЛОГИЯ И МИФОЛОГИЯ»

При цитировании данных материалов обязательно ссылаться на авторов и данный источник (c)

 

АРХЕТИПИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ БИБЛЕЙСКИХ ОБРАЗОВ

 

 

С разрушением мифологии часть её образов входит в структуру новых религий, а остальные десакрализируются и продолжают существовать как сказки. Религии нового типа, где мифология сплетается с историей, с одной стороны опираются на эпические повествования, с другой — на архетипические образы последних стадий мифологии. Сквозь историческую подоплёку религиозных сюжетов продолжает просвечивать их мифологическое содержание — и не потому, что религия, вскормленная мифами и впитавшая в себя их образы, не смогла освободиться от их влияния, а потому, что содержание этих образов оказалось слишком глобальным, чтобы они совсем могли быть преданы забвению.

Поэтому будет лишь закономерным и отнюдь не кощунственным найти черты древних архетипов в области новых религий. Юнг так говорит об этом: "Миф... составляют символы, которые отнюдь не были изобретены сознательно. Они произошли. Не человек Иисус создал миф богочеловека. Миф существовал за много веков до его рождения. И им самим овладела эта символическая идея, которая, как повествует святой Марк, вывела его из скудной ограниченной жизни назаретского плотника."[1]

Новые религии рождаются на импульсе архетипа Марса — развития понятия личного "я". В это же время формируется противопоставление науки и религии. По словам Фрэзера[2], различие между этими двумя мировоззрениями зависит от ответа на принципиально важный вопрос: носят ли управляющие миром силы сознательный и личный или бессознательный и безличный характер? Наука исключает "я" из описания законов природы, религия считает Бога сознательной личностью. Но хочется подчеркнуть, что этот вопрос становится актуальным именно на этапе кульминации марсианской мифологемы — а до того такого противопоставления нет: как нет его в астрологии и мифологии. Языческие боги выступают одновременно и безликими законами природы, и активными агентами жизненных перемен, вступающими во взаимодействие с самосознанием человека.

Обычно образ личного бога соотносят лишь с новыми религиями — такими, как иудаизм или христианство. Однако доступные нам сегодня исторические факты подтверждают, что задолго до Авраама человек умел возвыситься до видения бога не только через явления природы ("по-язычески"), но и через себя самого. Когда возникло такое видение? Мы говорили о том, что уже десять тысяч лет назад люди строили на Земле храмы. И если вспомнить аксиому "что наверху, то и внизу", то уже тогда должны были существовать и "храмы небесные": независимые от времени реалии сознания людей, которые побуждали их поклоняться кому-то, для кого нужен был их человеческий дом — кто почему-то не мог жить просто в природе. Другое дело, что "Я" людей было тогда гораздо ближе к образу "Мы", чем к утверждению "Я сам". Но разве водолейское определение "мы — люди" не может вывести нас к личному Богу? Ведь все архетипы существуют равноположенно и всегда.

 

Черты мифологемы Марса ярко выражены в христианстве, ознаменовавшем собой конец астрологической эры Овна. Рождение Христа после зимнего солнцестояния, в период максимального приближения Солнца к Земле (перигелий Земли – 4 января, накануне православного Рождества), соответствует экзальтации Марса в Козероге, знаке земной истории. Христианство исторично, и это выделяет его из мифологии. Как пишет Бердяев, продолжая мысль Шеллинга, "христианству, в котором произошло воссоединение всех откровений мира, свойственна была неведомая древнему миру историчность... Христианство внесло идею однократности, неповторимости событий, что миру языческому было недоступно."[3]

*     *     *

 Анализ библейских и последующих христианских образов дополняет наши представления об архетипах современным пониманием мифологических идей.

В мифологии символ и образ едины: и образы богов полностью архетипичны. В эпосе и новых религиях, где фактический подход противопоставлен символическому, происходит конкретизация и уход от первичного образно-смыслового единства, при этом количество образов резко возрастает. Эти черты хорошо заметны в Библии, которую, если абстрагироваться от приписываемого ей сакрального значения, можно назвать национальным эпосом еврейского народа. И здесь яркие характеры действующих лиц несомненно смыкаются с образами, которые сформировались на древнейших этапах мировых мифологий и потому вписываются в общую схему мифологических понятий.

Весь мифологический багаж влился в христианскую мифологию в форме помощников бога — ангелов и святых, которые становятся исполнителями конкретных функций и в бытовой религии играют роль первоначальных персонифицированных божеств.

Так, Илья Пророк наделяется связью с плодородным дождем и к нему обращаются за дождем, как к бывшему громовержцу, высшему в пантеоне стихийных сил. По мифологической аналогии он противопоставлен Николаю Угоднику, который понимает нужды (инстинкты) народа, и покровительствует скотоводству (архетип Плутона). А Георгий, воин-мученик, будучи третьестепенным святым, стал одним из самых широко известных персонажей, когда его образ традиция наделила мифологическими чертами змееборца и связала с языческими обрядами встречи весеннего плодородия: Юрий Победоносец — точный образ Ярилы, бога прихода весны (от «yare» - весна, архетип Марса). Греческое «Георгий» неслучайно трансформировалось в славянских языках в звучание «Юрий». Славянские образы святых возвращают нам мифологию, которая осталась жить в людях после запрета язычества.

Поначалу в новых религиях разные аспекты реализации божественного замысла был призван отразить институт ангелов. И как духовные принципы, проводящие божественную волю, архетипы планет можно бы было назвать ангелами — так поступала средневековая алхимия, соотносившая с планетами их ангелов-покровителей. Так, архангел Михаил сопоставлялся с Солнцем: Михаил, имя которого переводят "кто как бог"— главный на земле распорядитель Бога, подобный сильным мира сего, потому имеет черты Льва. Хотя, будучи лишь подобием (отражением) Бога, он стоит на страже огороженного рая и этим отражает мифологическую функцию архетипа Весов.

Однако ангелы лишены низшего, земного плана существования, а потому имеют мало отношения к проявленному миру. Может быть, в этом причина того, что образы ангелов не получили бытового развития, и эта роль перешла на святых.

Многообразие божественных функций в христианстве также раскрывают образы посланников-апостолов (подобных вестникам-ангелам). Апостолов обязательно должно быть двенадцать, а само число двенадцать подспудно предполагает распределение их функций и образов согласно сезонам года, хотя здесь наследие временной и природно-психологической соотнесенности осталось лишь в формальном варианте, и идея двенадцати апостолов отражает просто универсальный всеохват. Институт апостолов представлен нечётко, занимая служебную функцию по отношению к общей идее проводников воли Бога. Но индивидуальная история каждого из апостолов и его роль в распространении учения несут на себе архетипические черты: и в этом смысле для них как выразителей архетипических идей даже не важен их конкретный исторический момент рождения, сведения о котором до нас не дошли — более важно, что они являются разными людьми, подходящими к жизни с разных сторон, что и даёт им возможность распространить учение по всему миру.

Образы христианства представляют собой связанную идеей Христа трансформацию начальных архетипов. Образ Троицы вобрал в себя преемственность трёх верховных богов, последовательно сменяющих друг друга на престоле: далёкого демиурга Небес (архетип Урана: Бог-Отец), проводника божественной воли (архетип Юпитера: Бог-Сын, замещающий на Земле Отца) и личного Бога (архетип Марса: Дух Святой). Можно и иначе представить динамику архетипов, глядя с позиции современного ракурса: образ Бога-Патриарха — Юпитер, вочеловеченного Христа — Марс, а Святого Духа, готового помочь людям в новом эволюционном скачке к трансформации мира — Уран.

Ипостаси Троицы отличаются разными временными и пространственными планами бытия и, можно сказать, разной степенью материализованности. Как изначальный Творец-Уран, разделяющий Небо и Землю, Бог-Отец нематериализован, и вначале Саваофа даже запрещалось изображать. Максимально воплощенный — вочеловеченный — Бог-Сын соответствует второй ипостаси Троицы и последней стадии развития мифологии (марсианской). Их связь и сам процесс воплощения символизирует Святой Дух, а в мире — церковь (институт Юпитера), выполняющая роль посредника между Богом невещественным и Богом вочеловеченным. Её функция соответствует роли главы пантеона богов, и неслучайно в католической традиции символом церкви является апостол Пётр, чьё имя родственно громовержцам.

В современном христианстве существует представление о грядущей эпохе Духа Святого как будущем царстве всемирной церкви: это возвращает нас к Юпитеру как оплоту взглядов людей (однако, с точки зрения развития мифологии, по отношению к образу богочеловека это может быть и шагом назад — от Марса к Юпитеру). Представление о Троице, будучи наиболее глобальным, доносит до нас общую модель развития мифологии (от Водолея — к Стрельцу и к Овну) и образы главных мифологических персонажей.

Другие архетипы раскрываются не в божественных ипостасях, но в более конкретном проявлении. Так, Дева Мария, рождающая Бога от Духа Святого, выполняет преобразующую роль знака Девы: чистота исполнительского процесса этого знака подразумевает возможность воплощения. И сам образ Христа отталкивается от этого знака, наследуя момент перерождения бога небесного в бога земного.

Персоналии ветхозаветной мифологии также персонифицируют некие типические качества, являя раскрытие воли Бога через характеры определенных личностей, и их естественно соотнести со знаками Зодиака как людей, родившихся в пределах земного цикла. Поэтому в целом не составляет сложности проиллюстрировать архетипы библейскими образами, что мы и сделаем в этой главе. Здесь мы лишь кратко перечислим образы, показав, что все мифологемы содержатся в Библии,— а глубина этих архетипов, как мы надеемся, ясна читателю из предыдущих глав.

 

В ветхозаветной мифологии архетип Марса иллюстрирует сам Яхве — первоначально бог, ведущий войны. Потом он предстаёт покровителем своего народа, раскрывая через своих пророков функции Сатурна и Юпитера, и, наконец, вбирая в себя и функции демиурга, абстрагируется до такой степени, что даже имя его запрещается употреблять, что можно сопоставить архетипу Урана. Имя Яхве или Элохим означает "сущий бог" и этимологически связано с Илу и Аллахом, отражая первоначальное представление о боге как таковом. Правда, в отличие от Троицы, где сущность Бога очерчена в трех лицах, в Яхве они слиты: он является то как абстрактное божество, то как конкретный предводитель народа, то как судящий и карающий царь и пророк. Нерасчлененность характера Яхве составляет характерную черту мифологии евреев — народа, национальный дух которого соответствует знаку Рыб. А христианская модель Троицы предполагает разделение и одновременное наличие трёх планов существования, которое помогает христианству оторваться от жизни, превзойти её,— в то время как религия Яхве сливается с ней.

