СЕМИРА

ВОЛШЕБСТВО ДОРОГИ

Это рассказ о нескольких местах Индии: самой древней буддийской ступе в Санчи, скальных храмах Удайгири и доисторических рисунках Бхиметки, около Бхопала, города с двумя озерами. А также об ашраме и медитативных процессах – в этом повествовании много я, но если писать не от первого лица, было бы нравоучительно. Потому что на всякий случай приходится по дороге объяснять многим понятные вещи. И как говорил Хайдеггер, истинное бытие есть мое наличное бытие, - так получается более экзистенциально.

СОДЕРЖАНИЕ

1. За лекарствами

2. Пыльный город Бхопал и зеленая деревня Санчи

3. Древнейшие ступы буддизма

4. Скальные храмы Удайгири

5. Мезолитические петроглифы Бхиметки

6. Озерный простор, где никто не купается

7. Боливуд индийской свадьбы

8. Мен-Цзе-Кханг в буддийской вихаре

В АШРАМЕ ВСЁ СПОКОЙНО

1. Без усилий – что такое медитация?

2. Герой должен погибнуть

3. Из огня в свет

4. Эмоции как показатели витальности

5. В настоящем моменте

6. Лишнее понятие. Надо ли побеждать смерть?

7. Самадхи в быту

8. Что делать со слабостью?

ЗА ЛЕКАРСТВАМИ

Когда я вновь обретаю себя, первое, что хочется – фиксировать впечатления. Потому что когда жизнь не проходит мимо, в ней начинает строиться невидимый сюжет. В этой поездке в Индию волшебство дороги началось сказываться уже при посадке в самолет.

Когда я взяла свой рюкзак у Сияны, помогавшей мне собираться и искать точки в Дели, где продаются тибетские лекарства, и проводившей меня в аэропорт, я стала ощущать неполадки в сердце, оставлявшие тяжесть и безрадостность существования последние два месяца. Чертова химиотерапия вместе с лучевой, последствия которой могут сказаться и через три года, и через пять! Тревога, как я перенесу самолет и хождение с рюкзаком по Дели, преследовала меня по ночам. Однако, когда я пошла на самолет, как раз ответил Свами своим обычным «feel peace», и тревога улеглась. Все будет хорошо, я выдержу поездку, и Сияне не придется летать в Индию за моим свидетельством о смерти. В крайнем случае его пришлют по Интернету. А тело все равно будет не доставить – страховку я не оформляла: не было сил.

Сначала решила ехать во Вьетнам по путевке, где все сделают за меня и я избегну зимнего холода индийских поездов – цены из СПб. были сравнимы с Москвой. Но когда компьютерная диагностика выдала риск по раку щитовидки, а анализы стали опять показывать разрушение печени, стало не до Вьетнама. После четырех вирусных инфекций, которые приходилось лечить антибиотиками: простуд я не боюсь, а вот от вирусов избавиться после ХТ никак иначе не получается. (Потому на ХТ сразу рекомендуют принимать антибиотики: вот так она губит иммунитет. А потом удивляются, откуда рецидивы онкологии.)

Выпал на удивление снежный Новый год, мы сказочно покатались на лыжах в Орехово – в аспект соединения Солнца с Плутоном, при моей гармонии Марса к Луне – иначе бы я не выдержала, но и так был отходняк. От удаления лимфоузлов печень и кровь плохо очищается, вот и упадок сил. Щитовидка и сердце несут непомерные нагрузки, отсюда и последствия. Приходить в себя помогал только бассейн.

Мы добирались в аэропорт в сказочную метель, и ехать мне опять одной в Индию совсем не хотелось. Лучше было бы кататься на лыжах – если бы я могла. После Индии смогу – если снег останется.

Я наблюдала, как с самолета горячей струей убирают наледь. Народу летело немного, и мне удалось поспать, растянувшись на трех пустых местах. Я вспоминала, как прекрасно спала в ашраме Миссии Рамакришны, где каждый час будили. Но снотворное приняла, может и зря: чуть не проспала завтрак во втором самолете. А может, лучше бы проспала: мне выдали омлет, от которого мне стало нехорошо – первый раз за жизнь в самолете поступала тошнота, видно, повлияла общая слабость. Даже, не спрашивали, буду ли я рис с овощами – наверное, они склонны это спрашивать только у индусов, а нашим без разговоров выдают невегетарианскую еду.

В Алма-Ате я читала смешно звучащие по-русски казахские надписи со множеством Ы: «оятып жибериниз», «ушактарында колданылады» и вспоминала, как мы произносили их с Ясей.

Все это предъявляло очевидность того само разумеющегося факта, что нынешнее путешествие ощущалось как продолжение предыдущих. В санкт-петербургской, тяжелой и просто совсем иной энергетике эта линия жизни прерывалась. Но стоило настроиться на Индию, как она возобновилась с психологического момента своего прерыва. Потому и дала о себе знать вера в волшебство жизни – как это ни странно в физически плохом, а психологически ужасном состоянии, когда теряешь себя, забывая, кто ты есть, и приходится собирать себя по кусочкам. Иными словами, ощущение, что Бог как-то усиленно начинает заботиться, с посыла ли это Свами, который лучше доходит в Индии, или супруга, который лучше доходит в разлуке, или моего собственного, поскольку я одна и никто не мешает. Тут вот поверишь, что тот, кто умер на берегах Ганги, обрел освобождение – если я всякий раз его обретаю, оказываясь здесь!

