Семиры и
В.Веташа «АСТРОЛИНГВА»
СЕМИРА
(Щепановская Е.М., канд. филос. наук, СПБ.)
СОЗВЕЗДИЯ МЫСЛИ
АСТРОЛОГИЯ
ДЛЯ ФИЛОСОФОВ
и философия для всех остальных
Глава
«ВОЛЯ
И СОЗЕРЦАНИЕ»
РЫБ
АРХЕТИП
НЕПТУНА
Мифологический образ планеты Нептун — образ великой Матери-Моря, прародительницы жизни, возникающей из первозданного водного Хаоса. В патриархальное время её сменяют мужские образы морских богов. Как греческий Океан, они тоже мыслятся прародителями: но древними и ушедшими на покой. Подобно морю, они меняют свой облик, как божества Протей и Нерей,— и будучи причастны к истоку всего, владеют тайнами.
Бурная стихия морей угрожает устроенной Земле, храня память о том, что когда-то воды покрывали сушу: она хотела бы вернуть мир к первозданному хаотическому состоянию. И повелитель морей в позднем пантеоне богов часто выступает мятежником, как японский Сусаноо. В психологии море ассоциируется с бессознательным, а планета Нептун символизирует восприимчивость к влияниям и вибрациям, ритмам и музыке, слияние с изначальным, растворение и блаженство; но также всё неподконтрольное, тайное и хаотическое.
ОБРАЗ: СМЫСЛ СУЩЕСТВОВАНИЯ
Рыбак шел по берегу моря и собирал раковины, которые оно приносило ему. Когда их становилось слишком много, он, оставляя себе одну, бросал другие обратно в океан. Само море не так привлекало его. Его глаза не отрывались от раковин и песка побережья. Его руки были заняты ими. Он знал, что раковины приносят волны. Он чувствовал, что они хранят шум океана и запах воды. И был счастлив, что океан несет ему свои дары.
Правда, они скоро высыхали и теряли свой блеск и своё очарование, которое они имеют только в море.
А потом — может быть, он подумал, что его руки свободны не для того, чтобы просто что-то нести? Может быть, его глаза устали смотреть на песок, что он устремил их в безбрежное море? Или ему так понравилась раковина, что он слишком долго держал ее в руках, не желая с ней расставаться, и побоялся, что так и будет очарованно стоять, в то время как он должен (почему должен? он не знал) идти по берегу моря? Или ему стало грустно, что раковины теряют свой блеск, и он захотел увидеть их в воде? Кто скажет это?
Но он бросил в море ту раковину, единственную, что была у него в руках. Он проводил ее взглядом и — остановился. Он подумал, что нужно идти, но спросил: куда он идет и зачем?— и не получил ответа. Он бросил взгляд на свои руки — они были пусты. И он пошел к воде.
Он только захотел взять раковину обратно или быстрей найти другую. Но океан больше не приносил ему даров. Море несло раковины мимо него на берег. Зато в море он увидел свое отражение. Водоросли качались вокруг него, как качались блики его отражения, которого он не видел прежде.
Он смотрел на свое отражение. Но единственное, что он в нем узнавал, были его руки. Он вновь заметил, что они пусты, вспомнил, зачем вошел в океан. Он вспомнил, как любил собирать раковины на берегу, и стал кидать их на берег. И чем больше их было, чем красивее он выбирал, тем меньше он видел берег. И чем больше он брал их, чем быстрее бросал, тем чаще видел пустоту своих рук. И чем дальше он уходил в море, тем меньше брошенных им раковин достигало земли.
Когда вода стала глубокой, он почти перестал видеть свое отражение. Перед ним расстилалась лишь качающаяся гладь воды, иная в каждое новое мгновение. И вдруг он подумал, что раковины, которые он бросил на берег — он, а не океан!— никто не подберет. И он решил вернуться.
Рыбак шёл по берегу моря и собирал раковины, которые оно приносило ему. И он был счастлив, что океан дарит ему то, что он мог бы взять и сам.
МИФ РЫБ
Мир многогранен и многомерен: его полифония подобна музыке, он изменчив, как волны океана. Всякая фиксация его проявлений относительна: и в каждом явлении мира всегда можно увидеть прежде неведомое чудо. Так раскрывали истину с разных сторон мифы древних. И если сегодня мы утратили эту способность объемного восприятия вещей в привычке к одноплановому рациональному видению — то это не приблизило нас к истине. Истина открывает себя как целостный миф бытия, стоящий над узким отрезком доступной истории. Стоя над плоскостью жизни, он охватывает её всю как частный случай того, что не поддается простому измерению цифрами и описанию словами — но может донести ощущение объемности жизни. И тогда, в этом непосредственном созерцании, формы и образы мира, его символы, буквы и цифры тоже станут отражением истины.
Как на календаре, найденном в Дендерах, есть два пути эволюции: одна рыба плывет вверх, к вершинам разума, другая остается на месте, храня жизнь. Можно изменить движение: рыбам поменяться местами. Пусть умрет мысль, чтобы развивались жизнь и дух.
Мир по сути неоднозначен. Однозначность мира создаёт лишь башня общественного мировоззрения — или воля собственного "я". Если воля "я" слаба, коллективный разум диктует нам каноны восприятия. Но когда воля опрокидывает все каноны, мы оказываемся наедине с той картиной реальности, которую предоставляет нам собственное созерцание.
Это может выглядеть как временная потеря ориентиров устроенного мира: подобная мифологической истории героев, которых поглощает огромная Рыба. Может, если бессмертие человека станет явным, Рыба охватит мир в едином мифе – однако этот мир устроен так, что все в нем происходит конкретно. И надо хорошо знать устройство жизни, чтобы воспринимать мир не символически, а таким, каков он есть. Мир един, и все в нем едино – но это всего лишь магия той рыбы, что остается на месте, а есть еще другая, что подымается вверх.
Переворот сознания: видение желаемого: более истинно для нашего сознания, чем то, что есть,– как реального – длится до тех пор, пока воля не обретёт нужные ориентиры. И чем дольше происходит поиск: чем дольше человек, спускаясь к истоку, остаётся жить в материнском чреве Рыбы бессознательного — тем более дальние цели он преследует. Происходит парадокс, что чем неувереннее человек в коллективных взглядах (архетип царя-Юпитера), тем должна быть сильнее его воля (архетип воина-Марса). Импульс личной воли побеждает хаос иллюзий и сомнений.
Импульс воли возвращает нас к единству с миром — всё есть "я". Это подсознательное движение Рыб в сторону Водолея, который далее расщепляет это движение на Небо (обетованные небеса желаемого) и Землю (то, что сейчас реально может быть воплощено). Отсюда проистекает идеализация самосознания, пробуждающего внутренние силы. "Я" отражается во всех объектах мира, и в этом его растворении нужно найти не только отражение объектов (к чему стремится Водолей), а именно "я": субъект в каждом проявлении мира (волю "я" Марса, которая далее призвана расшифровать волю кантовских "вещей в себе" как Других). Воля приводит нас лишь к тому, что в нас заложено: к исполнению личной судьбы. Конец судьбы — смерть: такой взгляд диктует нам общественный разум. Но наша воля есть воля к жизни, которая некогда создала и каждый миг творит мир. Правда за ней, а не за устаревшими взглядами — и можно увидеть позитив за словами Шопенгауэра: "воле к жизни обеспечена жизнь".
Божественость Всеединства воплощается в максимальной активности, самостоятельности частей целого, повышающей энергоёмкость системы в целом. Общество живо настолько, насколько активен каждый из его членов. Человек биологически активен настолько, насколько независима каждая из его клеток — и физически бессмертен настолько, насколько свободны все материальные частицы его организма. Сознание его живо постольку, поскольку не привязывается к объектам и каждый миг ищет новое, из относительности представлений формируя как можно более объемную картину. Не смущаясь тем, что эта картина будет являть лишь миф: именно миф, в котором мы сомневаемся настолько же, насколько верим в него, погружает нас в истину. И даёт силу жить в ней: волю рождаться и умирать каждый день. И каждый миг менять своё представление о мире, чтобы оно соответствовало вектору воли Бога, меняющего мир и преображающегося вместе с ним.
ФИЛОСОФИЯ РЫБ
"Воле к жизни обеспечена жизнь"
А.Шопенгауэр
ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ
РАЗНЫХ ГРАНЕЙ РЕАЛЬНОСТИ
Архетипический для Рыб образ Хаоса, откуда все возникло, характеризует постоянное колебательное движение, брожение. Столь же динамично, подобно текучести морских волн мышление знака Рыб. И таким же максимально динамичным представляет Шопенгауэр бытие:
"Бытие материи — это её действие; иного бытия нельзя даже и помыслить. Только действуя, наполняет она пространство, наполняет она время... Поэтому в высшей степени удачно совокупность всего материального плана называется действительностью."[1]
Мышление Рыб основано на созерцании разных уровней и граней бытия — которое воспринимает, признает и развивает архетип Водолея. Так, представитель знака Рыб Ясперс рассматривает возможность множества миров, подобных Земле, и говорит: "Мир не может быть понят, исходя из одного, нескольких или многих обозримых принципов. Универсальное познание, например, в математике, схватывает, правда, нечто повсюду присутствующее, но никогда не познает действительность в целом."[2] Для Н.Гартмана (младшего однофамильца более известного Э.Гартмана) бытие имеет слоистую структуру, состоя из качественно различных пластов, имеющих разные формы существования.
Философы-Рыбы выступают против механистически-определённого и однобоко-материалистического взгляда на мир, приходя к идее относительности всех его проявлений. И здесь нельзя не упомянуть имена Галилея и Эйнштейна, которые разработали идею относительности в науке. Галилей явился также создателем метода дифференциального исчисления, ввел принцип движения в саму математику, избавив её от механицизма.
Отталкиваясь от основополагающего водолейского представления о свободе: которой этот знак наделяет не только человека, но и природу,— Рыбы убеждены в невозможности дать единственно верное рациональное объяснение мира, всегда оставляя место необъяснимому. В опоре на водолейскую уникальность объектов Шопенгауэр утверждает относительность познания: чем больше в познании действительно-объективного, тем больше в нем необъяснимого: то есть несводимого ни к чему другому. И сам мир, как и все вещи, предстает непостижимо цельным: для Шопенгауэра мир есть "вещь в себе". А материя есть лишь переход — соединяющее звено между идеей и принципом индивидуализации (между Водолеем и Овном): "она насквозь причинность, её бытие всецело действие."[3]
Для Ясперса философия также обречена навсегда оставаться открытым процессом мышления, где вопросы преобладают над ответами. Относительность познания для Рыб связана с неопределенностью и шаткостью человеческого бытия:
"Бытие человека должно рассматриваться в его потерянности и величии одновременно, в его бренности и возможностях, в загадочности того, что его шансы и задачи вырастают именно из его шаткости... Человек создан из непримиримых противоречий... Мы столь несчастны, что имеем представление о счастье. Мы несем в себе образ истины и обладаем лишь заблуждением. Мы неспособны в действительности ни ничего не знать, ни твердо знать что-либо."[4]
Но философы-Рыбы не останавливаются на потоке сомнений, свойственных этому знаку в быту. Архетипическая причастность к истоку, откуда родилось всё — к тому всеединству, которое является знаменем философии предыдущего знака Водолея, дает право и возможность мыслителям этого знака развернуть адекватную целостную картину мира, в её конкретно-материальном проявлении. То есть, картину по возможности научную (отвечающую критериям и запросам предыдущего архетипа Водолея) — которую создавали Коперник, Галилей, Эйнштейн или Вернадский. С этой глобальной картиной, рожденной глубинными сомнениями в самом существе устройства мира, не поспоришь — и мы пользуемся ей как в науке, так и в быту.
Если для Водолея красота мира есть отражение истины божественной идеи, то суть сомнений Рыб в том, что видимое не есть действительное. Гелиоцентрическая система Коперника впервые в истории науки сделала это совершенно очевидным, произведя переворот в средневековой гносеологии. Ту же роль сыграла в XX веке теория относительности Эйнштейна. Ту же миссию исполняет сегодня концепция ноосферы Вернадского.
Видимое движение Солнца вокруг Земли, ставившее человека в центр Вселенной как высшее творение Бога, оказывается ложным — и заставляет усомниться в его божественной сути, отчего церковь и отрицала учение Коперника. Как мог Творец поселить лучшее из своих творений на окраине Вселенной? Видимая абсолютность времени и пространства, в которой существуем мы и наша мысль, и философия вслед за Кантом, не являет сколько-нибудь надежных координат, как доказал Эйнштейн,— чего же стоит тогда сама наша мысль? мысль, ради которой живет человечество? а само течение нашей жизни, ограниченной пространством и временем, как оно предстает для нас,— иллюзия? иллюзия — наше место на Земле и вершина жизни — смерть? И, наконец, если мы лишь песчинки в ноосфере, то все материальное существование — ничто, лишь не самое надежное средство для хранения и передачи информации. Мыслящая материя занимает во Вселенной столько места, сколько она реально и занимает (исчезающе малый процент, как говорил об этом Циолковский, представитель противоположного, скромного знака Девы, но архетип Нептуна у него отмечен – что может подтвердить космизм не только его идей, как у Вернадского, но и практический результат научного творчества изобретателя ракетного двигателя).
Тем не менее концепции Рыб могут быть столь очевидно внешне негативны, потому что в них, как точка опоры, подразумевается тот абсолютный позитив, к которому устремлено мышление Водолея. Строя свою картину солнечной системы с Солнцем в центре, Коперник исходил из гармонии и красоты Вселенной: "Мы находим при этом порядке удивительную симметрию мироздания и такое гармоническое соотношение между движением и величинами орбит, какого другим образом найти не можем."[5] И его концепция несет космический размах видения:
"Небо по сравнению с Землей необъятно, и оно являет видимость величины бесконечной, а Земля, по оценке нашими чувствами относится к Небу, как точка к телу или конечное к бесконечному."[6]
Это открывает перед человечеством безграничные возможности развития по сравнению с той ограниченной перспективой морального совершенствования, которую давала средневековая церковь.
Так же и физика Эйнштейна, опрокинув очевидную механику, сделала вполне возможными и объяснимыми все религиозные чудеса и даже представление о мире ином, пребывающем вне времени и пространства.
Наглядность — одна из характерных черт представлений Рыб, соответствующая экзальтации в этом знаке планеты красоты формы Венеры. Например, Галилей, последователь Коперника в концепции гелиоцентризма и предшественник Эйнштейна в теории относительности, стремился наглядно представить невидимую единую основу природы как материальную субстанцию, обладающую определенной структурой и могущей быть описанной при помощи "фигур, чисел и движений". (Это возвращает нас к тому, что парадоксальная картина мира Рыб тяготеет к конкретному, научному развороту.) И Шопенгауэр говорит: "Весь мир рефлексии имеет свою опору и корень в мире наглядности."[7]
Наглядна концепция геосферы, биосферы и ноосферы Вернадского, которая служит образом картины мира, состоящей из пластов, переходящих друг в друга, меняя главный принцип своего существования.
Для Н. Гартмана бытие имеет аналогичную слоистую структуру, и каждый из слоев: физически-материальный, органический-живой, душевный, исторически-духовный – имеет собственные законы и принципы, несводимые друг к другу. Реальность может быть нематериальна и внепространственна, но процессуальна и временна – таковы принципы душевного и духовного слоев бытия. Такая сложность бытия, его слоистая структура сразу проявляет неоднозначность нашего познания, относительность его применимости. Гартман отрицает монистическую метафизику: картина мира, построенная на едином принципе, всегда будет неверна.
Тем не менее философ формулирует онтологический закон мировой взаимосвязи: 1) более низкие принципы являются более сильными, всёносящими, они не могут быть сняты более высокой формой и 2) хотя высокие принципы являются более слабыми, они самостоятельны и имеют неограниченный простор для воздействия на более низкие. Один слой не может быть выведен из другого, между ними три разрыва: от вещи к растению, от растения к животному, от животного – к человеку. Но через человека проходят все слои, не наруша его целостности, и это является самой большой загадкой бытия.
КАРТИНА
МИРА КАК МИФОТВОРЧЕСТВО
В философии созданию всеобщей картины мира помогает метафизический подход, позволяющий объединить разные формы мышления: искусство и науку, религию и философию. Немецкий философ и филолог Фридрих Шлегель усматривал прообраз такого единства в древней мифологии: миф всегда развертывает перед нами целостную картину бытия. Карл Ясперс рассматривал миф как целостный образ определённого этапа истории, говоря о том, что мышление перед лицом трансцендентного становится метафизическим: "Демифологизация мифа привела бы к убожеству духа и одномерному существованию. Не всё поддаётся рациональному анализу." Николай Бердяев в мифологии видел отражение того первоначального процесса творения и образования мира, который лежит глубже научных представлений о материи.
Имея бесконечную глубину и разные грани трактовки, миф дает возможность отразить относительность человеческого мышления. Для Рыб мышление всегда не завершено, как незавершен эволюционирующий мир. Ясперс говорит: "Человек безгранично открыт по своим возможностям, незавершен и незавершим в сущности."[8]. Мир и человек, объект и субъект влияют друг на друга, каждый раз образуя новую целостность — и Шлегель выделяет формирующееся "я" и становящийся мир как два полюса универсума.
Гартман в «Критической онтологии» предлагает бытие понимать как процесс. Бытие существует только как процесс – отсюда внимание к истории, о котором отдельный параграф.
В отличие от застывшего Абсолюта противоположного знака Девы, знак Рыб даже Творца мыслит постоянно преображающимся — как пишет об этом Бердяев, для которого движущаяся история предстает как жизнь Божества:
"Только отвлеченный монизм мыслит Божество как совершенно неподвижное, противоположное всякому драматическому действию, всякому столкновению глубочайших духовных сил. Такой монизм относит всякое движение лишь к несовершенному множественному миру, который есть мир не подлинной реальности... Монизм мыслит такой мир лишь как иллюзорный и кажущийся."[9]
Для Бердяева преображение распространяется на самую глубину жизни Бога. И это смыкается с религиозной мыслью о том, что мир — это мысль и мышление Бога, подтверждаемой мифологическим представлением о творении. Видение динамизма духовных понятий преодолевает дуализм Бога и мира. Знак Рыб: самый верующий знак Зодиака — воспринимает Бога живым и страдающим, и Бердяев говорит, что учение о неподвижности божественной жизни противоречит самой основной тайне христианства — учению о троичности Божества и о Христе, как центре этой божественной жизни и христианской мистерии Голгофы.
И поскольку мир, как и Абсолют, имеют бесконечную глубину и перспективу, верное представление об их динамичной сути принципиально не может быть запечатлено в фиксированных понятиях. Его можно только открывать и созерцать в символах — мифологических "пра-понятиях", о которых говорит Шлегель, или художественных образах.
Для Шопенгауэра философия есть искусство: чистое созерцание вечных идей — и приближается к науке лишь в той мере, в какой систематизирует свое художественное видение мира. Вслед за Водолеем у Рыб красота над-материальна и смыкается с идеей: как говорит Шопенгауэр, объект искусства есть идея, и чисто из опыта невозможно познание красоты. Искусство, обращенное к понятию, символично.
