Семиры и
В.Веташа «АСТРОЛИНГВА»
СЕМИРА (Щепановская
Е.М.)
ГЕНЕЗИС
АРХЕТИПОВ
КАК КЛЮЧ К ИЗУЧЕНИЮ
СТРУКТУР ПРЕД-ПОНИМАНИЯ
// Культурное многообразие: от прошлого к будущему.
Тексты участников II-го Российского
культурологич. конгресса (Санкт-Петербург 25-28 ноября 2008) СПб: Эйдос, 2010
С. 563-575
©
при цитировании данного материалa обязательно ссылаться на автора
Культурология
сегодня является такой “наукой о духе”, которая наиболее явно использует
герменевтический подход. Поэтому ее актуальная проблема — прояснить
предпонимание, которое формирует возможности культурологической интерпретации.
Изучение
того, как возникали древнейшие представления, фиксируясь в архетипические
понятия, которыми доныне оперирует наше подсознание, дает возможность выделения
семантических полей и тем самым структурирования смыслового пространства.
Генезис архетипов – это реконструкция того, что представляет собой структура
смыслов, хранящаяся в нашем подсознании.
Архетипы можно трактовать как единицы пред-понимания. Для
К.Г.Юнга архетип – первичное единство образа и смысла, невыразимое в силу своей
многозначности[1]. В этом – сложность систематического описания архетипов, необходимого
для того, чтобы они раскрывали “горизонт” нашего понимания. Но в рамках
герменевтического подхода многозначность смыслов не мешает систематическому
описанию: напротив, Дильтей видел опору “наук о духе” как залог будущего
строгого знания в отказе от однозначности причинно-следственных выводов,
свойственной наукам о природе, и в уникальности текстов и событий. Т.о.
обращение к многоуровневости смыслов и их преломлению в личности
субъекта и зеркале времени, должно выводить нас к объективной истине, если мы
владеем механизмом того, как эти смыслы выявить и систематически обобщить.
С точки зрения выявления многоуровневой причинности и
многозначности сегодняшнего понимания, преодолевшего рационализм эпохи
Просвещения (который в общественном сознании до сих пор считается порой
критерием научности), оказывается продуктивен возврат к исследованию других
парадигм мышления, в частности восточного религиозного или первобытного
мифологического, как иного стиля восприятия и понимания, чем привычный нам
однозначно-рациональный. То, что этот последний сегодня ограничивает нас, показывает
остающееся актуальным понятие бессознательного или философский интерес к
безумию, как обратной стороне разума, проявленный, например, у М.Фуко[2].
Язык (т.е. слова языка как представляющимися современному
научному менталитету элементарные логические единицы) ненадежен для выявления
подлинных структур пред-понимания, т.к. язык сам культурно обусловлен. Как
показывает А.Вежбицка[3], развивая гипотезу лингвистической относительности Сепира-Уорфа,
используя понятия какого-либо языка, мы тем самым заимствуем его мировоззрение.
Этим мы ставим данную культуру в неравноправное положение по отношению
ко всем прочим. Например, в философии мы обычно рассматриваем немецкое или
английское понятие истины, а не русское – что необосновано с точки зрения
современного представления о многополярном мире или культурологического подхода
как ценностного. Бенжамин Уорф[4] приводит пример гипотетической физики, которая могла бы сложиться у
индейцев хопи, в языке которых нет категории грамматического времени, а
предложение нередко слито в единое слово (типа нашего “вечерело”), где не
противопоставлены субъекта и объект. Продолжая эту идею Уорфа, Эмиль Бенвенист
наглядно показал, что категории Аристотеля могут рассматриваться не как
категории метафизики, а как категории грамматики греческого языка. В другом
языке (например, в африканском языке эве, где принципиально другие
грамматические формы глагола быть) были бы иными не только набор философских
категорий, но и сама постановка вопросов.
Однако это не ввергает мышление в бездну всеобщей
относительности (и не ограничивает культуру границей своего языка), поскольку
существуют также и общечеловеческие закономерности психики и мышления, что
наиболее явно демонстрирует единство мифологических структур сознания на разных
концах земного шара.
Несмотря
на “лингвистический поворот” XX в.
абсолютизм лингвистического подхода к пониманию был отвергнут, гипотеза
лингвистической относительности осталась гипотезой. Понимание не сводится к
языку, хотя структуры языка могут частично предопределять фрагменты понимания.