Правда, я легко размениваю ту свою целостность, дающую ощущение свободы и жизненного волшебства, на контакты, которые легко при этом возникают. Когда человек начинает устремляться к своей сердцевине, люди словно притягиваются к нему, как намагниченные. Что доказывает, что истинный центр любого человека – общечеловеческий.

У меня было пять адресов, по которым я могла найти тибетские «драгоценные пилюли», предохраняющие от рака. Проще всего было взять такси из аэропорта и поехать по адресу экспорта таблеток, который был ближе всего к аэропорту и далеко от метро. А потом на том же такси доехать до вокзала Низамуддин, сложить там вещи в камеру хранения, взять недостающий билет в Харидвар, а в оставшееся время погулять по ближайшему зоопарку или послушать баджаны у гробницы Низами. Но платить 450 рупий за такси не хотелось, когда метро стоит 60 из аэропорта, плюс городские поездки по 30. И я, оставив вещи в камере хранения скоростной линии метро аэропорта (ещё 80 рупий), решила поехать по адресу, ближайшему к метро, чтоб долго не искать пешком.

Это оказался не совсем правильный выбор. Без рецепта лекарство не продавали, а тибетский монах-доктор долго не мог понять ситуацию. Казалось бы, чего проще! Выписать таблетки, которые я уже два года принимала курсами, чтобы снизить риск рецедива. Так нет! Он, совсем как наши доктора, не верил, что лекарство мне выписали в Дхармасале, и рекомендовали принимать через день, а рецепт за два года не сохранился. Возможно, слишком многие спрашивали именно драгоценные пилюли, и он их экономил, говоря, что их надо принимать раз в 10 дней, а для эффективности нужны лекарства кроме них.

«Ну так выпишите, что Вы считаете нужным!» - сказала я наконец. И начала следующий раунд объяснений, что я не смогу повторно прийти ни через неделю, ни через месяц, ни через три: в Индию я могу ездить не чаще раза в год, а потому пусть он выпишет с расчетом на полгода хотя бы. Я знаю по нашему буддийскому храму, в котором многочасовую очередь мне удалось высидеть лишь раз, ещё до онкологического лечения, а сейчас я не в состоянии – что тибетские врачи дают одно лекарство, потом смотрят и меняют, чтоб выровнять все функции. Но у меня проблемы все те же самые, так что такая гибкость мне не нужна.

С десятого раза он понял, что мне не жалко 150 рупий за визит, и что диагноз у меня был серьезный, а не то, что я собиралась этими пилюлями торговать. Тогда он долго и внимательно стал мерить пульс на обоих руках – пришлось даже снять рукав от лимфодемы, который он не рекомендовал носить много, так как это мешает кровообращению – и вполне логично выписал утренние горошки для циркуляции крови, дневные – для очищения лимфы, и вечерние от отеков в нужном количестве, но драгоценных пилюль сначала хотел дать только 5, потом 10, а в конце дал 20.

Я тогда решила добавить последних, в темпе съездив по рикше по другому, ближайшему адресу – поскольку, пока мы водили беседы, время работы центров подходило к концу. Там онкопациентов принимала отдельная женщина, более понимающая мою проблему, и лучше бы я сразу к ней и пошла. Но поскольку я уже имела рецепт от её коллеги, который скрывать не стала, чтоб не начинать все сначала (а может, и стоило бы!), только добавила ещё коробочку пилюль – 10 штук, сказав, что лучше их принимать раз в неделю.

После этого я думала заглянуть в буддийскую вихару и на тибетский рынок – может, там повезет больше. И вернулась в очень разветвленное делийское метро, которого 20 лет назад ещё вообще не было. Желая избежать пересадки с ветки на ветку, я задала вопрос ожидающей тот же поезд женщине. Узнав, что из России, она сказала, что когда-то учила русский, но забыла без практики. Этой проблеме я неформально сочувствовала, потеряв так японский, который некогда хорошо знала. А дальше нам ехать было нескучно, потому как я попыталась говорить с ней по-русски, переводя на английский то, что она не понимала, и обратно. Она работала в министерстве информации – как она сказала, на министра, а семью и детей не завела. Мы продолжали общаться, прибыв на конечную станцию, хотя обе уже опаздывали, и обменялись координатами. Звали её Инду.

Когда она довела меня до нужного выхода, и мы простились, я поняла, что на тибетский рынок и в буддийский храм не успеваю, так мне ещё нужно до поезда в Бхопал забрать вещи из камеры хранения в Нью-Дели и купить там билеты в Харидвар и обратно. В России индийские билеты не купить, не имея индийской симки, а её саму купить проблема, и она быстро кончается, потому первое, что приходится делать в Дели - по-старинке покупать билеты в Reservation for forein tourists, которое нынче опустело, работая с 6 утра ло 12 ночи.