Шлегель мечтал о новой мифологии, зачатки которой видел в идеалистической философии и новейшем естествознании. Как это свойственно и другим философам знака Рыб, предпосылкой подлинной философии он считал духовность (христианства) и восстановление целостности сознания в единстве духовных и душевных способностей (рассудка и фантазии, разума и воли) — что иллюстрируют его слова: "Если ты хочешь проникнуть в тайны физики, ты должен посвятить себя в мистерии поэзии". Неслучайно его внимание, как и внимание Шопенгауэра, привлекала индийская философия, где нет противопоставления духа и души, а объективного, рационального, восприятия — субъективному волению. Подчеркивая роль искусства, как целостного осмысления реальности, Шлегель берет из индийской философии образ игры мира:
"Все связанные игры искусства — это только отдаленные подобия бесконечной игры мира, вечно творящего самого себя произведения искусства."
В образе мира как наиболее совершенного художественного произведения отражается астрологическая экзальтация Венеры в Рыбах: целостное созерцание, к которому этот знак ближе всех других, позволяет ему воспринимать мир удивительно прекрасным (и создавать его таким).— Как и Водолею, где экзальтируется планета целостности Нептун: но если для Водолея красота абсолютна, то для Рыб она предстает столь же иллюзорной и кажущейся, как и все прочее.
Возвращаясь от объекта к субъекту, знак Рыб не поддерживает объективный материализм зимних знаков: в том смысле, что материя не является такой, какой кажется.— Современная физика подтверждает это, переходя к волновой структуре мира: которая служит хорошей иллюстрацией изменчивости и относительности бытия.
Кажущимся для Рыб предстает ещё одно основополагающее понятие — понятие причинности, на котором основана наука. Шопенгауэр считает, что между субъектом и объектом нет отношения причины и действия. Философ замечает, что это отношение возникает лишь в процессе объективирования (развития природы, человеческой деятельности или божественного творения: то есть для архетипов Стрельца, Козерога и Водолея). "Мир себя выдает за представление, созданное по закону причинности. В этом его эмпирическая реальность."[10] И для Гартмана понятие причинности выступает лишь как проекция в сознании человека бессознательного процесса познания.
Непреходящей ценностью в познании для субъекта остается его целостное восприятие. Актуальность целостного знания подчеркивает Ясперс:
"Ни бурное продвижение естественных наук, ни расширение материала гуманитарных наук не могло предотвратить рост сомнения по отношению к науке. Естественные науки лишены целостности созерцания; их основные идеи действуют скорее как рецепты, которые пробуют применять, чем как окончательно достигнутая истина. С распадом целого перед неизмеримостью знаемого встал вопрос, стоит ли оно знания."[11]
Наука, как целостное знание, должна апеллировать к сути человеческого существования: затрагивать субъективный смысл жизни. Без этого душа теряет к ней интерес, и лишенная психической, жизненной энергии, которая лежит в основе всего, наука перестает развиваться, мертвеет и костенеет в отживших формах.
В поиске смысла научное смыкается с религиозным. Подобно Шлегелю, акцентировавшему христианскую духовность, другой философ знака Рыб, Поль Рикёр, считал возможным объединить разные способы философствования на основе религии, которая выводит нас к всеобщему духовному единству. Религия выступает подоплекой развития знания в историческом представлении Бердяева. И неслучайно знак Рыб, растворяя жесткость понятий и снимая — смывая — все противоречия, как Шопенгауэр, сливает европейскую рациональную философию: которую, как правило, только и считают научной — с восточной, которая имеет религиозную основу (что составляет и характерную черту русской философии).
СОЗЕРЦАНИЕ
ИРРАЦИОНАЛЬНОГО
Символ души Рыб, Нептун,— планета изначального, иррационального и сверхчувственного единства, которое доносят до нас вера и музыка. И в познании знак Рыб основывается на созерцании иррационального. Мышление Рыб мистично и обращено к вечному и неизменному.
Целостность восприятия противостоит рационализму. Поэтому Шопенгауэр противопоставлял свое учение рациональной диалектике Гегеля: противоположного знака Девы. Подобно этому, Шлегель критиковал различные философские системы, особенно немецкий классический идеализм, как формы "расколотого сознания". Для итальянского философа ХХ века Кроче познание опирается на интуицию — как и для Шопенгауэра, который пишет:
"Не доказанные суждения, не их доказательства, а суждения, непосредственно почерпнутые из интуиции и на ней вместо всякого доказательства основанные,— вот что в науке является тем, чем солнце в мироздании: ибо из них исходит всякий свет, озаренные которым светятся и другие"[12].
В познании Рыбы опираются на ту объективность отождествления с общечеловеческим и всеобщим, которой добивается Водолей — и которая ведет к тождеству с изначальным и потере себя в нем, как пишет Шопенгауэр: "познание освобождается от служения воле субъекта, и он перестает быть только индивидуальным: становится уже чистым, безвольным субъектом познания, который успокаивается и растворяется в безмятежном созерцании предстоящего объекта вне его связи с каким-либо другим"[13].
Рыбы продлевают момент отождествления субъекта и объекта. Познание т.о. выступает как созерцание, осуществимое в покое.
Поэтому интуиция для Рыб есть уже не минутное озарение идеи, а глубокий контакт с бессознательным: пускающий корни в материальное, физическое. Архетип Рыб развивает самую глубинную непосредственность познания, какая только может быть — непосредственность телесную. Как говорит Шопенгауэр, каждый истинный непосредственный акт воли — акт тела. Можно сравнить это с отношением к телу у Бердяева:
"Тело человека не есть механизм и не может быть понято материалистически. Тело неотъемлемо принадлежит личности, образу Божьему в человеке. Тело человека может спиритуализироваться, может стать духовным телом, не переставая быть телом."[14]
Материально-целостное представление о Вселенной для мышления Рыб смыкается с физическим, телесным познанием. И Эдуард Гартман в своем основном труде: "Философия бессознательного" — говорит о наличии ощущений у растений и даже у атомов. Как и у других зимних знаков Козерога и Водолея, познание для Рыб и их философия очень конкретны. Признавая относительность материи, этот знак опирается на неё.
Поскольку Нептун символизирует наиболее глубинные подсознательные процессы, для архетипа Рыб естественно обращение именно к ним. Французский философ ХХ века, представитель этого знака Морис Мерло-Понти вводит понятие об осмысленности досознательного (телесного) существования: которое более наполнено содержанием, чем рассудочное мышление, ибо открыто миру. Через телесное просвечивает дологическое существовании экзистенции и дорациональное осознание субъектом себя. Философ называет тело часовым, стоящим у основания слов и действий, «осью мира», "экзистенциальным ориентиром", якорем, закрепляющим человека в мире, «проводником бытия в мир» и способом овладения этим миром. Тело принадлежит двум порядкам бытия: и субъективному, и объективному. Обладая этой целостностью, оно поддерживает целостность мира. И принадлежа "порядку вещей" или "универсальной телесности", тело способно отделиться от него. Поэтому тело – пробел в плоти мира, но не разрывающий бытийную ткань видимого, а скрепляющий её.
Цель познания для философа — в экзистенциальном раскрытии субъекта, но субъект не может быть выявлен прямо и до конца — в любом познании для Рыб остается недосказанность. Восприятие – случающееся в каждый момент переустройство мира.
А Эдуард Гартман так описывает познание:
"В сердце существа находится Неосознанное, которое как имманентное и унивесальное провидение обрабатывает без ошибок и колебаний все психологические явления и направляет их к предопределённой воле, то есть к возвращению в Неосознанное."[15]
Возврат к истоку — путь для Рыб к любому знанию.
Гартман отмечает преимущества бессознательного по отношению к сознанию:
"Есть сфера, которая представлена только бессознательному, ибо она недоступна сознанию... То, что может быть выполнено сознанием, может быть выполнено и бессознательным, только ещё удачнее, быстрее, удобнее. Разум действует отрицательно, критически, контролируя, сравнивая, комбинируя, упорядочивая и подчиняя, выводя общее из частного... но никогда он не действует произвольно, творчески, никогда не изобретает. В этом отношении человек вполне зависит от бессознательного, и если он теряет бессознательное, то он теряет источник своей жизни, без которого он в сухом схематизме будет однообразно влачить свое существование."[16]
С досознательного начинается история человечества (так её описывает Ясперс — который видит основу мысли в глубинной структуре души: "По сравнению с доисторией Земли (исчисляемой двумя миллиардами лет), по сравнению с уже более короткой историей жизни на Земле (исчисляемый полумиллиардом лет) и с тысячами веков, в течение которых люди жили на Земле, что доказано археологическими находками,— продолжительность известной нам истории ничтожна. Во временном отношении эта история — как бы первое мгновение нового процесса. Он только начался. В такой перспективе история превращается в маленький, лишь зарождающийся мир внутри человечества, почти исчезающий в безграничном пространстве и бесконечном времени."[17] И если учесть, сколько времени формировались телесные процессы и сколько — наш человеческий разум, сознание — лишь островок в океане бессознательного.
Бессознательное, иррациональное начало для Рыб предстает не только как исток истории, но как исток всего — и здесь у Бердяева можно найти почти мифологический образ архетипа Рыб:
"В природе Бога, глубже его, лежит какая-то изначальная темная бездна и из недр её совершается процесс теогонический, процесс Богорождения; этот процесс есть уже вторичный процесс, по сравнению с этой первоначальной, безосновной, ничем не выразимой бездной, абсолютной, иррациональной, не сравнимой ни с какими нашими категориями. Есть какой-то первоначальный исток, ключ бытия, из которого бьёт вечный поток, и в этот вечный источник извечно вносится божественный свет, и в нем совершается акт Богорождения. Признание такой иррациональной, темной первоосновы и есть один из путей к раскрытию и постижению тайны возможности движения в недрах Божественной жизни."[18]
Можно сопоставить это с тем, что для Мерло-Понти центральным становится понятие первозданного или дикого бытия, плоти как стихии "всеобщего чувственного": к истоку выводит философия первозданного, "необработанного" бытия, а не бытия смиренного цивилизацией и послушного разуму. "Плоть" – это первоэлемент Бытия, предбытие и стихийное начало всего, "стихия стихий". Манифестация плоти через природные стихии – то, что мы называем Землей, и это перекликается с высказыванием Рикёра: «Земля - это мифическое имя нашей телесной укоренённостив мире»[19].
Как исток бытия и источник познания бессознательное характеризуется и как темное, физически-телесное, и как высшее божественное, трансцендентное. Чтобы как-то обозначить это сущностное начало, лежащее глубже всех определений и возвышающееся над дуализмом тьмы бытия и света познания, Бердяев говорит даже о двух безднах трансцендентного:
"Я твердо убежден, что в человеческой жизни есть трансцендентное, есть притяжение трансцендентного и действие трансцендентного. Я чувствовал погруженность в бессознательное лоно, в нижнюю бездну, но ещё более чувствовал притяжение верхней бездны трансцендентного."[20]
Прочный, физически-неотъемлемый контакт Рыб с бессознательным составляет основу того, что называют религиозной верой.
Знак Рыб опирается на веру. Для немецкого философа Фридриха Якоби вера — основа любого представления: "Мы только верим в том, что у нас есть тело, но мы не знаем этого",— считает он. Мерло-Понти вводит понятие "перцептивной веры", на которую опираются философия и наука: она имеет дело со смутной целостностью, которая носит название "мир", и в ней вера смешана с сомением.
Веру признает основой своей философии Бердяев:
"У меня есть религиозное переживание, которое очень трудно выразить словами. Я погружаюсь в глубину и становлюсь перед тайной мира, тайной всего, что существует. И каждый раз с пронизывающей остротой я ощущаю, что существование мира не может быть самодостаточным, не может не иметь за собой, в ещё большей глубине тайны, таинственного Смысла. Эта Тайна есть Бог. Отрицание Бога возможно лишь на поверхности, оно невозможно в глубине."[21]
Вера – основа мыслительного процесса, дающая глубину восприятия мира, даже и для науки. Мы можем прочувствовать это через слова самого известного ученого данного психотипа – Альберта Эйнштейна:
"Самое прекрасное и глубокое переживание, выпадающее на долю человека – это ощущение таинственности. Оно лежит в основе религии и всех наиболее глубоких тенденций в искусстве и науке. Тот, кто не испытал этого ощущения, кажется мне, если не мертвецом, то во всяком случае слепым. Способность воспринимать то непостижимое для нашего разума, что скрыто под непосредственными переживаниями, чья красота и совершенство доходят до нас лишь в виде косвенного слабого отзвука, – это и есть религиозность"[22].
Философ XX века Карл Ясперс вводит понятие "философской веры": как основы глубинного единства людей и утверждение приоритета духовной составляющей. Он пишет:
"Каким-то образом человек уверен в наличии трансцендентности — пусть даже это не более, чем сфера ничто, где заключено все, это ничто, которое может стать полнотой и подлинным бытием. Божество — это истоки и цели, это покой. В нем человек защищен. Человек не может утратить ощущение трансцендентности, не перестав быть человеком."[23]
На всякий случай добавим, что вера как истинное созерцание есть не только не подтверждение расхожих суеверий, но их разоблачение. И обращаясь к психологическим глубинам мыслительного процесса, философы-Рыбы одновременно видят задачу философии в том, чтобы не дать уму попасть в сети иллюзий (также порождаемых Нептуном) и показывают относительность лежащих на поверхности представлений. Так Э.Гартман доказывал эфемерность привычных представлений ума о земном и потустороннем счастье, равно как и об историческом прогрессе. То же делал и Шопенгауэр — что и закрепило за ним репутацию мизантропа.
Суть веры, как религиозного или философского созерцания, в том, что она выходит за рамки готовых понятий: она есть акт, и её результатом является освобождение от всего определенного заранее. Происходит переворот именно тех фундаментальных представлений, которые кажутся нам наиболее устойчивыми — на которые мы опираемся и которые потому обязаны покинуть ради сущностного изменения и движения вперед. Это становится понятным из слов Ясперса:
"Для того, чтобы говорить о вере, требуется проведение основной философской операции — удостовериться в объемлющем посредством выхода за пределы всего предметного, являющегося нам в расщеплении на субъект и объект. В нас есть нечто, противящееся этой основной операции, а тем самым и философскому мышлению. Мы всегда хотим иметь нечто осязаемое. Поэтому мы ошибочно воспринимаем философскую мысль как предметное познание. Мы противимся состоянию головокружения, которое охватывает нас в философствовании, противимся требованию стоять на голове. Держась за наши объекты, мы хотим, так сказать, остаться "здоровыми" и стремимся уклониться от возрождения нашей сущности в трансцендировании.
Поэтому философская вера, обладая чуткой совестью относительно суеверия, которое есть вера в объект, неспособна выразить себя в основоположениях. Философская вера — в предании".[24]
В отличие от разума, вера не ставит перед собой заранее определенной конкретной цели. Вслед за Водолеем, идеал Рыб в познании — незаинтересованное наблюдение. На первый взгляд оно кажется непрактичным, и Шопенгауэр видит его чисто теоретическим: "По моему мнению всякая философия всегда теоретична, потому что она только размышляет и исследует, но не предписывает... Руководить поведением, перевоспитывать характер — это её старые [идеологические, стрельцовские — С.] притязания, от которых она созрев в своих [объективно-научных, водолейских — С.] взглядах, должна бы, наконец, отказаться."[25] Однако созерцание жизни служит и действием, поскольку осуществляется телесно.
Если вера — соприкосновение с бессознательным как истоком идеи, то к неявной сути материи нас ближе всего подводит музыка. Рыбы — знак волн космической ритмики и музыки, что подтверждает то место, которое Шопенгауэр отводит музыке среди искусств:
"Мы должны приписать ей серьёзное и глубокое значение: оно касается внутренней сущности мира и нашего "я" ... она должна относиться к миру как снимок к оригиналу, это мы можем заключить по аналогии с прочими искусствами, по сравнению с которыми действие на нас музыки более сильно и быстро, более неизбежно и неотразимо. И её воспроизведение мира должно быть очень интимным, бесконечно верным и метким, ибо всякий мгновенно понимает её."[26]
Архетип Нептуна — образ того, что существовало до мира. Аналогично и музыка, "не касаясь идей и будучи совершенно независима от мира явлений, могла бы до известной степени существовать, даже если бы мира вовсе не было." Музыка есть наиболее непосредственное созерцание: "Музыка, в противоположность другим искусствам, не отпечаток идей, а отпечаток самой воли, как и идеи; вот почему воздействие музыки мощнее и глубже действия других искусств: ведь последние говорят только о тени, она же — о существе."[27]
ВОЛЯ КАК ВОПЛОЩЕНИЕ
Истинное познание для Рыб происходит через отождествление: субъекта и объекта, человека и мира, человека и Бога: в триединстве познающего, познаваемого и процесса познания — которое делает точкой отсчета своей философии английский философ знака Рыб Коллингвуд. Через это триединство: совершенное тождество слияния — проходит импульс рождения будущего. Если для Водолея цель философии — в чистоте отражения истины будущего, знак Рыб ставит следующую задачу: чистота и цельность мысли даёт возможность воплощения жизни.
Ключевая философская проблема Рыб — проблема воли, осуществляющей это воплощение: делающей свободу творения необходимостью. Для наиболее известного философа знака Рыб, Артура Шопенгауэра, воля — центральное понятие философии и основа материального воплощения. В своей главной работе "Мир как воля и представление" он пишет: "Субъекту познания слово разгадки дано, это слово — воля... Всё тело — не что иное, как объективизированная или ставшая представлением воля".[28]
Единый импульс воли, который есть всё: импульс сознания, рождения жизни и творения мира,— то, от чего отталкивается в своем мышлении знак Овна: первый знак Зодиака, к которому подводит последний знак Рыб. Опора на рождающий мир импульс бытия заставляет Шопенгауэра сказать: "Мир — моя воля".
Волевая активность субъекта — центральная проблема философии для последователя Шопенгауэра Э. Гартмана или ещё одного представителя знака Рыб, Рикёра. Рикёр представляет волю как "предельную изначальность" человека.
С волей смыкается понятие интенциональности у Мерло-Понти, который трактует её как характеристику не только сознания, но всего человеческого отношения к миру. Тело раскрывается как опыт свободы, и свобода субъекта – прежде всего свобода его движений и ориентаций (интенциональность). В силу этой свободы воления восприятие человека в каждый момент переустраивает, изобретает себе мир (и в этом можно увидеть развитие тезиса Шопенгауэра: мир – моя воля и моё представление). Мерло-Понти именует восприятие "видением", понимая его не как физиологическое отражение внешнего мира, но как нашу внутреннюю чувствительность к нему, способ его приятия и глубинного взаимодействия с ним: «Моё восприятие не есть сумма визуальных, тактильных, слуховых данных, я воспринимаю нераздельно с моим целостным бытием, я схватываю уникальную структуру вещи, уникальный способ существования, который заявляет о себе сразу всем моим органам чувств»[29].