Первоначальный воинствующий образ Яхве и сильный акцент на мифологеме ОВНА (здесь можно вспомнить Нимврода и Гедеона, а также всех героев и царей, так или иначе ведущих войны) связан с тем, что евреи в ту пору были скотоводами-кочевниками. Как образ пастуха, отражающий идеализированное представление о кочевом народе, близком к естественной природе, здесь можно упомянуть образ Авеля, являющего собой по-овенски чистую и непосредственную душу,— по сравнению с коварными размышлениями Каина и его неосведомленностью о смерти, которого противопоставление Авелю также сближает с архетипом Близнецов.

Образ предводителя народа от Яхве наследуют Моисей и Иисус Навин, и впоследствии идея мессии становится точкой отсчёта христианства. Имя Иисуса Навина, точнее произносимое как бин Нун ("сын Нуна"), напоминает о египетском боге изначального океана, возвращая к архетипу Рыб. Овенская идея выхода на новый путь воплощается не только в Христе, но и во всех его земных заместителях — святых и апостолах, как их типическая черта "доброго пастыря". Наиболее ранний образ этого типа — Давид, певец-гусляр и сочинитель псалмов, второй после Саула и первый праведный царь иудеев, долгое время живший вдали от общества среди своих стад и вернувшийся к коллективной жизни уже божьим помазанником. Неслучайно Христос назван "сыном Давидовым".

Среди апостолов самым ярким марсианским образом является Павел, сначала — воинствующий гонитель христиан, потом — такой же ревностный проповедник, известный распространением веры среди язычников. Первоначально Павел не входит в число двенадцати апостолов, но причисляется к ним за свои личные заслуги. Новый путь открывается Павлу при ослеплении его ярким лучом света — что раскрывает психологический смысл экзальтации Солнца в Овне. Будучи гражданином Рима и обращая язычников, Павел выходит за рамки прежнего понимания избранного народа и иудейской культуры вообще — тем, что ставит совесть выше традиционного закона: "...потому что не слушатели закона, но исполнители закона оправданы будут; ибо когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, они сами себе закон: они показывают, что дело закона написано у них в сердцах, о чём свидетельствуют совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую" (Рим 2,13-15). Этими словами Павел раскрывает марсианскую возможность быть "самому себе законом", поднимая человека над общественными установлениями ради торжества закона нравственности. В посланиях Павла есть и характерный для мифологемы воина и пастыря образ выхода за пределы города: он призывает своих соотечественников "выйти за стан" ради поиска будущего (Евр 13,13).

 

Архетип ТЕЛЬЦА иллюстрируют не столь характерные образы. От этого знака происходит уход, и мы находим красочное описание присущих ему негативных черт — прежде всего в образе "золотого Тельца", который начинает символизировать материальное изобилие, не наделённое овенским духовным смыслом самопожертвования. Имя утренней звезды-Венеры — Люцифер ("несущая свет") — в гностической традиции становится эпитетом падшего ангела, утверждая необоснованность претензии на власть стихийной мощи природы. Ведь Звезда, указывающая путь Солнцу, предстаёт всего лишь материальным отражением невещественного божественного света (подобно тому, как основание расцвета природы Тельца кроется в невидимых космических процессах Водолея). В средневековой традиции планете Венере сопоставляется архангел Суриил.

Знак Тельца отражает и образ женщины-Евы, имя которой переводится как "жизнь", и её роль соблазнительницы, частая у главных богинь пантеона. К этой же мифологеме можно отнести образ Марии Магдалины, как отражение стихийно-женского начала земной любви, трансформирующейся в любовь божественную, сравнимую с материнской. Её история может нам напомнить эволюцию образа Изиды. Это второй после Богоматери-Луны женский образ христианства, и неслучайно у креста Мария Магдалина изображается рядом с Богородицей.

А из мужских образов можно назвать евангелиста Луку, символом которого является бык. Луку традиционно относят к знаку Тельца, и это соотнесение подтверждает его искусство живописца. Луке приписывается первая в истории христианства икона: Телец не мог пройти мимо истинной красоты.

 

Образы БЛИЗНЕЦОВ хорошо развернуты в Ветхом Завете, отражающем стадию перехода мифа в эпос, когда человек, утверждающийся в своих силах, начинает мыслить себя способным постичь божественные знания. Это культурный герой Енох, изобретатель еврейского алфавита и летописец, наиболее подробно описавший грехопадение сынов божьих с дочерьми человеческими ("Книга Еноха "). Это также другой передатчик знания людям — младший сын Ноя Сиф, первооткрыватель астрологии, которому было дано знание о том, что человечество будет истреблено дважды, и предоставлено видение всего мироздания.

Момент нарушения запретов с наибольшим драматизмом проявлен в истории прародителей Адама и Евы, подобно другим мифологическим близнецам, снимающих завесу противоположности полов, обнажая закон борьбы противоположностей внутри самой природы человека. Аналогично древнейшим мифологическим сюжетам о братьях-близнецах, в которых божественность присуща лишь одному из двоих, в Библии мы находим противопоставление близнецов Иакова и Исава, первый из которых явился носителем отцовского благословения и божественного завета, второй — ничем не примечательным человеком. Тот же мотив исходного сосуществования и подобия высшего и обычного, трансформирующийся в противопоставление жизни и смерти, доброго и злого, из которых приоритет получает что-то одно, можно увидеть в противопоставлении Авеля и Каина, где нарушитель нравственного запрета Каин, бесспорно, культурнее и умнее.

В христианстве момент борьбы человечества за знание отражается в способности подвергнуть сомнению очевидное, которую раскрывает апостол Фома, по имени "близнец". Символом его является угольник, инструмент точного измерения. Евангелие от Фомы начинается так: "Пусть тот, кто ищет, не перестанет искать до тех пор, пока не найдёт, и когда он найдёт, он будет потрясён, и если он будет потрясен, он будет удивлён, и он будет царствовать над всем." Близнецовское стремление к поиску и исследованию также звучит в известном: "Нет ничего тайного, что не будет явным". А ориентация этого знака на познание внешнего мира запечатлена в следующих словах: "Почему вы моете внутри чаши и не понимаете того, что тот, кто сделал внутреннюю часть, сделал также и внешнюю?", и в отношении к чувствам: "Есть у вас 5 деревьев в раю, которые неподвижны и их листья не опадают. Тот, что познает их, не вкусит смерти." (Коптские рукописи Наг-Хаммади, сб.II, соч.2: 1, 5, 93 и 21). Знания апостола Фомы, открытые ему Христом, как истинное познание, переходят грань добра и зла, и этим опасны. И потому, когда апостолы спрашивают, что сказал ему учитель, Фома, не доверяя хладнокровию их интеллекта, приводит красочную метафору разрушительной силы мысли:"Если я скажу вам..., вы возьмёте камни, бросите в меня, огонь выйдет из камней и сожжёт вас."(там же, 14) Образ апостола Фомы немного выходит за рамки привычного понимания христианства, которое ради веры закрывает глаза на знания,— и может служит иллюстрацией того, что настоящее знание не мешает вере, а истинная вера не боится познания.

Идею победы истинного знания, с чувством и верой проникающего в суть, над хвастовством поверхностного всезнайства, раскрывает противостояние Симона-Петра Симону Магу, формальному подражателю Христа (оно являет аналогию астрологической оппозиции Юпитера и Меркурия, где Меркурий отвергает традиционные пути истины и нарушает самые святые запреты). В христианстве Симон Маг занимает нишу ловкача-трикстера, сначала пытаясь купить апостольский сан за деньги, а потом выдавая себя за Христа, а странствующую с ним блудницу — за Софию-Премудрость. Он имитирует смерть и воскресение, но апостол Пётр разоблачает его обман. И когда Симон, повелевая демонами, напоследок решает изобразить вознесение, бросившись вниз с деревянной башни, Пётр приказывает демонам отступиться, и чародей разбивается о камни.

Отдавшись стихии волшебства, Симон Маг оказался в наиболее неблагоприятной для ума-Меркурия сфере Рыб, мятежных и претендующих на всеобъемлющее господство: астрологическое положение Меркурия в этом знаке называется падением, и образ Симона Мага является хорошей иллюстрацией этого. Но в христианстве есть и позитивный образ волшебников, пользующихся знанием природы во благо,— это волхвы, которым звездное небо прежде всех рассказало о рождении мессии. Магическая наука побудила их принести дары младенцу Христу, явив скромность служения Девы, знака практического использования знаний, где Меркурий экзальтируется.

Меркурианские черты вестников, как говорилось выше, проявлены в образах ангелов. Из средневековой традиции известна ассоциация с планетой Меркурий ангела-целителя Рафаила ("исцели Бог") — покровителя путешественников, сопровождающего Товию в дороге за лекарством для больного отца. (Это можно соотнести с экзальтацией в Близнецах Цереры как планеты целительства, что и в жизни связывает Меркурий с медициной).

 

С Луной средневековье ассоциирует образ архангела Гавриила, передавшего Деве Марии весть Святого Духа и предсказавшего будущую судьбу младенца. Гавриил предсказывает и пришествие Иоанна Крестителя, что обращает нас к мифологеме РАКА, раскрывая древнейший мифологический сюжет убывания дня после летнего солнцестояния, соотносимой с языческими праздниками зачатия, с Луной и водой. Предвещая приход мессии, Иоанн Креститель несёт весть о бессмертии — как уменьшающийся Месяц, на три дня скрывающийся в подземное царство, предвещает новую Луну. Иоанн Креститель воплощает лунную идею ухода во мрак ради манифестации новой жизни. Крещение водой ради вечной жизни доносит до нас идею очищения самого жизненного процесса, воплощённую бессмертной рекой Сарасвати.

Суть архетипа Рака — мифологическая идея матери, всю себя отдающей ребенку,— раскрывается в облике пречистой Богородицы, впитавшем в себя черты Изиды. Христианский образ бескорыстной любви продолжает концепцию идеально-женского начала, которое, в дополнении к божественному духу, даёт человеку живую душу. Образ Девы Марии, как уже говорилось, соотносится также с местом экзальтации Луны — Тельцом — и знаком Девы, с которым связан мотив её целомудрия, посвящения и служения.

Негативную сторону архетипа Рака, погруженного во внутренний мир души-Луны, её изменчивость и неосознанное предательство отражает образ Агасфера, бессмертного скитальца, не находящего своего места среди людей. Согласно средневековой легенде, он отказал Христу в кратком отдыхе во время его пути на Голгофу, и за это его душа не обретёт покоя могилы до второго пришествия. Это может нам напомнить безрадостную окраску мифов о личном бессмертии, поскольку оно проецируется на узко-индивидуальный путь и последующее одиночество (вспомним историю Чан-э).