ПЫЛЬНЫЙ ГОРОД БХОПАЛ И ЗЕЛЕНАЯ ДЕРЕВНЯ САНЧИ

Главные ворота древнейшей ступы Санчи

Билеты я взяла за 5 минут, а камеру хранения, где оставила вещи, нашла не сразу – она при 5-м выходе, и счастью, только одна. Опять ехать на метро и рикше на вокзал Низамуддин, откуда был мой поезд на Бхопал, не хотелось: до Низамуддина, как это ни странно, метро не доходит, и я решила переехать с вокзала на вокзал на поезде. В справочном мне посоветовали местный поезд, который шел или с 6й или с 10й платформы. На 10й платформе был какой-то поезд, и я спустилась туда, но нужный мне, по-видимому, уже ушел. Мужчина с Интернетом направил меня на 2ю платформу, откуда должен был идти аналогичный поезд, который задерживался. Стоявшие там трое друзей заверили меня, что этот поезд действительно придет через 10 минут, и на свой я успею.

«Вы в женский вагон сядете, или с нами?»-- спросили они. «С вами, -- ответила я, - вы мне скажете, когда выходить». Какая бы толчея ни была ехать всего-то 15-20 минут! В тесноте, да не в обиде! Поезд подошел и хорошо разгрузился, все мы ехали сидя, и я прибыла за вокзал за час до поезда , успев купить ещё молочко с пряностями и съесть завернутую в трубочку большую лепешку-досу с сыром-паниром, и приправами. Хоть тибетский доктор и предостерегал меня против острой индийской еды и выпечки, использующей масло, в особенности. В походе, полагаю, годится любая еда – все сгорает.

Спала я хорошо в хорошо продуваемом вагоне 2го класса, взяв из дома легкое индийское шерстяное покрывало и надев на себя все, что можно. Проснулась в 5.30, не от холода, но потому что выспалась. Поезд пришел в 6.30 без опозданий. Местный поезд на Санчи с древнейшей ступой, ради которой я приехала в Бхопал, был через два часа.

За это время я планировала найти гостиницу. Я не бронирую в Индии заранее – сначала надо своими глазами убедиться, можно ли там жить. В Бхопале жить нельзя похоже нигде, что я выясняла часа полтора. Я попросила рикшу отвезти меня к гостиницам у озера – он поехал, но там гостиниц не знал. Тогда я назвала две из Интернета, их он тоже не знал, долго распрашивал встречных людей и наконец привез меня туда, где стояли ценники с официальными ценами в 2000 рупий. Вдобавок большинство комнат было без окон, и я долго объясняла, что мне нужен свежий воздух и окно, которое бы выходило не в корридор, а на улицу. Хотя мне удалось договориться за 1000, но само место – в 5 км от озера меня не устроило.

Я вновь попросила рикшу отвезти меня к озеру, и в конце-концов он нашел гостиницу, которую я видела в интернете. Но она выходила на дорогу, и комната была без окна. Стоила она несусветные 1200 рупий, я договорилась за 1000 на худой конец, потому что уже окончательно решила, что остановлюсь в Санчи. Озеро я так и не посмотрела.

Рикша довез меня обратно и стал требовать 200 рупий – мол, возил меня 2 часа. Я отвечала, что он не знал, куда ехать, а все эти катания по кругу мне были вовсе не нужны. Но на 50 он не согласился, и пришлось положить ему в кабинку 100 и уйти в бодром индийском ритме, избавляя обе стороны от дальнейших препирательств. Понятно, что индусы без еврорейского образования европейцев держат за дураков, но русские им могут возразить. У меня в подобных случаях рикши часто спрашивают национальность.

После этого я почувствовала, что силы меня оставляют, и сев в поезд, кое-как затолкала в себя несколько лепешек с нутом, купленных на станции (недаром тибетский доктор их не советовал, надо было попросить один нут). Вернулось санкт-петербургское настроение, зачем я куда-то еду, кроме ашрама, который тоже надоел. Но тут меня стал развлекать сосед-студент, который немного знал по-английски и ездил в Бхопал, как столицу региона, учиться из своей деревни. Он стал показывать мне на мобильном свои рисунки. Лучше всего у него получался Кришна, а также озеро с лотосами, мать с сестрой, дядя, похожий на него и индийские актрисы – то, что с натуры. Dream-girl была менее настоящей. Я сказала, что знаю только Джухи Чавлу, Кирен и Айшварию Рай. Его привлекали более молоденькие. Я вызвала на его мобильном наш сайт и стала показывать абстрактную живопись супруга. Он не успел все посмотреть, как мы уже доехали.

Санчи оказалось зеленой деревней, где заночевать было куда лучше, чем в пыльном и душном Бхопале, и я попросила рикшу отвезти меня в буддийскую миссию – можно было не просить, она оказалась рядом со станцией. Но рикша ждал, чтоб свозить меня к ступе. Там мне предложили сначала комнату за 2000 рупий, потом за тысячу. В каждой было несколько кроватей. Я спросила, нет ли чего поменьше: зарплаты русских сравнимы с зарплатами индусов. Тогда менеджер отвел меня в другое здание и предложил комнату за 100 – там тоже было несколько кроватей, но больше ничего не было. Туалет и душ были на улице. Я согласилась – здание с двух сторон окружала зелень, и это было главное. А также то, что как-никак духовное место – в других мне в слабом состоянии, похоже, теперь уже не отдохнуть. Слишком сильно воспринимаю вибрации жилища.