В целом же язык — внешний формальный слой понимания, и взаимно-однозначного
соответствия между классификационной моделью, языком, мировоззрением и
поведением не существует. Определяющее влияние языка на мышление остается
спорным, поскольку признаются (прежде всего восточной философией и
психоанализом) невербальные и бессознательные пласты мышления. Поскольку
классификация явлений осуществляется бессознательно, она выступает как
предшествующая языку: категории, предметы и отношения могут существовать, даже
если для них не найдено слов. Поэтому для изучения пред-понимания — и для
выделения основ философского мышления как претендующего на некую всеобщность —
представляется правомерной замена абстрактных категорий, обладающих логической
простотой слова в контексте определенного языка (для философии – обычно
немецкого) — архетипическими полями смыслов. Это обосновало бы всеобщность
философских категорий. Но для этого первоосновами сознания, как опорами
процесса мышления надо считать не абстрактные понятия, а такие, которые
выражают себя сложным, как сама жизнь, и непредопределенным в полном мере
способом, зато имеют непосредственную связь с подсознательным и ценностным
началом, генерирующим смыслы в каждой конкректной ситуации.
Выявлять
структуру архетипических значений дает возможность исторический подход к
формированию мифологических архетипов: древнейших образов, неотделимых от
понятий, и изучение глубинной этимологии слов. Изучение древних языков
показывает, что первобытные люди жили отнюдь не в хаосе понятий. Напротив, как
это ни странно, Вселенная для них представала более упорядоченной, чем для нас.
Так, индоевропейский язык дает пример четкой классификации понятий[5].
Например, в нем различаются понятия существования для одушевленных (корень es, откуда “есть”)
и неодушевленных предметов (bei, откуда “быть”, причем растения
относитлись к неодушевленным: наше “былинка”). Одушевленные
делились на диких (c корнем gver: наше "зверь"
или лат. "terion" и "feros": дикий) и
домашних (peku): к последней категории принадлежал и человек, и
она в свою очередь, подразделялась на говорящих и неговорящих. К говорящим,
кроме человека, относились и боги, от которых его отличала смертность (корень man,
откуда произошли слова "человек" в романских языках или наши "мысль"
и "мудрость", содержит и семантику смерти). Боги же не
умирали, а исчезали: это значение присутствует в и.е. названии главного бога
небес (откуда лат. "deus": бог, и скажем уже от него позднее
возникает англ. слово "death": смерть как исчезновение) и т.д.
С течением времени
категории видоизменялись, и значения корней частично перекрывались и
смешивались. Тем не менее общая картина восприятия радикально не изменилась, и
глубинное родство смыслов помогает нам воспроизводить ее, выделяя устойчивые
сематические поля.
А центральной сферой, позволяющей обратиться к проблеме
генезиса архетипов, оказывается
мифология как первичное и общерасовое представлению о мире. Интерес к
ней возродил психоанализ, показавший, что мифы доселе живы. Древняя мифология
ушла с арены истории, сменившись наукой и новыми религиями. Но в художественных
произведениях и жизненных сценариях событий, и даже в научных концепциях мы
снова и снова узнаем мифологические образы и сюжеты (так кантовская теория
"большого взрыва" поразительно созвучна мифам о рождении мира из
“пустоты” или маленького комочка первовещества, а концепция “ухода-и-возврата”
Тойнби прямо копирует древнюю мифологему воина-пастуха, какое-то живущего вне
социума, черпая мудрость у природных стихий, и призванного затем возглавить
людей, дабы вывести человечество на новый путь).
Анализ мифологического мышления показывает, что оно имеет
свою практико-теоретическую логику как система понятий, поглощенная образами, и
сам мыслительный процесс не уступает тому, который имеет место при научном
мышлении. Как писал Леви-Стросс, “в мифологическом мышлении работает та же
логика, что и в мышлении научном, и человек всегда мыслил одинаково “хорошо”.
Прогресс… произошел не в мышлении, а в том мире, в котором жило человечество,
всегда наделенное мыслительными способностями…”[6]
Поэтому сегодня возможно подходить к мифологическому
наследию не только с литературной и этнографической, а с глубинно-генетической
позиции. Анализируя мифологию в философско-обобщающем ключе, можно проследить
закономерности развития ее образов и сюжетов: общую логику мысли и чувства в
мифах разных народов[7]. Это наводит на мысль, что существует не только совпадение отдельных
образов богов, но и общая линия формирования человеческих представлений. Одни
персонажи сменяют другие согласно единой логике исторического развития, и это
показывает общий путь эволюции человеческого сознания. Выявление древнейших
архетипов позволяет в каждом шаге эволюции культуры различить то изначальное
концептуальное ядро, вокруг которого формировались более поздние мыслеобразы.
Архетипы как образы и идеи складывались исторически, но как
глубинные психологические ассоциации и компоненты души они над-историчны: что
доказывает единство мифологических образов и сюжетов в разных частях света.
Также и психологический опыт К.Г.Юнга показывает, что архетипичекие идеи не
распространяются лишь благодаря традициям, языку и миграциям, но могут
возникать спонтанно, в любое время и в любом месте. И главная сложность
проблемы генезиса архетипов в том, что поскольку они т.о. выступают как
метафизические трансцендентные сущности, они описывают над-временной процесс,
который не только произошёл однажды, но и происходит постоянно: сейчас, как и
много тысячелетий назад. Потому развитие сознания нельзя описать так же
хронологически чётко, как, скажем, начало выплавки металлов или изобретение
колеса. Он нелинеен и совершает повторы: человечество циклически возвращается к
одним и тем же образам мира, переосмысливая прежние символы и наделяя новым
смыслом старые понятия.
