на главную страницу сайта

Семиры и В.Веташа «АСТРОЛИНГВА»

СЕМИРА (Щепановская Е.М., канд. филос. наук, СПБ.)

СОЗВЕЗДИЯ МЫСЛИ

АСТРОЛОГИЯ ДЛЯ ФИЛОСОФОВ

и философия для всех остальных

к оглавлению и началу книги

Глава

"ПОРЯДОК СЕРДЦА"

БЛИЗНЕЦОВ

АРХЕТИПИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ

Мифологический образ "божественных близнецов" — первый автопортрет людей. Это наши прародители, брат и сестра, спустившиеся с небес на землю, чтобы сотворить на ней свой собственный мир, как индийские Яма и Ями. Или братья-культурные герои, основывающие новые поселения, как римские Ромул и Рем. В отличие от прежних творцов — бессмертных богов, они разумны, но и смертны. Они уходят от небесной гармонии (воплощаемой царем богов) и нарушают прежние установления человеческого общества. Они предают забвению старое, чтобы освободить путь новому. Сам феномен близнецов-двойняшек предстает как вызов сложившемуся порядку, он вызывал у древних страх и удивление. Они видели в нем аномалию, но и силу: что не может один, смогут двое. Их порой выселяли за пределы поселений, и это закрепило образ творения близнецами нового мира на пустой Земле.

В процессе развития мифологии качества близнецов как культурных героев во многом перенимает подобный им нарушитель запретов — бог речи, письма и торговли (греческий Гермес или германский Локи). Воплощая человеческую интеллектуальную функцию, он всех превосходит хитростью, сливаясь с профаническим образом трикстера-трюкача, дурачащего людей и богов: как и наш обманщик-интеллект, построенный на противоположностях. Как ни странно, для древних разум сначала предстаёт как умение перехитрить других: мифы подчеркивают способность ума оторваться от правды реальности, создавая свой собственный мир. Правда, ему же принадлежит и сакральное знание: как египетскому Тоту — или писцу Набу, в честь которого возводили Вавилонскую башню. Ум способен проникнуть по ту сторону жизни и служит проводником в мир иной: запретный и невидимый, оберегая культурное бессмертие человеческой души.

МИФ БЛИЗНЕЦОВ

Сознание и бытие — близнецы: они отражаются друг в друге как два зеркала, рождая бесконечность отражений. Безгранично сознание и бесконечно многообразие мира. Но как же они сумели отразиться друг в друге, создав иллюзию нашего мира? Ведь вначале всё было целостно. Было Слово — был звук: звучала единая музыка. По природе она была полифонична: на неё можно было бы взглянуть с разных сторон и вывернуть наизнанку. Но вот родился однозначный трехмерный мир: с горизонтальными и вертикальным направлениями материи и с четвертой осью времени и линии осознавания. Вселенная родилась, когда слово стало плотью: когда стали различаться буква и звук. Когда между сознанием и бытием возникла трещина, создав однозначный взгляд на вещи: вытянув в линию и распрямив в пространство весь изначально переплетенный клубок энергий. Эта трещина создала порядок, присущий этому, нашему миру, посреди других миров.

Что такое эта трещина — граница нашего мира? Эйдос, находящийся где-то за пределами бытия, исчезает в точке воплощения и вновь разворачивается в образах мира. Точки исчезновения и разворачивания, смерти и рождения образуют границу миропорядка. Эта трещина — в природе видимого бытия: состоящего из отдельных объектов, которые связывает между собой наше сознание. Но она — и в природе сознания: сознание есть связь между собой невидимых эйдосов внутри вещей мира. — Сознание есть связь со связью внутри бытия.

Сознание людей объединяет их между собой: оно объединяет всё бытие как связующее начало. А бытие есть энергия мира. В бытии заложена активность, жестокая борьба за существование, суть которого — жизнь. В сознании — милосердие, но суть его — смерть: сознание гасит энергию. Одно отражается в другом: жизнь — милосердна и прекрасна, как вечность сознания. Смерть — жестока и ужасна, как отражение энергии мира. Бытие и сознание — близнецы: это великие Отец и Мать, создающие человечество на пустынной территории Земли. Миф о первых близнецах — история Адама и Евы, изгнанных из райского сада — где желания исполняются сами собой, огненным мечом энергии, дающей возможность действовать. Познавая связь жизни и смерти, энергии и сознания, люди начинают вместе трудиться на Земле.

По древнейшим магическим верованиям, со смертью одного близнеца погибает второй. Когда два зеркала отражаются друг в друге, возникает бесконечность — но если одно из них завесить тёмным покрывалом, то и другое отразит лишь темноту. Позже двойником человека предстает его душа: его мысль спускается на землю, а энергия духа возносится к небесам. Это рождает миф о смертном и бессмертном близнецах. Таковы греческие братья-близнецы Диоскуры, запечатленные небесным созвездием Близнецов: они поделили бессмертие пополам — и теперь по очереди поднимаются на небо и нисходят в подземный мир.

Творение мысли должно получить подтверждение в земной материи — но, материализуясь, энергия духа умирает. Сознание исчезает в бесконечной делимости атома. А перед силой разума рассеивается материя. Кто-то из них должен уступить. В индийском мифе умирает брат, спускаясь в мир иной, чтобы обустроить его для последующих поколений,— и боги даруют сон его сестре, чтобы избавить её от горя разлуки: вечной разлуки Матери и Отца нашего мира — бытия и сознания. У японцев умирает сестра: опалённая огнём энергии жизни, который она возжигает в себе, она становится владычицей невидимого мира преисподней, а брат продолжает творение видимой реальности.

Смертность человека в мифах предстает как расплата за нарушение закона: творимое первыми людьми на этой, новой Земле — несовершенно; оно не соответствует изначальной гармонии мира богов. Творчество по сути — всегда отклонение от изначального, нарушение прежних законов и творение новых. Но интересный пример подают китайские близнецы: они не преступают божественной гармонии и остаются неразлучны в своем творении. Дым от их жертвенного костра поднимается точно вверх, символизируя мировое равновесие — дао, гармонию женского и мужского начала: инь и ян. Людям её помогает найти любовь.

Преодоление пропасти Бытия и Сознания через Любовь — это объединение разума с чувствами и телом, слияние буквы со звуком. Взаимодействие людей творит человеческую жизнь как синтез духа и материи. Но изначальный порядок вещей, проясняющий истину, в ней оказывается изменен. Задача человеческого ума — согласовать божественный порядок с человеческим. Для этого логические взаимосвязи рассудка должны уступить место более глубокому и одновременно более возвышенному "порядку сердца” (образ Паскаля). Когда мы движемся туда, куда велит сердце — целостность чувства, возникает истинная связь. Микрокосм уподобляется макрокосму: человечество — фигуре первочеловека, охватывающего весь земной шар, а каждый человек — самому себе. Любовь сердец помогает умам поставить конкретную задачу и основать свой мир в пустыне бытия.

Трещину между Бытием и Сознанием (о которой говорил Близнец-Сартр): границу раскола восприятия на две половинки — реакцию сердца и реакцию разума — можно перейти. Тогда сознание вернётся к целостному восприятию мира. Оно раскроет широкое окно новых горизонтов, сквозь которое видно сразу множество разных путей. А можно сказать и наоборот: наше обыденное сознание плоское, а чтобы видеть мир объёмным и красочным, есть трещина между двумя его половинками. Когда одна другой говорит "нет", рождается вера и мир предстаёт в неожиданном свете: звучит сливающийся в единую мелодию звук, и одновременно слышны все буквы. Фиксируя новую целостность, интеллект формирует возможности нового восприятия. Мир поворачивается в новом ракурсе — и из океана веры, объединяющего бытие и сознание, возникает новый пустынный континент прародителей-близнецов, который им дано заселить.

ФИЛОСОФИЯ БЛИЗНЕЦОВ

"Человек — не более, чем тростник,

но тростник мыслящий"

Б.Паскаль

МЫСЛЬ В ЕЁ НЕПОСРЕДСТВЕННОСТИ.
ИНТЕЛЛЕКТ КАК ИНСТРУМЕНТ ПЕРЕУПОРЯДОЧИВАНИЯ РЕАЛЬНОСТИ

Проблематику знака Близнецов задаёт разрыв между материей и духом, порождаемый сознательным конструированием мира, которое описывают философские труды созидательного знака Тельца. Что есть мысль в её непосредственности? Если Овен делает акцент на сознании, Телец — на переживании бытия, то знак Близнецов находит истину страдания чувств и самого мышления в той непреодолимой "трещине", которая когда-то возникла в бытии и создала мышление, отразившись в нем. Эта трещина противоречия, выявляемая философией Сартра, составляет суть мышления. Её описывает двойственность знака Близнецов, которым правит планета интеллекта Меркурий, в ментальном анализе разлагающая мир на части. Близнецы опираются на креативный процесс созидания мысли, постулируемый знаком Тельца.

Синтезируя подходы Овна и Тельца, знак Близнецов воспринимает личность человека сквозь призму мысли, которая связана со своим природным началом. Это отражает образ Паскаля:

"Человек — самая ничтожная былинка в природе, но былинка мыслящая. Не нужно вооружаться всей Вселенной, чтобы раздавить её. Но пусть Вселенная раздавит его, человек станет ещё выше и благороднее своего убийцы, потому что он сознает свою смерть. Вселенная же не ведает своего превосходства над человеком."[1]

В этих словах продолжается мифологическое определение человека как разумного и смертного. Образы прародителей-близнецов и бога-обманщика и героя-трюкача, совершающего абсурдные поступки, рисуют автопортрет мыслящего человечества, который во времена Паскаля принимает такую форму: "Что же человек за химера? Какое невиданное хаотическое существо, какой предмет противоречий, какое чудо? Судья всех вещей, несмысленный червь земной, хранитель правды и заблуждения, слава и отброс Вселенной."[2]

Человека отличает мысль, и Паскаль утверждает её величие: "Все наше достоинство заключается в мысли. Вот чем должны мы возвышаться, а не пространством и продолжительностью, которые нам не наполнить. Будем же стараться хорошо мыслить: в этом начало нравственности".[3] Здесь виден логический спор с подходом Тельца, стремящимся через чувство овладеть пространством и временным ракурсом мира; и нравственное начало видится не в непосредственности созидания, но в опосредовании оценки.

Знаку Близнецов наиболее близок и доступен интеллектуальный процесс познания, но он дан ему в непосредственно-природной форме — любопытстве (можно сказать, мысль в форме чувства). Поэтому мысль Близнецов редко доходит до глубокой философии, которая требует остановки непосредственного движения мысли: фиксации процесса мышления, и философов-Близнецов не так уж много. Говоря о мышлении, философы-Близнецы исследуют рациональную мысль, выраженную словами.

Радикальная остановка и контроль над стихийным процессом мышления достигается в религиозном созерцании. Остановить мысль, чтобы понять мир, призывал религиозный философ Кришнамурти. То есть, остановить процесс мысли, который осуществляется механически, ради творческого осмысления процесса мышления и себя в нем.