И я пошла осматривать душ и туалет. Но тут менеджер сказал «Подождите», и начал звонить, и предложил мне комнату на втором этаже, тоже с четырьмя кроватями, но почище, со шкафом, двумя тумбочками, туалетом и душем, шестью лампочками на потолке и одной на стене, свет которой образовывал семицветную радугу . Всего за 200 рупий – в наши дни это сказочная цена. Наверное, для самих буддистов и монахов здесь бесплатно, а плата расценивается как пожертвование. Правда, горячая вода не была предусмотрена, но после пеших прогулок по солнечным развалинам Индии, душ уличной температуры меня вполне устраивал.

Я возблагодарила судьбу – и всех, кто желал мне в данный момент удачи. Эта огромная, почти бесплатная комната с видом на цветущую растительность казалась ничем не заслуженным чудом. Я ощутила, как важен позитивный настрой без колебаний и сомнений, чтоб такие вещи удавались. И первым делом открыла окна, с двух сторон выходившие в зеленый сад, чтоб комната прогрелась, пока я гуляю. Вскипятила воды для зеленого чая, чтобы взять с собой, и переоделась в наиболее легкую одежду: перепады между ночным холодом и дневной жарой несусветные.

Рикша пока ждал и сразу подвез меня к кассе. Там меня ждал неприятный сюрприз в виде 600 рупий за вход для иностранцев, в то время как для местных было 40. Но ничего не поделаешь. Зато поняла, что рикшу взяла не зря: ступы на высоооком холме. С него хорошо видны окрестности: зелёные поля и железная дорога.

ДРЕВНЕЙШИЕ СТУПЫ БУДДИЗМА

Статуя Будды в развалинах храма

Всего ступ в Санчи около 50ти. Они стали строиться как надгробные памятники, а потом и сами могильники ещё до императора Ашоки, который в третьем в. до н.э. предложил разделить прах Будды на 8 частей и захоронить в 8 ступах по всей Индии.

Главная ступа в Санчи – самая древняя ступа буддизма и наиболее ранний сохранившийся в Индии памятник письменности. Над её вершиной тройной зонтик – буддийский символ царской власти и святости. По четырем сторонам света -- четверо ворот со сценами жизни Будды, слонами, львами, обезьянами и спиральными колесами времени. Она сама задумана как наглядный символ колеса дхармы. В 5 веке за воротами появились статуи будд, ныне почти полностью разрушенные. Санчи был буддийским центром до 12 в., а когда на Земле закончился период климатического оптимума, ступы стали зарастать землей, и 14-му веку он пришел в упадок. Заново его открыли англичане в 1818 году. И за век комплекс восстановили.

Нижняя ступа

Кроме древнейшей ступы интересны ещё две. В одной, где только воротики, украшенные столь же изящной резьбой, прах двух учеников Будды. Другая, с живописным бассейном, расположена ниже по холму. К ней ведёт длинная каменистая дорога-лестница среди засушливых кустов. Она обнесена оградой с барельефами слонов, павлинов, лошадей и всадников, богов и сюжетов жизни Будды.

В интернете я прочла, что на рельефах ворот изображены люди не только в индийских, но и греческих одеждах. Но если индусы были налицо, то греков я не увидела: нельзя верить интернету.

Ашока не только строил ступы: он обустраивал местность, чтоб людям там было комфортно. «Вдоль дорог я посадил баньян, чтоб давал тень, и манговые рощи. Устроил колодцы и гостиницы, и а разных местах водные резервуары для людей и зверей. Но это лишь малые достижения. Подобные блага творили и прежние цари. Я же обустроил ступы для того, чтобы люди следовали дхарме…» В Санчи тоже можно видеть большой резервуар для воды, вытесанный в базальте холма.

Обойдя несколько раз ступы по и против часовой стрелки и осмотрев бескрайние зеленые поля с холма Санчи, я поняла что все же решила путешествовать не зря. Новые впечатления быстрее всего лечат душу, особенно, когда они такие приятные. По развалинам ходили длинные вереницы школьников и школьниц в форме, все мне улыбались и здоровались, а постарше - задавали вопросы, демонстрируя свое знание английского и желая попрактиковаться. Я тоже спросила в ответ: «Вы часто так ездите?» Ответ был: часто, раза два в год. Детки были местные.

Экскурсии школьников в разные духовные места – типично для Индии, я об этом уже писала:

… На развалинах в Индии – толпа,

Не туристы там – школьников гурьба.

Обувь надо снять: святы все места –

Вся история в Индии свята.

Храм, а не музей. Живо, а не тлен.

Там найдешь друзей – что отдашь взамен?

Что дано тебе, то и ценят тут.

Радости в судьбе - праздник, а не труд…

(Песня об Индии, 2006 https://yadi.sk/i/SsDWmgkykuZNqw)

Поскольку я тут была единственной иностранкой, юноши, девушки, школьники и школьницы, и даже один классный учитель с группой – все старались со мной сделать селфи, порой спрашивая разрешение, а порой и без спроса. Так что я, не в первый раз в Индии, чувствовала себя кинозвездой. «You look so beautiful», -- сказала одна из девушек, сама напоминавшая актрису в своем красном сари. Какое уж там beautiful! После России, ночного перелета и ещё одной ночи во втором классе поезда (первого не было), я выглядела, верно, как из концлагеря. Но может, индусам нравится наша истомленная бледность, по контрасту с собственным здоровьем? Или все же дело в духовной энергии буддийского места? Только тут я вспомнила, что забыла темные очки, скрывающие меня в местной одежде от местных глаз. Ладно, загорю, буду лучше вписываться в пейзаж.