Мерло-Понти противопоставляет это восприятие рациональному: «Когда я воспринимаю, я не осмысляю мир, он сам организуется вокруг меня»[30]. В "видении" мир обращен к нам так же, как и мы обращены к нему, он захватывает нас, как и мы схватываем его. Объективное и субъективное переплетаются друг с другом, границы между ними размываются: «Где нам провести границу между телом и миром, если мир является плотью?» [31]
Телесный опыт – опыт самообратимости: прикасаясь, мы чувствуем прикосновение. Можно упрощенно понять, что Мерло-Понти анализирует чувственную рефлексию в её самостоятельности от рациональной, как её основу. Но "универсальная чувственность", дающая ощутить "плоть" мира,– не столько чувство, сколько именно целостность восприятия, которое правильнее всего было бы назвать духовным. Действительно, мы взаимодействуем с миром полнотой телесного существа, включающего и духовное начало, которое интуитивно-ясно, а порой и смутно-телесно дает нам знать о том, чего мы даже и не видим глазами. И мы не можем дойти до предельной истины мира, потому что можно бесконечно погружаться в его "плоть", вынося на поверхность разные представления о нём – и творческой активности своего восприятия, породившего их. "Видящее тело" для Мерло-Понти служит основой телесного, "видимого тела" и всего видимого мира вместе с ним. Путем феноменологической редукции (эпохе, воздержания от уже знакомых суждений) мы побуждаем "плоть" являться нам. Этот слой опыта не логико-гносеологический, а бытийный, онтологический.
В волевом (телесном) акте нашего "я" едины субъект и объект – к этой целостности схватывания реальности стремится знак Рыб. В волевом акте нашего "я" происходит отождествление субъекта и объекта: "В "я" акт познания и предмет познания — одно и то же", как пишет Бердяев. Сама личность тождественна акту её воли: "Человек есть акт, есть усилие. В субъекте раскрывается идущая изнутри творческая активность человека."[32] Подход Бердяева подтверждает мифологический образ Марса как планеты личности: образ неудержимой огненной стихии — которая архетипически и есть наше "я". Как пишет философ, "моя личность не есть готовая реальность, я создаю свою личность, созидаю её и тогда, когда познаю себя, "я" есть прежде всего акт."[33]
Как воля, самоутверждающая себя, человеческая личность являет собой первичное и изначальное. В ней есть все — в то время как остальные проявления мира частичны. В этом смысле личность превосходит общество и мир — как единство субъекта и объекта превосходит их обоих. Или, говоря словами Бердяева:
"Личность — категория духа, а не природы, и не подчинена природе и обществу. Наоборот, общество есть часть личности, лишь социальная её сторона. Личность не есть часть мира, космоса, наоборот, космос есть часть личности. Личность есть целое, она не может быть частью".[34]
Овен, знак утверждения личного "я", ставит акцент на сознании; следующий архетип, Телец, знак желания и созидания, разворачивает этот изначальный импульс в жизнь и мир. Знак Рыб, отталкиваясь от водолейской идеи творения, не противопоставляет первое второму. В понятии воли сознание объемлет мир. Как пишет Шопенгауэр, "все, что принадлежит миру, неизбежно обречено обусловленности субъектом и существует только для субъекта. Мир — представление."[35] Воля первична, познание производно. Даже наука для философа есть деятельность, направленная не на познание, а на служение воле.
Воля — то, что нам непосредственно дано: и изначально дано то скрытое и таинственное тождество субъекта и объекта, по отношению к которому внешний объект вторичен — как вторично и его сознательное восприятие субъектом. Подобным образом первичное и вторичное понимает и Бердяев:
"Вторичное познание связано с распадом на субъект и объект, оно объективирует познаваемое. Первосознание погружено в объект как первореальность, в нем дано тождество субъекта и объекта... Объективный мир это мир падший, распавшийся и скованный, в котором субъект не приобщается к познаваемому. Я это выразил недавно в парадоксе: "субъективное объективно, объективное же субъективно", ибо субъект есть создание Бога, объект же есть создание субъекта."[36]
Воля — то, что само себя воспроизводит: будь то в сознании или в мире, в субъективной или объективной гранях реальности. Эта спонтанная творческая активность вечно живого начала — главное в её определении для знака Рыб. "Воля — суть мира, а жизнь — только зеркало воли; пока есть воля, то будет и жизнь, мир. Подтверждение воли есть само непрестанное желание... Т.о. желанию жизни обеспечена жизнь."[37]— пишет Шопенгауэр. Он здесь опирается на желание как на качество, соответствующее экзальтации в Рыбах Венеры: планеты желания — и вечной жизни.
Для Бердяева "я" есть неизменность в изменении. Субъект изменения остается одним и тем же лицом в опоре на физическое, телесное — но опять же неизменное в материальном: "Вечным началом в теле является не его физико-химический состав, а его форма [что раскрывает ещё один момент экзальтации в Рыбах Венеры как планеты формы — С.]. Без этой формы нет целостного образа личности. Плоть и кровь не наследует вечной жизни, но наследует его одухотворенная телесная форма."[38]
Определяя "я" как единство судьбы, Бердяев говорит, что для личности разрушительно, если она перестает быть собой, изменяя себе — но также, если она застывает и останавливается в своей развитии: "не возрастает, не обогащается, не творит новой жизни." И для Шопенгауэра цель субъекта — в разрушении той структуры, которую даёт ему отождествление с объективным миром, ради высвобождения импульса воли на новую жизнь. Непостижимое чудо рождения будущего слышится за его утверждением: "Воле к жизни обеспечена жизнь".
Это перекликается с религиозной верой в вечную жизнь, на которой мы подробнее остановимся ниже. Как мы уже сказали, представителям архетипа Рыб в сильной степени присуща вера как отдание себя божьей воле — созерцание, растворение себя во всеобщем. Однако, если мы лишь представим, что все будет хорошо, этим мы вряд ли сильно изменим существующую ситуацию (по пословице: сколько ни говори "сахар", слаще не станет). Чтобы вера человека и вправду двигала горы, одной лишь пассивной преданности высшему недостаточно: нужно активное волевое начало — о котором говорят философы этого знака.
Нужна психическая мощь действительной включенности нашего "я" во все резонансы огромного мира и одновременного противостояния им: чтобы они не уничтожили наше собственное осознание реальности — чтобы восприятие гармонии внешнего сочеталось с собственной, изнутри идущей активностью субъекта. Возможно, древние обладали психической мощью веры больше современного человека, всё более забывающего о единстве мира и своей прямой причастности к нему, своей способности повлиять на его процессы. Но философия знака Рыб утверждает: и в нас есть эта вера — эта вечная воля к жизни, — и в нашей воле преодолеть смерть.
В искусстве, более чем в науке, проступает живая линия воли. Хотя волевая, активная деятельность субъекта, через сознание преображающая мир, присутствует и в науке. Ведь процесс научного мышления является такой же телесной деятельностью, как и художественное творчество. Зачастую даже более энергоёмкой — и значит, более способной задействовать преобразующие силы мира.— Как пишет Ясперс:
"Подлинная всеохватывающая наука связана с исторически обусловленной глубинной структурой души... Поэтому наука — это на первый взгляд самое для нас привычное — является по существу самым сокровенным в нашей жизни. Человек нашего времени, как правило, вообще не знает, что такое наука и что побуждает людей заниматься ею. Даже исследователи, которые делают открытия в узкой области, бессознательно продолжая в течение некоторого времени процесс, начатый другими силами, подчас не знают, что такое наука, и демонстрируют это, как только выходят за рамки узкой области специальных знаний."[39]
ИСТОРИЯ КАК ПРЕОБРАЖЕНИЕ МИРА.
ОСЬ ВЕЧНОСТИ И ПРЕОДОЛЕНИЕ ИСТОРИИ
Рыбам дано ощутить момент вечности, "здесь и теперь", в котором сливаются все времена, но философы этого знака не остнавливаются на ощущении безвременья, а ратуют за понимание истории – прошлого и будущего, которые творит воля человека. История становится наиболее привлекательной для Рыб областью исследований. И это связано с тем, что история дает прикоснуться к самым темным глубинам того, на что способен человеческий дух. Бытие существует лишь как процесс, о чем говорит Н. Гартман, – и оставаясь открытым процессом, история является самой необъяснимой областью знания, где всегда остается возможность раскрыть ещё одну тайну.
Для Э. Гартмана история тесно связана с бессознательным началом мировой воли: которая выступает как основой всего сущего, так и источником движущих сил развития. Сознание является только частичным её отражением. Гартман говорит, что если история предстает как движение к некоей цели, а её фазы не содержат сознательного стремления к этой цели — и люди почти всегда желают другого и делают другое, чем то, что достигается,— то "что же это, как не господство бессознательного, господство исторического инстинкта в действиях людей до тех пор, пока сознательный рассудок не созрел ещё настолько, чтобы цели истории сделать своими целями?"[40] — То, что представитель противоположного рационального знака Девы, Гегель, называет "хитростью мирового разума", философ архетипа Рыб осозначает как "господство бессознательного".
Но человечество приближается к сознательному воплощению целей истории — и для того, чтобы постичь цель истории как свою цель, человек должен воспринять историю как судьбу своего "я", как пишет Бердяев:
"Для того, чтобы проникнуть в тайну исторического, я должен постигнуть историю как до глубины моё, как до глубины мою историю, как до глубины мою судьбу... Все исторические эпохи, начиная с самых первоначальных и кончая вершиной истории, эпохой нынешней,— всё есть моя историческая судьба." "Настоящий путь философии истории есть путь к установлению тождества между человеком и историей, между судьбой человека и метафизикой истории"[41],—
говорит философ. В историческом процессе он утверждает доминанту личного начала "я" над безличным "мы": воли Марса, сущностного качества следующего знака Овна, над коллективным творчеством Урана и предыдущего знака Водолея. "Я" включает в себя всё, отождествляется с миром и возвышается над ним — личная воля Марса сознательно воплощает в жизнь то, что сотворил в невидимых сферах универсально-всеобщий разум Урана.
Коллингвуд мыслит ход истории как осознание воли:
"Познание самого себя означает познание того, что вы в состоянии сделать... Ценность истории заключается в том, что благодаря ей мы узнаем, что человек сделал, и отсюда, что он собой представляет."[42] Коллингвуд считает, что историк занимается не событиями как таковыми, а действиями, то есть событиями, порожденными волей и выражающими мысли свободного разумного деятеля. Он и открывает эти мысли, воспроизводя их в собственном сознании.
История для Рыб является не оценкой прошлых достижений, как для Козерога, а прежде всего наукой о смене мифов сознания — о чем говорят Шлегель или Ясперс: для которых миф возвышается над историей. То же утверждает и Бердяев:
"История не есть объективная эмпирическая данность, история есть миф. Миф же есть не вымысел, а реальность, но реальность иного порядка, чем реальность в так называемой объективной эмпирической данности... Каждая великая историческая эпоха, даже и в новой истории человечества, насыщена мифами... Мы не можем понять исключительно предметной истории. Нам нужна внутренняя, глубинная, таинственная связь с историческим объектом."[43]
Коллингвуд, как и Бердяев, сближает историю с философией, считая, что философия должна пользоваться методами истории, так как они имеют общий предмет — развитие человеческих представлений о мире. Коллингвуд продолжает в этом идею итальянского представителя знака Рыб, Кроче, который даже отождествляет философию с историей. Вслед за Кроче Коллингвуд говорит, что процесс исторической мысли гомогенен с самим историческим процессом, так как оба они — процессы мысли. В своей работе "Идея истории" он проводит исследование человеческого познания, начиная от античности. Историка интересуют события как внешнее выражение мысли. Он ищет процессы мысли, и вся история – история мысли. Его история предстает "самопознанием действующего сознания"[44].
Коллингвуд первый обращает внимание на то, что для исторической мысли нет опорных точек, готовых фактов: историк сам отбирает факты и отвечает и за узловые точки своего исследования, и за выстраиваемые между ними связи. Коллингвуд подчеркивает, что деятельность, в процессе которой человек создает и перестраивает свой исторический мир, свободна. Хотя историк выбирает и оценивает факты, исходя из той ситуации, в которой он очутился, он свободно помещает себя в неё.
Критерий истинности и сам метод истории видится как герменевтический: способность вжиться в историческую эпоху: оценить событие не только рационально, но всем своим существом (что может напомнить "видение" Мерло-Понти). Таким образом оно для нас приобретает ценность: и в истории нет хороших и плохих периодов: каждый период, о котором мы имеем профессиональные знания, с позиций исторической перспективы представляется блестящим, и это блеск – не более чем отражение нашей собственной исторической проницательности. И стремление понять каждое историческое достижение как вершину человеческого духа помогает глубоко понять тезис Коллинвуда: мы изучаем историю для того, чтобы достичь самоосознания.
Идея истории: сам исторический подход, побуждающий нас выстраивать прошлое с позиции настоящего, – присуща человеку как априорная идея, элемент структуры его сознания, сопуствующий мышлению. Но идея прогресса – это уже вторичный продукт исторического мышления. Для истории эволюционная модель не годится. Лишь мысль: философия, религия, наука – развивается прогрессивно, если на новой стадии развития решает те проблемы, которые оказались непосильными для нее на предыдущей стадии, сохраняя и все старые решения проблем.
И для русского историка Бердяева история имеет смысл самопознания:
"Каждый человек по своей внутренней природе есть некий великий мир — микрокосм, в котором отражается и пребывает весь реальный мир и все великие исторические эпохи; который по мере расширения и просветления его сознания, внутренне раскрывается... человек должен в самом себе познать историю, раскрыть, например, глубочайшие пласты эллинского мира, чтобы поистине постигнуть историю Греции. Этот процесс внутреннего просветления и углубления должен привести к тому, что через эти пласты человек прорвётся внутрь, вглубь времён, потому что идти вглубь времен, значит, идти внутрь самого себя."[45]
Как теория относительности добавляет объем пространства к линейности времени, так и история придает линейному времени объем вне-временного звучания. Непосредственно это объемное наполнение времени выражает себя через психологию личности (что близко также знаку Рака. И Нептун, как и Луна,— планета душевного мира, а Рыбы тяготеют к психологии). Но когда личность возвышается и расширяется до человечества, как это происходит у философов архетипа Рыб, фокус интереса перемещается в сферу психологии истории.
Бердяев говорит о несоединимости исторического (временного) и метафизического (над-временного) восприятия, что приводит к восприятию истин истории лишь как внешнего смешения феноменов, не имеющих внутреннего смысла. Но нужно отрешиться от эмпирического мира как низшего порядка, чтобы войти в истину метафизического, высшего духовного мира.
Как мы уже говорили, знак Рыб не останавливается на объективном отражении явленной реальности: где субъект полностью исчезает, становясь лишь чистым зеркалом человечества и его всеобщих устремлений. В каждой точке такого отражения он ищет волю субъекта, его самопознание и самосознание. Поэтому если для Водолея слияние философии с наукой есть возвышение философии и обретение ею надежной базы, для Рыб философия безусловно выше естественных наук — духовнее.
Как говорит Коллингвуд, природа не может выступать в качестве определяющего фактора в мире духа. Естественные науки для него — не знание, а действие. Природные понятия не являются всеобщими и необходимыми, их ценность имеет прагматический характер. Они не ложны, но и не истинны. Лишь философия предстает как всеобщий элемент в мысли (бытие которой индивидуально). А Бердяев знаменательный шаг христианства видит в том, что оно, освобождая человеческий дух, отделило человека от природы и её внутренней жизни, образовало бездну между ними и так преодолело зависимость человека от природы, духовно поставило его в центре мироздания. (Для Рыб христианский, водолейский, дуализм духа и природы не является онтологическим, хотя выступает движущим началом.)
Духовность — естественно подразумеваемая цель философии Рыб, отчего в этом знаке философия смыкается с религией. И Бердяев, обращаясь к истории, подчеркивает её духовный смысл:
"Философия истории есть один из путей к познанию духовной действительности. Историческое есть откровение о глубочайшей сущности мировой действительности; о мировой судьбе, о человеческой судьбе как центральной точке судьбы мировой."[46]
Как философа архетипа Рыб, философия истории привлекает Бердяева наиболее целостной картиной мира: которая "берет человека в совокупности действия всех мировых сил." Сам по себе предмет истории: материальную реальность прошлого — знак Рыб ставит под сомнение, так как дошедшая до нас частичность представлений не даёт сформироваться полной и достоверной картине прошлого: наши взгляды на историю относительны. (Примером могут служить исторические фильмы, созданные о сравнительно недавнем прошлом. В них, как правило, утерян дух до-военного и военного времени, и они всегда хуже передают его, чем фильмы, сделанные внутри самого времени. И фильмы о сталинских переменах, сделанные в перестройку, более отражают саму перестройку.)
Оценка истории относительна — абсолютна лишь воля личности к движению вперёд. Рыбы — переменный знак, и на первый план у него выходит историческое преобразование. Так, Фридрих Шлегель утверждал ценность современного ему романтического искусства, как более волевого, в отличие от классического. Он усматривал выражение незамкнутой динамики мироздания в чувстве иронии (Уран), поднимающей нас над нашей ограниченностью, подспудно имея в виду целое большего размера. И духовный идеал новой, универсальной культуры, Шлегель видел в том, что она будет преображать мир, сама находясь в постоянном процессе становления.
"История есть только переход,"— писал Карл Ясперс:
"Незавершенность человека и его историчность — одно и то же. Не существует истинного мирового устройства. Из-за того, что в истории действует незавершенность, все должно постоянно меняться. История сама по себе не может быть завершена. Она может кончиться лишь в результате внутренней несостоятельности или космической катастрофы."[47]
А Бердяев ставит акцент на духовном преображении истории:
"Философия истории есть одухотворение и преображение исторического процесса. Историческая память объявляет жесточайшую борьбу вечности с временем, и философия истории всегда свидетельствует о величайших победах вечности над временем и тлением. Она есть памятник победы духа нетления над духом тления." [48]
Чтобы обращение к прошлому действительно имело духовный смысл архетипа Рыб, оно должно содержать водолейское обращение к будущему. Импульс воли личности рождает будущее, в этом — смысл истории для Бердяева:
"Связь с прошлым, с тем, что было священного в прошлом, есть связь с творческой динамической жизнью; верность заветам прошлого есть верность заветам творческой динамической жизни наших предков; поэтому внутренняя связь с предками, с родиной, со всем священным, есть всегда связь с творческим процессом, обращенным к грядущему, к созданию нового мира, новой жизни, к соединению этого нового мира со старым прошлым миром; происходит оно в вечности."[49]
Более узко обращение к прошлому и одновременно к будущему отражает прогрессивно-регрессивный метод Рикера, стремящегося дать исторический охват личности, исследуя "археологию" и "телеологию" субъекта: как его укорененность в бытии, так и движение сознания к будущему.
Ясперс считал, что без осознания будущего вообще не может быть философского осознания истории.