Кришнамурти подымает фундаментальный человеческий вопрос, как устранить страдание и навести в мире лучший порядок, и видит корень этого в организации нашего мышления. Опираясь на социальные модели прошлого, мы инерциально воспроизводим готовые образцы мысли, вместо реального понимания происходящего.

"Чтобы понимать страдание и беспорядок, которые существуют в нас, а потому и в мире, мы должны сначала найти ясность в себе, а эта ясность приходит через правильное мышление. Эту ясность нельзя организовать, ею нельзя обменяться с другим. Организованная групповая мысль просто повторится. Правильное мышление — это не просто развитие интеллекта, не подчинение образцу, каким бы он ни был стоящим и благородным. Правильное мышление приходит с самопознанием."[4]

Астрологически, революционность подхода Близнецов в том, что они отвергают социальные формулы и системы (коллективный здравый смысл противоположного архетипа Юпитера), чтобы дать ход новому осмыслению жизни. В этом — их мифологическая роль нарушителей прежних запретов; и Кришнамурти являет здесь яркий пример, отрицая все существующие общественные системы и религии. Он говорит о том, что ни одна из них не ведёт к истине, а только к неким стандартам восприятия мира. Истина же существует здесь и сейчас, в моменте настоящего.

Где есть суждение (априорное), оценка заранее, там отсутствует открытость ума: ключевое понятие Близнецов. Ведь если предыдущие архетипы рассматривают личное "я" как данное, предопределенное творящей первопричиной (Овен) и сформированное развитием общества и его ценностями (Телец), то для Близнецов оно вечно находится в постоянном процессе формирования. Когда "я" ускользает от обусловленных определений, достигается его свобода: "первая и последняя свобода" человека. Процесс освобождения человека должен начинаться с осознания того, чего он желает: его реакций на систему символов, которая говорит, что он должен или не должен.

Поднимая вопрос образования — один из самых значимых для архетипа Меркурия: бога красноречия, счета и письма — Кришнамурти отвергает современную систему обучения, которое учит не как, а что думать. Она удобна правящему классу для удовлетворения своих властных амбиций, а тем, кем правят, приносит иллюзию определенности и безопасности. Но, чтобы быть свободным, каждый человек должен опираться на собственную мысль — и мы возвращаемся к субъективному идеализму предыдущего архетипа Тельца: к его опоре на желание и к идее, что реальное объединение возможно при раскрытии каждой индивидуальности.

Знак Близнецов ратует за многообразие:

"Что заставляет вас говорить, что это хорошо, истинно, а остальное нет? Почему вы выбираете? Почему не проверяете каждую мысль? Если вы интересуетесь многим, почему выбираете одну? Вместо того чтобы создавать сопротивление, почему не войти в каждый интерес по мере его возникновения, а не просто концентрироваться на одной идее, одном интересе? В конце концов вы состоите из многих интересов, у вас много масок, сознательно и подсознательно."[5]

Правоту этого утверждения как нельзя лучше отражает бытовое поведение знака Близнецов, следующее своим разноплановым интересам. Близнецы продолжают тельцовский образ субъекта как потока впечатлений: но "я" как мыслящее становится контролером этого потока. И если изменчивый поток ощущений непосредственно рисует драму жизни (которую предлагает на суд читателя Кьеркегор), то опосредование мысли инерциально: мы не успеваем каждый момент осознавать причинно-следственные связи происходящего и наше собственное отношение к ним. Задача Близнецов — сделать мысль более гибкой и восприимчивой, не теряя её четкой фиксированности в каждом моменте: её остроты (ведь последнее и отличает мышление человека от восприятия животных).

Мысль забегает вперёд, консерватизм структур мешает реализации желаемого. Но их изменение должно начинаться с изменения себя самого: такой образ мысли присущ знакам светлой половины года (весны и лета), которые опираются на собственное творчество; в свободе творчества — вершина личности. Знаки осени и зимы более доверяют общественным процессам: в адаптации к которым личность и достигает своей вершины. Для Близнецов первична личность; а общество перестраивается в соответствии с нуждами людей, из которых оно состоит. Так, Сартр противопоставлял социальному бытию идею "индивидуальной практики": только личность вносит жизнь и осмысленное единство в распыленность массы и общественных институтов. И Кришнамурти утверждает: "Не существует общества самого по себе. Общество — это то, что создали вы и я в наших взаимоотношениях, это внешняя проекция всех наших собственных психологических состояний".[6]

Поддерживая революционность марксизма, Сартр ставил во главу угла активность личности: говоря о непрестанной борьбе "живительной отрицающей силы индивидуума" с "мертвящей материей безликого множества". А Кришнамурти говорит, что революция в обществе должна начинаться с постоянной революции внутри личности. А не с радикальной трансформации социальных структур: потому что природа перемен останется статичной, если нет психологической трансформации мышления людей, как её естественной базы. Иначе говоря, при самых благих намерениях структура общества не может быть прогрессивнее, чем общий уровень мышления людей: развитие их способности самостоятельно мыслить.

Сам Кришнамурти в юности разошелся с Теософским обществом, которое хотело сделать его своей главой, и никогда не возглавлял никакой организации: своим примером показывая, что личность сама по себе может больше. Рациональная мысль — продукт общественного развития; в нем её начало и конец. Но достигнутым уровнем общества мысль человека ограничивается; социальная ориентация всегда предполагает компромисс: уступку коллективному здравому смыслу. Задача же (к которой подводит архетип Тельца) — в том, чтобы его изменить: этому может помочь лишь радикальный отказ от общепринятых социальных форм, а не действие внутри их. "Если, живя в мире, вы отказываетесь быть частью его, вы поможете другим выйти из этого хаоса — не в будущем, не завтра, но сейчас,"[7]— призывает философ.

Общество (как противоположный индивидуальной мысли Меркурия архетип Юпитера: “изгнание” Юпитера в Близнецах) представляет главную проблему знака Близнецов. В быту Близнецы чаще всего пытаются адаптироваться к социальным моделям путем подражания: активно функционируя в любых структурах и механически копируя поведение более социально приспособленных знаков. В популярных гороскопах мы найдем именно такой образ Близнецов: их поисковая активность в социальной сфере выступает как психологическая компенсация плохой адаптации к прежним нормам. Но философы-Близнецы отвергают путь подражания, меняя его на задачу переустройства, и это более соответствует глубинной сути архетипа Близнецов как нарушителей запретов.

Неслучайно под знаком Близнецов рождалось много революционеров всех времен и народов: это Марат, Димитров, Че Гевара, Тито, Салават Юлаев, Чаадаев; Бакунин, Свердлов и Куйбышев, Щорс, Камо и другие известные представители социалистической революции в России; ближе к нашему времени — академик А.Сахаров. Неудивительно, что и Пушкин, рожденный под этим знаком, не ладил с царским режимом и мечтал быть в рядах декабристов. А царь-Близнец Петр I, ополчившийся на старые традиции во славу заморскому, более рациональному видению мира, недаром получил эпитет "первый большевик".

Подражательность присуща интеллекту, потому что главная меркурианская рациональная функция — переупорядочивание уже готовых форм. Но с точки зрения организации жизни это революционная роль. Близнецы потому и могут быть революционерами, что им не составляет труда перестроить мир в своей голове. И Паскаль подчеркивает важность этой функции для знания: "Пусть не говорят, что я не сказал ничего нового: нова сама диспозиция материала; когда играют в мяч, то пользуются одним и тем же мячом, только один бросает его лучше, чем другой."[8]

Кришнамурти, в пику традиционному тезису "положительного мышления" индийской философии (умения в каждом событии находить позитивный смысл), обращает внимание на роль отрицательного мышления: как первого шага к творчеству чего-то нового, основанному не на подражании прежнему. Это свойство самого рационального мышления — сначала разделить на части, усомниться, сказать "нет", чтобы потом объединить разорванное принципиально новой связью.

Меркурий — мысль, фиксированная словами. И процесс рационализации в целом можно понимать как переобозначение слов и понятий — в чем достигает успеха Сартр, в совершенстве "играя" гегелевскими категориями "в-себе" и "для-себя", бытиё и ничто, возможное и действительное и через одни определяя другие.

ПРОТИВОРЕЧИВОСТЬ ИНТЕЛЛЕКТА.
МЫСЛЬ КАК РАЗДЕЛЕНИЕ НА ЧАСТИ

В интеллекте скрыто отрицание: любое суждения строится как частичное утверждение чего-то и потому явное или скрытое отрицание противоположного. Как говорит Сартр, "полная Луна налагает на полумесяц его бытие полумесяца": то, что есть, определяется через то, чего нет. Рациональная мысль всегда начинается с разделения на части, с противопоставления осознаваемого и того, что предстоит осознать, что и составляет суть анализа.

Интеллект-Меркурий строит свою реальность сознания в противовес реальности окружающего мира. Область сознания как отличная от области жизни основана на воображении. К её созданию стремится архетип Тельца; архетип Близнецов опирается на неё и в ней живёт. Эта готовность рисовать воображаемые миры, в быту граничащая с ложью, очень присуща Близнецам, в чем признается представитель этого знака Шпенглер:

"Я всегда говорил неправду, имея на то тысячу оснований, чаще же всего не сознавая умысла, просто из инстинкта... И если бы мне пришлось принести извинение за эту слабость, то в качестве её причины я назвал бы чрезмерность неудовлетворенного воображения... Я вполне отдавал себе отчет, что часто меня заносит в самую отъявленную неправду по той простой причине, что сказать что-либо правильное казалось мне в эту минуту скучным и тривиальным... Мне кажется, примитивная радость лгать, в которой обвиняют дикарей, крестьян, охотников, матросов, есть исконная форма художественного творчества, постоянная инстинктивная защита от рассудка, пригибающего вниз, какое-то отдохновение, какой-то удобный способ саморазгибания."[9]

В этих словах звучит та же неодолимая тенденция Близнецов выйти за рамки социальных стандартов, которая заставляет мифических героев-трикстеров нарушать священные табу: нередко немотивированно, а просто из озорства — и которую Кришнамурти обозначает как первый шаг к достижению свободы и самостоятельности мышления.

Шпенглер, как и Кришнамурти, ратует за плюралистичность мировосприятия, против единой идеи или единой морали: "Существует столько же моралей, сколько и культур. Никто не волен здесь выбирать... Общечеловеческой морали не существует. Но, значит, в глубочайшем смысле не может существовать и никакого подлинного миссионерства."[10] Родившийся под знаком Близнецов Хабермас тоже выступает как противник любой общественной идеологии.