Поэтому когда мы говорим об историческом процессе, мы имеем
в виду последовательное обогащение смыслом древних праобразов. Каждый из них на
определённом этапе достигает пика своей значимости и фиксируется в понятие,
которое остаётся актуальным и по сей день. Это понятие проецируется в разные
сферы: на жизнь общества, культуру и психику человека — но суть его остаётся
неизменной. Если мы находим такую суть: некогда возникшую и доселе актуальную —
мы и называем рассматриваемое понятие архетипом, расширяя это понятие по
сравнению с пониманием К.Г.Юнга: придавая ему эволюционно-исторический, а не
только культурно-психологический смысл.
Но как понять мышление древних герменевтически корректно, а
не рационально-оценочно: не только с нашей, но и с их собственной позиции? Что
может помочь нам сделать шаг от современного рационального мышления к
мифологическому? Историческая последовательность смены богов и сюжетов содержит
цикличность: как уже было сказано, в более позднем эпосе древняя мифология
вновь раскручивает прежние сюжеты — проецируя их смысл на новые исторические
условия. Одни и те же закономерности циклично выявляют себя в обозримой
истории, и это позволяет предположить, что они присутствуют и в более глубинных
слоях прошлого, как их реконструирует археология. Выстраивание системы развития
мифологии как повторяющегося цикла позволяет соотнести мифологические архетипы с
этапами эволюции человечества.
Любую цикличность естественно соотносить с природным
процессом: к этому подводит сама мифология.[8] Любое систематическое описание, феноменология или классификация, чтобы
быть универсальными, должны опираться на законы природы, которые нельзя
отменить. Если говорить о цикличности, одним из базовых архетипов человеческой
психики является годовой цикл: не будет натяжкой сказать, что через цикл
вращения Земли вокруг Солнца наша душа склонна воспринимать закономерный
процесс как таковой. И если прокрутить колесо истории обратно, мы увидим, что
греческая наука не возникла непосредственно из мифологии, как порой это
излагается в школьном курсе. Промежуточное звено между ними — астрология Шумера
и Египта, существовавшая несколько тысяч лет, как водораздел мифологии и науки.
И первые системы мифологических образов предложили древние Зодиаки. На родине
классификаций, в Шумере (откуда умение классифицировать, также как и “матезис”:
т.е. астрономические расчеты, переняли греки) уже в III-м тысячелетии до н.э.
солнечный цикл делился на отрезки, сопоставлявшиеся богам-планетам.
Исторически, астрология явилась первой попыткой рационального отношения к
хаотическому мифологическому багажу: его упорядочивания и сведения в Зодиак,
определения богам и силам природы места во времени и пространстве.
Однако, если говорить только об образах смены времен года,
они не раскрывают всей полноты мифологического развития: хотя в XIX веке были популярны попытки объяснить
мифологию с помощью астральных теорий, она не сводится к явлениям природы. Лишь
когда мы обращаемся к космогоническим мифам: основополагающим представлениям
сознания о формировании жизни на Земле — становится виден универсальный ход
развития человеческого мышления.
Типическая
последовательность творения, как ее восстанавливают космогонические мифы – это
изначальный образ пустынного моря, откуда возникла жизнь; первого демиурга,
отождествляемого с Небом и создающего хранящий мир небосвод и свет, а затем
Землю; из нее или ее объектов возникновение людей; возвышение над прежними
богами бога-царя, символизирующего 4-частную организацию пространства и динамику
развития в образе грозы: сражения с его подземным противником и т.д. Каждый из
этих изначально простых образов многокомпонентен и связан с другими
многоуровневыми связями – и все же мы можем вычленить логическую
последовательность в опоре на историю и археологию. По смыслу она коррелирует и
с символикой зодиакального круга, но не напрямую, а взятой в обратной
последовательности знаков. Ее астрономическую аналогию можно усмотреть в цикле
прецессии (смещения точки весеннего равноденствия относительно эклиптических
созвездий), а культурную – в традиции Египта (календаре, найденном в Дендерах 1
в.), где спираль космогонического развития также разворачивается в порядке,
обратном движению солнца по созвездиям эклиптики.
Историю
складывания мифологических образов, соответствующую глобальным этапам
исторического развития, в целом описывает та же последовательность. Так,
наиболее древние образы: великой матери-Моря, творца-Неба, первопредка,
определяющего судьбу людей через навыки выживания на Земле и др., соответствуют
концу зодиака, а боги с наиболее новыми архетипическими функциями – образ
богини любви или идеального воина, демонстрирующие развитие чувств или
нравственных идеалов,– его началу. Это позволяет принять систему зодиакального
круга как удобную модель для культурно-исторической классификации
мифологических образов, исторически изначальную и достаточно простую.