Поднявшись к верхней ступе я чувствовала подъем, который не уменьшился и тогда, когда я по желтой каменистой дороге спускалась к нижней ступе и потом снова поднималась, исчерпав бутылку с зеленым чаем. Может, я могла найти на этом холме и что-то ещё, но и за два с половиной часа расслабилась и ощутила полное отдохновение. К тому же местные водители сосватали мне ещё одну поездку -- в скальные храмы Удайгири.

В туристских местах народ не дремлет - сидевшие на выходе индусы очень одобрили моего молодого рикшу в тюрбане сикха, сказали, что он очень reliable и лишних денег не берёт – так почему бы мне не съездить с ним в пещеры, 10 км туда и обратно за 500 рупий. Я была всецело за пещеры – точнее, за вытесанные в базальте храмы с богами – их по Индии тысячи, и наиболее известны буддийские, в Аджанте и Эллоре, а тут индуизм, ещё лучше! И сказала: 400, постеснявшись назвать 300, раз рикша такой релайябел. Они сказали ему, чтоб приехал к часу, я поправила - к двум, и в это время вышла из комплекса. В пять ведь уже начинается вечер, пещеры же открыты до пол-шестого.

Рикши на выходе не оказалось: видно, не такой он и reliable. И я пошла вниз пешком, авось поймаю его и другого по дороге, и поймала, решив покамест осмотреть археологический музей – билет выдается сразу и к ступам и туда. Тут я поняла, что где-то обронила свой билетик, вложенный в фотоаппарат: может, когда в комплексе меня ещё попросили заплатить за камеру: по-божески, 25 рупий. Я обратилась в кассу: мальчик должен был меня помнить, к тому же было свидетельство моей оплаты камеры. Но мальчик сказал: комплексный билет, отдельный билетов в музей нет. Тут рядом оказался торговец из соседнего магазинчика и горячо посоветовал обратиться к начальнику. «Есть индийская пословица: обращаться не к маленьким ложкам, но к большим». Я так и собиралась. Насчет ложек – для нас, быть может, анахронизм, но маленькие люди и у нас ничего не решают: добиться чего-то можно только от самого главного начальника. Я пошла на вход, охранник позвонил начальнику музея, и тот меня пропустил.

В музейчике были немногочисленные барельефы с диковинными зверями, головы и статуи будд и вершушка львиной колонны императора Ашоки, ставшая гербом Индии. Как и в Сарнатхе – первом буддийском месте, где я была, где Будда испытал просветление и где Ашока тоже создал ступу и поставил колонну. Возможно, эти обломки убрали с улицы, чтоб никому было неповадно их растащить себе на алтари (как я наблюдала это в ближайшем к Бхопалу священном месте Шивы Омкарешваре: местный храм лежит везде прям-таки по кусочкам).

СКАЛЬНЫЕ ХРАМЫ УДАЙГИРИ

Передвижение по деревне иностранки ни для кого не секрет, и на выходе меня ожидал мой рикша, уже готовый ехать к скальным храмам. Я сказала, что мне нужно полчаса, чтоб отдохнуть и зарядить камеру. Я уложилась в 35 минут, приняв душ, выпив суп из пакета и заготовив следующую бутылку с зеленым чаем – хорошо путешествовать одной! Несомненная экономия времени. Летя с ветерком по проселочной дороге в рикше после прохладного душа, я чувствовала себя совсем счастливой! Только что мокрая прическа сложилась в такое воронье гнездо, что посреди базальтовых скал мне уже никто не говорил, какая я красивая, и я снялась только в паре селфи. Я встретила там одну из экскурсий школьников, которых видала в Санчи. Они, конечно, тоже меня признали, заменяя «Good morning» на «Good afternoon».

Скальных храмов в Удайгири не очень много: всего 15 маленьких пещер и барельефов, но и сами базальтовые скалы живописные. Из барельефов главный – Вишну, побеждающий демона Хираньягарбху, который хотел покрыть Землю водой, дабы она оказалась под властью асуров, и своим пятачком поднимающим её из моря. (Вот достойная иллюстрация нынешнего года свиньи!) Из скульптур – Ганеша, Шива в виде лингама с головой и Картикейя (бог-воитель, второй сын Шивы кроме Ганеши). То есть эти храмы отражают реставрацию индуизма в после буддийский период: троицу Брахма-Вишну-Шива, сложившуюся в 5 в. Они менее древние, чем ступа в Санчи.

Пещеры Удайгири бесплатные, таи строятся каменные ступеньки, чтоб было поудобнее ходить – из естественного тут материала, выглядит словно они тут были с древности (может, и были).

А Удайгири – маленькая деревня, где я заодно пофотографировала телят и телячьи нежности коровы со щенком, который наскакивал на неё, играя, а та его облизывала, как мать.

