Семиры и В.Веташа «АСТРОЛИНГВА»
СЕМИРА
(Щепановская Е.М.)
(ТИПОЛОГИЯ
ТВОРЧЕСТВА В МИФАХ)
ДПФ 2008. Материалы круглого
стола "Человек как творец и творение культуры". СПбГУ, 2009 C. 528-534
Можно
было бы назвать статью проще: “Древнее и современное понимание личности”. Но
само понятие личности новое, в том смысле, что наше “я” – это наиболее поздно
сложившийся архетип, последняя мифологема древнейшей мифологии. Оно
выкристаллизовывается в образе правителя (императора, фараона), возвышающегося
над богами и получающего независимость от них. Такой независимый статус в
древнейших обществах ранее получают умершие предки, уподобляемые богам; а в
древнем Египте его уже имеет любой умерший. Живым статус личности в древнем
мире получить сложнее, и его имеют только герои: прежде всего за свои
индивидуальные таланты, которые далее преломляются в заслуги перед обществом. Античное
понятие persona (маска,
личина) говорит о том, что личностью мог кто-то стать, лишь воплотив в себе
образ предка, героя, божества. Т.о. личность в современном смысле, как
внутренне присущая человеку индивидуальная и одновременно идеально-социальная
характеристика – сравнительно недавнее понятие.
Понятие человека гораздо более раннее. Можно сказать, что им насквозь проникнута вся древняя мифология: где даже Вселенная мыслится по аналогии с человеком. Так, во многих, генетически прямо не связанных между собой мифологиях образ первочеловека: скандинавского Имира, индийского Пуруши или китайского Пань-гу – прямо уподобляется мирозданию. Человек, подобный Вселенной и заключающий ее в себе, предстает ее творцом. Подобное описание Творца содежит "Махабхарата":
Горы — его кости, земля — плоть,
Его кровь — океаны; пространство — чрево;
Ветер — его дыханье; сила — огонь; потоки — жилы;
Солнце и Месяц слывут его глазами;
Небо вверху — голова, его стопы — обитель земная,
Его руки — стороны света.[1]
В разных
традициях Небо представляется черепом демиургов — Брахмы или Имира, а облака и
тучи — мозгом, наполняющим гигантский череп неба, или мыслями творца, что
отразилось и в языке: облачную, дождливую погоду называют промозглой, и ещё в прошлом веке вместо "задумался" можно было сказать "затуманился".
В то же время и образ
человека выводится из природы Вселенной — так в “Голубиной книге” сказано:
“Наши
помыслы от облак небесных,
Кости крепкие от камени,
Телеса наши от сырой земли,
Кровь руда наша от чёрна моря.”[2]
И все без исключения
мифологические образы, кроме природы, описывают архетипические качества самого
человека. Из того определения, которому посвящена настоящая конференция:
“Человек познающий, человек созидающий, человек верующий” – именно на втором –
созидании творения – с самого начала делается акцент в древней мифологии. Т.о.
образ человека-творца является наиболее архетипичным, наиболее устойчивым и
наиболее важным для культурной эволюции. Каков древнейший образ человека в мифологии
и какие характерные черты выявляет мифология для понимания человека как творца?
Можно
выделить несколько более древних и более новых стадий развития образа творца: и
типические классы богов проявляют несколько разных видов творчества. Поставленные
в хронологическом порядке, это 1) демиургическое творчество мысли и слова,
созидающее мир в его целосности, 2) культурное творчество, связанное с
овладением техническими навыками и установлением социальных отношений и
запретов, 3) жизненное творчество героической индивидуальности, цель которого —
изменение существующего порядка, и 4) созидание любви, оживляющее мир.
1)
Демиургическое творчество мысли и слова. В мифологии Небо-демиург,
олицетворяющее воздушную атмосферу Земли, часто исполняет свою созидающую роль
с помощью духа или бесплотной мысли, по той простой логике, что до них ничего
ещё не существует, а они связаны с вечностью.