Типические образы богов, традиционно выделяемые мифологией, хорошо ложатся в
эту модель, как правило целиком соответствуя зодиакальным мифологемам. В свою
очередь эта модель способствует лёгкому усвоению мифологии, сводя хаотическое
множество ее образов в стройную систему.
Наблюдения
показывают, что в бессознательном действительно хранится и в сознании
воспроизводится мифологическая последовательность творения, соответствующая
эпохам древнейшей человеческой истории и коррелирующая с обобщенной
зодиакальной классификацией архетипов. На первое указывает, например,
Дж.Кемпбелл[9]:
последовательность мифических образов повторяет человеческое развитие. На
второе – психологический опыт работы с людьми в трансовом состоянии и
арт-терапии: когда внутренние стадии переживания или выявляющие их образы
рисунков, знаменующие решение глубинных проблем и развитие личности
(индивидуацию), сменяют друг друга в последовательности, аналогичной
историческим этапам рождения мифологических образов согласно обратной
зодиакальной последовательности[10].
Последняя, выявляя естественную психологическую и духовную классификацию
образов и символов, позволяет
интерпретировать символический смысл этих фаз, т.е. понимать и описывать
значение этих стадий для развития личности конкретного человека и в целом
предвидеть направление и цель естественного, ненаправляемого психологического
процесса.
Обобщение
образов мифологии и их архетипических смыслов в системе зодиакального круга
удобно еще и потому, что круговая модель позволяет наглядно представить структуру
их соотношений между собой. Эту структуру выявляют повторяющиеся во всех
развитых культурах мифологические сюжеты. 12-членная модель сама содержит в
себе повторяемость, включая 3-членное движение во времени
(прошлое-настоящее-будущее, а мифологически – по вертикали:
небо-земля-подземный мир) и горизонтальный, статический разворот пространства,
основанный на противопоставлении и в мифологии описываемый числом 4. В такой
структуре все компоненты связаны между собой определенными функциональными
соотношениями: преемственности или родства функций, оппозиции или борьбы. Эти
структурные соотношения актуализируют грани их собственного скрытого смысла,
многообразно проявляющегося наружу. Типические черты мифологических образов и
сюжетов и связанная с ними глубинная этимология формируют гнезда архетипических
смыслов (как базовые единицы пред-понимания). Та круговая структура времени, в
которую они в итоге связываются, выступает как модель структуры нашего
бессознательного, в которой можно выявить разные уровни смысловой сложности.
Изучение генезиса и актуализации архетипов, дает возможность
т.о. представить эволюционную модель развития человеческого сознания на
его древнейшем этапе[11]. Еще раз подчеркнем, что основой ее служит история становления
культуры людей, известная из археологии, те мифы, которые
складывались параллельно этому, и изучение глубинной этимологии слов.
Сведение архетипических образов в единую систему показывает единство этого
процесса на разных концах земного шара и его внутреннюю целостность:
сворачивание исторической эпохи в единый символ (архетип), носящий
над-временной смысл, — и возможность разворота этого смысла на современность.
Например,
в период обретения своей земли, ограничения себя в пространстве определённой
территорией, у всех народов формируется образ бога-предка, покровителя своей
земли и своего рода-племени. Он помогает людям в процессе земледелия получить
плоды своего труда, управляет временем истории и судьбой своих потомков.
Отдельные черты богов земли, времени и судьбы сливаются в едином архетипе,
который можно назвать мифологемой сеятеля-Сатурна. Мифологические образы
архетипа Сатурна объединяет принцип ограничения, определённости, материальной
завершенности, индивидуализации, сжатия, сути, самости, конечного результата.
Астрологически этот принцип сопоставляется точке зимнего солнцестояния и
времени знака Козерога, когда растительная жизнь замирает, сжатая в скрытое под
снегом зерно.
Мы
можем развернуть принцип архетипа Сатурна на определённые качества человеческой
личности (целеустремленность, сконцентрированность, жёсткость, свой стиль) и
увидеть тот конструктивный элемент, который такой человек может привнести в
жизнь (ответственность за конечный результат). Также мы можем представить
сквозь призму этого символа образ мышления человека, определяемый архетипом
Сатурна (вера в себя, материализм, преимущественный акцент на планировании и
пользе дела) или проявление его в различных сферах культуры, науки и искусства
(например, под знаком Козерога родился основатель классической механики Ньютон
или основатель наиболее радикального прагматизма: утилитаризма — У.Джемс).