 

Архетип ЛЬВА не очень характерен для Библии, так как он фиксирует силу этого мира. Сам солярный цикл тем не менее отражён в христианстве как в празднике Рождества Христова, так и в Пасхе, соответствующей весеннему возрождению природы. Образ солнечного света и единства может иллюстрировать библейское понятие Офаним, что переводится как "колесо": это одна из ангельских иерархий, окружающая священным огнём хрустальный трон Бога и вызывающая естественные ассоциации с кроной светила.

В Ветхом Завете солярные черты бесспорно имеет могучий герой Самсон, имя которого происходит от Солнца-Шамса. Тайна его могущества — в волосах-лучах: в обете назорейства, дающего ему силу и объединяющему его с Богом. Солнечные черты Самсона проявляются также в том, что он — двенадцатый из судей израилевых, а его первым подвигом была победа надо львом. В образе Самсона подчеркивается отсутствие гордости, которая является самым большим недостатком знака Льва, но причиной его гибели становится другое качество этого знака — страстная любовь (к филистимлянке/палестинке Далиле, выведавшей тайну его волос).

Основатель двенадцати колен израилевых Иаков воплощает солнечную идею всеобъемлемости, и в этом тоже раскрывается как Лев, кроме его соотнесенности близнечному мифу. Двенадцать колен Израиля традиционно сопоставляются со знаками Зодиака, притом самым различным образом из-за отсутствия библейской информации на этот счёт. Можно сказать, что неистовый Рувим соответствует Водолею, Иуда сравнивается со Львом; Завулон, соотносимый с морским берегом, представляет знак Рыб; быстрый в речах гонец Неффалим — Близнецы; Дан, связанный с образом змея, потомкам которого суждено судить свой народ,— Скорпион; младший, Вениамин, которого Иаков называет "хищным волком", очевидно, Овен,— другие характеристики более спорные.

Как уже упоминалось, знаку Льва сопоставляют самый яркий образ бесплотного мира — архангела Михаила с огненным мечом, который сражается с ангелом тёмных сил Самаэлем, подобным Скорпиону, и является божьим посланником к Адаму, Сифу, Аврааму и Моисею. Функция охраны рая сближает его с Весами, а как предводителя божественного воинства его можно сопоставить Овну — что в синтезе и даёт образ Льва.

Из апостолов знаку Льва соответствует евангелист Марк, символом которого был лев, что отражает иконография: четыре евангелиста традиционно сопоставляются четырём стабильным знакам зодиакального круга.

 

Поскольку земледельческой традиции евреи не имели, образ Матери-Земли остался за пределами библейского повествования. В народных верованиях христианства это впоследствии компенсировал образ Богородицы, вобравшей в себя черты Земли-кормилицы, целительницы и заступницы людей перед внешними юпитерианскими силами природы и Бога. Архетип ДЕВЫ, кроме Богородицы, иллюстрирует её муж Иосиф Обручник, безропотно принимающий возложенный на него долг защитника Девы Марии. Древнейший мотив умирающего и воскресающего бога переходит на Христа, как претерпевающего страдания и смерть, становящиеся очистительной жертвой ради будущей жизни человечества. Преддверием страстей Христовых является евангельское повествование о воскрешении Лазаря, которое может быть рассмотрено в рамках этого архетипа.

В Ветхом Завете к знаку Девы косвенно относится образ Иосифа Прекрасного, которого братья бросили в яму, желая убить, что является аналогией его нисхождения в подземный мир, а затем продали в рабство в Египет — страну, образ которой для евреев был близок понятию царства мёртвых из-за существующего в Египте культа загробного мира. Но считаясь мёртвым среди своих сограждан, Иосиф воскрес тогда, когда засуха принесла на землю голод. Со знаком Девы Иосифа сближает также его душевная и телесная чистота и роль хранителя урожая Египта. Предусмотрительным принятием рационального решения Иосиф спас народ от голода, а установленный им порядок способствовал изобилию страны. И хотя для своего народа он остался как бы умершим (родоначальниками колен считаются его сыновья, а не он), ему, как избраннику, принадлежит "благословение небес" и "благословение бездны" — познание обоих сторон жизни, возвысившее его и между египтянами, и между евреями, которых он познакомил с земледелием и цивилизацией. Последнее, а также утончённость Иосифа и сам его эпитет "прекрасный" сближает его и с образом культурного знака Весов.

 

Архетип ВЕСОВ, отражающий устроенную жизнь за стенами города, тоже не развит в мифологии народа кочевников. Как эволюционный переход от кочевой к оседлой жизни трактуется убийство скотовода Авеля земледельцем Каином, имя которого — "коваль"— напоминает о его первоначальной роли кузнеца. Но в Библии создание человеком своей особой внеприродной жизни трактуется негативно — что подробнее рассмотрено в главе, посвященной мифологии Весов.

Характером Весов обладает царь Соломон, имеющий и черты Льва, как властелин этого мира (здесь архетип Весов вновь сливается с Солнцем в идее построенной своими руками цивилизации). Это мудрейший царь всех времён и лучший из судей, умеющий гармонизировать земную жизнь и построивший храм в Иерусалиме (что можно соотнести с экзальтацией в Весах Сатурна). Отрицательным его качеством стал типичный для Хирона плюрализм: Соломон позволил своим жёнам придерживаться разных культов, за что его наследие было разделено и построенный им храм разрушен. Умение Весов использовать подземные силы проявилось в подчинении Соломоном демона Асмодея, помогавшего ему строить храм.

Ещё один переходный образ между Львом и Весами — пророк Даниил ("бог мой судья"), укрощающий льва, которому он брошен на съедение. Его победа здесь символизирует не столько силу, сколько миротворческую роль разума. С ним же связана легенда о трёх отроках в огненной печи, которых не тронул огонь, что также отчасти можно трактовать через образ овладения хтоническими силами: силами внутренней души и через это внешними обстоятельствами. Всевидение Солнца отражается в пророческих снах Даниила, повествующих об отдалённом будущем стран и народов. Но, подобно Весам, задача которых заключается в интеллектуальном познании пути эволюции, Даниила наиболее занимает их интерпретация, ради которой он включается в утомительные медитации, хотя его видения не имеют никакого отношения к его собственной жизни, далеко выходя за её рамки.

 

Картину СКОРПИОНА раскрывают христианские образы Страшного Суда и геенны огненной, аналогичной библейскому Аваддону и Шеолу. Провозвестниками Страшного Суда являются огненные ангелы серафимы, которых можно отнести и к Овну. Ангелом смерти первоначально был богоборец Самаэль ("яд божий"), по библейской традиции противоборствующий Богу, хотя и по его воле. В христианстве он приобретает негативную роль "падшего ангела", и его образ снижается до Дьявола-Сатаны.

Представление о падении в бездну подземного мира доводит до логической завершённости Иуда Искариот, традиционно относимый к знаку Скорпиона. В его образе подчёркнут момент греха и искупления: Иуде приписывается совершение всех наиболее тяжких преступлений ещё до встречи с Христом, и предательство Бога довершает этот список. Казначейская функция Иуды указывает на скорпионовскую склонность к стяжанию как способ обретения материальной власти. Современная интерпретация Иуды как ученика, страстно любящего Христа и берущего на себя худшую роль ради манифестации истины также вполне соответствует характеру Скорпиона.

В византийской традиции Иуда выступает как негативный двойник Иоанна Богослова, любимого ученика Христа. Как евангелисту, ему сопутствует символ орла, и Орёл — одно из старых названий знака Скорпиона, которое ему иногда пытаются вернуть современные астрологи. Через образ Иоанна Богослова наиболее ярко описано отношение христианства к архетипу Смерти. Это автор Апокалипсиса, предвестник конца света, имевший видение о конечной судьбе мира. Из всех апостолов в его образе наиболее проявлен мотив преодоления смерти. Когда Иоанна пытаются умертвить, на него не действует ни яд, ни кипящее масло, и после его смерти могила оказывается пустой. Он выступает как наследник Христа, сохраненный для мученического подвига во время Апокалипсиса.

В характере Иоанна Богослова и до этого подчеркивается твердость и аскетизм, которые являются позитивными чертами выносливого знака Скорпиона. Он единственный, кто осмеливается спросить Христа о предателе, и предан ему до конца его страданий. Иоанна Богослова изображают возлежащим на груди Христа во время тайной вечери, что символизирует близость к Богу и интимное общение с ним (вспомним, что Плутон заведует самым тесным энергетическим взаимодействием).

В позднехристианской мифологии, вбирающей в себя элементы предшествующих народных традиций, черты бога подземного мира переходят на Николая Угодника — защитника пахарей перед Ильёй-громовержцем. Он ассоциируется с Велесом, который был богом скота и народа и противопоставлен громовику Перуну — покровителю военной аристократии. Сочувствие святого Николы простым людям и его связь с глубинами земли перекликается и с мифологемой Рыб, что подтверждает его функция покровителя моряков и рыбаков: он известен под именем Николы Морского, отвращающего бури. Ассоциация этого образа с нижним миром ещё ярче проявилась в западном образе святого Николая, превратившегося в Деда Мороза — Санта Клауса, обладающего несметными богатствами и раздающего их людям в виде рождественских подарков — при этом Санта Клауса сопровождает демоническая свита.

 

В отличие от Иоанна Богослова, который считался носителем тайных духовных истин, апостол Пётр, являя архетип СТРЕЛЬЦА, выступает проводником явного учения церкви. В искусстве аскетической внешности Иоанна — длинное лицо, высокий лоб — противопоставляется широкое, обрамлённое кудрявой бородой, добродушное лицо Петра. Старшему среди апостолов, названному Христом краеугольным камнем веры (petros — "камень, скала") и основавшему социальный институт церкви, соответствует роль главы пантеона в мифологических сюжетах. Пётр, преподаватель антиохейской кафедры и учитель просвещённых иудеев в отличие от "апостола язычников" Павла, как высший посредник вхож в верхнее и в нижнее царства и изображается хранителем ключей рая и ада. Он призван довести до конца свою миссию в обустроенном мире и цивилизованном обществе. Это одна из причин того, что когда по уговору учеников, узнавших о грозящей ему опасности, он выходит за пределы города, встретившийся ему Христос возвращает его обратно.