Так,
в мифологии сев.-амер. индейцев создатель мира Авонавилона, находясь в
первоначальной тьме, направил туда свою мысль — и она создала в бесконечном
пространстве туманы, содержащие зародыши жизни. В эпосе майя
"Пополь-Вух" Боги творят мир словом: "Всё было в состоянии неизвестности, всё холодное, всё в молчании, всё
недвижное, тихое; и пространство неба было пусто... Поверхность Земли тогда ещё
не появилась. Было только холодное море и великое пространство Небес... В темноте,
в ночи была лишь неподвижность, только молчание." И вот наступила ясность
— Вселенная содрогнулась от молнии, луча света и грома: это вздрогнуло и
забилось сердце Небес. "Так была сотворена
Богами Земля. "Земля!"— воскликнули они, и немедленно она была
сотворена." Подобно этому создает мир егип. творец Птах,
задумав его в своем сердце и назвав всё задуманное языком. Иран. верховный Бог Ахурамазда,
требующий чисто духовного поклонения, тоже творит мир мыслью. Или можно
вспомнить шумер. демиурга Энлиля, о котором гимн говорит:
Твое несравненное Слово! Могуче оно!
Как небеса оно! Как туча оно!
Слово твое небесам — опора,
Слово твое земле — основа!
Слово твое — полноводный исток,
жизнь всех поднебесных стран! [3]
Роль этого вида творчества
— созидание мира в его целостности. Как это было для древних, так и остется
сейчас: именно такова для нас роль слова и мысли.
2)
Культурное творчество, связанное с овладением техническими навыками.
Первый из них овладение огнем, далее — создание стрел, силков и сетей для охоты
(напрмиер, кит. Фу-Си, имя которого переводится как "устроивший засаду на жертвенных животных")
и т.д. А вершина — кузнечное ремесло как покорение самой страшной из стихий,
которое сближает его преставителей с небесными демиургами. Его персонифицируют
такие творцы, как фин. небесный кузнец Ильмаринен, финикийский Хусор,
железным молотом раскалывающий мировое яйцо для творения Неба и Земли, инд. Тваштар,
ведающий формами Космоса, или кузнец Вишвакарман, символизирующий все
ремесла). Связанное с тем же классом богов установление социальных отношений
и запретов — это прежде всего табу на инцест (ацтек. Кецалькоатль,
город которого был разрушен в связи с нарушением этого табу), формирование
общины и дифференциация классов общества (инд. Атхарван, рим. Квирин
или герм. Хеймдалль — боги общины) и заключение мирного договора (иран. Митра
— бог договоров)[4].
В
мифологии культурное творчество следует рука об руку с демиургическим, творцы
культуры и природы дополняют друг друга (это пары инд. Митры и Варуны, иран. Мифры и Ахурамазды, рим. Квирина и
Януса, фин. Ильмаринена и Вяйнемёйнена,
балт. Кальвиса и Диеваса) — как
дополняют друг друга практическое (прагматическое, ограниченное целями)
и теоретическое (безграничное) творчество. Здесь интересно, что первое
включает в себя и ремесленное, и социальное творчество — и оно мыслится искусственным
(эту тему развивают многочисленные мифы об ущербности культурных творцов:
хромота Гефеста, обманутого мужа, или неудача Ильмаринена
выковать Солнце, Луну и золотую деву). Второе же творчество изначального и
более высокого ранга мифологически соотносится с самой природой и предстает для
человека естественным.
Осознание
ограниченности культурного творчества рождает класс богов-нарушителей
культурных запретов (самые известные из них — греч. Гермес, который,
едва родившись, украл быков у Апполона и обманул самого Зевса, и герм. Локи,
в шутку нарушивший самое святое — мирный договор между богами и великанами).
Боги-нарушители (трикстеры, т.е. трюкачи, тесно связанные с функцией языка
и передачи информации) также мыслятся культурными творцами, хотя более
мелкого масштаба, чем предыдущие.— Именно на этом последнем аспекте творчества
ставит акцент западно-европейская культура.