Используя временные расчеты, мы можем проследить, когда и в какой ситуации
архетип становится наиболее актуален, и предсказать, когда его качества должны
актуализироваться вновь (это и есть суть истинного астрологического прогноза,
отличного от профанации СМС). Но временные параметры никогда не повторяются
целиком, и, значит, конкретная трактовка проявлений архетипа всегда будет
разной, многовариантной и уникальной — как уникальны любая историческая
ситуация, каждый человек и всякий значимый момент его судьбы.
Проходя
через символ как суть реальности, движение мысли, концентрировавшееся на
стремлении осознать нечто и найти ему аналогию, меняет знак на обратный.
Сознание сходится в точку, а потом вновь расширяется, охватывая те актуальные
жизненные сферы, которые могут быть описаны этим символом. Самым глобальным
аналогом этого процесса является представление о Слове, которое, будучи
высказанным, породило мир.
Насколько онтологична архетипическая модель описания?
Как указывал Юнг, архетипы ускользают от рассмотрения как объект. Они не являют
физического феномена как вещь. С другой стороны, они и не полностью идеальны,
как эйдосы Платона: активность их самовоспроизводства заставляет говорить об их
реальном воздействии, а их изменчивость во времени — об их "жизни".
Т.о. это единицы, согласно своему определению преодолевающие дуализм духовного
и материального (научно-техническому уму их легче всего представить как
определенные ритмы мозга, оформляющие себя теми образами, которые
связаны с подобными вибрациями в природе, и так создающие универсализм мышления
людей). При этом зодиакальная модель древнейших архетипов сознания обращает на
себя внимание как непосредственно связанная с временными характеристиками и
укорененная в физической природе система, которая – при достаточно глубокой
разработке – содержит возможность целостного описания человека и сферы
культурных смыслов, преодолевая отрыв математически строгого знания от
гуманитарной науки и нащупывая ростки систематизации нового типа. Этим она
отличается, например, от получившей сейчас распространение синергетики:
которая, как любая натуралистическая физическая модель, может лишь уподобить
культурные процессы физическим, но сферу культурных ценностей описать не может.
То, что зодиакальная классификация Междуречья или Египта
сумела соотнести небесную сетку эклипических координат солнца с определенными
божественными качествами, сегодня представляется не заблуждением, но культурным
достижением мысли древних. Это подтверждает ту идею, что архетипы фиксировались
в древнейшем сознании не просто как пройденные ступени: которые были бы забыты,
если бы не происходило их постоянной актуализации. Но уже в древнем Шумере
события природной, социальной и частной жизни виделись как актуализация
глобальных и вечных, но вполне определенных законов. А неизменные законы
движения видимым образом демонстрировали планеты – именно поэтому 5 тысяч лет
назад оказалось возможным соотнести архетипы богов как качественности мира — с
космической динамикой. И это было не менее великим философским открытием
первого абстрактного знания, чем сам расчет движения планет или вычисление
затмений, полужившие толчком к развитию математики: оно показало, что физические
процессы Вселенной имеют аналог в сознании человека. Оно впервые соотнесло
законы движения со сферой смыслов.
Древнейшие способы восприятия явлений, преодолевая
представления о бескачественности времени и пространства классического научного
подхода, открывают определенные ключи познания мира, которые сегодня становятся
актуальны. Неслучайно К.Г.Юнг серьезно относился к астрологии:
"Астрология, как коллективное бессознательное, к которому обращается
психология, состоит из символических конфигураций: "планеты" — это
боги, символы власти бессознательного."[12] Юнг нашел место достижениям мифологического сознания в психологии; но
если опираться не только на устойчивые пра-образы подсознания, но и на
закономерную спираль их исторического развития, возможно использовать смыслы и
сценарии архетипов как универсалий для изучения восприятия и мышления,
социально-экономической и политической жизни. Поскольку аналогии древних мифов
существуют в зоне современного познания, это дает возможность прогнозирования
дальнейшего хода человеческой мысли[13]. Изучение цикличности проявления архетипов позволяет использовать
тысячелетний багаж смыслов, чтобы со стороны (и даже с разных сторон) увидеть
тот виток времени, на котором мы находимся сейчас.
Архетипическое понимание дает возможность смоделировать и описать любой
момент прошлого – точнее прояснить его, так как поскольку архетипы описывают
чисто внутреннюю реальность души, мы все равно должны реконструировать его,
исходя из фактов. Но зная факты, через мифологические архетипы можно
психологически глубже представить ситуацию, осуществить герменевтическое
вживание в нее (к чему призывали Дильтей или Коллингвуд), и возвыситься над
ним, дав ясную интерпретацию уже в современной позиции (что ставили целью
Хайдеггер и Гадамер).
Архетипические смыслы помогают возродить вневременной смысл
происходящего. Их можно считать в глубине своей неизменными, поскольку мы
описываем систему общечеловеческих ценностей, как и общечеловеческую структуру
души. Система первичных понятий аксиологична в своей основе: смыслы,
выявляемые древнейшей мифологией или глубинной этимологией, мы можем назвать
вечными именно потому, что они несут в себе неотъемлемый ценностный смысл. Т.о.