Споря с традиционным выстраиванием истории в линейный ряд "древний мир — средние века — новое время", Шпенглер пишет:

"У "человечества" нет никакой цели, никакой идеи, никакого плана, как нет цели у вида бабочек или орхидей. "Человечество" — это зоологическое понятие или пустое слово. Достаточно устранить этот фантом, и глазу тотчас же предстанет поразительное богатство действительных форм... Вместо безрадостной картины линеарной всемирной истории я вижу настоящий спектакль множества мощных культур, с первозданной силой расцветающих из лона материнского ландшафта, чеканящих на своем материале — человечестве — собственную форму и имеющих собственную идею, собственные страсти, собственную жизнь, волю, чувства, собственную смерть... Эти культуры, живые существа высшего ранга, растут с возвышенной бесцельностью, как цветы в поле. Подобно растениям и животным, они принадлежат к живой природе Гёте, а не к мёртвой природе Ньютона."[11]

В этих словах звучит присущее Близнецам движение от схемы чистого разума к сложности жизни во всем ее многообразии. Первую обозначает знак Овна и стремится воплотить в мире Телец; последнюю символизирует знака Рака. Близнецы выступают как передаточный механизм между двумерной рациональной установкой и её многоплановым воплощением в действительности. Этот передаточный механизм предполагает, что мысль должна быть наиболее близка к жизни по своей форме. Социально принятые формы: мысли и эмоций — условности, по сравнению с живой структурой организации мира, которая лежит в их основе и питает их. Но если мысль человека выявляет эту живую структуру: в сложной красоте геометрии, классификации или алгебраических формул — она содействует её существованию: многократности её воплощения, её жизни, её вечности.

Телец из единства (сознания Овна) стремится вывести множественность (мира) — и сталкивается с неохватимой человеческим умом множественностью "вещей в себе". Близнецы констатируют отрыв человеческого сознания от мира — и следующий знак Рак опирается уже непосредственно на множественность (монад).

Ища жизнь в каждой её частичке, Паскаль видит бесчисленное множество миров в каждом атоме: со своими особыми небесами, планетами, землею, животными и насекомыми:

"Кто посмотрит на себя с этой точки зрения, испугается сам себя. Он содрогнется при виде этих чудес. Я полагаю, его любопытство превратится в изумление и он будет более расположен созерцать эти чудеса в молчании, чем исследовать их с высокомерием."[12]

Представляя человека "между двумя безднами" бесконечно великого и бесконечно малого, Паскаль выступает за сомнение, против безаппеляционности, присущей рациональной мысли. Наш интеллект колеблется между бессилием постичь мир — и высокомерием в стремлении властвовать над ним. Меркурий — планета с очень неровной, эллипсоидной орбитой — и столь же неравномерно развитие нашего разума, одни участки которого с давних времен опережают, другие отстают. Философы-Близнецы стремятся выровнять нарушенное равновесие, возвратив человека к середине между "ничем" и "всем": его ничтожеством в сравнении с бесконечностью Вселенной и полнотой всего в сравнении с малостью атома.

Наш ум, обманывающий нас и уводящий в сторону от истины, основан на противоречии. Но он лишь отражает противоречие, скрытое в самой природе мира: трещину между мышлением и бытием, на которой основано существование их обоих. Сартр определяет реальность сознания через отрицание. "Человеческая реальность есть недостаток, и то, чего ей недостает, есть определенное совпадение с собой."[13] Его понятие "в-себе" бытия хорошо отражает непосредственный импульс мысли и энергии Овна; "для-себя" бытие — близнецовскую рациональную рефлексию этого импульса.

Глубинное значение картезианского cogito ("я мыслю") Сартр видит в том, чтобы отсылать вовне себя: сознание определяется как бегство от себя. Процесс мышления предстает как поток отрицания; а какая-либо фиксация мысли, её бытие в устойчивой форме подспудно опирается на чувство. Поэтому осознанию помогает тельцовское понятие ценности (включающее чувство), как пишет Сартр: "Рефлективное сознание может быть названо моральным сознанием, поскольку оно не может возникать без того, чтобы не обнаружить ценности."[14] "Бытие "я" есть ценность. Человеческая реальность есть то, посредством чего ценность приходит в мир."[15] Здесь можно вспомнить концепцию ещё одного Близнеца Риккерта, который переводит формы отношений бытия и сознания (логику, эстетику, мистику, этику, эротику и религию) в типы ценностей (ими соответственно служат истина, красота, надличностная святость, нравственность, счастье и личная святость).

Близнецы закрепляют разнесенность "всего" и "ничего" как противоположность бытия и сознания, возникшую у Тельца. Мир выступает как позитивное Бытие, сознание — как отрицание Ничто. "Человек в очень глубоком смысле уничтожает, зачиная: телесным зачатием — в чувственном мире, "познаванием" — в духовном,"[16] — пишет Шпенглер. Бытие не предполагает наличие Ничто; как говорит Сартр, "в-себе" не испытывает потребности в "для-себя" (или импульс мысли — в его осознании). В природе не заложено предопределения стать сознательной — в смысле человеческой рациональности. Это пункт расхождения Близнецов и Тельца, для которого материей движет скрытый в ней разум; правда, надо обратить внимание на то, что Телец имеет в виду Вселенский разум (Уран), а Близнецы — человеческую мысль (Меркурий).

Поэтому, по мнению Паскаля, материя не может иметь сознание — и если мы были бы полностью материальны, то вовсе не могли бы ничего познавать. Главной загадкой для него и знака Близнецов в целом остается связь этих начал: "всего непостижимее — каким образом тело может соединяться с духом"[17]. Сартр понимает это так, что человеческая реальность имеет своё собственное Ничто.

ПАМЯТЬ — ОСНОВА САМОСОЗНАНИЯ

Рациональная мысль всегда выявляет лишь часть жизни. И развитием идеи предыдущего архетипа Тельца о непостижимости "вещей в себе" можно считать близнецовское восприятие частичности каждого данного нам элемента Вселенной. "Никакая мысль не обнимет её. Сколько бы мы не тщеславились нашим проникновением за пределы мыслимых пространств, мы воспроизведем лишь атомы в сравнении с действительным бытием. Это бесконечная сфера, центр коей везде, а окружность — нигде,"[18] — так Паскаль рисует картину мира Близнецов (которым свойственно пользоваться геометрией для наглядной демонстрации своих мыслей). Таков же образ безграничности сознания — находящего себя в каждом объекте.

Каждый индивид также — зеркало мира как целого, он может быть в принципе определен с помощью всех его предикатов. В отрицающем потоке мысли, смене многообразия впечатлений и определений теряется, рассеивается на части изначальный импульс "я" и возникает проблема найти свой собственный центр: вопрос идентичности личности. Если для Овна личность идентифицирует себя с внутренним импульсом воли, для Тельца — с потоком ощущений, то для Близнецов личность определяется через рациональную фиксацию самоосознания. Таково понятие индивидуальности у Хабермаса: личность не только воспроизводит себя своим уникальным способом (реализуя архетип Тельца), но и фиксирует своё самопроявление, сознательно осваивая историю своей жизни: она "ручается за способность быть самой собой."[19]

Хотя эта выявляемая характеристика идентичности не описывает её всю: наиболее существенная часть индивидуальности ускользает (ведь она ручается за известное в себе — прошлое, но не может знать, какие ещё качества может пробудить в ней будущий мир). Хабермас говорит, что никакой человек не может распоряжаться своей идентичностью, как собственностью: наше "я" нам не принадлежит. Ego образует себя в ответ на alter ego, личность рождается как отклик мысли на мир — и это соответствует самому понятию рефлексии (Меркурия).

У Сартра самоидентичность (самость) предстает как второе движение рефлексии: "cтупень нигиляции, достигающая дальше, чем чистое присутствие до-рефлективного cogito"[20] — как "отсутствующее-присутствующее", что соответствует определению Хабермаса. Проблема поиска себя, которую ставит на вид трещина между бытием и сознанием, присуща не только представителям знака Близнецов, но любому человеку в процессе мышления. Это парадоксально, но до конца невозможно понять, где же в стройном потоке слов, который правит бог красноречия Гермес/Меркурий, в данный момент находимся мы сами.

Как говорит Сартр, "в-себе" и "для-себя" бытие несовместимы. "В-себе" просто есть: невозможно сказать о нем: "оно само". Никакой факт сознания не есть это сознание (что показывает коллективную природу мысли, которую символизируют в астрологической системе устремленные к контакту интеллектуальные знаки воздуха). Тем не менее самоидентичность, создающая непрерывность бытия любого субъекта, существует — и она должна быть найдена, чтобы многообразие мира предстало реальным. "Было бы абсурдным сказать, что мир известен мне как мой,— говорит Сартр (споря с субъективным идеализмом предыдущего архетипа Тельца),— тем не менее эта "мойность" есть структура, которой я живу."[21]

Для Близнецов любая вещь мира, любой предмет, даже такой, как "я", не выводится из себя, как для Овна и Тельца, а постигается как функция, в отношении к иному. Это свойство архетипа Меркурия исключает субъективный идеализм: возможность вывести из "я" содержание мира, и ставит на вид частичность и недостаточность познания. Предыдущие архетипы Марса и Венеры: слияние с единой стихией воли и созерцание чувства дают полноту восприятия. По логике Зодиака кардинальный знак Овна задает идею субъекта как основы познания, стабильный знак Тельца развивает её. А переменный знак Близнецов сомневается в ней, отвергая субъект в поиске объекта, хотя всё ещё опирается на него.

Для Шпенглера основа разрыва, отделяющего сознание от внешнего мира,— время. Действительно, человеческое сознание тем отличается от животного, что не только отражает мир в настоящий момент, но и хранит значительную область прошлого, уводя нас от реального настоящего. Мы мыслим в рамках времени, фиксация во времени — память — основа рационального мышления (неслучайно изначально родственны слова "память" и "ментал"). Теряя себя в бесконечном отрицании мысли, знак Близнецов выходит к корням осмысления себя через сатурнианский архетип времени и судьбы. Шпенглер соотносит время не только с судьбой, но с внутренней достоверностью и самим понятием себя: "Время есть открытие, совершаемое нами в мыслительном акте; мы создаем его как представление или понятие, и только гораздо позднее нам брезжит, что и сами мы, поскольку мы живём, являемся временем."[22] Кришнамурти также определяет деятельность "я" как процесс времени: постоянство деятельности центра, который есть "я", создает память.[23] И Сартр уделяет большое внимание временному восприятию мира: человеческая мысль есть возможность, она воплощается в реальность во времени.

"Я" всегда дано как бывшее до рефлексии, прошлое, от которого убегает наше сознание: "Мудрость античности всегда настаивала на этом факте: я не могу объявить себе приговор, который бы не был ложным в тот момент, когда я объявляю его."[24] Но это и позволяет осознавать себя, непосредственно соотнося прошлое "я" и нынешнее сознание. Даже бытовое оперирование со временем наилучшим образом указывает на осмысление себя самого. Мы осмысливаем прошлое в отношении к настоящему и изменяем его смысл, формируя будущее. Для Близнецов т.о. личное "я" отождествляется с историей и судьбой, формируемой своей мыслью — своими руками (что отражает их мифологический образ строителей своего города — своего мира).

По Сартру, подлинного познания и развития личности не происходит, если я не становлюсь своим прошлым и не покидаю его. Прошлое есть качество бытия, его суть; настоящее — моё присутствие для мира. Понимание прошлого и соотнесение себя со временем — ключ к самосознанию и объективный способ выйти к субъективному творческому вдохновению предыдущих архетипов. Шпенглера это обращает к исследованию истории.