Троекратное отречение Петра отражает экзальтацию в Стрельце Хирона, побуждающего человека вести себя согласно внешним обстоятельствам. Перевёрнутый крест распятия Петра обычно трактуется как символ грехопадения Адама, установившего на земле неправильный порядок, но может быть понят и как юпитерианский символ спускания божьей воли с Небес на Землю. Эта роль Петра как посредника-царя отражена в словах Христа, обращённых к Петру: "Дам тебе ключи от Царства Небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано и на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено и на небесах." (Мат. 16,19)

В народных верованиях образ громовержца отражает Илья-Пророк, грозный святой, вознесшийся на небо прямо в колеснице. У многих народов он отождествился с образом главы языческого пантеона и на Руси заменил Перуна, с праздником которого совпадает Ильин день.

В историческом повествовании Ветхого Завета мифологеме Юпитера соответствует Саул, как первый царь иудеев, на смену которого потом приходит более молодой и праведный.

 

На гране Стрельца и КОЗЕРОГА стоит библейский образ прародителя евреев и основателя их истинной веры Авраама ("отец множества")— избранника Яхве, заключившего с ним союз. Идея этого образа — поиск сильнейшей власти, которую в мифах символизирует царь богов. Сначала Авраам ищет её в природных стихиях (мифологически подчиненных громовержцу), но видит их ограниченность: огонь гасит вода, слава Солнца ограничена временем дня и т.д. Возвышаясь над природой, он приходит к пониманию истинного Бога (высоты архетипа Юпитера, символизирующего активную организацию мира сверху — и сочетание природного с человеческим в образе единой божественной воли). Как древний царь и жрец, Авраам становится проводником воли Неба, и как прародитель мифологемы Сатурна утверждает открывшийся ему взгляд на мир среди своих потомков.

Поскольку архетип Козерога связан с образом определения судьбы и суда, его выражают судьи израилевы — вершители закона, и особенно последний из них — Самуил, помазавший на царство Саула и Давида и тем передавший царям те функции, которые раньше принадлежали лишь пророкам. Также богом сатурнианского типа является сам Яхве в том смысле, что он ведёт свой народ к его земле, культивируя генетический тип людей, который бы стал носителем его идеи (архетип рода). Это непреклонный судья, предлагающий евреям жёстко определённые законы и жестоко карающий своих избранников за их нарушение. Здесь генетическая кристаллизация Сатурна заменяет культурную эволюцию Весов (что позволяет сделать экзальтация Сатурна в этом знаке), и это составляет ещё одну особенность еврейского народа, отклоняющуюся от универсальной схемы развития человеческого сознания.

Поскольку сообщество иудеев было не способно оградить себя от диких стихий стеной городской культуры, кристаллизация генофонда явилась одним из путей её замены: стенами родовой семьи, хранящей культуру, так сказать, в крови. В этом смысле не став "избранным народом", евреи не сохранили бы себя, так как для нормального развития национальный дух, как и человек, должен опираться на всё архетипическое наследие жизни, а в данном случае один из необходимых жизненных моментов (соответствующий архетипу Весов), отсутствовал. Древняя сатурнианская черта родовой обособленности, эспансивно вторгшаяся в сферу идеологии, нетипическая и уже лишняя для других народов, непонимаемая ими и регрессивная для эволюции в целом, долго навлекала беды на избранный народ Яхве. Но всё же она позволила ему в конце концов выйти на прямой эволюционный путь, который лежит не только через внутренние завоевания духа, но и через внешние достижения цивилизации.

С козероговской идеей освоения территории связан образ Моисея, который вывел народ к его будущей земле. Подобно Аврааму, Моисей имеет также юпитерианские черты законодателя и воспитателя народа, подающего ему личный пример веры и послушания Богу. А в изначальном и типическом для мифологии смысле землю осваивает первый умерший — Адам, и его образ возникшего из земли первопредка и царя умерших тоже можно отнести к этой мифологеме.

И всё-таки со времен Адама для человека большая часть земли оставалась чужой. Чтобы исправить это несоответствие и сделать земной мир полностью своим, чтобы он достиг цели божественного творения, под знаком Козерога воплотился ХРИСТОС. Козерог — знак цели и завершения, знак окончательного закона и стержня своей судьбы. Христос принёс миру высший закон человеческой жизни в самом себе, и потому этот закон стал выше законов общества, внешних и потому формальных рычагов управления. Он явился в мир как личность, отождествившаяся с идеей до самой глубинной материальной сути, и потому не только Его идея нового пути осталась людям, но говорится, что и Он сам пребывает с нами. Его "Я", которое пишется с большой буквы, является высшим проявлением силы Марса (его экзальтацией в Козероге). Поэтому Христос называется последним человеком, как первым был сотворенный из глины Адам. Как Козерог, Он завершил собою божественное мироздание.

 

Библейский образ ВОДОЛЕЯ — демиург Саваоф, творящий мир духом и в семь дней осуществляющий разделение Неба и Земли, создающий светила, растения, животных и, наконец, человека. Как и о других древних демиургах, отдалившихся от людей, о нём ничего более не известно.

Знаку Водолея сопоставляется также образ архангела Уриила, имя которого переводится как "свет". Он является провозвестником тайн Вселенной и проводником Еноха в рай Эдем, а в поздней традиции связывается с огнём и зимним теплом. В иудаистической мифологии образу рая, отражающему небесный знак Водолея, соответствует понятие "лона Авраамова" — места упокоения праведников, из которого возникает христианское представление о загробном блаженстве, как соединении душ с Богом на Небесах. Христианское понятие о небесном царстве в большей степени иллюстрирует образ Водолея, чем земной рай Эдем: прежде всего это невидимый духовный свет, противопоставленный внешней тьме, а потом уже прочие блага.

Водолейский образ бесплотного ангела в христианской иконописи является символом евангелиста Матфея. К этому знаку можно отнести и апостола Андрея Первозванного. Будучи первым, кого Христос призвал в число своих учеников, он уступает приоритет Петру — подобно тому, как небесный образ Урана замещается юпитерианским. По православной легенде, никак не связанные с реальной жизнью идеальные помыслы довели Андрея до далёкой территории будущей Руси и побудили предсказать торжество христианства в этой пустынной стране. Однако интуиция Урана, указывающего перспективу, не подвела апостола: через десять веков его мечта сбылась, и впоследствии Андрей стал считаться крестителем России. Христианство на нашей территории соответствует характеру своего покровителя: от католичества православная культура отличается более возвышенным подходом, идеалистическим и оторванным от материи, простором духовного творчества и потерей себя в чуде богоискательства.

 

Архетип РЫБ отражает библейское морское чудовище Левиафан, имя которого — "свернувшийся" — возвращает нас к образам нерасчленённого плотного Хаоса. Это враждебное Богу семиглавое чудовище, подобное Тиамат, над которым Бог, подобно громовержцам, в начале времён одерживает победу. В "Книге Иова" Левиафан выступает как пример тайны и непостижимости божественного творения.

И сам образ Иова, испытанный Богом и Сатаной и претерпевший страдания не за свою вину, отражает присущее знаку Рыб качество веры — которое считается само собой разумеющейся и основной добродетелью человека для иудеев, чей характер соответствует этому знаку. Потерявший всё своё богатство нищий Иов отстаивает перед своими друзьями сложность и недоступность для человека божьих помыслов, несводимых к примитивизированному сатурнианскому понятию порока-воздаяния (в чём проявляется отношение знака Рыб к тайне) — и Бог, явившийся Иову среди бури: в грозном облике громовержца — подтверждает его правоту.

Неисповедимость путей господних — одна из ключевых идей архетипа Рыб, которая в современности формулируется через понятие относительности всех рациональных установлений и наших мыслей о том, что должно быть. Типичность этой идеи подтверждает и то, что ещё до Библии она звучала и в вавилонской поэме "Владыку мудрости я хочу восславить" (XI век до н.э.), повествующей о страданиях человека, который вел праведную жизнь, но потерял благополучие и здоровье.

"Только начал я жить, как прошло мое время.

Обернусь ли — горе да горе!..

Кто же волю богов в небесах распознает?

Преисподней законы, кто их угадает?

Бога пути распознает ли смертный?

Тот, кто жив был вчера, умирает сегодня!"[4]

 

И здесь, как и в Библии, божественная справедливость оказывается в конце концов восстановлена: во сне страдальцу являются посланцы бога и возвращают ему утраченное.

Архетипически сюжету страданий Иова отчасти подобна история Ионы, который, правда, напротив, не имел веры для исполнения миссии, возложенной на него Богом. Стремление увильнуть от прямого действия и уйти от ответственности, часто присущее знаку Рыб, навлекло на Иону божью кару, и его проглотила рыба Кит — ассоциирующаяся с первозданной бездной, подобно Левиафану. И подобно многим мифологическим героям и Трите, нисходящему в мир иной за дарами вечности, во чреве Кита Иона обрёл силы для исполнения своей миссии.

Этические проблемы, характерные для знака Рыб, наиболее полно раскрываются в связи с образом Ноя: здесь можно вспомнить эпизод опьянения Ноя и безнравственное поведение Хама по отношение к нему, которое строго карается. Сам Ной выступает как праведник, которому дано пережить всё уничтожающий разгул водной стихии — потоп. Услышав предупреждение невидимого Бога и веря ему, он строит ковчег — сжатый аналог развернутого на Земле бытия, явившийся среди первозданного океана, покрывшему землю, зародышем будущего. (Подобно этому, построил корабль аккадский Атрахасис, предупрежденный богом вод, и в этом мифе также проступают моральные проблемы. Бог Эйя не может нарушить клятву перед богами и прямо сказать Атрахасису о потопе; а боги, чтобы сохранить верность договору уничтожить все тленное, делают героя бессмертным).

Как видно, опора на мифологические архетипы при интерпретации образов Священного Писания не искажает сути вещей. Черты этих образов лишь дополняют древние архетипы более конкретным содержанием — более близким к нашему сегодняшнему взгляду на вещи. На основе древней картины история формирует новую символику, преподнося нам свою интерпретацию архетипов. Мы сегодня можем в опоре на старые образы вновь предлагать их более актуальные нашему времени символические трактовки. Тогда, например, библейский образ потопа предстанет в современном мировосприятии как власть бессознательного, всеобщий хаос и смятение души, в котором живут люди и против которой устоять может лишь сознание таких праведников, как Ной: и оно хранит прежние достижения для будущих поколений. При этом мы останемся в рамках архетипа Рыб. И если вслед за христианством, вобравшим в себя языческий пантеон богов, будет создан новый глобальный миф, он тоже проявит многообразие черт прежних архетипов.