предлагаемая модель описания включает структурный, но также и
внутренне-ценностный, аксиологический подход.
Архетипический подход помогает решить герменевтическую проблему понимания
и интерпретации своей или другой культуры или других людей. В культуре
отражаются архетипы национального характера, и для правильной оценки
мировосприятия наций важно понимание их базовых психотипов. Они тесно связаны с
особенностями территории: климата и рельефа (на чем ставил акцент Монтескье),
хотя не только, их можно определять как духовные данности: народ является носителем определенных концептов (идея “духа народа”
связана с именами Гегеля и Гердера). Все архетипические черты и идеи, которые
ярко проявляет национальный характер, – общемировые, общечеловеческие: т.е.
именно типические, почему они становятся близки и понятны людям любой нации,
оцениваются и подхватываются другими народами. Но яркость проявления их в
каком-то одном национальном менталитете говорит прежде всего о том, что для
него они являются глубоко укорененной жизненной опорой, и т.о. помогают нации
выжить, сохраниться и развиваться в сложные времена — и вести за собой другие
нации в периоды высших достижений, когда она имеет силы заявить о себе на мировой
арене.
Такой ракурс “духа народа” также может быть описан через древнейшие
архетипы общемировой мифологии[14] — и если говорить об архетипах России, то мы обнаружим в ее истории,
философии и идеологических доминантах постоянную актуализацию прежде всего двух
базовых архетипов. Это 1) мифологема творения на пустом месте (образ
безграничного Неба-демиурга, связанный с психологическим отсутствием
пространственных границ и идеей всеединства, перечеркиванием прошлого и
свободным полетом мысли) и 2) архетипическая идея выхода на новый путь
(мифологема идеального воина и пастыря, заведущая нравственными идеалами,
причастностью к изначальному стихийному истоку, преодолением личностной
определенности и межличностных барьеров и объединением народов)[15]. Эти мифологические идеи насколько нам близки, что идейной и энергийной
устремленности к мифологии другого типа (скажем архетипа сеятеля-Сатурна,
связанного с охраной своей территории и собственности, тщательным контролем за
временем и обеспечением запасов на завтрашний день, регулярным возобновлением
традиций и почитанием предков и т.д.) на обще-социальном уровне просто не
возникает — и ее нельзя искусственно создать (распоряжением “сверху”).
Архетипические особенности национального характера не могут
быть утрачены, коль скоро нация продолжает составлять единство в рамках той же
природы, тесно связанной с природой души. Ярко акцентруя какой-либо архетип,
она наследует одно из качеств Земли как единого организма, развивает один из
необходимых компонентов мировой культуры. Следовательно, и национальная идея
для адекватного развития общества должна опираться на эти константы характера:
для этого и требуется понимание базовых мифологем нации, ее архетипических
идей, “концептосферы”.
Понимание иной культуры или иного времени зачастую предполагает изменение собственного
восприятия. Здесь возникает еще одна задача – создать охранные механизмы при
изменениях восприятия, которые становятся тем более сильными и заметными, чем
глубже в прошлое мы погружаемся, или чем дальше отстоит от нас постигаемая
культура, чем более наша индивидуальность не соответствует чужой. Резкое
изменение стандаров восприятия при переносе на российскую почву западных
моделей жизни делает эту задачу еще более актуальной (заметное при этом падение
культуры ставит ее на вид). Культурная прослойка разума тонка в океане
психических процессов, ее хранит усвоенная методология мышления и
систематизация мира, если динамика первой является достаточно устойчивой, а
картина мира, задаваемая второй, достаточно широкой и универсальной. Древнейшая
мифологическая классификация помогает воссоздать такую “защитную” картину мира
как критерий несомненного для психики (“вечных” ценностей или, используя термин
Юнга, “теменос” нашей психики и мышления в том виде, как она сама себя хранит).
Если же говорить о проблеме понимания мышления другого
человека (текста, концепции), ее также можно рассматривать с точки зрения
архетипических идей базового природного психотипа автора — что Э.Фромм назвал
“эмоциональной матрицей”: "Любая идея сильна лишь в том случае,
если укоренена в структуре личности. И никакая идея не может быть сильнее своей
эмоциональной матрицы."[16] Анализ показывает, что для понимания идей философов даже их наиболее
общие природные (зодиакальные) психотипы оказываются вполне рабочими. Так, идеи
философов одного здиакального знака (периода года) согласуются между собой и
сливаются в единый образ мысли.