ПРЕОДОЛЕНИЕ ТРЕЩИНЫ
МЕЖДУ БЫТИЕМ И СОЗНАНИЕМ

Поскольку архетип Меркурия перестраивает реальность, актуальным становится вопрос возврата мышления к порядку, соответствующему истине естества.— Таково стремление к "порядку сердца" у Паскаля, который писал:

"Мы познаем истину не одним разумом, но и сердцем; этим-то последним путем мы постигаем первые начала, и напрасно пытается оспаривать их разум, который тут совсем не у места... Смешно со стороны разума требовать у сердца доказательства его основных начал, как смешно было бы сердцу требовать у разума чувствования всех делаемых заключений, чтобы принять их"[25].

Порядок сердца Паскаля — то целостное восприятие, о котором так много говорят последние десятилетия. Но можно обратить внимание, что мыслительная функция для него — принципиально иная, чем чувственная: не случайно человек разделяет их. Не случайно ему, в отличие от животных, дано чувствовать не всё: о чем-то он лишь мыслит, не проживая этого всеми чувствами (не реализуя в этом идеал Тельца). Это дает скорость восприятия (и соответствует тому, что планета интеллекта Меркурий быстрее всего обегает вокруг Солнца). Сознание как абстракция, обобщение есть отход от конкретного, как говорит Сартр: "Сознание, которое было бы сознанием того, что есть, должно было бы читать по буквам каждое слово".[26]

И целостность у человека достигается иная, чем целостность живой природы. Это не целостность чувства — даже такого, как всепоглощающая страсть, а совершенство понимания, видения. Сартр говорит, что понимание, через которое возможность становится реальностью, не может быть ограничено субъективной формой мысли, а должно совпадать с объективной структурой бытия. Возможное приходит в мир в силу организации предметов в систему — считает Сартр. Организация в целое (выражающая принцип порядка архетипа Цереры, экзальтирующейся в Близнецах) предполагает единый центр притяжения и движения и находит его в каждом объекте.

Сознание всегда ограничено самим собой, и как оно отделено от бытия, так и мыслящий человек понимает свою отделённость от истинной жизни. Преодолеть пропасть между ними — вот задача людей, и решить её помогает естественное взаимодействие любви, замещающее логические взаимосвязи ума: которому учил Кришнамурти, говоря: "Любопытство — не путь к пониманию. Ум, замкнутый на себе, не способен к чувствительности, пониманию. Тот, кто страдает, нелюбопытен."

Кришнамурти говорит о необходимости остановки мысли из-за ее постоянного бегства от себя самой за феноменами внешней реальности. Остановка есть ее встреча с самой собой – истиной Божественного сознания (а для человека – со своим сердцем, с «высшим я», со своим близнецом alter-ego). Любая абстрактная идея есть эта встреча, но идея формирует замыкание на себя более быстрое, чем естественный ход жизненного процесса (и тем самым искаженное). В идеале встреча должна быть не маленькой вспышкой (как замыкание напрямую слишком короткой цепочки проводов), но остановкой в точке единого сознания человечества – объединения всех (место встречи изменить нельзя: это точка отказа от себя, религиозной жертвенности). Такая остановка способствовала бы манифестации истин и перезагрузке компьютера человеческого интеллекта в ритме более ясного восприятия механизмов устройства мира.

Идеально-субъективный и одновременно объективно существующий образ мира и сознания стыкуется в идее Бога, к которому обращает свою мысль Паскаль. Неслучайно философия знака Близнецов, ключевым словом которого является слово "связь", часто носит религиозный оттенок (подтверждая этимологию слова религия: "re-ligo"— "вновь связываю").

Прогрессивность религиозного взгляда на мир для Близнецов заключается в том, что мешает им останавливаться на анализе жизни и синтезе собственных построений разума, который по сути также является анализом,— но сразу нацеливает мыслечувство на единый, неделимый образ бытия: непостижимый для мысли, зато абсолютно надёжный источник её энергии и стремления. Бог — тот, кто материализует и наделяет жизнью бесплотную и мертвую связь мысли, кто из простого отражения, отрицания, "трещины" создает и разум, и мир. Сартр говорил о тоске по Богу, нищете человека без него и основополагающем желании каждого человека быть богом: "достичь бытия в-себе и для-себя", превратив "чистое ничто" своего сознания в инструмент свободного творения мира — в волшебную палочку, преобразующую мысль в материю.

"Фундаментальный проект человека" — "быть богом", и здесь можно вспомнить архетипические образы Близнецов: первых людей, покинувших мир богов, чтобы сотворить свой собственный, и первопредка-трикстера, близкого им по функции нарушения табу, образ которого выражает взгляд человека на себя самого: свое умение-неумение, знание-незнание, а также осознание своей силы и всемогущества — равенства прежним богам. При этом собственный виртуальный мир, творимый человеком, может не встретить поддержки у других людей, и здесь встает проблема коммуникации. Это архетипическая проблема знака Близнецов: ассоциируемого с мифологическим образом вестника богов, бога речи, счета и письма Меркурием. Ключевая философская задача этого психотипа — выявить онтологию мышления как связи.

Знак Близнецов символизирует тот период года, когда происходит завязка будущих плодов: изначально разделённое природой непостижимой силой воссоединяется. Близнецы видят цель в том, чтобы воспроизвести жизненные связи (что отражает "философия жизни" Шпенглера и его исследование истории культуры).

Естественной связью бытия и сознания, преодолевающей время, остается лежащий в основе логики мышления принцип подобия (выходящий за рамки сознательной рефлексии к априорным категориям чувствования Тельца), как пишет Шпенглер: "Имитация родилась из тайного ритма всего космического. Бодрствующему существу единство предстаёт разорванным и распротяженным: неким "здесь" и неким "там", чем-то собственным и чем-то чужим, микрокосмом, соотнесённым с макрокосмом, как полюсами жизни, протекающей в ощущениях, и этот раскол восполняется ритмом подражания."[27] Чтобы созданное нами было живым, оно должно как можно точнее отражать саму жизнь.

Шпенглер хотел увидеть историю как единое целое, подобное живому: где организм "живой природы" расширяется до "мира как истории". Его вело стремление добиться точной фантазии Гёте, в чем можно увидеть прямой аналог "порядку сердца" Паскаля: "Природу нужно трактовать научно, об истории нужно писать стихи. Вживание, созерцание, сравнение, непосредственная внутренняя уверенность, точная чувственная фантазия — таковы были его средства приближения к тайне живых явлений. И таковы средства исторического исследования вообще."[28]

Одновременно сопоставление процессов разных эпох и оперирование с цифрами лет даёт возможность представить математическую модель истории: "Средство для познания мертвых форм — математический закон. Средство для понимания живых форм — аналогия"[29]. Как мы уже говорили, знаку Близнецов, разлагающему реальность на части ради её понимания, свойственно воспроизведение мира с помощью чисел и геометрических форм. Анализируя такой способ представления, Шпенглер показывает, как в современном европейском мире математическое представление становится самодовлеющим, по сравнению с античностью, где оно соотносится с конкретной реальностью. В античном мире число выступает как мера, противопоставленная безмерности; как видимый отрезок: то, что нельзя изобразить, не есть число. В западно-европейском восприятии число — процесс, операция (что иллюстрирует дифференциальное исчисление, понятие предела). Тем самым наука уходит от конкретных образов и зримых форм, апеллируя к "внутреннему зрению":

"Геометрия, ставшая аналитической, растворила все конкретные формы. Она заменяет математическое тело... абстрактно пространственными отношениями, неприменимыми уже к фактам чувственно наличного созерцания... Число символически представляется уже не образом фигуры, а образом уравнения. "Геометрия" выворачивает свой смысл наизнанку: система координат исчезает как образ, и точка является отныне совершенно абстрактной группой чисел... В аполлонической математике ум служит глазу, в фаустовской он одолевает глаз."[30]

С переходом от представления а³, как естественного максимума к аⁿ упраздняется безусловность трехмерного пространства.— И это радует Шпенглера, как обретение рациональной мыслью большей свободы восприятия и революционное преодоление "само собой разумеющихся" форм коллективного разума (Юпитера).

Но любой мыслительный синтез при всей эрудиции и эмоциональной страстности его творца всегда остаётся только моделью жизни, откровенно непохожей на неё аналогией. Философ должен понимать это, и, проявляя абсурд, заложенный в природе мысли, Паскаль говорит: "Смеяться над философией — значит по-настоящему философствовать." И Сартр раскрывает иллюзорность ницшеанского идеала человека как безграничного самоутверждения мысли.

Противопоставленная бытию мысль в конечном отрицает саму себя, само движение своего непосредственного поиска, как говорит Паскаль:

"Наш разум всегда разочарован непостоянством являющегося, ничто не может фиксировать его между двумя бесконечностями. Поняв это, каждый пребывает в покое, куда его поместила природа. Перед бесконечностью все равны".

В логической цепи Зодиака Овен дает определение субъекту — вечно возрождающемуся "я". Телец опирается на субъект и отталкивается от него в своем творчестве. Близнецы покидают субъективное ради созданной объективной реальности, но, будучи отделена временем от изначального импульса творения, объективность предстает мёртвой. Как отражение прошлой реальности, самосознание "я" отрицает само себя.

Стремясь утвердиться в исчезающей как чистое отражение действительности мышления и его ускользающих причинно-следственных связей, философы-Близнецы обращаются к истокам мысли, в природное детство человечества. Они находят опору сознательного мышления в мифологии и религии — в первых ориентирах мировосприятия, позволяющим нам выйти к первозданной чистоте истинных связей, ещё не искажённых поздними моделями. Такую цель ставит родившийся под знаком Близнецов Томас Манн, писатель, стремившийся в живом виде донести до читателя мифологию библейских сюжетов ("Иосиф и его братья") или выявить подоплеку творческого процесса ("Доктор Фаустус"). Последняя смыкается с созданием личного мифа как осмысления собственной истории, которая для Близнецов, как уже говорилось, является сутью понятия "я". Шпенглер также обращался к универсализму мифа:

"В осмыслении мифа его происхождение не играет никакой роли. Сам нумен, исконный гештальт мирочувствования, есть чистое, не допускающее выбора и бессознательное творение, не переводимое ни на один язык."[31]

Древнейшие понятия полностью предметны: так образы богов не являют чего-то отличного от повседневной жизни, а растворяются в ней. И это идеал мышления для знака Близнецов в том смысле, что его цель — связать субъект с объектом. Корни абстрактного мышления — не только в трансцендентных априорных формах, выявление которых бездоказательно и повисает в воздухе, если не подтверждается всей историей мысли человечества,— но в объективной реальности, которая придает им наглядность, возвращая мысли тот фундамент, от которого она когда-то оттолкнулась. Шпенглер замечает, что античная мысль ещё обладает этой предметностью, а средневековая уже её теряет:

"В основе аполлонической и фаустовской картины природы лежат противоположные элементы: отдельной вещи и единого пространства. Олимп и царство теней исполнены резкой чувственной определенности — царства карликов, эльфов, кобольдов, Валгалла и Нифльгейм затеряны в мировом пространстве. В древнеримской религии Теллура — это отнюдь не "праматерь", а самая очевидная пашня. Фавн — это конкретный лес, Вольтурн — конкретная река; посев именуется Церера, жатва — Конс. "Под хладным Юпитером" означает у Горация чисто по-римски "под холодным небом". Тут даже не делалось попыток образного воспроизведения бога на месте почитания, так как это означало бы удваивать бога. Ещё и в очень позднее время не только римский, но и греческий инстинкт противился изображениям богов; об этом свидетельствуют народные поверья. В доме присутствует Янус, дверь, в качестве бога, и Веста, очаг, в качестве богини. Паны и сатиры — это ощущаемые как существо, строго размежеванные поля и пастбища в полдень. Дриады и гамадриады суть деревья."