"История превратила человека в существо, стремящееся выйти за свои пределы. Только в истории он ставит перед собой высокую задачу. Никто не знает, куда она его приведет. История — это великий вопрос, который будет решён не мыслью, а только самой действительностью: является ли история лишь мгновением, промежуточным звеном между неисторическими существованиями, или это прорыв глубинных возможностей, которые в целом ведут к тому, что бытие будет открыто человеком, а сам он в непредвиденном взлете обретет свои неведомые доселе возможности."[50]
Однако подлинная действительность, указывает Ясперс, присуща только настоящему: только ответственность за настоящее позволяет человеку ощутить будущее. И Шопенгауэр отмечает, что форма проявления воли — только настоящее. Это соотносит со знаком Рыб экзистенциальную идею пребывания в настоящем: "здесь и теперь". Но "здесь и теперь" для Рыб не есть отражение поверхностной красоты гармонии момента (как для Весов), а есть погружение в неизъяснимую глубину истории и собственной судьбы, как пишет Ясперс:
"Загадка наполненного "теперь" никогда не будет разрешена, но она все углубляется историческим сознанием. Глубина этого "теперь" открывается только вместе с прошлым и будущим, с воспоминанием и идеей, на которую я ориентируюсь в моей жизни."[51]
В моменте настоящего прошлое стыкуется с будущим — иными словами, согласно Бердяеву, это происходит в вечности. Бердяев высказывается против непримиримой противоположности времени и вечности: время не есть отрицание вечности (как мы можем сказать, это разные архетипы, с собственной сутью и глубиной выхода к истине). Для созерцания Рыб истинное восприятие настоящего мгновения совпадает с вечностью: самосознание субъекта в момент времени оказывается центром вертикальной оси существования, в то время как история разворачивает его горизонталь.
Точка соприкосновения объекта, коего форма — время, с субъектом и составляет настоящее,— пишет Шопенгауэр. Он также говорит, что настоящее всегда принадлежит нам, смыкаясь с вечностью: "Поэтому всякий может сказать: я раз навсегда господин настоящего, и оно через всю вечность будет сопровождать меня."[52]
Для Бердяева — в точке соприкосновения объекта с субъектом творится история: в ключевых вехах времени с ним соприкасается вечность. Время позволяет вечности проявиться: "Всякая метафизика, которая будет видеть в историческом что-то вечное для глубины бытия, связана с признанием онтологического значения времени, т.е. с учением о том, что время существует для самой сущности бытия."[53] В отождествлении субъекта и объекта время и вечность совпадают, и история обретает свой духовный смысл.
Историческим настоящим, связанным с вечностью, выступает осевое время Ясперса. Если для Бердяева духовная точка отсчета истории — таинство боговоплощения Христа, то Ясперс, подчеркивая единство мирового исторического процесса и приоритет его духовной составляющей: вечной духовной связи между народами, выделяет период около 500 г. до н.э. (а в целом между 800 и 200 до н.э.), когда возникли главные религии, обращенные к личности (зороастризм, буддизм, даосизм) и расцвет греческой философии, вершиной которого стало сократовское понимание личности.
Философ так характеризует этот знаменательный период:
"В это время были рассмотрены все возможности философского постижения действительности, вплоть до материализма, софистики и нигилизма, в Индии, в Китае и на Западе независимо друг от друга. Заратустра учил о борьбе добра со злом; в Палестине выступали пророки. В эту эпоху были разработаны основные категории, которыми мы мыслим по сей день, заложены основы мировых религий... Началась борьба рационально проверенного знания против мифа... В осевое время произошло открытие того, что стало называться разумом и личностью."[54]
Вводя понятие осевого времени, Ясперс более других историков делает акцент на том, что человечество имеет единое происхождение и единый путь развития. Личное не является исключительным — и знак Овна, к которому подводит знак Рыб, противоположен знаку исключительности Весов. Основополагающие свершения человечества происходят параллельно в разных концах земного шара. Философ приводит другие примеры параллелизма в истории: одновременность развития великих культур древности — в Египте и Месопотамии, в долине Инда и Китае; на Крите и Трое. Или: в XIV веке иезуиты обнаружили в Японии буддийскую секту, близкую по учению к протестантам. Этот синхронизм позволяет видеть исторический процесс отражением единой космической ритмики и единым духовным процессом.
Ясперс пишет:
"Притязание на исключительность — это выражение фанатизма, высокомерия, самообмана, основанного на воле к власти: которое прежде всего проявляется во всех секуляризациях, а также в догматической философии и так называемых научных мировоззрениях — может быть преодолено именно пониманием того, что Бог явил себя в истории различным образом, и к нему ведёт множество путей. Посредством мировой истории Бог предостерегает от претензий на исключительность."[55]
Многообразие точек отсчета истории подтверждает ту многоплановость и объемность мира, каким видит его мышление архетипа Рыб.
Поскольку критерием вершин истории для Рыб является именно духовность, Ясперс не признает за современностью роли, равной осевому времени V века до н.э. "Настоящее — не второе осевое время. Более того, резко контрастируя с ним, оно являет собой катастрофическое обеднение в области духовной жизни, человечности, любви и творческой энергии; и только одно — успехи науки и техники — действительно составляет его величие.[56] Если придет новое осевое время, то только в будущем, подобно тому, как первое пришло после "прометеевского времени", резко отделившего человека от животного мира.
Для Ясперса смыслом и целью истории выступает мировое духовное единство:
"Единство — не фактическая данность, а цель. Единство возникает из того, что люди способны понять друг друга в идее единого, в единой истине, в мире духа, в котором все соотносится друг с другом, все сопричастно друг другу, каким бы чуждым оно ни было."[57] И как Бердяев, Ясперс пишет о преодолении истории: "История становится путем к надысторическому. В созерцании величия — в сотворенном, свершенном, истинном — история светит как вечное настоящее. Величие истории связывает нас со сферой, возвышающейся над историей."[58]
Обращаясь к моменту "вечного настоящего", архетип Рыб возвышается над историческим. Для трансцендирующего сознания экзистенция истории растворяется в вечности настоящего. — Эта идея роднит Ясперса с Шопенгауэром и Бердяевым.
Здесь Шопенгауэр говорит о том, что исторически нельзя постигнуть сущность мира.
"Историческое философствование лишь создает космогонию, систему происхождения или развития, беря время за определение вещей — и застревая на явлении или том, что у индусов называется тканью майи. Истинное философское воззрение на мир имеет объектом то, что составляет всегда равную себе сущность мира, его идею. Из такого познания исходит как искусство, так и философия, исходит также и то настроение духа, которое одно ведет к святости и искуплению от мира."[59]
А Бердяев в самой истории находит Бога: "Человеческая судьба есть не только земная, но и небесная судьба, не только историческая, но и метафизическая судьба, не только человеческая, но и Божественная судьба, не только человеческая, но и Божественная драма."[60]
ТЕХНИКА
И ФИЗИЧЕСКОЕ САМОСОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ
Знак Рыб опирается на материальную базу истории, как на физически-телесную, бессознательную основу познания. Так, ставя вопрос: каковы первичные мотивы человека, творящие историю, его сущностные импульсы? — Ясперс мыслит эти силы в телесном и психологическом ракурсе (как инстинкты и мотивации, которые остаются скрытыми). И его внимание привлекает развитие техники, которому уделяет значительное место и Бердяев. Техника — понятие знака Девы, чуждое и противоположное архетипу Рыб, с одной стороны, с другой выступает как рациональное дополнение, высвечивание бессознательной стороны исторического процесса: "Техника покоится на деятельности рассудка. Она является частью рационализации как таковой.[61]
Ясперс говорит, что техника не только создает средства для достижения ранее поставленной цели, но и сама приводит к открытиям, результаты которых становятся ключами к расширению возможностей природы человека: "Техника не только приближает нас к познанной в физических категориях природе. Техника открывает перед нами новый мир и новые возможности существования в мире, а в этом мире — новую близость к природе."[62] Быть может, в технике современного типа заключена идея новой человеческой среды, нового материального базиса человеческого существования? Здесь главным для архетипа Рыб предстает непосредственное совершенствование человека: развитие способностей его телесного восприятия. Например, техника связи способна сделать земной шар единой целостностью, расширяя пространственное мироощущение.
Тогда, продолжая идею Ясперса, можно сказать: как древние воплотили в себе возможности среды обитания, подражая животным и природе, взращивающей урожай и лекарственные травы, так и человек будущего постарается стать не хуже изобретенных им машин: считать в уме, как компьютер; летать, как самолёт; очищать одежду лучше стиральной машины, преобразуя химические соединения молекул, и т.д. И можно добавить, говоря о понятии современной духовности, лежащей в рамках философии архетипа Рыб, что понятие разнообразных "техник" идет с ним рука об руку.
Однако неслучайно духовный знак Рыб противостоит механистическим и формальным процессам. Ясперс подчеркивает и негатив техники: вместе с усилившимся господством человеком над природой возникла угроза того, что природа, в свою очередь, в неведомой ранее степени подчинит себе человека. Ясперс говорит о двойной зависимости человека от машин и от организации труда:
"Техника насильственно переместила трудовой процесс и общество в иную сферу, сферу массового производства, превратила всё существование в действие некоего технического механизма, всю планету — в единую фабрику. Тем самым произошёл — и происходит по сей день — полный отрыв человека от почвы. Он становится жителем Земли без родины, теряет преемственность традиций. Дух сводится к способности обучаться и совершать полезные функции... Труд становится всё более безжизненным... способности индивидуума неизмеримо более ограниченными."[63]
Поэтому человек либо живет в состоянии глубокой неудовлетворенности собой, либо отказывается от себя, чтобы превратится в функционирующую деталь машины, теряет индивидуальность и перспективу прошлого и будущего.
Подобно Ясперсу, Бердяев пишет о механизации как навязанном ритме техники, изменяющем природу человека:
"Победоносное появление машины есть одна из самых больших революций в человеческой судьбе. Происходит как бы вырывание человека из недр природы, замечается изменение всего ритма жизни... Машина становится между человеком и природой, она не только покоряет природные силы, но и самого человека; она не только освобождает, но и по-новому порабощает его... Какая-то таинственная сила, как бы чуждая человеку и самой природе, входит в человеческую жизнь, какой-то третий элемент, не природный и не человеческий, получает страшную власть, и над человеком, и над природой. Эта новая страшная сила разлагает природные формы человека."[64]
Усиливающаяся механичность жизни влияет на истощение творческих сил человека, отрывает его от истока и духовного смысла бытия.
Потеря духовной цельности технической цивилизацией заставляет Бердяева, как и Ясперса, рассматривать современное ему настоящее капитализма как низкую ступень истории, далекую от соприкосновения с вечностью и Богом:
"Индустриальный капитализм цивилизации был истребителем духа вечности. Капиталистическая цивилизация новейших времен была самой безбожной цивилизацией. Ответственность за преступление богоубийства лежит на ней, а не на социализме, который лишь принял отрицательное её наследие... Индустриализм цивилизации подрывает духовную мотивацию труда и этим готовит себе крах."[65]
Машина и техника рождены великими открытиями культуры, но ныне подрывают её основы. Цивилизация есть подмена целей жизни средствами, орудиями, она есть смерть духа культуры — говорит Бердяев. И Ясперс указывает на напрасность стараний с помощью техники сделать то, что доступно лишь живому духу — и во что так хорошо включается мысль архетипа Рыб:
"Даже в живописи, поэзии, науке, где знание техники как средства необходимо, всё, что являет собой не более, чем продукты технического умения, остается бесплодным. Техника ограничена тем, что она заключена в сфере безжизненного. Рассудок, господствующий над технической деятельностью, соразмерен лишь безжизненному, механическому."[66]
Техническая цивилизация рождает заботу о сохранении живой природы человека, его свободы и его творческой способности. Для Ясперса современность ставит новую духовную задачу:
"Техника отделила человека от непосредственного присутствия. Новая задача заключается в том, чтобы посредством технического осуществления вновь достигнуть непосредственного присутствия человеческого бытия во всех вещах мира." Человек должен "овладеть механизмом своего существования или, превратившись в машину, покориться ему."[67]—
То есть в негативе мы видим бездушный механистический аппарат, подчиняющий себе человека, в позитиве — его живой контроль над физическими и телесными механизмами его существования: как функцию Цереры, архетипа противоположного знака Девы, которой плохо владеет знак Рыб и которая дополняет его до той целостности, к которой он стремится. Как говорит Ясперс, если человек побеждает технику, он превращается в инициатора изменения мира, "как бы во второго строителя мира" — в сотворца Бога.
Порабощение человека техникой сегодня видно ещё ярче на примере всех мегаполисов. Личности не удается поставить во главу угла свою творческую свободу хотя бы потому, что человек в городе не автономен: он зависим от электричества, транспорта и общего потока машин. Он служит их функционированию не меньше, чем они ему, и это рождает в современной фантастике образы государства роботов, получающих власть над людьми. Зависимость от машины (компьютера) и преклонение перед ней выходит на уровень новой религии.
Некогда человек зависел от природы — и поклонялся ей в форме многобожия. Потом он обрел себя — и сделал центром религии нравственный облик личности. Но сегодня человек теряет себя в предметном мире, его совершенный облик распадается на части (признаки чего Бердяев усматривает в абстрактном искусстве, и Ясперс также отмечает эту потерю целостности, глубоко затрагивающую душу Рыб.) А могущество и необходимость машин сегодня не подлежит сомнению, и они все более прочно становятся новыми идолами и высшим предметом мечтаний.
Любовь к машине у мужчины конкурирует с любовью к женщине; для женщины она становится оплотом чувства своей независимости. Наличие машины позволяет людям ощущать свою мощь и силу: севший на автомобиль даже ведет себя иначе, чем тот, кто ходит пешком. Но приобретаемый таким образом апломб не оправдан ни нравственно, ни физически (сидящий за рулем слабее пешехода), ни даже интеллектуально (пользователь машины обычно слабо знает, как она устроена). Таким образом, реальная телесная жизнь, её воля и своя сила подменяется фиктивной (т.е. представлением о силе) — и актуальными остаются слова Бердяева: " Цивилизация далеко ушла от всего онтологического. Она создает лишь царство фикций."[68] Это и заставляет философов знака Рыб, борющихся с иллюзиями и ратующих за материально-телесную реальность как основу духовного, уделять теме техники особое внимание.
Тема техники связана с проблемой господства человека в мире. И здесь Бердяев подчеркивает, что в самоутверждении человек отрицает себя по неизбежной внутренней диалектике, он истребляет себя, если признает себя самодовлеющим существом. Для того чтобы человек не утратил источника и цели своего творчества, он должен утверждать не себя, но лучшее в себе и превосходящее себя:
"Он должен утверждать в себе образ Божий. Если он не носит образа высшей Божественной природы,— он теряет всякий образ, начинает подчиняться низшим процессам, низшим стихиям, той искусственной природе механической машины, которую он сам вызвал к жизни, и это его обезличивает, обессиливает, уничтожает."[69]
Теряя трансцендентное, человек подрывает сознание своей мощи.
Техника ценна ровно настолько, насколько помогает реально развить физические, интеллектуальные и творческие способности личности — притом не одно за счет другого, или освобождает время от монотонного труда. Но она всегда сможет делать то и другое лишь до определенного предела. Сколь бы сложной техника ни была, она никогда не должна выступать самоцелью, а только приложением к совершенству личности как таковой. Если во главу угла всегда ставить религиозное самосовершенствование человека как ориентир философии архетипа Рыб, отношение к машине будет правильным.
Для философа знака Рыб история цивилизации не есть единственный путь материального преображения жизни. Бердяев говорит о пути религиозного преображения жизни: как достижения подлинного бытия. Начало и цель архетипа Рыб — до и выше мира:
"Величайшая красота, которая достигалась в этом мире, была связана не с тем, что человечество ставило себе чисто земные цели, а с тем, что оно ставило себе цели за пределами этого мира. Тот порыв, который влек человечество в мир иной, в этом мире воплощался в единственно возможной, высшей для нас красоте, которая всегда имеет природу символическую, а не реалистическую. Если окончательно реалистическое осуществление возможно лишь в какой-то высшей действительности, за пределами времени и истории, то символическое осуществление возможно здесь, в этой земной действительности, как знак высшей действительности."[70]
ЭТИКА
ДУХА.
КОММУНИКАЦИЯ
Таким образом в философии Рыб осуществляется переход от воли и истории к собственно духовным вопросам. Философы-Рыбы большое внимание уделяют этике: душа должна быть чиста и соответствовать миру, чтобы породить или просто созерцательно отразить в себе тот импульс активности, с помощью которого управляет миром бессознательная мировая воля. Бескорыстно-альтруистическая и гуманная позиция становится conditio sine qua non объективного познания уже для Водолея. И в опоре на водолейскую чистоту отражения высших импульсов истинное знание для архетипа Рыб предстает лишенным объективных недостатков и грязи мира: самосознание всегда выявляет в человеке именно высшее, божественное повеление.
(Таким процесс познания предстает в восточной религии, в отличие от западной, где оно постоянно связывается с греховным искушением частичной рационализации,— именно потому, что восточная мысль с самого начала предполагает духовную целостность знания и его обязательное воплощение в образе жизни. Отсюда обращение мыслителей знака Рыб к восточной философии.)
Этические проблемы являются основополагающими у Бердяева, в христианской концепции "богочеловечества", и Кроче, основателя "этико-политической" школы в историографии. Даже в мизантропе-Шопенгауэре психологическую суть души милосердных Рыб выдаёт то, что основой морали он называет чувство сострадания, стирающее обманчивые границы между людьми и выводящее нас к основе всего сущего. Для Ясперса сам смысл философии заключается в преодолении этих границ созданием путей общечеловеческой коммуникации, а моральное и социальное зло заключается в неспособности принять "чужую экзистенцию": другой способ существования.
Для философов знака Рыб важно понятие коммуникации: т.е. общения, как принятие другого и всего, и преодоление разобщенности субъекта и объекта — вечного диалога с реальностью, дающее возможность постоянного изменения через бесконечное взаимодействие. Это понятие архетипа Меркурия, который слаб в знаке Рыб (это место его "падения", говоря языком традиционной астрологии) — но целостное мышление Рыб уделяет особое внимание дополняющим архетипам. Мерло-Понти говорит о том, что раскрытие экзистенции человека осуществляется в диалоге субъекта и мира (которые он, подобно Шлегелю, рассматривает как два полюса единого феноменального поля). Тайна мира – в моей встрече с ним: «Тайна мира, разгадку которой мы ищем, должна с необходимостью содержаться в моём контакте с миром. И всё, чем я живу, в той мере, в какой я этим живу, имеет для меня смысл, без которого я не жил бы, и я могу прояснять что-либо относительно мира, только задаваясь вопросом о моей встречи с миром, проясняя саму эту встречу, понимая её изнутри»[71]. Это же и тайна разума: рождения разумности – одна из тем знака Рыб.
Здесь звучит и одна из главных тем современной феноменологии – тема Другого: «Воспринимаемые вещи действительно могут существовать, если я пойму, что они воспринимаются и другими: речь всегда идет о со-восприятии». «Именно в других выражение обретает свою рельефность и действительно становится значением»[72]. Каждый из нас ощущает себя соединенным с другими, и существует место встречи – это и есть Бытие. Другой – не предо мной, как объект,– он, как и мир, таинственно окружает меня со всех сторон. Он постоянно "вблизи меня", он излишествует в моем восприятии и "взламывает" его. Он децентрирует меня, сам будучи центром: «Я и другой - это две как бы концентрические окружности, отличающиеся друг от друга едва заметным таинственным смещением»[73]. Но позитив в этом разрушении доминирует (недаром планета любви Венера экзальтируется в Рыбах!): занимая место между моим телом и плотью мира, Другой конституирует "Я" изнутри. Он впускает меня в иной опыт мира, расширяя мое видение до общих сфер культуры.