 

АСТРОЛОГИЯ НАЦИОНАЛЬНЫХ МИФОЛОГИЙ

 

Архетипический подход является хорошим инструментом символической интерпретации, но, пожалуй, не это в нём самое интересное. Как мы видели на примере Библии, он позволяет ясно увидеть особенности разных мифологических традиций и указать на те черты, которые являются характерными для национального сознания отдельных народов в общей системе развития человеческой мысли. Часто астрологи все древние культуры (и Египет, и Индию, и Китай, и Тибет) соотносят со знаком Козерога: просто мысля их человеческим прошлым. Но для понимания их значения в культуре это малопродуктивный подход, хотя он и имеет свои основания.

Имея критерий понимания национальных акцентов и отклонений от общего эволюционного пути, мы можем основываться на выявленных особенностях мифов при анализе астрологической характеристики стран. Это даёт возможность обозначить их историческую роль и реконструировать психологические особенности даже тех древних народов, которые уже исчезли с лица Земли, став субстратом, который сформировал характер современных наций.

 

Например, в шумерской мифологии всё мифологическое действо разворачивается вокруг таблиц судеб ме, что позволяет считать вершиной этого народа исторический этап развития родовой организации, когда миром правил закон судьбы. Материально обустроив свою пустынную территорию и явив миру сознание "золотого века", шумеры исчезли в месопотамской цивилизации, исполнив сатурнианскую роль родоначальников идеологического государства Вавилона, выдвинувшего на главные роли Мардука-Юпитера. Пафос его роли, отражающей стрельцовский архетип,— победа над хаосом и установление порядка, который не казался изначально данным и незыблемым на земле, где бушевали ветра стихий. Непредсказуемая природа Месопотамии побудила людей пристально изучать небесные предзнаменования — и государственной религией Шумера стала астрология.

Отражая характер самого мировоззренченского знака Зодиака, шумеры принимали судьбу как волю богов — живущих в человеческих городах, и столь же физически пребывающих в духовных высотах неба. И хотя их мифология осталась на политеистической стадии и не выдвинула образа единого бога, мы были бы неправы, сочтя ее в чем-то отсталой. Внутреннее понятие о боге и его связь с личностью человека, выразительные лица людей и богов и психологическая глубина молитвы отразилась в шумерском искусстве, для которого внешнее сходство было неважным по сравнению с динамикой движения души. Мы можем в этом усмотреть динамическую организацию мироздания Юпитера. В богах-планетах шумеры видели посредников, взаимодействующих с законами мироздания и управляющих их проявлениями в жизни. И может быть, именно шумеры впервые ощутили Бога так, как сегодня воспринимают его глубоко чувствующие и верующие люди. Они писали письма богам: в этом отражалось и их знание о свойствах природы, и практическое намерение; и поэзия, и мольба.

В ту эпоху еще не разрушилось естественно целостное восприятие мира и уже родилось его рационально-научное осмысление. Этим шумеры близки современности, которая сейчас вновь подходит к слиянию раздробленно-интеллектуального и ноосферически-единого взгляда на мир. Аспект создания новых идей мирового значения, нового мирового мифа на ближайшие 170 лет — соединение Урана с Нептуном — произошедшего недавно, что сближает наше мировоззрение с мировосприятием древнего Шумера. Этот аспект во многом отражает характер Древнего Междуречья, идеология которого соединяла небесные предзнаменования стихийных катаклизмов с принятием волн судьбы.

Характерно, что именно от шумеров до нас дошла первая письменная фиксация мифов (подвиги Гильгамеша — серед.III-го тыс.до н.э.). В Шумере не родилась ни одна мировая религия — но в нем родилась наука, от вавилонян воспринятая греками. И научное знание, к которому люди испытывают сейчас почти религиозный пиетет, сегодня подтверждает сакральные истины мироустройства: словно шумеры и вправду владели таблицами судеб мира, на тысячелетия вперед указав предопределение будущего развития сознания.

 

В отличие от внутренней ориентации Шумера, египетское искусство обращало большое внимание на внешние черты богов и людей. В статике египетской цивилизации, которую не нарушали бури стихийных перемен и где всегда вслед за восходом Сотис начинался плодородный разлив Нила, развилось представление о равновесии и симметрии земного и небесного, сопоставившего телесному человеку образ его духовного двойника (ка). Там впервые утвердилось львовское понятие человеческой индивидуальности: равенства всякого человека богу (Осирису) и родилась идея воскрешения во плоти. Для обеспечения вечной жизни, кроме поминания души, представлялось важным тело, а также имя: чтобы дух, ушедший на небеса, мог себя узнать, вернувшись на землю,— и воскресить индивидуальный облик тела, души и имени. Недаром столь много значило для Изиды имя Ра: сила имени давала богине любви власть над солнечной энергией жизни. А перспектива вечной жизни, которую от египтян позаимствовало христианство: представление о будущем существовании не в потустороннем мире, а на цветущей земле — отражает архетип Венеры. Именно планета Венера столь уверенно ставит акцент на внешней жизни, ради реализации внутренних желаний и намерений человека.

Акцент египетской цивилизации на знаке Тельца (и Льва) подтверждают и другие черты её мифологии. Земледельческая цивилизация Египта всегда отдавала должное быку, отождествляя с коровой даже небесный свод. И с архетипом Венеры связана доминанта женского начала в мифологии Египта: египтяне представляли Небо в женском образе, а Землю — в мужском, что нетипично для мифологии в целом. По-женски пассивная стабильность жизни египтян отвергла защиту громовержца-Сета ради возвышения утренней звезды-Изиды и создала человеческими руками огромную цивилизацию под покровительством Солнца-Ра. Она позволила достичь в ней технического совершенства, расцвета искусства и до сих пор не осознанной мудрости Тота и сделала её уязвимой лишь в конце мужской эпохи овенских завоеваний.

Созидательная ориентация Египта проявлялась в том, что царские сановники там никогда не были военачальниками, но считали не зазорным работать в мастерских, руководить постройкой зданий, расписывать стены гробниц или дирижировать певчими. Правовое положение женщины в Египте мало отличалось от мужского, что также говорит о силе правления в этой стране владычицы чувств Венеры. Из Египта до нас дошли первые образцы светской любовной поэзии.

 

В иранской мифологии боги и герои борются за царственное достоинство фарна, что указывает на её отношение к венценосному знаку Льва. Но прежде она отталкивается от стрельцовской мировоззренческой концепции Междуречья, что формирует в зороастризме опору на четыре стихии, и ставит в мифологии сильный юпитерианский акцент борьбы добра со злом (Ахурамазды с Ангро-Манью), но с этической доминантой — признаком Весов. Прежний далёкий от ощутимых жизненных ценностей водолейский бог Дьяус здесь совсем перестаёт почитаться: наследниками его светлого имени остаются лишь злые духи-дэвы. Во время разделения индо-иранского единства на земледельцев-иранцев и кочевников-арийцев разделяется и общий пантеон: иранцы остаются привержены к внутренним, стабильным силам мира: асурам/агурам — и отрицают стихийные, внешние сил — дэвов (становящихся покровителями арийцев, дошедших до Индии). Вместе с этим мы видим яркий образ опускающегося в мир Митры: бога договора, который предстаёт сначала как экзальтация Вулкана в Стрельце, а затем сливается с Солнцем. И неслучайно символом шаха Ирана стал лев на фоне солнечных лучей.

Как Лев, Иран сохранил себя: и территорию, и название, не утратив и своей этико-идеологической ориентации. Торжество роскоши Льва (вспомним сказки Шахерезады) там чередуется с периодами идеологической экспансии. Динамизм Стрельца побеждает материальность Льва, стремясь вновь поднять до небес падший дух. Когда-то идеология зороастризма стала краеугольным камнем христианства. Сейчас Иран — самый ярый сторонник ислама: в нём до сих пор сохраняется этико-религиозная модель государства.

В древние времена: во время расцвета персидской державы — идеологический плюрализм Ирана обнаружило его принятие религиозных традиций завоеванных им стран. Персидский царь Кир II, покровительствуя возрождению древних культов в покоренных странах, велел восстановить разрушенные храмы в Вавилонии, Эламе и Иудее. Камбиз после завоевательных походов короновался по египетским и вавилонским обычаям, почитая богиню Нейт и приняв престол "из рук Мардука". Дарий I пошел ещё дальше: он сам строил храмы Амону и другим египетским божествам. Хотя ахменидские цари считали своего верховного бога Ахурамазду самым могущественным богом, но они искренне верили и божествам покоренных народов. В Иерусалиме они почитали Яхве, в Малой Азии — греческих богов, принося им жертвы и при этом не теряя своей древней веры в горы и реки. Может, такая веротерпимость и привела к тому, что зороастризм стал первой из новых религий и предшественником христианства? Как Стрелец, сочетающий Небо и Землю и оперирующий в их едином пространстве, зороастризм неразрывно связал старые (как мы сегодня говорим, языческие) и новые религиозные представления.

 

В индийской мифологии и боги, и асуры стремятся заполучить напиток бессмертия сому, который даёт жизнь и громовержцу Индре, и его противнику Вритре. Там же мы находим самые яркие образы обожествлённых рек. Это соотносит Индию со знаком Рака, что подтверждает и история. Даже особенно не охраняя ни свою страну, ни свою идеологию, но вбирая в себя весь конгломерат верований самых разных пластов и народов, непротивленческая Индия сохранила древнюю культуру и память о всех своих и многих чужих богах. Она создала синтетическую религию и философию и привлекла внимание мира к богатству и многообразным возможностям внутренней жизни души. Под светом души-Луны внутреннее органично становится внешним: и множество храмов и ашрамов, йогов и бродячих монахов украшают страну Рака, отражая все течения религии и все потоки мысли людей, ищущих пути к материнскому истоку жизни: напитку бессмертия соме, образ которого возводится к материнскому молоку.

Индийская мифология, в отличие от других языческих вер, сохранилась и живет до сих пор, как одна из мировых религий (индуизм) — благодаря своему гибкому лунному приспособлению к постоянно изменяющимся духовным ориентирам. Когда появляются более демократические течения (буддизм, джайнизм), брахманистский индуизм обновляется и из ритуально-пантеистического превращается в монотеистический в опоре на новый образ человека-творца Праджапати. Затем богочеловеческий — страдательный — элемент новых религий (который мы находим в исламе или христианстве) предстает в шиваизме и кришнаизме. Каждый раз вера индусов находит образы в глубинах национальных мифов, которые становятся актуальными, и тем сохраняет всю систему древней мифологии живой и многогранной, переливающеюся во времени как божественные воды Ганги или Инда. Но кому же и дано хранить прошлое, как ни знаку Рака?