Чувство оживляет мысль. И сравнивая современные формы мышления с более ранними, Шпенглер с сожалением констатирует, что всякая культура, отходя от природы, стареет, переживает упадок и приходит к своему концу, формируя "мёртвый интеллект" цивилизации в противовес живому истоку духа, давшему ей толчок. Эту идею философ отразил в самом названии своего главного труда — "Закат Европы".

Раскрывая недостатки современного интеллекта (планеты Меркурий), Шпенглер яростно критикует научную мысль:

"Скорее можно разложить с помощью скальпеля или кислоты какую-нибудь тему Бетховена, чем душу — средствами абстрактного мышления." "Научные миры суть миры поверхностные, практичные, бездушные, чисто экстенсивные... Воцаряется мозг, так как душа вышла в отставку."[32]

"Процесс мысли постоянно уничтожает любовь",— говорит Кришнамурти о том же самом, но несколько проще. Мысль субъекта уводит его от целостности восприятия. И потому Близнецы ставят выше гармонии чистой мысли — взаимодействие между людьми, творящее человеческую жизнь как особую форму синтеза духа и материи. Это соответствует тому, что Близнецы — самый открытый знак Зодиака, выражающий идею взаимообмена, знак коммуникации людей — и связи явлений видимого мира, знак размыкания сознания в мир, которое осуществляет повседневная жизненная практика.

Так, Хабермас, ратующий против позитивизма в общественных науках и их технократической ориентации, путь развития мысли и общества видел в организации открытых публичных дискуссий, которые должны способствовать установлению свободного от принуждения социального общения. Хабермас — автор теории коммуникативного действия, которая раскрывает онтологию коммуникативной деятельности человека как движущей силы эволюции и ее приоритет перед инструментальной деятельностью (хотя последняя обычно мыслится исторически предшествующей). Основывая на коммуникативной деятельности герменевтический метод (неслучайно связанный с именем вестника богов Гермеса), Хабермас развивает его, разрабатывая учение о познавательных интересах, связанных с необходимостью взаимопонимания и совместной практики людей.

Рациональная мысль Меркурия определяет себя как отрыв внутренней реальности сознания от жизни, и, стремясь компенсировать мертвое мышление интеллекта, Близнецы выше мертвой идеологии ставят живое действие. Их часто привлекает политика, как наиболее активная деятельность взаимодействия. Шпенглер даже говорит: "Политика в высшем смысле есть жизнь, а жизнь есть политика."[33] Философ пишет:

"Философию саму по себе я всегда основательно презирал. Для меня нет ничего более скучного, чем чистая логика, научная психология, общая этика и эстетика... Каждая строка, написанная не с целью служения деятельной жизни, кажется мне никчемной,"[34]— уверяет он себя и тут же признает, что почти никогда не жил: "Я завидую каждому, кто живёт. Я проводил время только в мечтательных раздумьях, и там, где мне выпадала возможность действительно жить, я отступал, давая ей возможность миновать меня, чтобы уже позднее испытывать горчайшее раскаяние."[35]

Кришнамурти также призывает реагировать на вызов жизни действием, а не созданием идей. Под действием здесь подразумевается не обычная жизнедеятельность, напротив, Кришнамурти говорит: "Если бы у нас не было повседневных забот, большинство людей почувствовало бы, что они не живут." Действие для Близнецов — это нетрадиционная реакция на вызов новых условий жизни, разрушающая устаревшие установки и закладывающая основы современного отношения мысли к миру, что делает её более живой.

Неслучайно Шпенглер, как и Кришнамурти, были пророками, принятыми в свое время. Философы-Близнецы творили для современников: книга Шпенглера произвела фурор — по оценке одного из наших философов, эта книга, написанная в период I Мировой войны, была "самой своевременной книгой своей эпохи". Подобно этому, философия Кришнамурти приветствовалась как мировоззрение, самое актуальное для нашего времени схематичного отношения к жизни и повсеместного засилья интеллекта.

В то же время практическое мировосприятие Близнецов, направленное против абстрактного умствования, смыкается с постоянным творчеством самой мысли. Как художественно формулирует это Шпенглер:

"Я люблю глубину и утонченность математических и физических теорий, по сравнению с которыми эстетик и физиолог выглядят просто халтурщиками. За роскошно ясные, высокоинтеллектуальные формы какого-нибудь экспресс-парохода, сталелитейного завода, изощренность и элегантность иных химических и оптических процедур я отдам весь стильный хлам нынешних прикладных искусств. Я предпочитаю акведук всем римским храмам и статуям. Я люблю Колизей и гигантские своды Палатина, поскольку ещё и сегодня они являют взору грандиозное практическое чутье их инженеров."[36]

Таким образом, какую бы сторону мысли архетипа Близнецов мы ни рассматривали, мы постоянно вынуждены, чтобы не быть неправыми, дополнять утверждение антитезисом. Это самая характерная черта актуального, конкретного мышления Меркурия, разрушающего любую идеологию и играющего конструктивную роль созидания представлений современности — преодолевая трещину между сознанием и бытием.

МЫСЛЬ КАК СВЯЗЬ

Мысль — дробление реальности на части, но в то же время мысль — это естественная связь, образующая единство между частями разорванной Вселенной и порядок нашего непосредственного восприятия жизни. Мысль — высшая форма взаимодействия мира и человека, образующая его гармонию в хаосе бытия, которое навсегда останется по ту сторону нашего понимания. В противоречивости — великое преимущество рассудка, его изначальное подобие явленному миру.

Философы-Близнецы подчеркивают, что, несмотря на все недостатки интеллекта (который, по Сартру, сам предстает как свой собственный недостаток), мы не можем отказаться от нашей человеческой способности мыслить словами, создавая тем самым особую реальность ума. В этом отличие философии от религии — наука призвана строить свои непрочные модели и достигать целостного видения через антитезу частичных величин: так как, по словам Шпенглера, "переживание может быть безмолвным; систематическое познание существует только в словах"[37].

А Паскаль считал, что и религиозное познание невозможно, минуя (меркурианскую) способность суждения: “Дай Бог, чтобы мы никогда не имели нужды в разуме, а всегда познавали все вещи инстинктом и чувством. Но природа отказала нам в этом благе, сообщив нам лишь весьма немногие понятия такого рода; все другие приобретаются только путем рассуждения."[38] Философ говорил, что религия должна "знать нашу природу, наше величие и наше ничтожество, а равно и причину того и другого", и в этом даже видел преимущество христианства перед другими религиями: христианство для него раскрывается как религия познания.

Как процесс познания: целостного восприятия, которое предшествует анализу, и синтеза, который естественно следует за ним,— наука не отличается от религии, и, как показывает Шпенглер, органически проистекает из неё:

"Сила в механической картине природы западного человека есть то же, что воля в его картине души и бесконечное Божество в его картине мира. Основные идеи этой физики были установлены задолго до того, как родился первый физик; они таились в брезжущих утренних сумерках религиозного миро-осознания нашей культуры."[39]

Как мы говорили вначале, в основе современных представлений о мире лежат те же архетипические идеи, что тысячелетия формировали мысль человечества на разных концах земного шара. И Шпенглер видит в абстрактных понятиях науки богов нашего времени.

"Произнесение правильного имени есть заклятие. Так возникают божества и основные научные понятия — прежде всего как имена, к которым взывают и с которым связывается некое приобретающее чувственную определённость представление. Какое освобождающее колдовство заключается для большинства учёных мужей уже в простом оглашении слов типа "вещь в себе", "атом", "энергия", "сила тяжести", "причина", "развитие"! Оно подобно тому, которое охватывало латинских крестьян при произнесении слов: Церера, Конс, Янус, Веста."[40]

Современным абстрактным понятиям отводится та же великая роль выстраивания жизненной реальности: созерцания мира и способов оперирования с ним, что прежде именам богов.— Только, лишенные связи с актуальностью конкретной жизни и энергией её общечеловеческих истоков, они далеко не всегда справляются с этой ролью. В этом Шпенглер следует за Гёте: "Рассудок столь же стар, как мир. Более ранние века находили свои идеи в созерцаниях фантазии, наш век сводит их в понятия. Величественные воззрения жизни олицетворялись тогда в образах, в богах; нынче их подгоняют под понятия. Там было больше продуктивной силы, теперь преобладают силы разрушения или разложения."[41]

Отчего это происходит? Почему абстрактные понятия не столь могущественны, как древние боги? Почему человеческая мысль непременно теряет связь с жизнью? Как её вернуть? — это ключевые вопросы архетипа Близнецов: неслучайно он описывает человеческий интеллект, который стремится постичь устройство Вселенной — разобрать реальность до атомов и вновь воспроизвести жизненные связи в прежней органической связанности между собой. Возможно ли это? Говоря о лишь частичном охвате жизни интеллектом, уместно вспомнить миф о Вавилонской башне, историческим прообразом которой послужил храм в честь шумерского бога интеллекта — писца Набу. Он должен был сравняться по высоте с храмом царя богов Мардука (вавилонского Юпитера), некогда создавшего этот мир из тела семиглавой гидры, праматери первозданного Хаоса — но остался незавершен.

Насколько возможно познание: выстраивание всей целостности жизни "снизу", при помощи строгой организации интеллекта, а не "сверху", путем божественной любви? Подтверждая миф о Вавилонской башне, Сартр дает отрицательный ответ: фундаментальный проект человека стать Богом, т.е. достичь самодовлеющего бытия в-себе, сохранив свободную субъективность бытия-для-себя, в котором кроется отрицание мысли,— неосуществим.