Для Ясперса в требование коммуникации входит:
— принимать исторически другое, сохраняя верность собственной историчности;
— отказаться от притязания на исключительность веры;
— подвергать сомнению объективность того, что становится общепринятым;
— находить направление в глубину, которая открывается только в многообразии историчности. Коммуникация, таким образом, предполагает поиск (который в быту нелегко дается знаку Рыб: они ленивы — склонны принять одно и на этом остановиться).
Бердяев также говорит о взаимодействии общения: в самом глубоком смысле этого слова, который описывает религиозное понятие соборности:
"Церковь в экзистенциальном смысле есть общение. Соборность есть экзистенциальное "мы"... Экзистенциальное общение есть истинный коммунизм, отличный от коммунизма материалистического, который основан на смешении экзистенциального общения с обществом, принудительно организованным в государство... В общении "я" с "ты" и "мы" приходит царство Божье."[74]
Но наиболее значимо коммуникация архетипа Рыб проявляет себя как диалог между Востоком и Западом (и их научностью и религиозностью, о чем мы говорили вначале), который отражает философия Шлегеля и Шопенгауэра, также как Ясперса и Бердяева. И здесь, указывая на то, что Запад отличает ясное как нигде познание границ рациональности, осознанная глубина бытия личности (человек как начало и конец), идея политической свободы (идущая ещё от полиса греков), стремление формировать мир, решительность и доведение проблем до логического конца — Ясперс говорит: "Подлинное значение получит для нас Азия только тогда, когда мы спросим себя, что же при всем своем превосходстве утеряла Европа."[75]
А Бердяев коммуникацию как открытость миру видит в русских людях — как их преимущество перед западными (прежде всего французами, питающими уважение к культуре — но культура служит и дистанцией между людьми, как и между личностью и её истинным внутренним бытием):
"Русские — самый общительный в мире народ. У русских нет условностей, нет дистанции, есть потребность часто видеть людей, выворачивать душу, ввергаться в чужую жизнь и ввергать в свою жизнь, вести бесконечные споры об идейных вопросах. В какие бы углы мира русские ни попали, они объединяются, группируются, устраивают собрания. Русские не признают категорий, непереходимых границ, отчетливых и резко выраженных форм общежития, дифференциаций по разным культурным областям и специальностям. Всякий истинно русский человек интересуется вопросом о смысле жизни и ищет общения с другими в искании смысла."[76]
Значительным оказалось в XX веке влияние этики Шопенгауэра, близкой индийской философии: и проложившей путь восточной мысли в западное сознание. Близость Шопенгауэра индийской философии проявляется в утверждении: "Ни воля, ни субъект познания, зритель всякого явления, нимало не затрагивается ни рождением, ни смертью."[77] Рождение и смерть уравновешивают друг друга как полюса общего проявления жизни. Воле не свойственно ни пребывание, ни уничтожение, так как она вне времени. Аналогично мыслит Бердяев: на внутреннее ядро бытия не могут быть распространены ни форма пространства, ни форма времени.
Настоящее, как момент тождества субъекта и объекта, познающего, познаваемого и познания, как точка самотождества воли, обеспечивает нам вечность: "Воле к жизни обеспечена жизнь, форма жизни есть настоящее без конца"[78],— говорит Шопенгауэр:
"Солнце непрерывно горит и только по-видимому тонет в ночи, поэтому, если человек боится смерти как своего уничтожения, это подобно тому, что солнце вечером могло бы жаловаться: "увы мне! я опускаюсь в вечную ночь". И обратно: кого гнетет бремя жизни, тот от смерти не может ожидать избавления."
В этом смысле неразумным предстает самоубийство: философ знака Рыб по-религиозному осуждает его — в отличие от мышления Скорпиона (например, Камю): где вопрос самоубийства смыкается с понятием свободы (как это было и в античности). Для Скорпиона самоубийство имеет тот позитив, что человек бунтует против окружающих условий, доказывая свою независимость, своё право им не принадлежать. И Шопенгауэр также говорит: самоубийство — не отрицание воли, а феномен мощного утверждения её. Самоубийца хочет жизни и недоволен только условиями, в которых она ему дана. Но философ оценивает это негативно: для целостности Рыб самоубийство есть лишь частичный отказ: не от воли к жизни вообще, а только от одного конкретного проявления жизни. И Шопенгауэр предлагает философский путь избавления: не только от неудовлетворенности жизнью — но и от сущностного жизненного страдания: "Воля не может быть устранена ничем, кроме познания."[79] Этот путь смыкается с религиозным.
Идеал, который предлагает Шопенгауер – чистое незаинтересованное созерцание идей – путь гения или отрешенность аскета – высшие качества этого архетипа. Как и сострадание, в котором философ видит нравственный путь. Нравственность и справедливость может основываться лишь на созерцании идентичности воли во мне и другом – и это и есть сострадание – естественное чувство, которое умеряет в индивидууме себялюбие. В его основе воля к сохранению рода.
Аскеза – самоотрицание воли к жизни. Единственным актом свободной воли мб лишь освобождение от мира явлений, в этом путь аскезы, цель которой – святость и искупление: после исчезновения воли: исчезает мир и святой оказывает победителем мира, его искупителем.
В отличие от Скорпиона, для которого смерть есть выход к истине запредельного и бесконечного из тесных рамок бытия, для Рыб смерть есть ограниченность и конечность по отношению к вечному. Самоубийца оказывается просто зажат в её тиски: он принимает смерть как необходимость, как то, что и так должно было свершиться. Но свобода — в преодолении необходимости, и значит, в жизни (как и для Стрельца). Судьба, рок, предопределение материи этого тленного мира приказывают ему умереть (Дьявол нашептывает ему это, говоря религиозно-стрельцовским языком). Человек знает, что должен умереть, исполнив свою земную задачу: и это его родовой долг земного существа: вернуть земле вещества своего тела, душу — Богу, а ноосфере — идеи. Этот долг влечет к себе, иначе люди бы не умирали. Все рациональные аргументы — за смерть. Но мы не должны им повиноваться — в этом реализация нашей высшей свободы. Свобода — в умении сказать "нет" этой последней необходимости, отрицая свою зависимость от неё в надежде на чудо. Свобода — в преодолении смерти. В этом смысле для религиозных знаков Водолея и Рыб (где силен Нептун) свобода есть Божья благодать, как пишут о том Соловьев и Бердяев. (А рок, необходимость, долг, приказы, рациональные аргументы — для православного мышления как раз сфера Дьявола и всякого зла.) Как говорит Бердяев, Бог дает человеку только свободу — к теме которой мы вернемся ниже.
Если Козерог берет на себя ответственность за жизнь, а Водолей — за идеи, то Рыбам выпадает тяжелейшая ответственность: не только за жизнь, но и за вечность (а конкретнее, за все времена и прежде всего за то время, в котором мы существуем). Бердяев говорит об этом:
"Человек не может определить себя только перед жизнью, он должен определить себя и перед смертью. Смерть есть самый важный факт человеческой жизни, и человек не может достойно жить, не определив свое отношение к смерти. Кто строит свою жизнь, закрыв глаза на смерть, тот проигрывает дело жизни, хотя бы жизнь его была удачной. Достижение полноты жизни связано с победой над смертью."[80]
Согласно Бердяеву, смерть отрицательным путём свидетельствует о существовании высшего смысла. Подобно этому, переживание возможности небытия для Рикера — точка отсчета осмысленного существования. Как тленность и относительность всего, смерть показывает, что полнота жизни не может быть реализована во времени: не только в конечном, но даже в бесконечном. Полнота жизни может быть реализована лишь в вечности, за пределами времени:
"Выход из времени в вечность есть скачок через бездну. В мире падшем этот скачок именуется смертью. Есть другой выход из времени в вечность — через глубину мгновения. Но этот выход не бывает окончательным и целостным, он постоянно опять выпадает во время. Реализация полноты жизни личности предполагает существование смерти. Смерть есть не только разложение и уничтожение человека, она есть и облагораживание его, вырывание из власти обыденности."[81]
Однако самая первая задача философии для Рыб — знака истока за пределами мира, чуждого этой действительности, — принятие жизни такой, какова она есть. Шопенгауэр пишет о своей философии: "Человек, усвоивший эти истины, находил бы удовлетворение в жизни и равнодушно взирал на приближающуюся на крыльях времени смерть, как на ложный призрак."[82] Это цель покоя, как и у Ясперса:
"Покой — цель философствования. Философия и сегодня может дать нам то, что было известно уже Пармениду, когда он построил Богу храм в благодарность за дарованный ему покой."[83]
Если перейти к религиозному языку, это цель смирения. Но если для западной мысли смирение связано с христианским принятием страдания, то отношение Шопенгауэра к страданию ближе индийской философии: "Причина нашего страдания, как и нашей радости, преимущественно заключается не в реальной действительности, а только в абстрактных мыслях, в сравнении с которыми животные страдания малы."[84]
В то же время "существенное страдание самой жизни неустранимо"[85] — как темная досознательная основа жизни, к которой апеллирует архетип Рыб: максимально динамичная, как воды первозданного Хаоса. И эта их динамика сама есть страдание. Когда человек начинает ощущать жизнь целиком, он ощущает её динамику как страдание. Поэтому высшим благом предстает покой — но абсолютный покой возможен только как покой небытия.
Такое представление присуще западной мысли, где само Бытие определяется отрицательно: будь то в философии Каббалы, где Творец получает имя Эйн-Соф и просто Эйн-"Не", или у Гегеля, где Бытие определяется через противоположность Ничто. В восточной философии движение осуществляется через негатив ограниченного и обусловленного существования к позитиву абсолютного Бытия, которое есть безграничность и свобода — что и смыкает на Востоке философию и религию, не допуская их разрыва. Так индийское понятие Сат (родственное русскому "суть") есть именно абсолютное бытие, а не небытие, — и только в рациональном буддизме, который подчеркивал свою антитезу традиционной индийской философии, нирвана, как и сама душа, получили отрицательные характеристики несуществования. При этом опять же имелось в виду их несуществование в обусловленном виде недальновидных человеческих представлений: поскольку первая цель буддизма — развенчивание иллюзий. (Это, как мы говорили, цель, близкая знаку Рыб: поскольку отрицая ограниченность известного, мы выходим к безграничному и безусловному.)
Шопенгауэр, хотя видит смерть как призрак перед лицом вечности, не выходит к восточному покою созерцания абсолютного через позитивное отождествление с ним. Видимо, потому, что саму причину и источник страдания жизни он определяет по-западному — через индивидуальность, противопоставленную всеобщей гармонии: "Главный источник страдания — это Эрида, борьба всех индивидуумов, выражение противоречия, коим воля к жизни внутренне запечатлена и которая достигает обнаружения посредством индивидуализации."[86] Это смыкается с архетипом Овна: борьбой всех против всех Гоббса — как и с идеей Водолеев: корень всякого зла есть отдельность, самоутверждение.
Познание устраняет проявления воли — и, значит, проявления жизни:
"Что остается за совершенной отменой воли для всех тех, которые исполнены воли [в западном понимании индивидуальной воли — С.], есть, конечно, ничто; но для тех, у кого воля обратилась вспять и отрицает себя, весь этот наш столь реальный мир со всеми его солнцами и млечными путями — ничто."[87]
К этому ничто: тленности всего определенного и обусловленного — в конце пути вслед за Шопенгауэром приходит Гартман, разрабатывавший этику с позиции пессимистического взгляда на историю: эволюция влечет Вселенную к уничтожению через осознание её неразумности и нецелесообразности.
Но ещё раз подчеркнем: пессимистическое мировосприятие получается, когда всеобщее единство мыслится безликим, поглощающим неповторимую индивидуальность жизни,— а индивидуальность восстает против этой безликости, как Сатана против Бога в библейском предании, поднимает мятеж и гибнет во всеобщем. Но если, вслед за древней философией и современной эзотерикой, счесть, что вечность хранит все неповторимые — если не ростки жизни, то их семена: их образы — картина мира окажется более человечной. Мизантропия знака Рыб — последнего знака Зодиака и знака конца — тогда исчезнет.
Однако для этого надо представить, что память этого изменчивого мира создается и хранится не только и не столько в формах видимой материи, сколько в том, что её превосходит и переживает. Тело и вещество тогда окажутся лишь инструментом для формирования такой формы души, такой памяти материи, природы которой мы ещё не знаем. Она существует именно как абсолютное бытие — которое для разнообразия можно назвать и небытием для людей, слишком привязанным к физике и её известным механическим переменным в виде электронов, кварков и торсионных полей. Инструмент может и исчезнуть — это не уничтожит результат его работы (с другой стороны, инструмент ещё не означает результата).
Если же Абсолютное бытие считать высочайшей формой самой материи (памятуя об опоре знака Рыб на материю), тогда это будет материя в её неразличимости с сознанием или духом, всепроникающее духовное поле божественного света, разума и блаженства. И тогда следует признать, что зло (и страдание) существует не в самой материи, а только в создаваемых ею иллюзиях, и иллюзия отдельности существований и борьбы индивидуальностей — одна из них.
Но вернемся с небес на землю — к идее смерти и конца всего. Если распространить идею о конце не только на индивида, но на историю человечества в целом, она предстанет как эсхатологическая идея: уничтожения старого и рождения нового, что отражает мифологические образы следующего архетипа Овна. Бердяев доказывает необходимость этой идеи для сознания:
"Эсхатологическая идея есть учение о конце, о разрешении мировой истории. Она совершенно необходима для того, чтобы конструировалась идея истории, для осознания свершения, имеющего смысл и достижение."[88]—
И она действительно являет позитивный выход для мышления архетипа Рыб: точнее, для опоры на архетип Сатурна, который составляет некий фундамент среди всеобщей относительности архетипа Рыб — или, пользуясь мифологическим языком, остров посреди океана хаоса: основу будущего творения жизни.
Можно добавить, что устремляющий мир к изначальному хаосу знак Рыб потому столь радостно принимает и утверждает эсхатологию, поскольку подспудно признает и её относительность тоже: она нужна только как фактор осознания движения. Поскольку мы мыслим во времени, начало и конец необходимы для сознания, но поскольку само время относительно, они не есть на самом деле. По той же причине эсхатологическая идея естественна для религий. Иначе бы философская мысль об уничтожении этого прекрасного мира показалась бы чудовищной — антигуманной или мизантропичной, как обыденное сознание восприняло философию Шопенгауэра или Гартмана.
"Для того чтобы признать, что существует судьба человека в мировой истории, надо признать предмирность человека, нужно признать, что судьба человека начинается и определяется до возникновения той мировой действительности, в которой свершаются все процессы эволюции,"[89]— пишет Бердяев.
Только с точки зрения предмирности человека (рождения Христа и нашего разума-Логоса "прежде всех век") — и действительного возвышения над миром в тождестве субъективного и объективного — мы можем принять идею конца. Так приходит к ней Шопенгауэр:
"Если в глазах какого-либо человека пелена Майи: принцип индивидуальности — стала так прозрачна, что он не делает уже эгоистической разницы между своей личностью и чужой, а страдание других индивидуумов принимает столь же близко к сердцу, как и свое собственное, и потому не только с величайшей радостью предлагает им свою помощь, но даже готов жертвовать собственным индивидуумом, лишь бы спасти несколько чужих, то уже естественно, что такой человек, во всех существах узнающий себя, свое сокровенное и истинное Я, должен и бесконечные страдания всего живущего рассматривать как свои собственные и приобщить себя к несчастию Вселенной... Уже не думает он об изменчивом счастье и горе своей личности... Он познает целое, постигает его сущность и находит его погруженным в вечное исчезновение, ничтожное стремление и постоянное страдание... И разве может он, увидев мир таким, тем не менее постоянно утверждать эту жизнь постоянной деятельностью воли и все теснее прижимать её к себе?... Воля отворачивается от жизни; она содрогается теперь перед её радостями, в которых видит её утверждение. Человек доходит до состояния добровольного отречения, смирения, истинной безмятежности и совершенного отсутствия желаний."[90]
Для Бердяева отречение от мира есть возвышение до страдания и любви живого и преображающегося Бога. Это есть проникновение в тайну творения:
"Это внутренняя трагедия любви Божьей к своему другому и ожидание ответной любви и есть та сокровенная тайна Божественной жизни, с которой связано творение мира и творение человека."[91]
Если Водолей стремится реализовать практический идеал ученого, Стрелец — общественного деятеля, а Козерог — личности, которая добивается того, что не смог никто другой, то реализация Рыб — это идеал святого. Понятно, что достичь его трудно — труднее прочих, а все остальные жизненные роли в конечном итоге не приносят мышлению Рыб удовлетворения. Потому этот знак в жизни, как в мысли чаще всего выглядит разочарованным. Святые же обычно не излагали никакой философской картины мира.
Однако нынче положение меняется, и можно привести пример восприятия родившейся под знаком Рыб Матери Мирры у Сатпрема — как обобщенной философской картины того, каким сегодня могут видеть мир святые.
Откровение единства всего, длящееся лишь минуты у просвещенной публики, к которой апеллирует Владимир Соловьев, для людей, целиком посвятивших себя религиозному идеалу, является нормой жизни (о чем говорит, например, надпись над входом в Загорский монастырь: "Богу ведомому"). Творческий акт отождествления со всеобщим совершается ежедневно, если не ежечасно. Труд же в том, чтобы будучи внутри и под властью отождествления со всем, своей волей направлять всеединство туда, куда указывает сострадающий разум — высшее единство разума и чувства в философской терминологии (или Божья воля, пользуясь терминологией религиозной).
Когда Шопенгауэр пишет: "Мое тело — единственный объект, в котором я знаю не одну только сторону — сторону представления, но и другую, называемую волей,"[92] — это помогает понять и духовную деятельность матери Мирры: попытку отождествить собственное тело с телом Земли, через него представить мировые процессы, осознать их и так влиять на них. Собственно в этом — практический выход с виду непрактичной индийской философии, оказавшей столь глубокое влияние на Шопенгауэра. Путь, когда личность (её сознание, а точнее, самосознание, которое является действием) может влиять на историю.
Отождествление субъекта и объекта у Сатпрема описывается как род децентрализации:
"Для того чтобы образовывать тело, клетки удерживаются вместе видом центростремительной силы; так вот это как раз противоположное. Как будто бы клетки рассеивались центробежной силой... И я обнаружила довольно устойчивое состояние... это сознание является видом сознания без ограничений, оно переживается как волна, но не как отдельная волна: это движение волн, столь же безбрежных, как земля... И эта волнообразность является движением жизни."[93] (Можно обратить внимание на то, что для описания физической основы жизни мы видим здесь естественный образ архетипа Нептуна — образ морских волн.)