Вернулись мы засветло, и у меня ещё хватило сил отправиться за фруктами и попросить у продавца нож для разрезания гранатов и папаи. У ларька с шалями я увидала ещё одну иностранку и за компанию примерила шаль. Цены были умеренные. «Вы сегодня на нас сделаете бизнес», -- сказала она продавцу, покупая несколько штук. Звали её Нурия, она была из Испании – небольшого городка в 300 км от Мадрида, а сначала жила в Мадриде. И вырвалась в Индию всего-то на неделю. Семьи у неё не было, но была куча кошек, которых не оставить надолго. Остановилась она в маленькой семейной гостинице у станции: «Очень уютно», за 500 рупий. Я сказала про буддийскую миссию и предложила показать. Она искала интернет – проверить билет, я предположила, что он может быть в моем отеле. Он был – в главном здании, но служитель не захотел пускать постороннего человека.

Однако – две иностранки среди индусов -- мы явно хотели пообщаться, и я пригласила её к себе в комнату попить чаю, после того, как она разберется с Интернетом. Возможно, я хотела похвастаться – так мне нравилась моя комната и медитативная атмосфера буддийского жилья. Она пришла, в темноте с трудом воспроизведя путь к моей комнате на 2м этаже, я даже ещё не успела съесть суп из пакета после душа, но чай был готов, я предложила папаю, она пару яблок. Нурия оценила мою комнату с радужным светильником как дворец, польстив моему самолюбию, и мы беседовали о жизни, пока не захотели спать. Нурия рассказала мне про милую деревню Очу рядом с Джанси тут неподалеку, с индуистским храмом. А я ей -- про ашрам Ауровеллей. Может, она как-нибудь поедет туда.

«Спокойной ночи», -- сказала она служителю на выходе. «Спокойной ночи», -- с облегчением ответил тот, закрывая ворота.

Слайд-фильм Ступы Санчи и скальные храмы Удайгири.

https://yadi.sk/i/1U5tqALpJLyGNQ

МЕЗОЛИТИЧЕСКИЕ ПЕТРОГЛИФЫ БХИМЕТКИ

Наутро я проснулась по будильнику в 7 утра, чтобы, позавтракав овсянкой из пакета и папаей, ехать в Бхиметку смотреть доисторические рисунки. Два поезда останавливаются в Санчи с утра – в 7.43 и 7.55, успеть было реально, даже увидев поезд из гостиницы: она в двух шагах от станции. Поезд на 7.55 опоздал минут на 15, а предыдущий задержался на неопределенный срок, так что купив билетик за 30 рупий (потому что скорый, а накануне ехала за 10), я ещё успела вернуться в гостиницу оставить лишние вещи – становилось уже жарко, и в 9 была в Бхопале. Официально от Бхопала до Санчи 37 минут, но с опозданиями может быть и часа полтора. На автобусе тоже часа полтора, так что на поезде лучше.

Рикша за 50 рупий отвез меня на автостанцию – это в 2х км, не близко, и предложил отвезти меня прямо в Бхиметку за 1500, а потом обратно. Я стала колебаться, после вчерашней поездки, и он снизил цену до 1100. Но за тысячу не соглашался – видно, расстояние было и вправду нелегким: он сказал 15 км, но по Интернету я знала, что 45. И я все же решила ехать на автобусе за 50 рупий, благо мне его сразу показали, и он был пустой.

Автобус выехал в 10, час кружил по городу, заполняясь народом и остановившись на большой автостанции – рикша довез меня до маленькой. А потом ехал ещё час по совершенно прямой трассе. Кондуктор показал мне поворот на Бхиметку у ж.д. разъезда: оттуда надо было 3 км идти до пещер, никакой транспорт туда не ходил, рикш поблизости не было. Дорога, лишенная какой-либо тени, поднималась в гору. Перед подъемом стояла будочка, где с пешеходов взималась символическая плата 25 рупий (с машин больше, оттого рикши и не могли тут делать бизнес).

Не зная, радоваться ли, что вход такой дешевый и 12-кратной таксы для иностранцев нет, или огорчаться зимней засушливостью холмистого пути, я намочила голову и рукав от лимфодемы под имеющимся неподалеку краном с водой, и бодрым шагом пошла по дороге, чтобы проделать её как можно быстрей, не дожидаясь солнечного удара. Красота черно-желтого базальтового пейзажа и бутылка с чаем давали силу на пешую прогулку. Все же я посматривала, не подвернется ли попутка. Но легковушки с семьями индусов были набиты до отказа – это было воскресенье, и на каждом мотоцикле сидела либо целая семья: муж, жена, ребенок или два, либо трое друзей.

Наконец, ближе к верху, меня немного подбросил одинокий мотоциклист: он свернул по базальтовому плато, где паслись овцы, из чего сделала заключение, что это, наверное, пастух. Оставалось метров 500 до площадки, где вновь были краны с водой и где я вновь намочила голову и рукав – он уже высох. А также поворот к трем высоким мощным оранжевым скалам из песчаника, где и начинались доисторические пещеры с рисунками.