Чтобы
пунктирно обозначить, какой способ мышления и какие идеи может задавать
внутренняя “эмоциональная матрица”, отметим вкратце, что психотипу Овна (Декарт,
Гуссерль) свойственна опора на “чистое сознание” (равное самому
познающему субъекту), ключевой задачей для них является выработка
методологии. Психотип Тельца (Кант, Юм, Фихте, а также К.Маркс
и Фрейд) ставят яркий акцент на активности субъекта в мышлении
(сознание не столько воспринимает, сколько творит, откуда субъективный
идеализм). А центральный вопрос — творческое развитие личности: в этом
цель истории для Канта, и это же — первая посылка философии К.Маркса: создание
“универсального индивида” взамен “частичного” (впоследствии забытая
марксизмом), и та же цель Фрейда — в освобождении личности от сковывающих ее
энергию социальных шаблонов. Ключевая же философская задача — найти нерушимые, незыблемые
основания познания: в этом вновь едины не только Кант и Фихте, но и Маркс,
и Фрейд (последний хотел сделать сексуальную теорию “догмой против суеверий” в
психологической науке). Близнецы (Паскаль, Сартр, Кришнамурти)
анализируют процесс мысли, акцентируя разрыв и противопоставленность
рационального начала мысли и жизни (мышление как “трещина” внутри бытия и
проект несуществующего — у Сартра, противопоставление живой культуры и мертвой
цивилизации у Шпенглера). Базовая архетипическая идея Рака —
предустановленная гармония (Лейбница) как ощущение внутренней невидимой
связи вещей.
Представители
природного психотипа Льва (Фейербах, Чернышевский, Шелер, Кассирер, Юнг)
ставят в центр внимания человека, как он есть (а не только его сознание), их
сфера — философская антропология. Деву (Локк, Гегель) отличает идея
неуклонного поступательного преобразования и относительности
истины, при этом восприятие жизни как единого организма (также у Гердера
и Гете) и значимый акцент на сохранении существующего (который
просматривается в политических идеях Локка
и Гегеля, и его тезисе “что разумно, то действительно”). Психотип Весов,
склонный к эстетике (Дидро, Хайдеггер, Ницше, Бергсон) даже в философии
ставит акцент на творчески-художественном подходе (Хайдеггер: “искусство
свершает истину бытия”, Бергсон: "творческое усилие дано от Бога,
если оно не сам Бог") и постижении истины момента. Философская
задача этого психотипа, связанного с архетипической идеей эволюционного выбора,
— сделать радикальный шаг за пределы существующего и постигнутого
рационально. Внутренняя цель Скорпиона — закрепить достигнутую трансформацию
сознания (“удержаться вблизи причудливой растительности этих краев”: Камю
о смерти), здесь имеет место поиск кратчайшего пути познания — психологического
и религиозного (психологизм Достоевского, герменевтическое “вживание”
Шлейермахера и Дильтея).
Архетипическая
идея Стрельцов — это идея общественного прогресса, продолжающего природное
развитие (Спиноза, Энгельс), единство природного и коллективного
разума рождает пантеизм (также Беме, Сковорода, Спиноза и Толанд).
Психотипу Козерога присущ прагматизм (Джемс) и позитивизм (Конт),
он акцентирует идею предопределения (задачу найти законы, как в природе,
так и в социуме, которую ставил Ньютон, как и Конт) и идею самостоятельности
частей целого (отсюда анархизм Прудона). Дуализм и
независимость материи и духа в процессе творения обозначает Водолей
(философия тождества Шеллинга и софиология Соловьева). Психотип
Рыб строит глобальные картины мира (самые известные его представители — Коперник,
Галилей и Эйнштейн, из философов Шопенгауер: характерно
название его главного труда “Мир как воля и представление”). Сказать, что
ключевая опора и тематика этого знака — свобода и освобождение (которую
делает точкой отсчета своей философии Бердяев) — не сказать ничего: это
свобода изначальная, лишенная всякой устойчивости, полная неопределенность
(схваченная и теорией относительности).
В статье нет места доказательно разворачивать архетипические
идеи в философской мысли[17]: цель беглых примеров, приведенных выше,— показать, что такие идеи
существуют. Понимание глубинных архетипических идей природного психотипа могут
помочь осознанию концентуальной ориентации философа и самой сути его идей:
обнажая не всегда явную точку отсчета его философии. Характерно, что
продолжателем идей часто становится философ того же зодиакального психотипа
(упомянутые уже Юм, Кант и Фихте, Маркс и Ленин, Фейербах и
Чернышевский, Шлейермахер и Дильтей, Шеллинг, Соловьев и Флоренский).
Эти глубинные архетипические идеи выявляются и в других сферах культуры
(искусстве, характере музыки, художественных стилях, типажности литературы или
политических сценариях), в каждой сфере преломляясь по-своему[18]. Сегодня достижения психологических наук (таких, как психолингвистика,
цветопсихология и т.п.), как и материалы, наработанные искусствоведением, дают
возможность выстраивать достаточно строгие системы аналогий. И смыкая
гуманитарные смыслы с математическим расчетом, астрология может стать
инструментом изучения культуры[19]. Рассмотрение
изначальных понятий сознания в природной системе, которую она предлагает, –
один из способов структурирования культурного пространства.