Решая проблему сохранение формы без эго (к чему стремится знак Рыб, как к достижению покоя, и что может служить ещё одной иллюстрацией экзальтации Венеры в Рыбах), мать Мирра обнаружила "нечто вроде оси, водруженной прямо во времени: она где-то установлена, и все вращается вокруг неё. И если ось немного сдвинуть, мы чувствуем себя потерянными." Это образ сатурнианского архетипа времени, формирующего устойчивость нашего восприятия — который перекликается с осью времени или центральной осью мира в древних мифах. Но вот оси больше нет: "Фантастично! Это неописуемо! Становишься лесом, рекой, горами, домом, и всё является телесным ощущением, совершенно конкретным ощущением тела".[94]
Физическая непосредственность материи в глубинно-телесном восприятии предстает как волнообразно-непрерывно, так и дискретно:
"В этом способе бытия, в этом поиске есть постоянное восприятие многокрасочного света; все цвета не идут слоями, а представляют комбинацию разноцветных точек: россыпь [как в телевизоре — С.]. Это, кажется и есть то, что могло бы называться "восприятием истинной материи". Каждый цвет объединен с другим без перехода в него, и это единство выглядит как светящиеся точки. Все состоит из этого."[95]
Рыбы – материалисты в том смысле, что именно материя образует переход от идеи Водолея к воле Овна – будучи в глубинах, которых касается знак Рыб, чистой энергией (т.е. деятельностью, если вернуться к этимологии этого слова, о чем говорит не только Эйнштейн, но и Шопенгауер). Но материя не представляет из себя ничего устойчивого, действие не связано с причиной – внешний мир словно распадается на части для этого знака, привыкшего видеть его в остановке созерцания. Все структуры, навязанные личности объективным миром, должны быть разрушены – чтобы высвободить истинное движение воли субъекта. (Это разрушение в пределе мы мыслим как смерть – но оно же и делает человека живым.)
Мать Мирра добавляет, что погружение в новое восприятие может быть связано с телесными расстройствами: сбоем прежних механизмов деятельности, поскольку "целая система автоматических, тысячелетних привычек должна быть заменена сознательным и непосредственно направляемым действием."[96] Это архетипически соотносится с тем, что знак Рыб, погружая мир в хаос изначального, призван изменять прежние стереотипы бытия: в этом мифологический смысл обращения к истоку.
Обыденное сознание не всегда способно оценить достижения субъективного восприятия. Но как пишет Ясперс: "То, что достигается отдельным человеком, отнюдь не становится общим достоянием. Однако то, чем становится единичный человек, косвенным образом изменяет всех людей. Человечество в целом совершает скачок."[97] — Это следует из сущностного единства мира, в которое погружается и в котором живет архетип Рыб.
Новая непосредственность восприятия, возможно, подводит нас к богочеловечеству, как об этом говорит эсхатология Бердяева:
"В конце истории не будет уже замкнутости "мира сего", нашей земной действительности. Эон нашего мира стареет, как на перезревшем плоде лопнут оболочки, отделявшие его от миров иных... в него вливаются энергии других ступеней действительности. Мир должен вступить в такую высокую действительность, в такое целостное время, в которых разрешится проблема индивидуальной судьбы человеческой, и трагический конфликт её с судьбой мировой найдут свой исход... Должен совершиться какой-то внутренний сдвиг, после которого всемирная история предстанет не в перспективе истребляющего потока времени, а в перспективе вечности. Она вернется в глубину как момент извечной мистерии Духа." [98]
ОСВОБОЖДЕНИЕ
Цель индийской философии, которая становится и целью Шопенгауэра и других философов знака Рыб, мы привыкли обозначать словом "освобождение". Как созерцание вечного, освобождение есть психологическое состояние покоя, которое философ описывает так:
"Нам предстанет тот мир, который выше всякого разума, та полная тишь духа, тот глубокий покой, несокрушимое упование и ясность, одно только отражение которых на лице, как его воспроизвели Рафаэль и Корреджо, есть полное и надежное Евангелие: осталось только познание, воля исчезла."[99]
Обычно те, кто сегодня стремится к освобождению, имеют в виду именно эту тишь духа. Но религиозное понятие освобождения неслучайно родственно водолейскому понятию свободы — которое архетипически связано не только с образом бесконечного небесного простора, но и с бурями, нарушающими покой привычного существования. Освобождение есть разрушение прежних связей — во имя неизбежного творения принципиально новых.
Обращаясь к творящей пустоте как к Ничто — знак Рыб в учении о свободе смыкается с бунтарем Скорпионом. Архетип Рыб не останавливается на покое небытия: его мысль начинает возвратное движение к поляризации добра и зла Водолея, позитивной ответственности за жизнь Козерога, роли личности как активного преобразователя социума Стрельца и религиозной нравственности Скорпиона. Но если Скорпион идет от свободы к нравственности как к двум разнесенным понятиям, являющим начало и конец его пути, то для Рыб их религиозность и есть истинная свобода. Для философов-Рыб это как освобождение отречения от мирского, так и свобода для мира и внутри мира.
Бердяев пишет: "В противоположность Шлейермахеру [см. архетип Скорпиона — С.] и многим другим я думаю, что религия есть не чувство зависимости, а чувство независимости человека. Человек есть существо целиком зависимое от природы и общества, от мира и государства, если нет Бога. Если есть Бог, то человек есть существо духовное независимое. И отношение к Богу определяется не как зависимость человека, а как его свобода..."[100]
Эта свобода дает нравственное право на критическое отношение к миру и социальным проявлениям религии. Учение о свободе возвращает нас к архетипическому образу бога морского простора как мятежника, противостоящего устроенному миру, что подтверждают слова Бердяева:
"Тема о бунтарстве есть продолжение темы о свободе. В бунтарстве есть страсть к свободе." "Бунтовал ли я против Бога? Да не есть ли "бунт против Бога" недоразумением в терминах? Бунтовать можно лишь во имя Верховной Ценности, Верховного Смысла, то есть во имя Бога. И воинствующие атеисты, в конце концов, не сознавая этого, бунтуют во имя Бога."[101]
И Ясперс в бунте ищет и находит позитивный смысл:
"Бог с его непреклонным требованием истины не хочет быть постигнутым посредством иллюзий. Этот Бог требует знания, содержание которого как будто всё время выдвигает обвинение против Него самого. Отсюда и дерзостность познания, требование познания безусловного и вместе с тем страх перед ним. Создается полярность, человек будто слышит: Божья воля есть неограниченное исследование, исследование есть служение Богу и одновременно — оно посягает на тайну Божественных свершений и потому не должно срывать все покровы."[102]
Определяя свободу как осознание истины, философ критикует библейскую веру: за её притязание на исключительность, бедственное для народов, и за отсутствие философского самопознания. Вместе с тем, понимая недостаток знака Рыб: который склонен, попадая в резонанс ситуации, раскачивать её и так разрушать, останавливаясь на этом зачастую незаметном, а иногда и откровенном, разрушении — философ отмечает, что отрицание должно быть конструктивным:
"Возмущение против внешних связей в качестве простого отрицания неистинно, оно завершается внутренним хаосом; возмущение истинно только как борьба свободы за свое пространство."[103]
Учение о свободе как опора на предыдущий архетип Урана — основа этики Бердяева:
"Я положил в основание философии не бытие, а свободу... В свободе скрыта тайна мира, и отсюда произошла трагедия мира. Свобода в начале и свобода в конце... Бог присутствует лишь в свободе и действует через свободу. Лишь свобода должна быть сакрализирована."[104]
И согласно водолейскому разделению мира на две половины, Бердяев утверждает:
"История мира началась со свободы, со свободы зла. Если бы не было свободы зла, связанного с основными началами человеческой жизни, если бы не было этого тёмного начала, то не было бы и истории. Без понятия свободы, определяющего драматизм исторического процесса и трагизм его, невозможно понимание истории."[105]
В отличие от водолейского абсолюта добра, философ, согласно своему архетипу изначального хаоса, признает темное начало в недрах Бога: "Свобода заключает в себе такое темное иррациональное начало, которое не дает никакой внутренней гарантии, что свет победит тьму, что дан будет ответ на заданную Богом тему о свободной любви. Свобода может быть роковой, она может повести по тем путям победы тьмы, которые ведут к истреблению бытия."[106] Кроме водолейского зла разделения полярных начал, зло есть и в самой сути целостности (как бессознательное начало).
Бердяев отталкивается от полярности, как от недостатка, который побуждает к творению и осознанию: "Человеческая природа полярна. И если что-то утверждается в человеке на одном полюсе, то это компенсируется утверждением противоположного на другом полюсе."[107] Можно сравнить с этим взгляд Шопенгауэра: "Непосредственно нам дан всегда только недостаток, т.е. страдание. А удовлетворение или наслаждение мы можем познавать только опосредованно,”[108]— через оценку сознания.
И поскольку зло коренится в самой глубине действующей природы, Бердяев заключает:
"Свободен духом тот, кто перестал ощущать историю как внешне навязанную, а начал ощущать историю как внутреннее событие в духовной действительности, как свою собственную свободу."[109]
Аналогично считает Шопенгауэр: мировое зло в природе вещей, оно не может быть изъято оттуда, но человеку дано ощутить дарованную ему свободу внутри самого процесса жизни и так возвыситься над ним. Это чувство духовного дара бытия и есть наша свобода воли:
"Как раз то, что христианские мистики называют благодатью и возрождением, служит для нас единственным непосредственным проявлением свободы воли. Оно наступает лишь тогда, когда воля, достигнув познания своей сущности, обретает покой... Возможность такого обнаружения свободы составляет величайшее преимущество человека, так как её условием является обдуманность разума, которая позволяет независимо от впечатлений настоящего озирать жизнь в целом... Необходимость — царство природы, свобода — царство благодати".[110]
Свобода — ёмкое понятие. Она смыкается с познанием как необходимостью и ответственностью у Козерога, со спонтанным озарением Водолея и благодатью веры Рыб: способной осуществлять постоянный глубинный поиск внутри психики, спаянной с телом, как своей основой. И Ясперс говорит: притязание на свободу означает желание действовать не по произволу или из слепого повиновения, а в результате понимания: "Отсюда и притязание на то, что забрасывая якорь в истоки всех вещей, мы исходили в наших желаниях из наших собственных истоков." Другим условием свободы является предельная широта: "Свобода требует, чтобы ничто не было упущено. Все, обладающее бытием и смыслом, должно обрести свое право. "[111] Он определяет свободу как разум безграничной открытости и путь человека во времени. Как меняющемуся миру и преображающемуся Творцу, как творящему духу и неуловимой духовности, ей присуще движение и диалектика.
Как мы уже говорили, свобода — собственное понятие архетипа Водолея (Урана; а также Скорпиона, где Уран экзальтируется: понятие знаков максимальной трансформации). Но мы останавливаемся на этом понятии в архетипе Рыб, поскольку, когда Рыбы говорят о свободе, свобода смыкается с духовностью и смыслом жизни — и это, возможно, наиболее философское понимание свободы.
Для Н.Гартмана свобода увеличивается по мере эволюции: большей свободой обладают более развитые формы бытия (при этом низшие формы активнее в своем проявлении: можно сказать, активнее их воля). Для Шопенгауэра свободен человек, достигший самотождества воли: когда воля обращается к себе самой, познает себя и успокаивается в себе — что и ведет к освобождению как отсутствию желаний и зависимости от внешних проявлений мира. Ясперс определяет духовного человека через аналогичное понятие самобытия. Лучшие представители человечества для него — не наиболее талантливые или гениальные люди, создающие выдающиеся произведения, но все те, кто является самими собой, в отличие от тех, кто ощущает в себе лишь пустоту, ничто не считают своим и бегут от самих себя. Свобода есть умение остаться наедине с самим собой и своим бытием — которое и спасает от одиночества, устанавливая глубинную связь открытого диалога человека с миром и одного человека с другим.
Для Ясперса человек, "выражающий истинное бытие", отказывается быть пророком и действует скрыто. Он отталкивает тех, кто хочет ему следовать, так как сущность его отвергает подчинение, и ищет не последователей, а соратников. Его сущность действует косвенно: он не провозглашает законов, а "пребывает в качестве самобытия для самобытия", создавая жизнь посредством действия в другом, исходя из его собственных истоков. Его деятельность — "борьба без фронта", поскольку подлинное бытие и угрожающее всему небытие: с которым приходится бороться в поиске истинного бытия, — "анонимны" и не могут быть определены никаким устойчивым способом:
"Эта борьба своеобразна. Существование небытия то кажется исчезнувшим, то внезапно господствует над всем. В нем сосредоточено нечто зловещее, связанное с беспокойством вследствие неуверенности в том, против чего и за что идет борьба. В нем как будто не остается ничего, кроме жесткой борьбы за существование в ее постоянной эгоцентричности,"[112] —
таково современное описание духовного процесса у западного философа.
И по сравнению с тяжестью самобытия, которое ложится на плечи духовной личности, и мраком творческих сил небытия, с которым каждый справляется в одиночестве, понятие любви у Рыб несколько меркнет:
"Любви достоин не человек как экземпляр существования, а человек как возможная экзистенция, в каждом индивиде — его возможное благородство," — говорит Ясперс. Но опорой остается понятие коммуникации — водолейское понятие соборности: "Это единство обладающих бытием есть невидимая действительность существующего... Благородство духов, обладающих самобытием, рассеяно в мире. Тот, кто вступает в их сферу, приходит к этому не на основании суждения, а посредством осуществления своего собственного бытия. Единство этого рассеяния подобно невидимой церкви некоего corpus mуsticum, в анонимной цепи друзей, тот или иной член которой обнаруживается другим, быть может, далеким самобытием. В этом безобразном царстве духов время от времени находятся отдельные люди, которые воспламеняются в близости строгостью своей коммуникации. Они всегда служат началом высшего взлета, возможного в мире. Только они, собственно говоря, создают облик людей."[113]
Такая картина относится к архетипу Рыб в том смысле, что дает ответ на вопрос о смысле жизни, удовлетворяющий любого человека: смысл существования в том, чтобы быть человеком вот в таком, высшем, мистическом смысле этого слова. Это несколько отличается от идеала святого: большей обычностью — но обыденность может удовлетворить знак Рыб, если его вера дарует ему возможность обретать вечный смысл бытия в борьбе с небытием — новый в каждый следующий миг настоящего.
Согласно знаку смерти философов, мысль Шопенгауэра дополняет созерцательный архетип Рыб до полноты волевого знака Девы; философия Бердяева, акцентируя роль личности в историческом свершении, переводит нас в следующий знак Овна; а концепция осевого времени Ясперса, смыкая с вечностью, останавливает в самом знаке Рыб.
Архетип Рыб, ощущая мировую волю жизни в всех ее проявлениях, грезит осознать эту волю в себе так, чтобы возглавить её лидерством разума, как это делает следующий знак Овна. От самобытия как умения быть наедине со своими душевными и телесными процессами, быть предоставленным лишь самому себе и своей свободе и брать на себя этическую ответственность за это — от смелости действовать на свой страх и риск, повинуясь непредсказуемому импульсу воли, который рождается изнутри как нравственный толчок активности — от этого самобытия нашего "я" и отталкивается в своей мысли Овен.
ГОРОСКОПЫ ФИЛОСОФОВ-РЫБ
Для философов-Рыб, чтобы мысль этого знака не спала в подсознании, важен акцент на Уране: нередко негативный, он акцентирует проблему свободы. Заметен Сатурн (как жесткая фиксация идей в противовес обыденному расплывающемуся мышлению архетипа Рыб) — то есть собственно философские планеты. Позитивную роль играет Плутон — придавая глубину и стабильность этому переменчивому знаку.
Среди астероидов в гороскопах философов-Рыб можно отметить Психею, отвечающую за настройку личности на мировые резонансы.
Из малых планет, связанных с философией и наукой, чаще всего встречаются Философия (на Меркурии Шопенгауэра, Церере Галилея, Плутоне Эйнштейна, Солнце Кроче), Висдом (на Восходящем узле Шопенгауэра, Нептуне Коллингвуда, Палладе Эйнштейна, рядом с Церерой Гартмана, на Юпитере Кроче), Сциенция (на Сатурне Бердяева, Меркурии Вернадского и Мерло-Понти, около Нептуна Шопенгауэра, в соединении с Вестой у Гартмана), Сапиенция (на Марсе Галилея, Венере Вернадского, Хироне Мерло-Понти). Скептик на Меркурии-Сатурне Эйнштейна — что дало идею относительности, а также Нептуне Гартмана, Меркурии Шлегеля; Сфинкс на Меркурии Бердяева, Плутоне Сирано де Бержерака, Хироне Мерло-Понти.
Как для всех философов, характерны планеты мысли: Эврика (на Солнце Рикера, Меркурии Коллингвуда, Сатурне Мерло-Понти, Хироне Бердяева), Хэврика (на Юпитере Коллингвуда, Хироне Ясперса), Бельтровата (на Узле Шлегеля, Плутоне Мерло-Понти, Юпитере Рикера), Метида (на Меркурии Шлегеля, Узле Вернадского), Ментал (на Венере Ясперса и Вернадского, Палладе Сирано де Бержерака, Уране Н.Гартмана). У Кроче Бельтровата и Сциенция в соединении.
Не менее значимы для мыслителей знака Рыб более эмоциональные астероиды истина-Алетея (на Юпитере Гартмана, около Юпитера Бердяева, на Сатурне Вернадского, Хироне Галилея, Уране Шлегеля, Узле Эйнштейна), правда-Веритас (на Солнце Вернадского, Меркурии Шлегеля, Узле Эйнштейна, около Урана Рикера) и вера-Фидес (на Юпитере Н.Гартмана, Плутоне Мерло-Понти). А также источники художественного вдохновения: Иппокрена (на Венере Гартмана и Кроче, Плутоне Вернадского) и Муза (на Солнце Гартмана, Нептуне Сирано де Бержерака, Палладе Шопенгауэра и Галилея). Муза и Иппокрена в связке у Коллингвуда, в сочетании с Психеей и Сапиенцией.
Кроме традиционных научно-философских астероидов, отмечены малые планеты более широкого и универсального знания: Каллиопа (на Уране Коллингвуда, Меркурии Шлегеля) и Урания (на Луне Галилея и Эйнштейна, в соединении со Скептиком у Шопенгауэра, с Эврикой Ясперса, Менталом у Коллингвуда, Верой Бердяева). Задействован Матезис, изначально обозначающий математические расчеты первой науки (астрологии): на Меркурии Вернадского, Солнце Гартмана, Нептуне Кроче, Психее Рикера.
Универсальность картины мира в широком смысле подчеркивает Университас (на Венере Эйнштейна, Узле Бердяева и Вернадского) и Гармония (на Психее Вернадского). Также встречаются малые планеты красоты Орнамента, Харита и Грация.
Заметны астероиды с абстрактным значением широкого и глубокого пространства — неба и океана: Цёлум (небеса: на Солнце Ясперса, Уране Коллингвуда, Венере Рикера), Целестия (небесная: на Солнце Гартмана, Нептуне Бердяева, Меркурии Мерло-Понти, со Сциенцией у Коллингвуда, Уранией Рикера), Адити (с Уранией Мерло-Понти); Варуна (на Нептуне Галилея, Солнце Рикера, Меркурии Мерло-Понти, Психее Эйнштейна), Океана (на Весте Рикера), Нертус (глубина: с Солнцем Бердяева и Вернадского). Психологически это может указывать на возвышенность и глубину души.
В знаке Рыб, где экзальтируется планета любви и красоты Венера, не последнюю роль играет тема любви, как и у Льва. Задействуются астероиды Амур (на Солнце Гартмана), Эрот (на Венере Бердяева, в сочетании с Алетеей у Шопенгауэра), Антерот (на Венере Шлегеля, Плутоне Н.Гартмана), Купидон (на Хироне Вернадского, около Урана Рикера, Луны Мерло-Понти). Оказался значим весовский астероид согласия: Конкордия (на Узле Эйнштейна, Плутоне Сирано де Бержерака, в сочетании с Гармонией у Гартмана) и водолейский астероид братства: Фратернитас (на Юпитере Галилея, Уране Н.Гартмана, Узле Эйнштейна, Плутоне Вернадского, в сочетании с Конкордией у Гартмана, на Весте Коллингвуда и Кроче). А также малые планеты единства — Унитас (с Юпитером Ясперса, Ураном Сирано де Бержерака, Плутоном Эйнштейна) или Унион (союз: на Нептуне Ясперса). Все эти малые планеты любви и единения играют роль в видении единства Вселенной.