Путь от пещеры к пещере по каменистым тропинкам отмечают указатели, так что не заблудишься, но рисунки не всегда легко найти сразу. Однако на этот случай есть охранники-солдаты: все-таки объект ЮНЭСКО, как и ступа Санчи. А вдруг кому-то придет в голову приумножить доисторические рисунки своими собственными? Но пиетет к древней истории у индусов налицо, иностранцы это место мало знают, так что никто доисторические стены руками не трогает, а солдаты с удовольствием выступают в роли экскурсоводов.

Наиболее древним петроглифам и наскальным рисункам – 30 тысяч лет, большинство же датируется мезолитом: 5-8 тысяч лет до нашей эры. Изумляют грациозностью исполнения прежде всего рисунки животных: слоны, быки, птицы, некогда жившие здесь, но потом вымершие медведи и носороги. Люди же изображены очень схематично. Видно, человек даже в те времена не видел, а может, не имел охоты и времени рассматривать себя со стороны. Хотя есть изображения охотников со стрелами и воинов на конях.

Поражают и сами скалы, возвышающиеся над этим холмом – шутка ли! – с доисторических времен. Они очень мощные, потому и сохранились. Как и в Испании, когда я смотрела в Кальпе на 300-метровую скалу Ифач, возвышающуюся над морским простором, душа подключалась ких энергии, тело желало, чтобы ему передалась их мощь! Ведь в человеке все есть, вся Вселенная. И такие незыблемые горные опоры тоже.

Всего по маршруту 15 пещер с рисунками. Часа мне хватило, чтобы пройти по всему маршруту – же было и возвращаться! Для этой цели я выбрала автобус с экскурсией школьников. Учитель на мой запрос сказал, что конечно же, они подбросят меня до трассы, и тут снова были селфи. А также воспоминания о Советском Союзе.

На ж.д. разъезде поезда, к сожалению, не останавливались. Поэтому, чтоб не дожидаться автобуса на трассе под палящим солнцем, я стопанула два первых попашихся микрогрузовичка. Там ехали друзья, которые по-английски не говорили, но везли меня по очереди. На предложение заплатить один из них обиделся, так что я расплатилась только селфи и морковно-апельсиновым батончиком, который взяла ещё из России для экстренного перекуса. Один из друзей съел половинку, а вторую закинул в кабинку к другому.

Друзья доставили меня на новый ж.д. вокзал Хабибгандж, ближе к краю города, н оттуда я легко переехала на старый на сидячем поезде, который как раз туда отправлялся. Попала я в АС, и даже без билета – все равно за 10-15 минут никто не проверит, а если и проверит, так что? Если мой поезд с другого вокзала?

В вагоне с кондиционером было прохладно, а вот когда я оказалась на вокзале, то не знала, куда себя деть. Мороженое и молоко, которые я купила сгоряча, не спасали, а голова не работала, чтобы сообразить, что а залах ожидания на вокзалах Индии предусмотрен душ. Тем более, что полотенчико у меня с собой было. В Бхопале душ тоже был, даже два: один туалет, и два душа. Но я до зала ожидания не добралась, на улице купила виноград и помидоры, помыла на перроге и села в поезд на Санчи их есть: за час он уже стоял.

В гостинице я наконец сполоснулась и добралась до Интернета: пока я радовала ближних вестями, что поехала не зря и ставила фото, служители дополнительно напоили меня чаем. В моем здании был ещё храм, в котором я мечтала помедитировать – но медитация получилась уже в кровати.

ОЗЕРНЫЙ ПРОСТОР, ГДЕ НИКТО НЕ КУПАЕТСЯ

В принципе, этих впечатлений от местности мне бы и хватило, но билет удалось взять не на следующий день, а через день – я все делала впритык. Поэтому я решила все-таки разведать сам Бхопал: все-таки город с двумя озерами, по интернету там есть аквапарк и сафари-парк, что бы это значило?

На следующее утро я совсем расслабилась, проснулась в 8 и пошла на поезд в 10.20 – который на полчаса опаздывал, так что вернулась в гостиницу поесть фрукты и чуть было не опоздала, услышав подъезжающий поезд из гостиницы. Рикши на вокзале слухом не слыхивали ни про какой аквапарк. Но соглашались за 150 рупий отвезти меня на верхнее озеро на лодочную станцию: это явно было далеко. Наверно, в интернете и имелась в виду лодочная станция. Я очень надеялась, что где-то там смогу искупаться, хотя что касается swimming, все меня посылали в Гоа.

Верхнее озеро оказалось и вправду огромным: один его вытянутый край был еле виден с другого берега. Но – уму непостижимо! – где там купаться, я толком так и не нашла. Зато недалеко от лодочной станции виднелись здания, похожие на гостиницы, что и подтвердилось: остановиться в Бхопале на берегу озера, а не в духоте, все-таки можно, если попросить рикш доставить вас к лодочной станции, или к большому озеру, а не маленькому, которое в центре города.

Лодочная станция напротив небольшого островка, куда плавают лодки. Гребцы сразу стали предлагать отвезти меня туда-обратно – 35 минут за 200 рупий. Когда я спросила про swimming, ответ был: не разрешено. Это было не то, что нужно: я бы лучше прокатилась сама, на водном велосипеде: заплыла бы подальше и там бы искупалась. Но велосипеды были большие: на двоих, а лучше на четверых, для балланса. Одному их не давали, чтоб не перевернулся. Сказали: волны, хотя рябь на воде была еле различима. Я поискала глазами компаньонов – какую-нибудь пару молодых, или студентов, но не нашла. Хотя что-то мне подсказывало, что компания сыщется, рано или поздно. Что касается пляжа, начальник лодочной станции ничего про такое не знал.