Но такова природа ума, что в самом отсутствии кроется возможность — и отдаляясь от цели, мы приближаемся к ней. Так в закате цивилизации наука механистична и лишена жизненных сил: как говорит Шпенглер, средневековое мирочувствование " силилось выразить символическую бесконечность" мировой души, но познание оказалось неспособным выстроить из этого систему. Наука достигла лишь "лингвистически стесненного понимания, полагающего, что оно победило видимость и отслоило от неё "истину". Однако под этим сплетением вновь обнаруживается древнейшее и глубочайшее, миф, непосредственное становление, сама жизнь". По Шпенглеру, наука устраняет человеческие черты из картины природы, чтобы возобладать над самой человечностью ( двойственной и частичной природой мысли) в виде чистой и цельной природы:

"Ныне, в закатывающемся солнце научной эпохи, в стадии побеждающего скептицизма, расступаются облака, и утренний ландшафт вновь предстаёт в совершенной ясности... Усталая от своих стремлений, западная наука вернется к своему душевному отечеству."[42]

Так разум отдельного человека превозмогает статичное богатство культуры в целом, тесно связанной со своими природными истоками и погрязающей в них. Одна из мифологических аналогий этого — победа героя Геракла (кстати, имевшего брата-близнеца Ификла) надо Львом: изначально олицетворяющим Солнце и весь освещаемый им тварный мир. Даже если результаты человеческого познания не отражают целостности природы, то сам процесс постижения: процесс отрицания мыслью своего прошлого и себя самой как отрицания — есть возврат к ней.

НАСТОЯЩЕЕ И СУДЬБА

Суть рационального мышления — в установлении причинности, непосредственно представимой через понятия времени и судьбы. Для Сартра "хронология маскирует строго логический порядок выводимости". Он анализирует время: темпоральность — как "универсальную структуру, организующую внутри себя вторичные структуры". Для Шпенглера "судьба предстаёт доподлинным способом созерцания первофеномена." Познание природы есть попытка набрести на след своей собственной тайны, своей судьбы. Причинность мысли рождена понятием времени и судьбы, как говорит Шпенглер:

"Мы имеем сначала идею судьбы и лишь потом, в пику ей рожденный как попытка бодрствования заклясть, одолеть неминуемый конец, неминуемую смерть в пределах чувственного мира — принцип каузальности: которым страх жизни силится защитить себя от судьбы, закладывая вопреки ей основы иного мира."[43]

Понятие судьбы, проецирующее на будущее законы, постигнутые в прошлом, относится к тому же архетипу Сатурна, что и человеческая память, ставшая основой рождения интеллекта. Но особая реальность интеллекта стремится победить судьбу, и, вырывая из земли собственные корни, повисает в воздухе как абстракция мысли. По словам Сартра, настоящее есть бегство перед лицом бытия, есть отрицание бытия, настоящего нет. "Когда настоящее есть, настоящего нет: оно делает себя присутствующим в форме бегства."[44] По сравнению с этим линия судьбы абсолютна, события должны были бы произойти, пусть даже в другой стране. И трагичность западно-европейского восприятия Шпенглер связывает с чувством "неумолимой логики становления" истории и судьбы.

Диалектику опоры на прошлое и его отрицания для Близнецов можно рассмотреть как проблему взаимодействия долговременной и оперативной памяти. Практический интеллект пользуется оперативной памятью, теоретический — долговременной. Отдавая преимущество практике, Близнецы живут настоящим, отбрасывая прошлое и пренебрегая опытом, в отличие от противоположного знака Стрельца, опирающегося на багаж традиций: как это делает и современное общество в целом. И в постоянном внимании философов-Близнецов к вопросам памяти и судьбы можно увидеть компенсаторное обращение к подсознанию и опыту, как базе мысли.

Обычно любая конструкция мысли естественно опирается на прошлое (строить надо из чего-то); но архетип Близнецов, символизирующий мыслящего субъекта самого по себе предлагает каждым актом мысли конструировать мир и себя заново. Основная цель этого — свобода преобразования, создание будущего как принципиально иного. Отказ Близнецов от детерминизма, который естественен для предыдущих архетипов Овна и Тельца, ярко иллюстрирует главный миф этого архетипа о творении прародителями-близнецами нового мира на пустой земле и их образ нарушителей прежнего порядка. Однако будущее должно быть закреплено: процесс творения должен стать необратимым — и он закрепляется во времени, как самой основе организации мира.

Фиксация мысли (в логике и словах) придает процессу мышления необратимость. С возникновением памяти как фиксации интеллекта, и особенно его письменной фиксации, мы вправе сказать, что человек не забудет своё прошлое и не впадет в природное детство. И когда он зафиксировал прошлое, он вправе освободиться от него. Забыть его табу и священные запреты, нарушить правила прежней жизни. Так было в истории. Если обратиться к архетипам мифологии — интеллектуальной функцией владеет бог-обманщик. Бог красноречия, счета и письма становится нарушителем табу, как греческий Гермес, который, едва родившись, украл коров у Аполлона. Он смеет нарушить священные законы, ибо их навечно зафиксировало сознание.

Абсолютизм судьбы, служащий для Близнецов опорой самосознания, определяет себя отрицательным образом, как говорит Cартр: "будущее есть то, чем я вынужден быть, постольку, поскольку я не могу быть им". Но если настоящее есть бегство от себя, то будущее – бегство к себе. Философ определяет будущее как отсутствие, которое позволяет ему быть присутствием: "то, что обычно обнаружено для сознания, есть будущий мир". Сартр логически доказывает, что будущее свободно и "не соответствует хронологически упорядоченной последовательности моментов, которые должны наступить... Иерархия моих возможностей не соответствует порядку универсальной темпоральности".[45] Для Шпенглера, как и для Сартра, осознанная причинность есть иной порядок, чем видимые законы судьбы: порядок самой мысли, которая свободна. Здесь можно вспомнить и фразу Кришнамурти: "свобода есть порядок". Или, если выразить ключевую идею архетипа Меркурия,— свобода есть необусловленное перестраивание порядка прошлого.

Как мы говорили ранее и ещё раз скажем словами Кришнамурти, "память вчера обуславливает сегодня и формирует завтра. То есть, прошлое через настоящее создает будущее."[46] Но есть интервал между двумя мыслями, который свободен от "я" и лишен времени. В этот момент мы выпадаем из предопределенной линии судьбы. Мы можем перечеркнуть прошлое, взглянув на него другими газами, и сделать шаг в иное будущее. Осознание судьбы меняет предопределенность пути.

Эту прерывность психологической проекции времени, на которую обращает внимание Кришнамурти, Шпенглер находит в древнем мире — античности, не следившей за часами и жившей свободой момента:

"Подлинной античности так же чужда археология, как и её оборотная сторона, относящаяся к душе — астрология. Античные оракулы и сивиллы, как и этрусско-римские авгуры, менее всего склонны возвещать далёкое будущее, ограничиваясь установкой на единичный, непосредственно данный случай."[47]

С идеалом свободы античности перекликается установка Кришнамурти "умирать для каждого вчера", будучи открытым радости сегодняшнего дня. Для него, как и для других Близнецов, источник, центр, который называет, определяет, судит,— это память, ряд ощущений прошлого, которое оживает через настоящее и "питается настоящим": "Память делает жизнь вялой, тупой и пустой. Мы живём в антагонизме друг с другом, потому что "я" и "мое" усиливаются через память. Память фактов, технических вещей — очевидная необходимость, но память как психологическое удерживание вредна пониманию жизни, общности друг с другом."[48] Как набор готовых определений прошлого этот центр "я" должен быть устранен, чтобы возникло истинное понимание: в опоре на всю совокупность жизни настоящего.

Когда исчезает фиксация "я", размывается оболочка его прошлых определений, остается необусловленное понимание объективного мира, за рамками готовых форм мысли. Это приближает нас к самой предметности мира: когда мысль останавливается, раскрывает свою суть "вещь в себе". Близнецовская диалектика мышления словами, которая создает историю "я", и непосредственного понимания, в котором "я" исчезает, продолжает декартовскую дихотомию дедукции и интуиции. Но проецирует весь процесс мышления, направленный из прошлого в будущее, в момент настоящего: и в нем возникает предметный мир, который для знака Овна был "вынесен за скобки".

С другой стороны, в предметном мире мысль исчезает, а в современных научных (математических) формах она проявляет себя как чисто абстрактное отношение (на что указывает Шпенглер), в чём и заключается суть рефлексии; или отрицания бытия, как понимает это Сартр.

Фиксация времени: опора на прошлое, воссоздающая "я" — как и его прерывность: необусловленность настоящего — для Близнецов оказывается ценной для утверждения силы человека возобладать над детерминизмом будущего. Как Кришнамурти всей своей философией учит преодолевать слепое следование причинности прошлого, так Шпенглер, находя в западной культуре прачувство заботы о будущем, качество пестования будущей жизни, видит великую задачу философии в возможности возвыситься над судьбой: предугадав её пути. Это перекликается с мифом о германском Одине, несущем черты архетипа Меркурия: хранителе букв-рун, стремящемся постичь судьбы мира — хотя он и не способен их изменить. Согласно нордическому эсхатологическому мифу, конец мира неизбежен — но знание, добытое Одином, утверждает его и нас в том, что за гибелью прежнего мира последует его будущее воскресение в обновленном облике, и новый мир ожидает иная судьба.

Мысль о всемирной истории у Шпенглера расширяется до идеи всеобъемлющей символики, которая стоит над ней и охватывает её даже в большей степени, чем универсальные законы природы, по которым строится судьба. Человеческая причинность — это причинность самой мысли, она не сводится к законам материи. Говоря астрологически, здесь Сатурн возводится к Урану: единая причинность оказывается подобна универсальному символизму, который являет качество архетипа творящей мысли Урана, стоящего над временем и судьбой. Человек описывается не конечными причинами материальной природы, а восходящей к древним мифам идее подобия его всему космосу: образом " действительности как совокупности символов, соотнесенных с конкретной душой. Всё, что есть, есть также символ."[49]

В понимании символа как универсальной категории Шпенглер отталкивается от категорий Тельца Канта: времени и пространства. Но время остается внутренней характеристикой сознания, единой для разных культур. А существенным качеством, отличающим их друг от друга, предстает отношение к внешней протяженности — материи и пространству: "Как объяснить то, что согласно нашему глубочайшему чувствованию, "мир" есть не что иное, как доподлинно рождённое переживанием глубины мировое пространство, величественная пустота которого ещё раз подтверждается затерянными в нем мирами неподвижных звезд?"[50]

Философ обращает внимание на то, что в античном мире проблема бытия связана с архе — материальным первоначалом чувственно осязаемых вещей, а в западном — с восприятием самой бесконечности пустого пространства: "Бесконечное пространство есть идеал, непрестанно взыскуемый западной душой в окружающем её мире." Именно поэтому в античности гелиоцетрическая система была открыта, но почти незамечена; в западном же мире коперниковское открытие произвело переворот. Пра-символ античной души предстает, т.о., как материальное тело, а прасимвол западной — как чистое, бесконечное пространство.