3)
Жизненное творчество героической индивидуальности. Его цель – изменение
существующего порядка, и акцент здесь ставится на личную силу,
превозмогающую существующую данность. Здесь рождаются такие образы, как
шумерский миф о Гильгемеше: усмиряющем чудовищного быка, строящем свой
город и терпящем неудачу только в попытке обрести бессмертие,— самый древний из
дошедших до нас записанных мифов. Или образ ацтек. героя Нанауатля,
который первым бросился в жертвенный костер, чтобы стать солнцем и осветить
мир. Самобытность и яркость личности героев связывает их с архетипом солнца и
образом льва с гривой, напоминающей светило. Таковы семит. Самсон (“солнечный”),
сила которого была в волосах (лучах), победивший льва и полчища врагов, инд.
получеловек-полулев Нарасингха, родившийся одолеть неправедного царя.
Поскольку
этот архетип ярче всего раскрывает таланты самого человека, сегодня он
соотносится прежде всего с творческим развитием индивидуальности
(безотносительно к миру). Но герои этой мифологемы, как и боги солнца,
неизбежно вступают в борьбу с существующим порядком (царем и громовержцем, символизирующим
его). Поэтому развитие индивидуальности происходит через архетипический
конфликт индивидуальности и общества (как это показал К.Г.Юнг, говоря о
индивидуации: процессе создания центра индивидуальности, причем архетип этого
центра иногда напрямую соотносится с образом солнца, как и в древних мифах). И
создавая себя, личность созидает окружающий мир.
4)
Созидание любви, оживляющее мир. Богини любви, нередко связанные с
весенним возрождением, персонифицируют живительные силы природы, и в том числе
— внутренней природы самого человека. Яркий момент этого типа творения —
оживление любимого (так зап.-семит. Астарта воскрешает Эшмуна,
егип. Изида — Осириса, инд. Рати — Каму). В
философии, близкой к нашему времени, такой вид творения характеризуется как
духовность, преображающая мир вокруг (например, у В.С.Соловьева). Оживляющая
роль богини любви говорит о том, что чувства постоянно воссоздают, воспроизводят
все существующее, позволяют ему продолжать существовать, и это тоже одна из
творческих функций человека.
Все
эти творческие компоненты сегодня входят в структуру личности. Как упомянуто
вначале, сама личность как понятие “я” — наиболее поздно сформировавшийся
архетип, в мифологии он проступает как образ идеального воина или пастыря,
связанный с такими качествами, как причастность к стихие (выход за пределы
устроенной цивилизации: пастух охраняет стадо на природе) и умение защитить
свою культуру и ее устои. В рамках этой мифологемы формируется понятие
нравственности как неизбежности победы добра над злом. Можно вспомнить
известную фразу Махабхараты “Сатья мева джаете: всегда побеждает правда”:
сильнее оказывается та воля, которая черпает силы у божественного истока,
связанного с нравственностью и изначальной чистотой. В мифологическом образе
сражения понятие “я” растворяется в образе стихии, действующей сквозь
человека.
Т.о.
понятие личности с самого начала формируется на основе качеств безграничности
(уподобления космосу) и нравственности — что в философии находит отражение,
например, у Бердяева, который противопоставляет личность и индивида:
личность для него – категория духовно-религиозная, а индивид – натуралистически-биологическая,
часть природы и общества. Сведение творческой функции личности к ее
социальной роли — неполноценно, как это выявляет мифологическая полнота
определений.
Это
иллюстрирует и поздняя история понятия личности. В Риме оно получает правовой
статус, но у стоиков к юридической свободе вновь прибавляется свобода
нравственная, воплощаемая в понятиях “совесть” и “сознание” (consius и conscientia), развиваемых в европейской философии. Средневековое понятие личности как души
делает это понятие вне-телесным. Попытка определить личность как живую, а не
умершую (как это было в древнем мире, где личностью мыслились предок или герой)
как раз и становится основой понятия души. В христианстве понятие личности
отражает отношение человека и Бога: используется термин “ипостась” (“hipostasys”: фундамент, сущность), которое
сегодня ассоциируется с божественным началом больше, чем с человеческим.