Внимание к скрытым ценностям души, характерное для Рака, у индусов сформировало прекрасные образы подземных миров (Патала), которые у других народов редко предстают чем-либо, кроме ада. Это иллюстрирует родственность знаков Рака и Скорпиона в позитивном отношении к иной, невидимой реальности. Камнем преткновения для индийского мировоззрения, тихо просочившегося и в западную, и в нашу культуру остаётся понятие кармы, соответствующее противоположному знаку Козерога.

 

В греческой мифологии центральное место занимают герои: принимая живое участие в судьбах людей, бессмертные боги вступают между собой во взаимодействие по их поводу, ссорятся и доказывают свой приоритет тем, что делают смертным подарки. А люди доходят до того, что вызывают богов на поединок, и тем приходится обуздывать героев, с трудом утверждая своё превосходство (миф об Арахне), да и то наиболее неприятным из них это не удается (как Аресу или Аиду). Такая ситуация сопоставляет греков знаку Близнецов, и именно они дали западной цивилизации интеллектуальную базу, равно как и развитие торговых связей.

Интересно, что в Греции не было жрецов, поскольку в силу образованности религиозные функции мог исполнять каждый: это пример того, как Меркурий замещает собой Юпитер, дробя его целостное величие на части между всеми. Юпитерианский культ царей на нашел почвы на этой территории, в отличие от почитания культурных героев, основывавших новые города (в чем отразилась также политическая раздробленность Греции). Возможно, в такой индивидуализации религии причина свободомыслия греков и их тяге к собственной философии.

 

А в китайской мифологии разницы между людьми и богами практически нет и никогда не было. И необъятный божественный пантеон, исполняя закон подобия Весов, является непосредственным продолжением земной социальной иерархии с бесконечным количеством ведомств, где всегда найдётся должность для ещё одного небожителя. Исторической иллюстрацией огороженного от природы мира цивилизации Весов служит Великая Китайская стена и отказ от употребления молока как слишком откровенно животной пищи. Китай дал мировой культуре тонкое понимание законов (дао), отражённое в сложных общественных ритуалах ("китайские церемонии").

 

Япония в своих религиозных церемониалах сохраняет черты Девы. Главный храм Исе, где хранятся атрибуты богини Солнца Аматерасу — священное зеркало и меч — торжественно перестраивается каждые двадцать лет по древней технологии, уже тысячу лет сохраняясь вечно новым. Да и сам центральный миф о том, как богиня Аматерасу скрылась в гроте и зеркало помогло выманить её оттуда — типичный миф о смерти и возрождении архетипа Цереры и Персефоны. Мы найдем в японских ритуалах и символ очищения — метлу: это неизменный атрибут ноябрьских праздников в честь бога удачи Ямато, покровительствующего в торговле. Метла выметает прошлые неприятности, и на следующий год должна быть выброшена и заменена на новую.

 

Характерной чертой римской мифологии стала простота и конкретность образов: римляне обожествляли всё, в чем была практическая необходимость — Мир и Войну, Спор и Согласие, Славу и Мужество — и учреждение культа в честь какого-либо нового понятия было самым обычным делом. Обладая свободным отношением к традиции, римская мифология изначально являла собой овенский психотип, а потом, вобрав в себя наследие греческой культуры и культы покоренных народов, стала двигаться в атеистическом направлении к материальному всеохвату Льва. И, возможно, потому, что в данном случае это был регресс, её легко сменило христианство, родственное римской культуре демократической ориентацией. И сколько бы мы не ругали развращенность Древнего Рима и десакрализованность его культуры, более благоприятной почвы христианство найти не могло.

Среди древних народов Рим пришел к самой демократической организации своего общества. Уже в 5 веке до н.э. плебеи стали вести войну с патрициями за свои права и достигли успеха в выработке законодательства, которое предоставило личности наибольшую свободу. В Риме проявилась идея тройной власти: императора (сегодня соответствующего президенту), закона (законодательного органа: парламента), и народного собрания, причем предусматривалась возможность отстранения любого правящего лица "снизу". (Жители нашей страны и сегодня не обладают такими правами. И пока мы не приблизились к тому уважению к законам, которое было присуще древним римлянам, явно рано говорить о втором пришествии Христа).

 

Германская мифология, где воинствующий бог дружины умирающих и воскресающих воинов за счёт личной силы и разума сверг главу прежнего порядка бытия, даёт яркое представление о конце света, и этим являет идею Марса. Правда, она звучит не только в позитивном варианте Овна, но и в мрачной окраске Козерога; и её акцент на противостоянии и апокалиптическом суде унаследовало католичество, известное любовью к стигматам и крестовыми походами. Тем не менее основная идея силы личности, не страшащейся даже смерти и преодолевающей все преграды, кроме фатальности неизбежного конца, стала базовой идеей западной культуры, ориентированной на развитие индивидуальных качеств человека.

 

Славянские мифические образы воспринимаются нами сегодня прежде всего через описание природных явлений (Илья Пророк — через гром, Ярила — через Солнце), что и естественно для мифологии, где точкой отсчета мыслится далёкий свет водолейского неба. Как ветер — облака, она рассеивает старые мифы и со всей первозданной силой стихии движения творит новые, которые, однако, не имеют шанса просуществовать дольше, чем прежние.

Видоизменяло себя язычество — забыв Дьяуса, но сохранив жажду дива-чуда, отняв у Перуна роль демиурга, но сделав его воинским князем, а потом, ради новой христианской веры почётно отправив его в подземный мир прошлого на погребальной ладье. Потом долго преображало себя православие, начав с оживления похороненных богов в душевном облике святых и дойдя до идеи воспитания нового человека в соборе коммунистической общинности. И пусть в вихре мечты о вселенском рае русское Диво поломало много маленьких земных церквей — национальное сознание с ориентацией Водолея вряд ли долго будет об этом страдать. Те храмы, что оно строит, не здесь. Бог Неба не заботится о жителях Земли и материальных предметах, но это не останавливает движения мысли. Простор этого движения являет миру сообщество людей архетипа Водолея, которое в безграничной неопределённости его самосознания даже сложно назвать народом. И чем больше преображают себя мифы на Руси, тем дольше они живут.

*      *      *

Разные мифологические образы могут наиболее ярко проявлять свои черты на той территории, где они возникли, будучи ближе душе тех людей, которые родились в этой местности. В этом смысле интерес представляет наша многонациональная страна, где сохраняется богатый арсенал мифологических источников. Так, возможно, в ленинградской местности будут вызывать наиболее сильный отклик угро-финские мифы, а на Урале или Алтае — мифы местных тюркских народов. Ни одна страна не обладает таким количеством разнородных пластов мифологии — от самых примитивных мифов шаманства до христианства. И если время откроет их для нас, они могут дать нам лучшее понимание современных черт национального характера.

Астро-национальные модели также помогают в понимании исторических и политических ситуаций. Так, например, в свое время противоречие астрологических антиподов отразилось в главном противоборстве эллинистического мира (Близнецы) с Персидской державой (Стрелец). Борьбу этих же архетипов отражает современное пристрастие США (Близнецы) к региону Персидского залива — к Ирану и Ираку (наследнику Стрельца-Вавилона).

 

СВЯЗЬ И РАЗВИТИЕ АРХЕТИПОВ

 

Такой дошла до нас мифология разных народов. Мы не поднимали её разных пластов, замещая исторический анализ архетипической реконструкцией. Соотнесение знаков с глобальными этапами эволюции культуры и мышления человека показывает, что мифология строится по определённым законам, что мы и пытались показать, разворачивая мифологические картины планет на основе разных национальных традиций. И когда мифология определенной территории принимает в свой пантеон божеств других народов (как греческая), она тоже делает это на основании универсальной логики архетипов.

Астрологическая последовательность мифологем соответствует реальному порядку возникновения мифов в смысле развития общей эволюционной идеи. Но при этом надо помнить, что жизнь не описывается линейной моделью, и потому всем стадиям эволюции мысли подспудно сопутствовали боги всех архетипов, одни в свёрнутом и затушёванном облике, другие — во всю мощь своих качеств, и астрологическая система прежде всего помогает нам расставить верные акценты.

Постоянное развитие происходит как в неоднократном повторении циклической модели Зодиака, так и внутри каждого архетипа. Кроме того, образы перерождаются: древнейшие боги получают новые черты, и в этом смысле относятся уже к поздним ступеням развития сознания, кочуя из мифологемы в мифологему. Архетипическая модель помогает выявить временные напластования в одном мифологическом образе. Так, Перун, будучи громовержцем, имеет черты бога войны. Общая модель сразу даёт возможность увидеть, что образ громовержца здесь изначален и предположить космогоническую роль Перуна, а черты вождя военной дружины считать более поздними. Поскольку же в русской мифологии произошло перерождение старого образа, связанного с природой, а не возник новый, более человеческий, образ бога, это говорит о достаточно безличном и бессознательно-интуитивном способе эволюции сознания на водолейской территории, которое хранит очень сильную инерцию прошлого (в соответствии с тем, что Сатурн — второй управитель Водолея) — и отчасти именно поэтому перемены идеологии оказываются столь радикальными.

Следует обратить внимание также на то, что развитие по кругу Зодиака происходит в обе стороны, и система септенера, сопоставляющая Марс и с Овном и со Скорпионом, Венеру — с Тельцом и Весами, а Меркурий — с Близнецами и Девой, также не случайна. Она показывает, что круг развития на самом деле оказывается спиралью: двойной спиралью, подобной китайскому символу порождения ян-инь. Движение развития Марс-Венера-Меркурий: воля-чувство-разум идёт навстречу друг другу, сходясь к центру Солнца и Луны.

Это — грань самостоятельной осознающей себя личности (Лев) и бессознательной памяти души (Рак), грань на которой возникает зародыш того, что мы обычно понимаем под бессмертием — или просто конкретным рождением живого человека. Это точка, противоположная соприкосновению Урана и Сатурна: Неба и Земли, духа и материи, разделение которых символизирует сотворение мира и возникновение человеческого сознания. По астрологической системе соединение Солнца и Луны — рождение человеческой жизни и бессмертия — обратно ему: как близкое — далёкому, сиюминутное — вневременному, вечно настоящее — тому, что только было или только будет. Человек вечен не в том смысле, как вечна Вселенная, он иначе беспредельно велик и иначе ничтожно мал.