Но символ не сводится к конкретному выражению в терминах и определениях: Шпенглер понимает под ним отчасти то же, что мы имеем в виду под архетипами — мысль, лежащую за пределами слов, постоянно воспроизводящий себя дух, который сам подбирает форму своего воплощения. Пра-символ культуры "пульсирует в чувстве формы каждого человека, каждой общности, стадии, эпохи и диктует им стиль всей совокупности жизненных проявлений. Он кроется в форме государства, в религиозных мифах и культах, в идеалах этики, формах живописи, музыки и поэзии, но не исчерпывается ими. Следовательно, его нельзя понятийно изложить и в словах, ибо язык и формы познания сами суть производные символы. Каждый отдельный символ гласит о нём, но обращаясь к внутреннему чувству, а не к рассудку."[51]

Универсальный символизм подразумевает целостность: мышление целостными категориями, соотносящими план бытия с абстрактным сознанием. И обращением к причинности, времени и судьбе решается стоящая перед архетипом Близнецов задача возвращения к целостности восприятия через сам инструмент рациональной мысли. Временная координата придает глубину третьего измерения контуру, очерчиваемому двоичным противопоставлением рассудка, как говорит Шпенглер:

"Жизнь, ведомая судьбой, ощущается, покуда мы бодрствуем, как прочувствованная глубина... Переживание мира связано исключительно с феноменом глубины — дали или отдалённости,— контур которой в абстрактной системе математики обозначается наряду с длинной и шириной как "третье измерение"... Глубина представляет выражение, природу; с неё и начинается "мир"."[52]

Здесь философ дает архетипическое определение образа глубины, связанного с изначальной целостностью Нептуна и основанием бытия Сатурна.

Сравнивая античную культуру с европейской, Шпенглер также ставит акцент на антитезе множественности и единства: "Множественность отдельных тел, каковой представляется античный космос, требует аналогичного мира богов: таков смысл античного политеизма. Единое мировое пространство, будь то пещера или мировая даль, требует единого Бога христианства."[53] Философ говорит о внутреннем единстве каждой из национальных культур (культура действует как единый субъект, и мы можем описать её национальные особенности через некое, не выразимое напрямую, а только символически, духовное единство). Этот акцент соответствует архетипическому движению знака Близнецов от множества (предметов мира, в которых растворяется сознание) к единству (универсальной сути, которая являет себя в глубине каждого объекта). Этот универсализм, присутствующий в каждом объекте, закрепляет его индивидуальность, которую уничтожает жизнь мысли, отрицающая свои предыдущие стадии. И это — опорное понятие следующего знака Рака (которому его представитель — Лейбниц — дал определение монады).

Универсальный символизм организовывает мысль глубинным всеобщим порядком, который смыкается с порядком самой жизни: порядком сердца каждого человека, а не только индивидуальной свободой мыслить. Чистоту и действенность жизненных связей, организующих жизнь в единое целое, к которой стремится знак Близнецов, символизирует экзальтация в Близнецах Цереры — планеты преобразования жизнедеятельности. В универсальном мышлении человечества исчезает субъект как инерция прошлых восприятий. Мысль, охватывая жизнь, уподобляется жизни и становится живой. Сознание: мертвое, как рамки тех законов и определений, на которых оно основано, оживает само и оживляет мир вокруг себя, изменяясь вместе с ним и так реализуя божественность человека.

* * *

Человеческая мысль, растворяющаяся в объективном мире, отражает процесс творения как энтропию (рассеивание материи и энергии), закрепляющую необратимость мировых процессов — которая, согласно Шпенглеру, в противоположность физическому обозначению времени, есть "выражение настоящего, исторического, внутреннее пережитого времени, идентичного с судьбой."[54] Мысль, не только отрицает прошлое и создает новый порядок, но и утверждает его необратимость — фиксирует будущее не только как идеал, но и как реальность, давая возможность ему существовать.

Ещё раз подчеркнем значимость меркурианского нарушения порядка: если мы переставим буквы, будет создано новое слово. Изменение порядка, соответствующее нашей индивидуальности, отрывает нас от небес всеобщего. Человек спорит с Богом, как существующим порядком вещей, и в этом экзистенциальном споре порядок вещей не остаётся прежним. Это всего лишь трансформация ноосферы, но она необратимо изменяет жизнь. Опустошая оперативную память для восприятия нового, мы достигаем пустоты ума, приближающей нас к всеобщности сознания. Выстраивание линии своей судьбы дает энергию на резонанс с миром. Он отрывает нас от существующего и изменяет внешнее изнутри.

Ради результата требуется не только настройка в резонанс с собой — но согласование порядка с объективными законами работы психики и сознания. Наука тоже упорядочивает, хотя мало соотносит с человеком. В высоком вдохновении нередко больше отражения внутренних структур жизни, чем в бытовой и рациональной работе мозга, ограниченной социальными стандартами. Потому естественные науки предпочитают формулы, не доходя до текста, который предполагает целостность жизни, как произведение искусства. Искусство даёт более тонкую упорядоченность, чем просто логически последовательное мышление словами: поскольку сам язык — достаточно грубый инструмент. Но эта тонкость должна быть выявлена доступно: для всех — иначе упорядочивание не достигает цели набора критической массы для проявления качества, которое сознание в творческом процессе становления стремится вынести в мир.

Архетипическая задача интеллекта — вырываться из рамок, нарушать привычные ходы мысли — её коридоры: черпая вольный воздух под открытым небом. Говоря астрологически, Меркурий, устанавливая связи, осуществляет трансформацию метафизических основ Венеры волей Марса. Интеллект наполняет их новым временным содержанием — делает современными, и так обеспечивает переход от детерминизма Овна к жизненной диалектике следующего кардинального знака Рака.

ГОРОСКОПЫ ФИЛОСОФОВ-БЛИЗНЕЦОВ

Известных философов-Близнецов мало для обобщающих статистических выводов. Прежде всего потому, что мысль этого знака более ориентирована на современность, а не на то, чтобы остаться в веках — хотя это не умаляет интереса к ней.

Несомненно отмечена в астро-картах философов этого знака сила планеты Венеры: она находится вблизи Юпитера у Паскаля, Сартра и Кришнамурти; в соединении с Плутоном у Шпенглера, с Марсом у Риккерта и Кришнамурти и с Хироном у Хабермаса. Обращение к опыту, мощь чувства и понимание любви — именно то, чего недостает этому интеллектуальному знаку, чтобы достичь мудрости: перейти от анализа (и критического отношения к миру) к обобщающему синтезу и практическому творчеству мысли.

Среди малых планет в картах философов-Близнецов заметен астероид Скептикус ("скептик"): сомнение — яркая черта этого знака. У Паскаля и Шпенглера он находится в соединении с Философией; у Сартра с Сатурном; у Хабермаса с Юпитером, а у Кришнамурти — с Черной Луной.

Также в гороскопах этого знака обращают на себя внимание астероиды героев: подчеркивая характерное для мыслителей-Близнецов стремление к переустройству сознания и общества. Так, астероид Прометей находится у Сартра в соединении с Философией, у Шпенглера с Юпитером, а у Хабермаса — с Сатурном. Геракл у Сартра в соединении с Церерой (планетой постоянного преобразования). Гектор (герой Троянской войны) у Сартра в соединении с Солнцем, у Шпенглера с Меркурием (а с Солнцем другой герой, Ахилл). На Уране Шпенглера и на Сатурне Сартра Беллерофонт (победитель Химеры, которая в карте Сартра связана с Дамоклом — символом нависшей угрозы, что подчеркивает актуальность этого астероида). У Паскаля в соединении с философской планетой Сатурн самый древний из известных героев — Гильгамеш, пытавшийся решить проблему бессмертия.

Можно выделить сильное положение астероидов памяти. Так, у Сартра муза памяти Мнемозина с богиней мудрости Минервой на Плутоне, Мемория-память с Метидой-мыслью на Венере. Память служит фундаментом абстрактной мысли: недаром Мнемозина — мать остальных муз. В карте Шпенглера Минерва-мудрость и Мнемозина также близки. Заметно и положение астероидов времени, к которым относятся прежде всего греческие мойры (Мойра, Клото-судьба, Лахезис — предсказание будущего, Атропа — неизбежность конца) и германские норны (Урда — прошлое, Верданди — настоящее и Скульд — будущее).

1. Блез Паскаль (19.6.1623 – 19.8.1662) — франц. философ, после деятельности в области точных наук обратившийся к религии; первый мыслитель, который, пройдя через опыт механистического рационализма XVII века, поставил вопрос о границах научности, указывая на "доводы сердца", отличные от доводов разума. Исходил из динамического образа человека, его хрупкости и одновременно величия и умер во Льве, знаке человеческого достоинства.

В его гороскопе во Льве стоит научно-философская связка Юпитера, Сатурна и Урана. Природному образу человека как "мыслящего тростника" и обращению к непосредственности чувства соответствует Восходящее созвездие Рака и положение Меркурия и Венеры в этом знаке естественного течения жизни. В его карте в зенит ставят Луну, и это, как и связка Луны с астероидами Веста (фокус внимания) и Фидес (вера), подчеркивает доверие к гибкой организации живого. Обращению к религии способствовали напряженные аспекты планеты веры Нептуна с Марсом и Хироном: это ставит проблему соразмерности человеческой силы (Марс) и необъятности Космоса (Нептун). При этом соединение Нептуна (подсознание) и Психеи (психика) указывает на хорошее понимание глубинной психической природы. В наше время Паскаль стал бы не религиозным философом, а психологом (тем более, что его теология не носила традиционного характера, что соответствует вышеописанному напряжению планет).

Из "философских" астероидов в карте Паскаля отмечены Эдукация (образование) в соединении с Венерой и Сапиенция (знание) с Плутоном, что подчеркивает разумность чувств и понимание природы инстинктов. Астероид Философия в сильной позиции (восходит на горизонте).

2. Генрих Риккерт (25.5.1863 – 30.7.1936) — немец. философ, рассматривавший философию как науку о ценностях. Разрабатывал онтологическое учение о видах мирового целого и умер во Льве, знаке целостности явленного мира.

Родившись на грани со знаком Тельца, Риккерт развивал идеи Канта и в духе субъективного идеализма рассматривал постигаемую реальность как результат деятельности безличного сознания, конструирующего природу и культуру. Однако, как Близнецы, он делал шаг в сторону объективной реальности, независимой от сознания, одновременно признавая и её. Этот свойственный Близнецам дуализм отразился в противопоставлении ценностного знания истории и свободного от ценностей естествознания. За первое (субъективную сторону истории и философии) отвечают тригоны Солнца к Сатурну и Церере в знаках земли (что дает также склонность к созданию системы); за второе (объективную реальность и интерес к науке) — тригон Юпитера к планетам науки Урану и Меркурию в интеллектуальных знаках воздуха.

3. Освальд Шпенглер (29.5.1880 – 8.5.1936) — немец. исследователь истории, автор сенсационной книги "Закат Европы", где он трактует культуру как живой организм, перерождающийся в мертвую цивилизацию. Критиковал формализм "бездушного интеллекта" современности в противовес творческой причастности жизни прошлых эпох и умер в Тельце: где познание смыкается с субъективным творчеством.