О теме воли напоминают астероиды героев, иногда с трагической судьбой: Геракл (на Солнце Эйнштейна), Ахилл (на Плутоне Сирано де Бержерака), Икар (на Узле Гартмана, Юпитере Сирано де Бержерака, Марсе Шлегеля), Беллерофонт (на Меркурии Гартмана и Бердяева, Плутоне Галилея, Луне Рикера, Восходящем узле Вернадского), Фаэтон, Ясон, Приам, Гектор, Одиссей, Улисс. У Рикера в соединении Ахилл, Ясон, Одиссей, Улисс, Гектор и Гильгамеш. У Кроче на Венере Геракл, Телеф и Одиссей.
Встречаются астероиды Пакс (мир, покой: на Уране Коллингвуда) и Этернитас (вечность). Интересно посмотреть у Рыб положение астероида Хаос (на Венере Ясперса и Сирано де Бержерака, рядом с Хэврикой и Нептуном Шлегеля в тригоне к Урану; около Узла Галилея; в сочетании с планетой космоса Варуной Вернадского, с Юноной Э.Гартмана, с Карьерой Эйнштейна, с планетами свободы и вечности Либерой и Этернитас у Мерло-Понти; в тригоне к Хирону у Шопенгауэра и Н.Гартмана; против музы истории Клио Бердяева, против планеты науки Цереры Коллингвуда). Характерны связки упомянутых астероидов между собой.
Обращает на себя внимание малая планета Фама (молва, известность) — очевидно, философия Рыб, сливаясь с потоком жизни, способствует популярности их или их идей. (Фама на Солнце Сирано де Бержерака, на Луне Бердяева, в связке Меркурия и Солнца у Шопенгауэра, на Меркурии Коллингвуда, Узле Ясперса, Уране Шлегеля, Церере Эйнштейна, Нептуне Галилея, около Нептуна Мерло-Понти, в сочетании с Хэврикой у Вернадского в аспекте к Сатурну и Нептуну.)
* * *
1. Николай Коперник (28.2.1473 – 3.6.1543) — польский астроном, возродивший античную идею гелиоцентризма, что обозначило переворот в гносеологической основе естественных наук: видимое перестало отождествляться с действительным. Умер в Близнецах, знаке разрыва с традицией, расчищающем место новому пути познания.
В его карте задействован мифологический архетип Героя, спорящего с Царем прежнего мироустройства в попытке его изменить: квадрат Солнца к Юпитеру, указывающий на личность, идеи и действия которой идут вразрез с общепринятым порядком в опоре на её собственное мировоззрение. Гармония этих планет к Урану, покровителю космоса, науки и астрономии, позволяет разработать новую концепцию: перенеся центр с социальной традиции Юпитера на самостоятельность физического плана Солнца. Планеты эмоционального восприятия Венера и Луна содействуют этой фигуре гороскопа: и Коперник видел опору гелиоцентрической теории в её бесспорной красоте (соотношения между движением планет и величинами орбит). Другую фигуру гороскопа образуют аспекты между Нептуном, Марсом и Сатурном, ставя задачу выразить небесную ритмику (Нептун) физически закономерно (Сатурн) и единственно истинным способом (Марс).
2. Галилео Галилей (25.2.1564 – 8.1.1642) — итал. физик и астроном, отстаивавший идею гелиоцентризма Коперника — и заложивший как основы классической механики, которую разработал Ньютон, как и принцип относительности движения, развитый Эйнштейном. Умер в Козероге, знаке механики и точных законов.
В его карте мы находим тау-квадрат космических планет Урана и Нептуна с Солнцем в гармонии к оси Лунных узлов (и астероиду Эйнштейн). На Солнце, рядом с которым расположена связка Меркурий-Плутон, отвечающая за глубинные изыскания, проецируется астероид Стеллярис ("звездный"). А рядом с Ураном в оппозиции к Нептуну стоит далекий астероид космоса Варуна. Нептун в соединении с Марсом (куда проецируется малая планета знания Сапиенция, а также астероид Исак Ньютон) находится в гармонии к связке Юпитера и Сатурна, говорящей за социальную значимость и адекватность (и соответствие своему моменту времени побудило отказаться от гелиоцентризма). При этом Веста в квадрате к Юпитеру: личная задача шла вразрез с социальным заказом. Астероид Галилея в Скорпионе в точном секстиле к планете науки Церере и Философии (в растянутом соединении с Хироном, побуждающем идти на компромисс) и в точном тригоне к малой планете Джордано Бруно, недалеко от Венеры Галилея.
На Восходящем узле, показателе отдаленной перспективы, стоит дальний астероид Хаос: что хорошо иллюстрирует перспективную идею относительности, ставшую нам доступной через 300 лет после жизни своего первооткрывателя.
3. Фридрих Шлегель (10.3.1772 – 12.1.1829) — нем. философ и филолог, санскритолог, языковед, критиковавший "расколотое" сознание современной ему философии и усматривавший в древней мифологии идеал единой духовной культуры будущего. Умер в Козероге, знаке обращения к образцу прошлого.
Духовный идеал новой культуры, преображающей мир и сливающей воедино искусство, философию, науку и религию, отражает в его гороскопе равнобедренный треугольник дальних планет: Нептуна, Урана и Плутона — как время, в культурном и социальном отношении переломное. Эти планеты аспектируют Солнце Шлегеля, а также его Венеру, Марс и Юпитер, позволяя ему быть выразителем веяний, формирующих достаточно отдаленное будущее (так как аспекты трех дальних планет редки). При этом оппозиция Нептуна к Солнцу и Церере и квадрат Урана к Юпитеру делает его идеал не повседневно-научным, а мифологически-утопическим. Характерно обращение философа к мифологии (Нептун), как универсальному и единому (Уран, где стоит астероид древних мистерий Миса), а также глубинному и гибкому, трансформирующемуся знанию (Плутон): в котором Шлегель видел прообраз культуры будущего. Гармония Нептуна, Плутона и Урана к Марсу и Венере говорит о единении скрытых, "высших" сил воли и любви с явными, земными — что благоприятно для гуманитарной и духовной направленности идей.
Акцент на интеллектуальных занятиях определяет Меркурий в сочетании с Вестой и Палладой (в той же точке эклиптики находятся мысль-Метида, муза науки Каллиопа, правда-Веритас и философский астероид Скептик. А на Уран проецируется астероид истины-Веритас и Ментал). При этом Шлегель, как представитель знака Рыб, делает акцент на том, что истина может быть выражена только символически (чему в его гороскопе способствует близость Нептуну малой планеты Хаос, а также противостояние Марса Сатурну: как сложность самораскрытия и полного выявления фундаментальных основ. Эту оппозицию разрешает Венера в тригоне к Сатурну, позволяющая постигать красоту и вечность устойчивых форм: которые лежат в основе мифов и символов). Говорят о влиянии на Шлегеля идеализма Фихте: астероид Фихте находится в соединении с Эврикой Шлегеля, и последний открыл для себя идеализм как основу современной мифологически-целостной картины мира, о создании которой он мечтал.
4. Артур Шопенгауэр (22.2.1788 – 21.9.1860) — нем. философ, мысливший мир как объективизированную волю, данную нам через субъективное представление. Подчеркивал неотвратимость жизненного страдания и в противоположность Лейбницу называл мир "наихудшим из возможных", снискав репутацию мизантропа. Приближая к западному мышлению восточную философию, ставил цель успокоения воли через познание и достижение освобождения. Умер по оппозиции в Деве, знаке волевого начала, полностью берущего жизненный процесс в свои руки.
Пессимизм философии Шопенгауэра определяет соединение Солнца с Сатурном в зените и малая планета Апатия (греч."отказ от желаний") на Узле (и на Солнце — богиня раздора Эрида, которую философ называет источником сущностного жизненного страдания: как борьбу индивидуальных воль). Критический ум рисует Философия-Ностальгия на Меркурии в соединении с Солнцем и тригоне к Марсу. Отмечены астероиды передовых взглядов Сциенция-Прометей (наука-опрежающая мысль), Алетея-Протос (истина-первенство) и Эврика-Каллиопа (муза науки, правда, тут же Реквием: что можно трактовать как открытие пути, приводящего к полному душевному покою). Наиболее значимый негативный аспект — квадрат Нептуна к Урану (отмеченному астероидом Нортия: рок), заведующий иллюзиями и разочарованиями. Эти планеты гармонично связаны с Юпитером, что дает мировоззренческую силу концепции, но Юпитер – в напряжении с Луной (естественностью жизни), что способствует асоциальности ("несветскости"). Интересно, что на Юпитере астероид Ницше — и имена этих философов часто произносят рядом (Ницше следовал идее Шопенгауера о воле к жизни, лежащей в основе всего, только заменил её на волю к власти).
Равнобедренный треугольник властителей трех миров Нептун-Юпитер-Плутон иллюстрирует образ мирового господства (каждый индивид осознает себя всей волей к жизни, отчего и происходит столкновение воль отдельных людей). Но он также дает высокую чувствительность (Нептун) к глубинному драматизму жизненной борьбы. Актуальность Нептуна в гороскопе философа заставила его выделять роль музыки как искусства, лучше всего отражающего реальность (он и сам играл на флейте).– А также дала возможность первому из западных мыслителей обратиться к восточной философии (что показывают астероиды Азия на Нисходящем, а Индия на Восходящем узле с мудростью-Висдом, как и связки Самадхи-Веритас: истина просветления, Карма-Иппокрена: вдохновение фатализма и Утопия-Элефтерия: освобождение).
Малая планета Шопенгауэр, как ни странно, оказалась в его карте в знаке Водолея, отделяющем свет от тьмы ради творения будущего: что показывает универсализм его философии. Она находится в сочетании с пророчицей-Кассандрой, предсказывающей мрачные повороты событий (как и Кливия-Сапиенция) — это способствовало закреплению репутации мизантропа. А также в тригонах к значимому для Рыб дальнему астероиду Хаос, символизирующему относительность земного бытия, и сочетанию Хирон-Спирит с Вестой, фокусирующим на духовности культуры как личностной задаче. Акцент на Хироне — это также этика, как и тригон Юпитер-Нептун. За обращение к культуре и искусству, позволяющему раскрыть процессы внутреннего мира, говорит и Муза-Паллада около Луны.
.
5. Эдуард Гартман (23.2.1842 – 5.6.1906) — нем. философ, вслед за Шопенгауэром рассматривал сознание как орудие бессознательной мировой воли, разрабатывал этику и нигилистическую религию с позиции эсхатологического взгляда на историю. Умер в Близнецах, знаке осознания бессознательного.
В его карте Меркурий в связке с Ураном имеет полусекстили к Нептуну и Плутону; в этой конфигурации Нептун оказывается наиболее силен, так как находится в экзальтации в Водолее, а Меркурий с Ураном в знаке Рыб, как и Солнце. Это делает Гартмана создателем "философии бессознательного": как интуитивного (Уран) и рационального (Меркурий) осознания скрытых психических (Нептун) и инстинктивных процессов (Плутон). На философию Гартмана оказал влияние Шопенгауэр, имеющий практически тот же день рождения (и, кроме совпадения Солнца, у них есть пересечение Плутона Шопенгауэра (скрытой массовой воли) с Нептуном Гартмана (бессознательным). Малая планета Шопенгауэр в соединении с Принципией на Уране Гартмана — это служит иллюстрацией того, что в идейных принципах своей философии Гартман опирался на Шопенгауэра. Также говорят о влиянии Шеллинга: и астероид Шеллинг образует гармоничные аспекты с Нептуном и Меркурием Гартмана.
Интерес к этике в гороскопе Гартмана в личном и социальном ракурсе подтверждают соединения Солнце-Венера и Юпитер-Сатурн. При этом Сатурн имеет неточный квадрат к Марсу, а Юпитер к Плутону. Сила Марса и Плутона в Овне, знаке разрушения и нового старта, позволяет понять идею о влечении мировой воли к уничтожению Вселенной (тем более, что на Плутоне стоит астероид Фанатика). Астероид Гартман стоит в Скорпионе, разрушительном знаке инстинктивной воли, в тригоне к астероиду Шопенгауэр.
6. Вернадский, Владимир Иванович (12.3.1863 – 6.1.1945) — сов. естествоиспытатель, основоположник теории биосферы и ноосферы, а также биогеохимии, генетической минералогии, радио- и гидрогеологии, который мыслил Землю единым живым организмом. Умер в Козероге, знаке геологических залежей и фундаментальных основ науки.
В его гороскопе оппозиция Нептуна к Сатурну в гармонии к Марсу ставит задачу выявить физическое единство духовных и материальных основ жизни, как и астероид Спирит на Палладе. Соединение Солнца с Вестой, Веритас и Энциклопедией символизирует посвящение себя широкому спектру задач, как и Сумма-Талант на Юпитере. Перспективу в создании универсальных теорий жизни рисует Уран в неточном квадрате к Солнцу и секстиле к Венере — и вблизи оси узлов, где стоят в соединении малые планеты Весьмир (вселенная) и Университас (универсальность). Там же дальний астероид, названный именем Харикло, матери кентавра Хирона,— запредельная гармония, выходящая за рамки известного. Пан на Нептуне и Психея-Гармония напротив Урана и в трине к Венере способствуют образу Земли (Вселенной) как живого организма.
Философия в соединении с небесной музой Уранией: покровительницей астрономии как царицы наук — и тут же покровитель муз Аполлон, символизирующий творческое совершенство. Эти астероиды образуют тригоны к Юпитеру и Меркурию (где стоят астероиды науки Сциенция и Матезис: астрономический расчет, позднее математика). Т.о. образуется равнобедренный треугольник, выражающий идею всеобщего информационного функционирования, которое имеет космическую проекцию и может быть описано научно с помощью астрономического расчета — что и отражает понятие ноосферы (роль Меркурия как вестника богов, доносящего до людей универсальное знание Юпитера).
Астероид Вернадский в Деве, знаке экзальтации Меркурия и естества жизненных процессов, в гармонии к Сатурну и Нептуну (где стоит Триумф) и точной оппозиции к астероиду Анаксагор, названному в честь античного философа, чьё имя мы связываем с понятием нуса: космического ума, от которого Вернадский произвел понятие ноосферы. В соединении дальние астероиды Варуна (космос) и Хаос характеризуют идею ноосферы как космической упорядоченности, пронизывающей хаос природы.
7. Николай Бердяев (18.3.1874 – 23.3.1948) — рус. религ. философ-персоналист: основа философии — личность, как средоточие духовных и душевных способностей человека и "внутренний экзистенциальный центр", непостижимую глубину которого составляет свобода воли. Испытал влияние Достоевского, В.Соловьева и Бёме: считая первоистоком всего "неисследимую бездну", существующую до времени и бытия — ничто, которое хочет превратиться в "нечто". Умер в Овне: знаке импульса нового рождения, что в философии Бердяева отражает идея живущего, постоянно оживающего Бога, смыкающего историю и вечность в отдельные моменты времени.
Основное напряжение карты философа составляет оппозиция Сатурна (рядом Сциенция и Славия, символизирующая славянство) к Урану, в квадратах к линии Узлов (там Университас: универсализм): противоречие национального и исторически ограниченного — универсальному и бесконечному. Это также ставит проблему свободы, которая была в центре философского исследования Бердяева(что подтверждают связки Эврика-Либера, Карьера-Либератрикс, Элефтерия-Фелицитас:счастье, и Свобода-Эврианта: расцвет). К Сатурну имеют аспекты астероид Хаос, рисующий образ бездны как первоистока творения, архетипичный для Рыб, и муза истории Клио, в оппозиции друг к другу: история — то, что противостоит хаосу.
Другая оппозиция — связки Солнце-Меркурий к Юпитеру противопоставляет собственные взгляды общественным, ставя задачу привести их к общему знаменателю. Это также оппозиция человеческого (Меркурий) божественному (Юпитер), рождающая идею богочеловечества как задачу стремления человека к Богу. Аспекты к Меркурию и Юпитеру имеет планета веры Нептун, в связке с Талантом и Церерой, а также Марсом, сильном в своем знаке Овна. Эта связка символизирует нравственное начало и и слияние личной и божественной воли, позволяющее ее направить, и в гармонии к Солнцу-Меркурию в связке с Луной и Венерой (где стоит Веста) образует "внутренний экзистенциальный центр", становясь основой философии персонализма.
Астероид Бердяев в сочетании с Палладой около Солнца. Малая планета Соловьева (в честь В.Соловьева) в сочетании с музой науки Каллиопой и астероидом Совесть. Сочетание Россия-Спирит характеризует его как выразителя русского духа, а Христа-Фанатика и Фидес (вера)-Принципия как религиозного философа.
8. Альберт Эйнштейн (14.3.1879 – 18.4.1955) — создатель теории относительности и квантовой теории света, взгляды которого послужили для выработки новой физической картины мира, исходящей из органической связи пространства, времени, материи и движения. Умер в Овне, знаке новой точки отсчета мысли, методологии и детерминизма.
В его гороскопе научная связка Меркурий-Сатурн в гармонии к Лунным узлам: которая дает основательность, но и медлительность мышления (отчего в юности у Эйнштейна были проблемы с учебой, вдобавок там стоит астероиды Карма и Скептик). Уран в оппозиции к Юпитеру: научные идеи идут вразрез с объективно принятым мировоззрением. Также есть неточные квадраты Юпитера и Урана к Плутону при гармонии этих планет к сильному Марсу в Козероге и Солнцу: как стремление взять на себя роль лидера назревших перемен и трансформировать социально апробированные взгляды — радикальным (тригон Марс-Плутон) и разрушительным образом. Эту разрушительную роль теории Эйнштейна подчеркивает Философия на Плутоне; теорию относительности иллюстрирует связка астероидов Хаос и Карьера. Здесь уместно вспомнить известную эпиграмму:
Был этот мир глубокой тьмой окутан.
Да будет свет! И вот явился Ньютон.
Но Сатана недолго ждал реванша:
Пришёл Эйнштейн — и стало всё, как раньше.
Астероид Эйнштейн имеет полусекстиль к революционной планете Уран и оказывается в соединении с малой планетой Харикло: чья орбита, близкая к Урану, подчеркивает выход за рамки существующего идейного пространства к запредельной гармонии. Планета будущего Скульд в сочетании с Принципией и рядом бог дальнего космоса Варуна могут характеризовать теорию Эйнштейна как принцип будущего рассмотрения Вселенной. Интересны сочетания астероидов Астрометрия-Эврика-Адити (астрономические вычисления и открытия, связанные с бесконечным пространством) в тригоне к научным способностям Сатурна-Меркурия; и Бельтровата-Этернитас (находка, касающаяся вечности) в тригоне к фокусу личной жизненной задачи Весте. В аспектах к Солнцу и Плутону стоит астероид Люмен (свет), а на Плутоне также Цвет: обозначая физическую (энергетическую) природу света.