 

Современные понятия возникли на основе архетипов, и поэтому науки о человеке для прояснения идей когда-нибудь естественно вернутся к первообразам. В свою очередь абстрактные понятия являются обобщением архетипов, и, опираясь на них, мы можем проследить преемственность некоторых тем в разных мифологемах, заложивших основы современных абстрактных представлений о мире. Последовательность формирования архетипов сознания крайне сложно было бы описать какой-либо одной схемой. Знаки Зодиака последовательно соединены между собой не одной идеей, но одновременно многими линиями развития разных понятий, и логика перехода от одного знака к другому всегда разная. Для каждой стадии эволюции мышления существенными оказываются свои понятия, и на самом деле не существует какого-либо настолько общего, чтобы объединило их все. Но чтобы ещё раз проследить перспективу пути, можно привести несколько наиболее абстрактных логических моделей, связывающих мифологические образы знаков Зодиака.

 

Прежде всего, все  м у ж с к и е  знаки так или иначе развивают идею активного творчества, а все  ж е н с к и е — идею рождения и смерти. Правда, у женского знака КОЗЕРОГА, уходящего от стихии, функция прародителя предстаёт как мужская функция творца, лепящего людей из глины. А мужской знак ОВНА, возвращающийся к стихии, напротив, в большей степени связан с рождением, хоть это рождение не только жизни, но и мира в целом, к которому логически подошло бы больше понятие сотворения. Однако, рождённое в большей степени относится к вечности, чем сотворённое, и потому Овен рождает, пусть даже по-мужски, чисто духовно, из головы. А сотворённое имеет отношение к устойчивости и разуму, и впервые фиксирующий материю и ментальную функцию Козерог творит, пусть даже не духом, а по-женски, руками — по физическим законам воплощения. Такое переплетение понятий, создающее два образа, фантастических с точки зрения инь и ян, показывает, что логика Зодиака выходит за пределы даже этого основополагающего разделения.

Во всякой линейной последовательности знаков Зодиака, мы где-нибудь найдём точку перегиба, меняющего функцию знака на противоположную. В этом смысле зодиакальный цикл правильнее представлять не кругом, а отрезком перекрученной спирали, подобной ДНК (где Овен сопоставляется Скорпиону, Телец идёт навстречу Весам, а напротив Девы оказываются Близнецы). Тем не менее остановимся на мужской и женской логических линиях, опираясь на наиболее бесспорную преемственность ролей внутри каждой стихии.

 

За  м у ж с к и м и  знаками воздуха остаётся идея творения, которую реализуют мужские знаки огня, что отражается в основополагающих функциях главных богов, выделенных Ж.Дюмезилем (жреческой, хозяйственной и военной). Демиург-ВОДОЛЕЙ осуществляет первоначальное разделение и создаёт — как бы только мысль и план этой Вселенной, её свет и дух, её энергию и материю, но не тот устойчивый мир, в котором мы живем и который мы мыслим. В нем нет упорядоченного пространства, нет линейной последовательности времен, и вертикаль не отличается от горизонтали. Таково бесплотное творение воздушной стихии.

Организацию этого мира, наше восприятие и наш разум творит СТРЕЛЕЦ, объединяя разрозненные части мира огненной энергией и проводя в жизнь волю небесного творца в опоре не на двоичное противопоставление, а на единство четырех физических стихий (подготовленное Козерогом). Как царь и жрец, Стрелец управляет природой и осуществляет её прихоти, берёт её роль на себя и отождествляется с ней. Это уводит Творца в природную борьбу противоположных начал, проявляющих себя в знаке Скорпиона как экзальтация изначального демиурга-Урана.

Тогда эстафета творения переходит культурному творцу ВЕСОВ, который, в постоянной творческой практике следуя вечному закону гармонии, пребывающему вне мира, предлагает создать нечто отличное от природы. Это и делает огненный знак ЛЬВА, хозяйственно и культурно обустраивая цивилизацию и доказывая, что человек может строить не хуже природы. Но как культурный творец остаётся лишь подобием изначального, так и император человеческого мира остаётся лишь формальным преемником небесного царя, не достигая его всемогущества. Он перестаёт быть проводником его воли при утрате своей роли жреца, связанного со стихией.

Воздушный знак БЛИЗНЕЦОВ претендует на большее: на реальное, а не формальное подобие изначальному творцу. Он наследует от Весов роль культурного героя и ртремится вести себя необусловлено и непредсказуемо, подобно стихии мысли Водолея. Но близнецовскую идею очеловечивания бога-демиурга воплощает лишь огненный знак ОВЕН, в ощущении своей причастности к изначальному единству обретая силу, необходимую для истинного творчества,— идею которого и являет Водолей. В движении мужских знаков творческая идея постоянно конкретизируется.

В этой последовательности архетипы Водолея и Стрельца объединяет образ бога Неба: божественное начало демиурга переходит на царя как проводника его воли. Образ царя как дарителя благ мы находим в архетипах Стрельца и Льва, а как жреца — Стрельца и Овна. Образ военного предводителя, как активного защитника, добытчика и охотника проходит сквозь все огненные знаки, но богами войны становятся Овен и реже Лев — только знаки, имеющие отношение к скрытому плодородию Плутона.

Разные грани образа культурного героя, обозначающего вторичное творчество, раскрываются через цивилизаторские архетипы Весов и Близнецов, и в меньшей степени Льва. В Весах этот образ обозначает прежде всего добытчика огня, законодателя и устроителя ритуалов, во Льве — исполнителя законов на практике и судью, а в Близнецах — нарушителя прежних законов, трикстера и изобретателя письменности. Лев, знак золотого сечения Зодиака (в движении от Рыб), является той точкой перехода, где смысл культурного творчества (от божественной природы к человеческому миру цивилизации) меняется на противоположный (от своих частичных миров к единой Вселенной Творца).

Культурное творчество затрагивает также богов женской стихии земли, контролирующей процесс созидания мужских знаков: Козерога, где образ культурного героя, связанного с землёй и через это с навыками земледелия, образуется вторичными напластованиями; Девы, охраняющей законы общины, созданной Весами; и Тельца, где несмотря на стихийность богинь не теряется их близнецовская связь с городами цивилизации. Культурная функция сохраняется и в наиболее стихийных женских персонажах архетипа Овна, подчеркивая разумность этого знака — самого мужского знака, который беспрепятственно исполняет женскую роль.

 

Ж е н с к и е  знаки развивают понимание проблемы порождения и поддержания энергии жизни: знаки непрерывной стихии воды раскрывают её неисчерпаемые источники, а знаки прерывной стихии земли осуществляют поддержание жизни на основе ресурсов, предложенных водными знаками, давая конкретную форму жизненному процессу.

Образ вечности, где жизнь и смерть ещё слиты воедино, являют РЫБЫ в образе праматери-моря, откуда возникло все. Но по отношению к сотворенному миру такая вечность есть смерть, и образ праматери всего конкретизируется как ужасный образ смерти в мрачном знаке КОЗЕРОГА, который отделяет смерть от жизни и указывает на её неизбежность. В видимом мире мёртвой материи истоки жизни оказываются сведены на нет: горькая морская вода вечности непригодна для плодородия этой земли. И вечность уходит в мир смерти вместе с первопредками и временем золотого века. А Козерог предлагает осуществлять взаимодействие с потусторонними ресурсами сил, которые забрала у жизни смерть, посредством отдачи явной энергии этого мира (в процессе труда или жертвоприношений).

Идея Козерога, что главные жизненные силы остались за пределами непосредственно доступного, развивается архетипом СКОРПИОНА. Этот водный знак находит жизненные резервы в самой смерти, разрабатывая понятие взаимоперехода жизни и смерти. В явном виде образ вечной трансформации, предложенной Скорпионом, раскрывает знак ДЕВЫ через представление о смене сезонов и обновлении растительности. Поскольку Дева периодически черпает резервы из потустороннего мира, чередование жизни и смерти становится залогом жизни. Источником её мыслится налаженный механизм, охватывающий божественную природу (который, однако, поддерживается извне — Богом или людьми).

Организм земли, которая становится матерью и кормилицей растений, заключая в самой себе всю жизненную силу, сливается с образом идеальной женщины-Луны, матери своего ребёнка, и в точке золотого сечения круга идея жизни окончательно побеждает понятие смерти. Архетип РАКА распространяет идею обновления растительности на животный мир, включая в него и человека. Источник вечности перемещается вглубь отдельных организмов, выходя к представлению о душе, её перерождениях и личном бессмертии.

Но бессмертие само по себе не есть жизнь, а только её сохранение. Передавая жизнь из поколения в поколение, как мать — ребенку, мы отдаем свою энергию будущему, но сами ею уже не живем. В этом развитие идеи служения Девы: и здесь вновь происходит возврат к конечности ресурсов, поскольку в предыдущем знаке возникло понятие об особенном, индивидуальном мире Льва, противостоящем миру всей безликой Вселенной в целом. Образ бессмертия — сохранение индивидуальности и разнообразия, консервация многоплановости мира и своей особенности через то, что мы сделали и как. Но радости жизни здесь сопутствует печаль, поскольку все созданное будет разрушено, послужив источником новой жизни: тогда, когда жизнь воспримет всю энергию из того, что было создано ради будущего.

Если же что-то осталось сохранено, то значит оно не участвовало в процессе жизни, не отдало себя ей. И потому, по логике изменчивой Луны, его бессмертие на самом деле есть его беспробудный сон, его постоянная смерть. Так бессмертны камни по сравнению с людьми, хотя даже они разрушаются в мире природы. Поэтому, если Козерог стремится к сохранению энергии, Рак стремится к её трате, потому что именно в этом — течение жизни. Но трата конечного — это стремление к смерти, в этом смысле изначальный козероговский посыл выживания меняет знак на противоположный.

Чтобы бесконечно тратить, нужен бесконечный источник сил, и он обретается в образе отождествления души с безграничной Вселенной. Знак ТЕЛЬЦА от печальной идеи бессмертия как мертвой консервации переходит к радостной идее вечной жизни, в которой индивидуальная душа участвует через эмоции и другие свои особенные реакции на внешний мир. Человек по-настоящему бессмертен и бесконечен в тот миг, когда он воистину полноценно живет. Отождествляясь с происходящим всеми своими чувствами, он получает беспредельный резерв энергии. Телец, знак вечной любви, побеждает смерть силой явленной стихии, которая прежде незримо присутствовала в знаке Рыб. Экзальтация Венеры в Рыбах раскрывает невидимые потенции небытия, откуда все родилось. То, что мир плотной материи Козерога оценивает как ничто смерти, для Тельца предстает бесконечным рождением Природы или созидающей любовью Творца.

Рыбы, Козерог и Скорпион хранят прошлые ресурсы жизни, Дева, Рак и Телец рождают её для будущего.