Выявление древнейших архетипов показывает, что представляли
собой понятия изначально и как они мыслились на протяжении тысячелетий — и т.о.
архетипический подход указывает на магистральный путь развития мысли. С этой
позиции можно оценить нынешнее состояние мысли (насколько актуально или предано
забвению содержание каких-либо понятий, которые выступают как «вечные» по
отношению к истории человечества). Обращение к архетипическому подходу, как
исторически-культурной и одновременно физически-природной базе современных
понятий, помогает решить методологическую проблему строгости гуманитарного
знания. Он дает возможность обозначить точность смыслов в таких областях, как
культурология, и ввести в них критерии истинности идей[20]. Отход от архетипического содержания понятий говорит о временных отклонениях
современного мировоззрения от магистрального пути, т.е. об ошибках мышления
(идеологических искажениях, узости мысли). Задача философии – возвращать идеи к
изначальной смысловой полноте: которая по-разному выявляет себя в разные
временные периоды, и тем не менее не должна утрачиваться. Психонанализ здесь
побуждает рассматривать негативные процессы (отклонения от общей ценностной
линии) как компенсирующие, а позитивные как эволюционные. Систематизация
архетипов и изучение их актуализации дает возможность относиться к
бессознательным процессам как закономерным.
В целом архетипический подход позволяет:
1 – представить систематизацию мифологии, выявление в ней
внутренней структуры и строгих отношений между ее компонентами, что дает
возможность легко пользоваться ее багажом в культурологии и других сферах
гуманитарного знания. На базе повторяющихся мифологических сюжетов сформировать
архетипические законы, которые можно понимать как ценностные, психологические,
но также и социо-культурные.
2 – наделять абстрактные понятия глубинным архетипическим
смыслом (на базе древнемифологического), и сделать это одной из норм их
понимания в социально-гуманитарных науках – замены философских абстрактных
категорий архетипическими полями смыслов. Т.е. первоосновами сознания, как
опорами процесса мышления в разных областях, а не только в
узко-специализированных, считать не абстрактные понятия, обладающие логической
простотой слова в контексте определенного языка (для философии – обычно
немецкого). Единицами пред-понимания выступают такие понятия, которые выражают
себя сложным, как сама жизнь, и непредопределенным в полном мере способом, зато
имеют непосредственную связь с подсознательным и ценностным началом,
генерирующим смыслы в каждой конкректной ситуации).
3 – обосновать онтологическую значимость для познания
эмоционально-душевной компоненты, являющейся отражением семантики
бессознательного,
а также, как практическое приложение: 4 – исследовать
актуализации архетипов и обоснование возможности, условий и границ применимости
популярного знания астрологии как модели актуализации архетипов и инструмента
анализа уникальных единичных событий, и применения архетипической базы смыслов
как ее прогностической основы (придающей объективность астрологическому методу
структурного анализа).
Все это можно классифицировать как непосредственное развитие
идей К.Г.Юнга, то есть 1 – выявление архетипов в мифологии, 2 – их применимость
в интерпретации сознательных и подсознательных образов и идей, 3 –
подчеркивание роли бессознательного, 4 – идея синхронизма (“synchronicity”) наряду с позитивным отношением к астрологии, описывающей его, –
принадлежит уже ему. Однако Юнг не успел: 1 – создать систему архетипов, в
охвате мировой мифологии и культуры, 2 – распространить сферу их приложения не
только к случайным движением мысли, но и к систематическому познанию, 3 –
показать связь мышления с характером (описать “эмоциональную матрицу” идей) и 4
– эксплицировать механизмы актуализации архетипов.
Также важно подчеркнуть, что понимание древнейших архетипов
мышления — один из путей возврата к естественности мыслительного процесса и его
творческой основе. А это, как указывал известный физик Давид Бом, помогает
преодолеть отчужденность науки от других творческих сфер и самой жизни: ведь
психологическая задача науки — понять Вселенную так, чтобы человек чувствовал
мир своим домом[21].
SUMMARY:
For true philosophical and cultorological
analysis, disclosure of the universal historical roots of origination of notions
seems to be more productive. Exploration of archetypical ideas of the most
ancient mythology, as well as revealing deep etymological kinship of senses,
became the base of such approach.
Investigating the archetypes’ genesis, we had correlated mythological
archetypes with the stages of the evolution of mankind, having spread the
notion of the archetype not only to cultural and psychological areas but to
social, economical and biological history. Analysis of mythological heritage
from evolutionary point of view proves
the existence of common development patterns of mythological images all over
the world. Common logic of thought and succession of forming of the basic human
conceptions is manifested.
Archetypical approach can help to solve methodological
problem of exactness in humanitarian knowledge. The roots of the philosophical
notions manifest universal way of human spiritual development and give the
criteria of value of the representations of modern thought.