Положение на Солнце астероидов Геракл, Виктория (победа) и Помона (римская богиня спелых плодов) может сказать о том, что Эйнштейн проделал воистину геркулесов труд (о чем говорят и аспекты Плутона с Марсом и Солнцем) — но одержал победу: как зрелый плод своих изысканий, дающий изобильные семена для будущего творчества. На планете науки Церере стоит Фама (слава), но также и Сизиф, что также говорит о нелегком пути — и подчеркивает идею относительности (об этой роли астероида Сизиф мы говорили при рассмотрении идей архетипа Девы).
9. Карл Ясперс (23.2.1883 – 26.2.1969) — нем. философ-экзистенционалист, известный исторической концепцией "осевого времени" и как выразитель кризиса Запада (пессимизм Шопенгауэра и Э.Гартмана близок и Ясперсу). Ратуя за гуманизм, умер в своем знаке (вблизи соединения Солнца).
Глубокий интерес к истории, в том числе в её культурном и духовном ракурсе, в карте Ясперса отражает связка Сатурна и Плутона, обрамляющая Нептун и Хирон. Последние две планеты находятся в одной точке — где стоит и астероид (Х)эврика, символизируя открытия в области единого культурного ритма: единого резонанса событий, что и выражает концепция "осевого времени." Нептун в сочетании с этими планетами определил профессию психиатра, Психея в оппозиции с Нептуном недалеко от линии узлов. Нептун-Хирон обозначает также тонкую чувствительность к культурной истории происходящему, тем более объективную, что Сатурн имеет полусекстиль к Юпитеру (где стоит астероид единства Унитас — и "осевое время" Ясперса выявляет единство мирового процесса).
Эта связка образует равнобедренный треугольник стабильной гармонии с Венерой и Ураном, что дает творческий энтузиазм и гуманистическую направленность идей. Астероид Хаос на Венере склоняет к рационализму, пробуждая недоверие к эмоциональной сфере — отчего Ясперс выражал антипатию к "мрачному фанатизму" Кьеркегора и "экстремизму и неистовству" Ницше, хотя испытал влияние их идей. (Астероид Кьеркегор стоит против Марса в квадрате к Узлам — выступая, таким образом, движущей силой от противного; Ницше — в соединении с музой знания Каллиопой и малой планетой универсализма Университас в тригоне к Солнцу.) Рационализм Ясперса, быть может, слишком банален из-за квадрата Урана к Юпитеру: который не дает развернуть далеко идущие идеи.
Философские склонности подтверждает Висдом на Юпитрее, сочетание астероидов Талант-Скептик (там же Мнемозина — муза памяти, что способствует историческому анализу, как и Триумф-Урда (норна прошлого)). Идею "философской веры" могут отражать, кроме соединения Нептуна с Сатурном, положение астероида Кредо на Солнце, а Вера на Меркурии — и сочетания малых планет Сапиенция (знание)-Спирит (дух), Фидес (вера)-Прометей (опережающее движение мысли) и Принципия-Фидуция (уверенность)-Миса (мистерии: стремление выявить принципы духовного процесса). За экзистенционализм (истина постигается в пограничных состояниях) отвечает Плутон (в связке с Нептуном и Сатурном). Также этому в карте способствует соединение Луны с Ураном (способность души к сильным трансформациям, что хорошо выражает философскую идею трансцендирования).
Дамокл на Марсе заставлял сильно чувствовать угрозу войны — и бороться за мир (чему способствует также связка Метида (мысль)-Парадиз (рай)-Толерантность).
10. Бенедетто Кроче (25.2.1866 – 20.11.1952) — итал. философ-неогегельянец, определявший свою философию как "абсолютный идеализм", основоположник "этико-политической" школы в историографии. Умер в Скорпионе, знаке абсолютизма.
Интерес к истории в его карте обусловила точная оппозиция Сатурна к Плутону. Ее разрешению помогала гармония этих планет к Нептуну на Узле, что дано акцент на идеализме духовных процессов, способствуя связи этики (Нептун) и политики (Плутон). Гармония Нептуна к Марсу добавляет образ поступательного движения истории вперед (а положение на Марсе музы науки Каллиопы — научный анализ этого движения).
Астероиды разума и мудрости Сапиенция и Висдом на Юпитере, а Минерва на Сатурне сосредотачивают мысль на общественных и культурных процессах. Обращение к истории символизируют также муза истории Клио на Юноне и богини судьбы: Мойра и Атропа — на показателе перспективной цели, Восходящем узле. Кроме выигрышного положения Нептуна, сильна и позиция другой планеты этики и гуманизма, Венеры, в точном соединении с Солнцем — где стоит астероид Философия.
11. Николай Гартман (20.2.1882 – 9.10.1950) — нем. философ-идеалист, более молодой однофамилец Э.Гартмана, считавший неразрешимыми основные философские проблемы и разрабатывавший теорию неизменных "этических ценностей". Умер в Весах, знаке моделей поведения.
В его карте очень заполнен философский знак Тельца (последовательно идут Сатурн, Нептун, Веста, Хирон, Юпитер и Плутон) и присутствует соединение Солнце-Венера (в квадрате к Узлам, в тригоне к Марсу и секстиле к связке малых планет Эврика и Гармония): т.о. силен архетип, описывающий ценности. Особняком стоит Уран в точном тригоне к Хирону: что делает основным вопросом философии Н.Гартмана соотношение культурных установлений и свободы воли. Эти планеты также имеют точные тригоны к астероиду Хаос в сочетании с мыслью-Метидой, который может символизировать рациональную неразрешимость философских проблем — как и сочетание астероида Гартман с астероидом Сизиф. Философ имеет очень гармоничный гороскоп, лишенный негативных аспектов: можно сказать, и не ставящий перед ним никаких насущных и актуальных вопросов.
12. Робин Коллингвуд (22.2.1889 – 9.1.1943) — англ. философ-идеалист, под влиянием Кроче сближающий философию с историей и исследующий развитие философской мысли: которое образует иерархию форм духовной активности (усиливается воля). Умер в Козероге, знаке истории (где экзальтируется Марс, планета воли).
Легкость логического анализа идей в его карте обозначает тригон Меркурия к Урану в воздушных знаках. При этом планеты интеллекта противостоят планетам материи: Меркурий — Сатурну, а Уран — Венере, и, отбрасывая материальную глубину и тяжесть истории, легко свести её к истории мысли.
Задачу развития волевой активности субъекта, превосходящей окружающие (природные и социальные) обстоятельства ставит Марс в Овне в квадрате к Юпитеру в Козероге. Эти планеты образуют гармонию к Солнцу — символу развития творческой индивидуальности человека (которая и помогает решать эту задачу) — и Коллингвуд исследует творчество выдающихся философов как ступени в становлении общечеловеческой воли. Астероиды Эврика (и Фама-известность) на Меркурии и Хэврика на Юпитере показывают, что сферой открытий становится область мысли и мировоззрения. Тригон Солнца к Хирону символизирует внимание к культуре и способности к интерпретации. А перспектива видится в подытоживающей систематизации европейской мысли, начиная с античности: за счет Цереры в соединении с Восходящим узлом (также в связке малые планеты Философия и Европа). Узел образует тау-квадрат к Урану (где стоит муза литературы и науки Каллиопа) и Венере, отвечающим за вдохновение созидания (что ещё раз подчеркивает необходимость развивать способности к научному и литературному творчеству).
Квадрат Солнца к связке Плутон-Нептун, отмечающей конец XIX-начало XX века, где Нептун сближается с Плутоном, дает стремление собственным творчеством подытожить духовные процессы предыдущих веков — перед тем, как будет дан старт новому культурному процессу. (Аспект соединения Нептуна и Плутона действует примерно раз в 4 столетия, и предыдущее соединение этих планет было связано с эпохой Возрождения.)
13. Морис Мерло-Понти (14.3.1908 – 4.5.1961) — франц. философ-феноменолог, последователь Гуссерля, близкий экзистенциализму (и Сартру). Разрабатывал понятие о «плоти» как первозданной стихийной основе Бытия. Основа тайны мира и восприятия – встреча с миром и Другим. Умер в Тельце, знаке телесности и экзистенциализма.
В его карте центральный образ «универсальной чувственности» и «плоти» как неразрывности духа и материи выражают планеты раскрытия чувств Марс и Венера в Тельце (стоящие проблематично: Венера в квадрате к Юпитеру, а Марс в квадрате к Луне, однако в средней точке между ними – астероид Талант). (Эту же тему подчеркивает сочетание богини плотской любви Кибелы и астероида Храм в Рыбах, в тригоне к Асценденту.) «Плоть» как первооснову выражает соединение Солнца с Сатурном (в тригоне к астероиду Философия, и около Сатурна астероид открытий Эврика, в полусекстиле к Меркурию), а также Гея (Земля) на Заходящем узле. Образ хаотичности первоосновы и её связи с чувственностью, кроме самого знака Рыб, отражает связка малых планет Хаос, Этернитас (вечность) и Либера (раскрепощение) в квадрате к Марсу. Философскую любовь к истине отражает астероид Амур-Алетея на Асценденте в тригоне к Солнцу.
О "тайне субъекта" позволяет говорить, кроме знака Рыб, квадрат Солнца к Плутону и Асцендент в Скорпионе — и понятие интенциональности, как напряжения воли, связано с этим квадратом. В то же время присутствует сходящийся тригон Марса к Урану, делающий все тайное явным. Это, как и квадраты Венеры и Марса в Тельце к Луне и Юпитеру во Льве, обращает к внешнему миру (который в силу этого квадрата оказывается также не очень доступен — и овладеть внешним помогает экзистенциальная философия). Обращение к досознательному целостному «видению» всем телом символизирует соединение Нептуна с Восходящим узлом в знаке Рака, тут же астероид известности Фама – а также Психея-Кредо на Асценденте (в тау-квадрате к Марсу и плане ощущений Луне, в тригоне к которой стоит Триумф). А близ планеты рационального постижения Меркурии в знаке Рыб богиня безумия Ата, хотя также и Сциенция. Опору на Другого выражает Юнона (партнер) на Узле, Эрот в секстиле к Луне, квадрат Солнца к Антэроту (взаимность) и Асцендента к Хирону (взаимопонимание), а также связки Принципия-Солидарность, Талант-Толерантность и Висдом-Конкордия (мудрость согласия).
14. Поль Рикёр (27.2.1913 – 20.5.2005) — франц. феноменолог-экзистенционалист, стремившийся объединить на основе религии разные способы философствования. Опираясь на метод Гуссерля и психоанализ Фрейда, исследовал волевую активность и "исторический охват" личности: "археологию" и "телеологию" субъекта — укорененность в бытии и движение сознания к будущему. Создал феноменологию, близкую гегельянской, где точка отсчета осмысленного существования — переживание возможности небытия, а прогрессивный предел — понятие Бога. Смерть в Тельце подчеркивает опору на субъекта и его экзистенциальные переживания.
В его карте силен аспект движения вперёд: соединение Марса с Ураном в полусекстиле к Солнцу. Астероид Варуна на Солнце дает этому движению космический простор (как и сочетание Веста-Океана). Также есть аспект обращения к истории ("археологии"): полусекстиль Сатурна и Плутона; на Восходящем узле муза истории Клио. За феноменологический синтез — как попытку объединить на основе религии разные способы философствования — отвечает тригон Меркурия к Нептуну. Хирон в соединении с Солнцем и секстиле к Юпитеру обозначает способности интерпретатора и метод герменевтики: для Рикера — центральный метод гуманитарных наук.
Астероид открытий Бельтровата — на мировоззренческой планете Юпитере. А Эврика — в тригоне к Венере, отмеченной астероидом Цёлум (небо), и имеющей квадрат к Нептуну. Этот самый значимый и практически единственный дисгармоничный аспект карты — аспект развития личности, делает проблематичным понятие самой жизни и её вечности: поэтому точкой отсчета осмысленного существования у Рикера предстает переживание возможности небытия. Астероид Гегель стоит в тригоне к Солнцу, а Фрейд — в секстиле. Показатель психологии Психея в тригоне к Меркурию способствует психоаналитическому подходу к субъекту, как и тригон Меркурия к Нептуну. Тем более, что планета естественно-рационального знания Церера — в оппозиции к символу субъективности Сатурну.
другие
главы:
«ЧИСТОЕ
МЫШЛЕНИЕ» ОВНА
«СУТЬ
ВЕЩЕЙ» ТЕЛЬЦА
«ПОРЯДОК
СЕРДЦА» БЛИЗНЕЦОВ
«ПРЕДУСТАНОВЛЕННАЯ
ГАРМОНИЯ» РАКА
«ТРИУМФ
ЖИЗНИ» ЛЬВА
«ХИТРОСТЬ
РАЗУМА» ДЕВЫ
«ТВОРЧЕСКАЯ
ЭВОЛЮЦИЯ» ВЕСОВ
«СОКРОВЕННАЯ
ИСТИНА» СКОРПИОНА
«БОГ,
ТО ЕСТЬ ПРИРОДА» СТРЕЛЬЦА
«ПОЗИТИВИЗМ
ЛИЧНОСТИ» КОЗЕРОГА
«БЛАГО,
ИСТИНА, КРАСОТА» ВОДОЛЕЯ
[1] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. С.8-9
[2] Ясперс К. Философская вера // Смысл и назначение истории. М, 1991 С.449
[3] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. С.253
[4] Ясперс К. Философская вера // Смысл и назначение истории. М, 1991 СС.444-445
[5] Коперник Н. Очерк нового механизма мира // Антология мировой философии. М., 1971 Т.II С.122
[6] там же, С.121
[7] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Антология мировой философии. М., 1971 Т.III С.681
[8] Ясперс К. Cмысл и назначение истории. М, 1991 С.63, С.72
[9] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 С.36
[10] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Антология мировой философии. М., 1971 Т.III С.678
[11] Ясперс К. Духовная ситуация времени // Смысл и назначение истории. М, 1991 С.370
[12] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Антология мировой философии. М., 1971 Т.III С.667-68
[13] там же,С.691
[14] Бердяев Н. Самопознание. Лениздат, 1991 С.358
[15] Гартман Э. Сущность мирового процесса или философия бессознательного // Антология мировой философии. М., 1971 Т.III С.707
[16] там же, С.708
[17] Ясперс К. Cмысл и назначение истории. М, 1991 С.58
[18] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 С.43-44
[19] Ricoeur Р. Soi-meme соmmе иn autreю Р., 1990 Р. 178
[20] Бердяев Н. Самопознание. Лениздат, 1991 С.61
[21] там же
[22] Эйнштейн А. Собрание научных трудов, М.: «Наука», 1967, т. IV, ст. 55, с. 175
[23] Ясперс К. Cмысл и назначение истории. М, 1991 С.231
[24] Ясперс К. Философская вера в кн: Смысл и назначение истории. М, 1991 С.428
[25] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Антология мировой философии. М., 1971 Т.III С.694
[26] там же, С.693-4
[27] там же, С.694
[28] там же, С.682
[29]
Меrleau-Ponty М. Sens et Non-sens. Р. 88
[30]
Меrleau-Ponty М. Sens et Non-sens. Р. 91
[31] Мерло-Понти М. Видимое и невидимое. Р.183
[32] Бердяев Н. Самопознание. Лениздат, 1991 С.346
[33] там же, С.297
[34] там же, С.351
[35] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. С.3 в кн: Антология мировой философии. М., 1971 Т.III С.676
[36] Бердяев Н. Самопознание. Лениздат, 1991 С.104
[37] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. СС.326, 387
[38] Бердяев Н. Самопознание. Лениздат, 1991 С.358
[39] Ясперс К. Cмысл и назначение истории. М, 1991 С.113
[40] Гартман Э. Сущность мирового процесса или философия бессознательного // Антология мировой философии. М., 1971 Т.III С.707
[41] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 СС.15-16
[42] Коллингвуд. Идея истории. Перевод и комментарии Ю. А. Асеева. М., Наука, 1980 С.14
[43] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 С.18
[44] Коллингвуд. Идея истории. М., Наука, 1980 С.193
[45] там же, С.19
[46] там же, СС.13-15
[47] ЯсперС. Cмысл и назначение истории. М, 1991 СС.253, 242
[48] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 С.17
[49] там же, С.31
[50] Ясперс К. Cмысл и назначение истории. М, 1991 С.73
[51] там же, С.276
[52] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. С.330
[53] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 С.50
[54] Ясперс К. СС.33, 49
[55] там же, С.49
[56] там же, С.114
[57] там же, С.262
[58] там же, С.279
[59] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Антология мировой философии. М., 1971 Т.III С.696
[60] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 С.33
[61] Ясперс К. Cмысл и назначение истории. М, 1991 С.117
[62] там же, М, 1991 СС.118, 132
[63] там же, СС.115, 127
[64] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 С.118
[65] там же, Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 СС.170-171
[66] Ясперс К. Cмысл и назначение истории. М, 1991 С.135
[67] Ясперс К. Духовная ситуация времени // Cмысл и назначение истории. М, 1991 СС. 401, 399
[68] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 СС.170-171
[69] там же, С.120
[70]
там
же, С.158
[71] Merleau-Ponty М. Le visible еt l'invisible. Р. 53
[72] Мерло-Понти М. Косвенный язык и голоса безмолвия // М. МерлоПонти.Знаки. С. 59.
[73] Merleau-Ponty М. La Prose du Monde. Р. 186
[74] там же, С.362
[75] Ясперс К. Cмысл и назначение истории. М, 1991 С.90
[76] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 С.339
[77] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. С.326
[78] там же, С.330
[79] там же, С.482
[80] Бердяев Н. Самопознание. Лениздат, 1991 С.359
[81] там же, С.360
[82] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. С.331
[83] Ясперс К. Философская вера // Смысл и назначение истории. М, 1991 С. 502
[84] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. С.354
[85] там же, С.373
[86] там же, С.387
[87] там же, С.490
[88] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 С.26
[89] там же, Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 С.60
[90] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Антология мировой философии. М., 1971 Т.III С.700-701
[91] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 С.39
[92] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Антология мировой философии. М., 1971 Т.III С.689
[93] Сатпрем. Разум клеток. С.18-19
[94] там же, С.21-22
[95] там же, С.31
[96] там же, С.32
[97] Ясперс К. Cмысл и назначение истории. М, 1991 С.35
[98] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 С.160-161
[99] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. С.427 в кн: Антология мировой философии. М., 1971 Т.III С.704
[100] Бердяев Н. Самопознание. Лениздат, 1991 С.175
[101] там же, С.71
[102] Ясперс К. Cмысл и назначение истории. М, 1991 С.110
[103] Ясперс К. Духовная ситуация времени // Смысл и назначение истории. М, 1991 С.404
[104] Бердяев Н. Самопознание. Лениздат, 1991 С.64
[105] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 СС.26, 28
[106] там же, С.48
[107] Бердяев Н. Самопознание. Лениздат, 1991 С.346
[108] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. С.379
[109] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 С.30
[110] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Антология мировой философии. М., 1971 Т.III С.703
[111] Ясперс К. Cмысл и назначение истории. М., 1991 С.167
[112] Ясперс К. Духовная ситуация времени // Смысл и назначение истории. М., 1991 С.397
[113] там же, СС.406-410