 

Естественно, "мужская" и "женская" линии не существуют оторванно друг от друга, но постоянно переплетаются, трансформируя друг друга в сочетании идеализма и материализма, что и создаёт картину обновляющегося творчества жизни. Каждый следующий знак диалектически отвергает предыдущий и отталкивается от него, задавая принципиально новую логику своего развития.

Антитеза материального и идеального наиболее остро проявлена в идее изначального творения у самого материального знака КОЗЕРОГА и самого оторванного от жизни ВОДОЛЕЯ, и потом развивается уже на основе других понятий. СТРЕЛЬЦА и СКОРПИОНА объединяет и разделяет понятие власти, содержащее антитезу верха и низа. ВЕСЫ и ДЕВА соотносятся как закон и исполнение, теория и практика. ЛЕВ и РАК противопоставлены как внешний и внутренний мир, раскрывая общее понятие жизни. Всё, попадающее в сферу архетипов БЛИЗНЕЦОВ и ТЕЛЬЦА, мы обычно соотносим как разум и чувства, объединенные понятием человека. Пассивное слияние с миром РЫБ противостоит активной воле ОВНА,— и этих более дробных противоречий можно найти очень много. Хочется только подчеркнуть, что для разных пар знаков, чтобы отразить суть и жизненную актуальность противопоставления, они будут лежать в разных плоскостях, нарушая линейную логику абстрактного мышления.

 

Обобщенные понятия архетипов остаются значимыми для мировоззрения современного человека, составляя основные идеи религиозной и философской мысли. Представим архетипические схемы развития некоторых таких понятий.

В отличие от понятий жизни и рождения, абстрактная идея борьбы со смертью идёт, главным образом, по мужским знакам, отражающим эволюцию цивилизации. Она возникает как утопия господства над всеми процессами мира в партнерском знаке ВЕСОВ, управляющих стихией огня, и переходит в развивающий тему супружеской гармонии архетип СОЛНЦА, смыкаясь с понятием овладения жизненной энергией (здесь можно вспомнить алхимические образы свадьбы элементов). В материнском образе ЛУНЫ понятие жизни доминирует над понятием бессмертия и отвергает его ради кардинального обновления жизни. И архетип любовников-Близнецов являет образ первого смертного, уподобившегося богам именно своим самостоятельным участием в природном процессе жизни и смерти. ОВЕН раскрывает истинный смысл бессмертия в идее общего единения и коллективного возрождения.

Идея возрождения, как обновление и очищение жизни от ненужного багажа прошлого, передаётся от ДЕВЫ к ОВНУ, вместе с базовым для неё понятием жертвования настоящим ради будущего. Умирающие и воскресающие боги осеннего знака Девы (Аттис, Адонис, Дионис), имеют связь с весенним возрождением Овна. Дева жертвует жизненному процессу: чтобы жизнь текла и не прерывалась — и эту идею воплощает знак РАКА, задавая идею стихийного обновления. Её реализует Овен, жертва которого посвящена возрождению жизни в новом, лучшем виде.

 

Образы иного, потустороннего мира развиваются параллельно с "женской", материальной темой рождения и смерти, и проблематика жизненных ресурсов плодородия, очевидно, составляет их истинную суть. Это пустой хаос РЫБ, откуда всё берет начало и где всё находит свой конец (таково наиболее нейтральное и научное представление о невидимой реальности). Это мир предков КОЗЕРОГА, где согласно установленным раз и навсегда законам определяется будущая судьба человека (такое понимание встречается и сегодня, хотя обычно человек апеллирует к нему бессознательно). Это подземные пастбища и мир теней СКОРПИОНА с популярной религиозной идеей загробного суда, возмездия и наказания. Идея расплаты за грехи переходит к знаку ДЕВЫ, хранящей чистоту жизненного процесса от засоряющих его влияний прошлого, но Дева — это уже не ад, а чистилище ради будущей жизни. В современное время мир иной — это чаще всего внутренний мир одинокой души РАКА, но иногда — представление о вечной жизни ТЕЛЬЦА (временный рай при жизни, который раскрывает перед нами любовь — а образы которого рисует наша созидательная деятельность).

Идея рая сопутствует "мужской" теме творчества. Она соответствует образам светлого Неба ВОДОЛЕЯ; или божественного Олимпа СТРЕЛЬЦА, хранителя достижений эволюции; или огороженного от стихий и страданий пространства ВЕСОВ; или материального блага ЛЬВА — земного рая; а также идиллии до нарушения запретов БЛИЗНЕЦОВ и, наконец, всеобщего объединения людей, животных и всей природы в знаке ОВНА.

 

Понятие цикличности развивают сначала женские знаки. КОЗЕРОГ за циклами видит закон времени, и провозглашает идею предопределённости и судьбы. На циклические трансформации материи обращает внимание ДЕВА, описывая механизм перехода жизни и смерти, и РАК за циклами видит постоянное перерождение души и циклическое обновление живой ткани. Этим он вырывается из круга судьбы ради случая и передаёт образ вечного повторения в чисто абстрактную ментальную сферу БЛИЗНЕЦОВ, как основу счёта, фиксации, памяти и главную опору интеллекта.

Козерог, ограничивающий существование,— основатель рационального подхода к миру, Близнецы воплощают его вершину. И образ первочеловека также передаётся от Козерога к Близнецам, объединяя эти архетипы. Сначала человек мыслится как основатель и продолжатель рода, закрепляющий за собой свою землю. Этот образ связан с двуполостью первопредка, которая переходит на пару Близнецов. Но первопредок отождествляется и со всей Вселенной, которая также содержит двойственность с самого начала сотворения мира (так, первопредок Имир родился из двуединого хаоса Гинунгагапа, двулик бог Неба Янус и богиня Неба Хатор). Эта двойственность из архетипа ВОДОЛЕЯ переходит в ВЕСЫ как закон подобия верха и низа, человека и Вселенной, который в знаке БЛИЗНЕЦОВ отражается как подобие доброго и злого, живого и мертвого близнецов, мужчины и женщины и всех противоположных функций. И сейчас двойственность человека по-близнецовски понимается как противоречивость сознания, ведущего диалог с самим собой. 

 

Черты разных архетипов проявляют и наиболее универсальные образы — такие как дерево, заключающее в себе идею вертикального движения. Это древо, корни которого наверху, а ветви внизу, если взглянуть на него с позиции архетипа ВОДОЛЕЯ. Это центр и стержневая ось мира по отношению к КОЗЕРОГУ, смыкающаяся с образом веретена времени. Это Мировое Древо, соединяющее верх и низ, подобно СТРЕЛЬЦУ: где под корнями иногда находится змея, а в ветвях — птица. Это стоянка или столб коней СОЛНЦА, вокруг которого они ходят на привязи, являя нам видимое движение светила вокруг Земли. Это дерево, дающее плоды вечной молодости, в архетипе бессмертия РАКА. Это Древо Познания БЛИЗНЕЦОВ и вечнозелёное Древо Жизни ТЕЛЬЦА, под которым родился Будда. Это образ смены сезонов для архетипа ДЕВЫ, переходящий в идею возрождения после смерти. И, наконец, это дерево, охватывающее всю человеческую жизнь, в стволе которого был скрыт Заратуштра, и крест, на котором распят Христос в архетипе ОВНА.

На основе образа Мирового Древа можно было бы рассмотреть движение понятий всего зодиакального круга. За пределами этого образа остаётся лишь невидимая гармония Рыб и Весов. Дерево изображают древние народы и рисуют дети, когда начинают постигать мир, генеалогическое древо описывает историю рода, и образ Мирового Древа ложится в основу модели творения Вселенной средневековой Каббалы.

 

С помощью архетипических моделей мы можем рассмотреть не только развитие образов и абстрактных понятий, но и взглянуть на современный отрезок истории. Так, разные возможности общественного устройства описывают архетипы СТРЕЛЬЦА, СКОРПИОНА и ВЕСОВ. После родо-племенных отношений Козерога Стрелец являет модель государства, основанного на идеологии (мы можем видеть её в средневековых католических странах, где во многом правила церковь). Государства этого типа сменил капитализм, который имеет откровенные черты Скорпиона: власть денег и опору на инстинкты (основа системы — капитал — представляет собой накопление потенциальной энергии, основанное на инстинктах потребления). Перспективой остаётся модель цивилизованного сообщества Весов: подобная той, которую сейчас стремится образовать Европейское сообщество. Эта модель основывается не на экономических законах, но на социальной гармонии: её покровители — боги социальных законов и мирных договоров.

Общество, живя по одной модели, часто пытается форсировать новую, используя методы предыдущего архетипа. Тоталитарность идеологии Стрельца переходит на Скорпиона: деньги провозглашаются само собой разумеющимся общим кумиром, которому ничто не может противостоять. Социализм предпринял попытку форсирования модели общества мира и согласия, где бы соперничество сменило сотрудничество. Но сама наша революция, недаром свершившаяся под знаком Скорпиона, опиралась на инстинкты и экономику. И здесь архетипическая логика показывает, что на такой основе построить общество культуры, защищённое от диких стихий, невозможно, так как для этого требуется опора на возвышающийся над миром закон и разум.

 

Главная и наиболее драматическая мистерия мифологии — борьба царя-громовержца со змеем, богом подземного мира — в сфере идеологии отражается как противопоставление религии, проводящей в жизнь традиционную идею (СТРЕЛЕЦ) и магии, опирающейся на внутренние ресурсы и хтонические силы природы (СКОРПИОН). В христианстве это противостояние отражено в образах Бога и Дьявола, предполагающих непременный антитезис: либо человек следует обретённой веками праведной коллективной воле (Богу), либо осуществляет отклоняющуюся от неё свою (и этим служит лукавому Сатане). Архетипически внешнюю религию и внутреннюю магию объединяет глобальное понятие мифа (как оно раскрывается философом Лосевым). Миф транслирует через себя традиционную идею, но обращающийся при этом к живому материалу земли и человеческой души. Этот синтез духа и души и переход от религии к мифу и сказке отражает знак РАКА. Лосев ставит миф выше истории, и это соответствует тому, что на понятие истории опирается предыдущий знак Льва. В русле этой проблематики находится и наше исследование.

Астрология предлагает свой способ описания мира, и задачей этой книги, в частности, было показать возможности такого подхода.

 

к предыдущим главам “Пучина Хаоса”, ”Свет Небес”, ”Закон судьбы”, "Царь и Бог", ”Власть недр”, "Кузнец мира", "Земной порядок", "Дар жизни", "Лик бессмертия", "Люди как боги",”Расцвет природы”, ”Воин и пастырь"

 

к обзорной главе “Эволюция человечества как зодиакальный круг”

 

На главную страницу сайта «Астролингва»