В его карте квадрат Марса к Сатурну обозначает основную проблему несоответствия намерений личности общемировой линии судьбы. Конфликт разрешает секстиль Марса к Венере с Плутоном в Тельце: чувство форм времени и способность глубинного проживания жизни, формирующая "философию жизни" Шпенглера. Акцент в познании на Венеру (с позиций дуализма Близнецов) можно иллюстрировать такими его словами: "Познать картину природы — творение и отображение духа, его alter ego в сфере протяжённого — значит, познать самого себя."[55]

Венера помогала философу в жизни и в смерти: умер он в Тельце, когда Солнце пришло на связку Венера-Плутон: на удивление тихо и спокойно посреди обрушившихся на него нападок официальной гитлеровской идеологии и смерти друзей от рук фашистов. В 1931 году на выборах он отдал голос за идею национал-социализма, по всей вероятности, в те времена очень созвучную немецкому характеру и "фаустовскому" стремлению к бесконечной цели и жизненной борьбе. Свой выбор он сопроводил таким комментарием: "Гитлер — тупица, но идею надо поддержать". Однако вслед за этим дважды отказал Геббельсу в официальном выступлении с признанием новой власти, чем и навлек на себя травлю. Уехать из Германии он не мог: мешало прежнее яркое внутреннее чувство единства с судьбами своей нации и цивилизации, пусть даже её ожидает неизбежный закат (на патриотизм здесь указывает Марс в Раке, а Юпитер в Овне и Луна в Водолее побуждали к поддержке новых идей). Смерть стала самым гармоничным выходом из этой тяжелой и нерешаемой ситуации.

Соединение Урана с Беллерофонтом (летавшим на Пегасе), как и соединение Юпитера с Поэзией, указывает на вдохновение, которое философ стремился внедрить в сферу объективной науки. Выявление принципов истории отражает соединение Сатурна, планеты памяти, с Принципией вблизи музы истории Клио; рядом Веритас (истина).

Интерес Шпенглера к судьбам мира отмечает германская богиня будущего Скульд и греческая Клото, прядущая нить судьбы, в соединении с Солнцем. Другая мойра, Атропа, обрывающая эту нить, в соединении с Философией и пророчицей Пифией на Марсе: планете разрушения прежнего и начала нового цикла. Это иллюстрирует пророчество будущего заката, как и точная оппозиция Сатурна к малой планете Сивилла; а также связка Меркурия с астероидом Хёд. Это имя германского слепого бога, по ошибке убившего светлого бога Бальдра, смерть которого стала провозвестницей будущей гибели мира и его возрождения в обновленном качестве. Этот эсхатологический миф ярко отражает архетип германского характера.

4. Джидду Кришнамурти (25.5.1895 – 17.2.1986) — индийский мыслитель, в детстве он был признан Теософским обществом мессией, но отказался участвовать в традиционной религиозной и миссионерской деятельности. Выступал за свободу ума от консервативных социальных форм мышления; за остановку ментального поиска в рамках привычных установок, раскрывающую необусловленное восприятие реальности. Умер в Водолее, архетипе свободы.

У Кришнамурти сильный, сконцентрированный гороскоп: положение почти всех планет в двух знаках: Близнецах и Раке, за пределами которых остаются только философские планеты свободы и самостоятельности Сатурн и Уран, что и делает их фокусом притяжения. Интерес к науке подтверждает соединение Сатурна с астероидом Сциенция (наука). Философия в соединении с Этернитас (вечность) отражает устремленность мысли к вечному и постановку вечных человеческих проблем.

Спонтанность, импровизационность и революционность мысли философа отражают тригоны Урана к Марсу и к Узлу; и оппозиция Юпитера и Цереры — планет систематического мышления. За вдохновение говорит и соединение Солнца с астероидом Муза. Положение Диониса на Юпитере, а его римского двойника Бахуса на связке Нептун-Плутон обозначает экстаз (и способность Кришнамурти с детства впадать в транс). Характерная связь Нептуна и Плутона, символизирующая активизацию глубинных духовных энергий, подтверждается соединением Марса и Венеры, а также Психеи и Эрота, выражающим совершенство сочувствия и любви. Фидес (вера) — на планете чувства и любви Венере.

Алетея (истина) на Юпитере в сильной позиции: в Раке — указывает на раскрытие и трансляцию социально насущных истин, отчего Кришнамурти вопреки революционной позиции становится принятым в обществе пророком. Связь Алетеи и Диониса можно было бы буквально перевести "истина в вине", но в данном случае — в религиозном созерцании (растворение ума в океане всеобщего сознания, как и в чаше вина, обозначает одно и то же архетипическое качество Нептуна). Астероид Эврика на Нептуне указывает на духовные открытия.

5. Жан Поль Сартр (21.6.1905 – 15.4.1980) — франц. философ и писатель. Анализировал формы проявления бытия через абстрактную модель сознания (бытия-в-себе, бытия-для-себя и бытия-для другого) и умер в знаке Овна, разрабатывающего методологию мышления (где стоит астероид Сартр).

За абстрактную логику говорит соединение в знаке Близнецов Меркурия с Солнцем; и Плутоном, который придает логическим связям глубину (а среди астероидов малая планета науки, Сциенция, в соединении с Абстрактой). Философом Сартра делает Солнце в тригоне к Сатурну, где стоит планета судьбы Клото (опора на память и самосознание), и оппозиции к Урану, что делает проблематичной проблему свободы и будущего (по Сартру, человек свободен всегда: ему всегда приходится выбирать). Сатурн и Уран символизируют мировое творение, а в данном случае "фундаментальный проект" личности "быть богом", воплотить проект собственного мира (Сатурн) — точнее, рискнуть это сделать, поскольку он может быть не поддержан другими людьми (оппозиция Урана).

Эти же планеты символизируют фундаментальную суть бытия (Сатурн) и сознания (Уран). "Трещину" между ними, которую выявляет интеллект-Меркурий, подчеркивает его соединение с астероидом Ата (богиня безумия): обозначающим разрыв разных планов личности. Там же богиня Фетида (погружавшая своих детей в чан с водой, чтобы сделать их бессмертными): интеллект словно испытывает глубину этого разрыва с целью сделать его явным и устранить.— В идеале для Близнецов даже абстрактная мысль не является чисто теоретической: она служит действием, захватывающим всю глубину личности.

Напряжение Урана, обозначающего революционные трансформации и сила архетипа Плутона (которую подчеркивает восходящее созвездие Скорпиона), у Сартра также вылились в собственную интерпретацию марксизма.

Обращение Сартра ко времени, которое видится основой человеческой реальности и цельности личности, кроме Сатурна, подчеркивает близость Солнца к Нептуну, планете вечности (вдобавок, в соединении с астероидом Этернитас — "вечность"); а также отмеченность астероидов памяти (Мемория, Мнемозина). Муза истории Клио в соединении с германскими богинями прошлого (Урда) и настоящего (Верданди): которые для Сартра являют одно целое.

6. Юрген Хабермас (p. 18.6.1929) — немец. философ и социолог, выступавший как противник идеологии (что отражает квадрат планет веры и идеологии: Нептуна и Юпитера в его гороскопе); и организатор общественных дискуссий (что отмечает положение на Солнце греческой богини раздора Эриды). Астероиды согласия (которое, согласно философу, достигается в обществе путем активизации коммуникации и естественного сглаживания противоречий во взаимодействии): Конкордия (согласие) и Унитас (единство) — стоят на Церере: планете естественно-природных преобразований. Там же показатель перспективы (Лунный узел), в квадрате к Марсу, планете борьбы.

Оппозиция Солнца к Сатурну привлекает активное внимание философа к проблеме индивидуальности, которое он рассматривает через осознание своей истории и утверждении себя в ней. Понимание "я" через отклик на другое отражают аспекты Венеры с планетами партнерства: соединение с Хироном и оппозиция с Юноной.

другие главы:

«ЧИСТОЕ МЫШЛЕНИЕ» ОВНА

«СУТЬ ВЕЩЕЙ» ТЕЛЬЦА

«ПРЕДУСТАНОВЛЕННАЯ ГАРМОНИЯ» РАКА

«ТРИУМФ ЖИЗНИ» ЛЬВА

«ХИТРОСТЬ РАЗУМА» ДЕВЫ

«ТВОРЧЕСКАЯ ЭВОЛЮЦИЯ» ВЕСОВ

«СОКРОВЕННАЯ ИСТИНА» СКОРПИОНА

«БОГ, ТО ЕСТЬ ПРИРОДА» СТРЕЛЬЦА

«ПОЗИТИВИЗМ ЛИЧНОСТИ» КОЗЕРОГА

«БЛАГО, ИСТИНА, КРАСОТА» ВОДОЛЕЯ

«ВОЛЯ И СОЗЕРЦАНИЕ» РЫБ

к оглавлению и началу книги

вернуться к главной странице

---

[1] Паскаль Б. Мысли // Антология мировой философии. М., 1970 Т.II С.304

[2] там же, С.304

[3] там же, С.304

[4] Кришнамурти Дж. Харьков, 1994 С.7

[5] там же, С.11

[6] там же, С.21

[7] там же, С.20

[8] Паскаль Б. Мысли. Париж, 1962 С.38

[9] Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993 С.83-84

[10] там же, С.529

[11] там же, С.151

[12] Паскаль Б. Мысли // Антология мировой философии. М., 1970 Т.II С.303

[13] Сартр Ж.П. Бытие и ничто. М., 2000 С.96 уточнить ссылку

[14] там же, С.96

[15] там же, С.93

[16] Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993 С.279

[17] Паскаль Б. Мысли // Антология мировой философии. М., 1970 Т.II С.304

[18] там же, С.302

[19] Хабермас . Понятие индивидуальности // Вопросы философии, 1989 II

[20] Сартр Ж.П. Бытие и ничто. М., 2000 С.103

[21] там же, С.104

[22] Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993 С.278

[23] Кришнамурти Дж. Харьков, 1994 С.99

[24] Сартр Ж.П. Бытие и ничто. М., 2000 С.116

[25] Паскаль Б. Мысли // Антология мировой философии. М., 1970 Т.II С.305

[26] Сартр Ж.П. Бытие и ничто. М., 2000 С.100

[27] Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993 С.356

[28] там же, С.156

[29] там же, С.129

[30] там же, СС.242-244

[31] там же, С.596

[32] там же, С.478, С.540

[33] Spengler.О. Der Untergang des Abendlandes. Bd.2 P.417

[34] Spengler.О. Reden und Aufsatze. P.64

[35] Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993 С.25

[36] там же, С.179-180

[37] Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993 С.320

[38] Паскаль Б. Мысли // Антология мировой философии. М., 1970 Т.II С.305-306

[39] Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993 С.583

[40] там же, С.591

[41] там же, С.609

[42] там же, С.628-629

[43] там же, С.276-277

[44] Сартр Ж.П. Бытие и ничто. М., 2000 С.123

[45] там же, СС.127, 129

[46] Кришнамурти Дж. Харьков, 1994 С.157

[47] Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993 СС.290, 288

[48] Кришнамурти Дж. Харьков, 1994 С.185-186, С.158

[49] Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993 С.325

[50] там же, С.339

[51] там же, С.338

[52] там же, С.330

[53] там же, С.342

[54] там же, С.621

[55] там же, С.318