Личность или душа — это особая сущность: “индивидуальная субстанция” у Боэция.
У Кассиодора личность – “рациональная субстанция индивидуума”, что
противоречит древнегреческой онтологии познания, где разум не мог быть
индивидуальным. В таком понятии личности достигается крайняя точка индивидуализации
“я”.
В
новоевропейской философии происходит отождествление личности и человека как
познающего субъекта. Начиная с Декарта, на первый план выходит проблема
самосознания как рефлексия собственного “я”: личность сливается с “я” и
единство сознания формирует тождество личности при всех изменениях. Для Канта
человек становится личностью благодаря самосознанию, отличающему его от
животных и позволяющего свободно подчинить свое “я” нравственному закону. Т.о.
новое время смыкает “я” с сознанием, разумом, волей. Но, несмотря на
достигнутую индивидуализацию и понятие о ценности личности (начиная с эпохи
Ренессанса (Т.Мор) и просветителей (Руссо), а вслед за ним Канта),
эти сознание, разум и воля при ближайшем рассмотрении оказываются для человека
не своими собственными, а заданными априори, божественными, над-человеческими
или в высшей степени человеческими, идеальными. Это хорошо иллюстрирует понятие
трансцендентности, основополагающее для классической, как и для
экзистенциальной философии XX века. Или
“творческий порыв” Бергсона, где личность также оказывается проводником
высшей творческой стихии (жизни). Можно также вспомнить Шелера, для
которого личность определяет свободу человека: его "экзистенциальную
независимость” от всего телесного, ограниченного и определенного: "Дух
есть единственное бытие, которое не может само стать предметом, и он есть чистая актуальность,
его бытие состоит лишь в свободном осуществлении его актов. Центр духа,
личность не является ни предметным, ни вещественным бытием, но есть лишь
постоянно самоосуществляющееся в себе
самом упорядоченное строение актов."[5]
Т.о.
сознание и воля индивидуализированного “я”, и вместе с ними творческая суть
человека предстает чистой стихией, ничем не ограниченной и определяемой только
что нравственным началом (ценностями). Достигнув крайней точки индивидуализации,
личность вновь связывается с коллективными, общественно-социальными моментами с
материалистической (например, марксистской) позиции (личность как служитель
коллектива) или ноосферическими, космическими, если эту точку зрения стараются
преодолеть (вселенскими в религиозном понимании: личность как проводник
божественной воли). Здесь интересное наблюдение дает психология: событие,
происходящее с близкими и даже незнакомыми людьми, часто является событием
жизни самого человека (это непосредственно показывает личный гороскоп,
описывающий ритмику жизни). Это подтверждает, что личность не замкнута в
границах тела.
Сегодня
на первый план выходит творческое начало личности. Но оказывается,
что современное понятие личности, вбирающей в себя коллективно-социальный и
более высокий, вселенский, ракурс вновь смыкается с древним представлением об
аналогии человека и Космоса (антропоморфности Вселенной). Личность – не просто
человек, но человек, резонирующей с насущной волей жизни Земли, воплощающей и выражающей
ее (что смыкается с популярным сегодня психологическим понятием харизмы).
В этом максимальная реализация и высшая творческая роль человека. Так древняя
мифологема первочеловека-Творца, равного Вселенной, проявляется в современном
понятии личности.
[1]
Махабхарата. Выпуск V, книга I: Мокшадхарма. (пер. с санскрита Б.Л.Смирнова) Ашхабад: Ылым, 1983 С.40
[2] Щапов
А.Г. Сочинения в 3-х Т. СПб.,1906 Т.1, С.102
[3] От начала
начал. Антология шумерской поэзии. СПб, 1997 С.100-103
[4] Подробный перечень божеств этих классов с их
функциями представлен в нашей книге: Семира и В.Веташ Астрология и мифология.
СПб.: Атон, 1998
[5] Шелер М.
Положение человека в Космосе // Проблема человека в западной философии. М.:
Прогресс, 1988 С.60