Пока же суд да дело, очередной гребец стал сватать мне лодку на островок, уже за 300 рупий. Я тогда сказала: час, а на островке я 20 минут отдохну – планируя искупаться, на том и порешили. Я полагала, что там нечто вроде кафе – видно, давно не путешествовала. Потому что там, конечно же, оказался храм. Мусульманский – могила некоего святого, и священнослужитель очень милого вида стал приятно предлагать мне сделать подношение.

И я дала ему целых 50 рупий, меньше не оказалось. Не то, чтобы я купилась: но подумала, что если он вдруг заметит, что я пошла совершать омовение на этом островке с тыльной стороны его храма, это как-то оправдает меня в его глазах. Я спустилась к озеру и пошла плавать, и плавала с полным удовольствием отмеренные мне минут двадцать, пока не появился гребец, очевидно меня разыскивая. Он увидал мою одежду, прошелся мимо неё в одном и другом направлении, но взглянуть в озеро ему и голову не пришло, хоть я ему и махала. Наконец, он наклонился к моим вещам, и тут я издала по-индийски громкий предостерегающий крик, который он услышал, и поплыла к берегу. Тут уж он сказал свое: not allowed, потому что в озере 60 метров глубины. Но мне уже было до фонаря: после холодной, как в Ладоге, воды, я чувствовала себя счастливой. И стала снимать своего гребца, и другие лодки, и стадо белых гусей на берегу.

При приближении к берегу я вновь почувствовала, как же там жарко. Можно было отойти в сторону метров на 100 и попытаться купаться там – но лодочная станция – людное место, и не очень-то хотелось устраивать местным жителям бесплатный стриптиз. Я снова пошла к водным велосипедам.

На сей раз я увидела двух высоких молодых людей интеллигентного вида, надевавших спасательные пояса. «Можно с вами? Одному не дают», - несколько отчаянно спросила я. «Конечно, мэйм, -- ответили они.— Мы и сами кого-нибудь ищем». Мы отчалили, и я стала снимать их прогулку на их смартфоны. Их звали Правин (совершенство) и Нирадж (от слова раджа), они были студенты из Дели, которые приехали сдавать экзамены по железнодорожным специальностям. Один уже сдал экзамен сегодня, и был уверен, что все в порядке, второй сдавал завтра, и был уверен, что сдаст. Нирадж был более душевный, как все индусы, Пранил более в себе, но любил путешествовать и завтра собирался ещё в одно природное место. Даже потом позвал меня с собой – но у меня уже был обратный билет.

Нирадж

Они наслаждались морской прогулкой, но не заплывали далеко, несмотря на мой посыл увлечь их подальше от берега, а в относительной близи от берега я стеснялась провернуть авантюру с купанием, тем более, что ребята плавать не умели. Я спросила про пляжи, но они сами были здесь в первый раз. «Вы нас научите плавать?» - более в шутку, чем всерьёз спросил Правин. «Несомненно, если место найдем»,-- ответила я. Но для этого надо было целенаправленно плыть далеко, а они, похоже, тоже опасались небольшого волнения. Всегда меня поражало: и как так индусы за 3,5 тысячи лет не освоили своих морских и вот таких озерных просторов?

Пранил

Тем не менее мои студенты не торопились, и плавали мы довольно долго. А потом я съела мороженое и пошла вдоль берега – почему-то не туда, где явно можно было окунуться близ станции, а в обратную сторону, разведать, нет ли там мест поукромнее, хотя вблизи их откровенно не было. Но судьба всё предусмотрела: меня догнали давешние студенты и спросили, не хочу ли я вместе с ними посмотреть национальный парк Вихар. Они это собирались сделать на велосипеде. Я, конечно, согласилась – благо велосипеды в парке предусмотрены и договариваться не мне, а индусам, по индийской цене.

А сначала мы прошли мимо музея лодок под открытым небом – длинные ладьи были видны с дороги, но в ПН этот музей был закрыт.

До входа в парк нам стал навязываться рикша – всего за 120 рупий на человека, но молодые люди на него не среагировали и подошли к европейски выглядевшим великам. Однако они оказались только онлайн. Зато другие, после входа в парк, индийские развалюхи, были вполне доступны. Пока я выбирала из них нечто, пригодное для поездки, Нирадж оформлял велосипеды, а Пранил принимал душ, который помещался у входа в парк в чистеньком здании туалета. Велосипед я нашла с самым высоким седлом, из женских, которые мне сватал их сторож, но лучше бы может, взяла мужской, так как седло это вскоре стало слетать, а педали шатались.

Цапли и крокодил

Парк Вихар оказался зоопарком: вдоль дороги были длинные вольеры с животными, разглядеть которых на дистанции часто было невозможно. Мы наблюдали только тигра, демонстративно повернувшегося спиной к толпе зрителей, медведя, который, напротив, демонстрировал всем желающим свое умение обращаться с палкой, толстых питонов и других змей в питомнике, много оленей на островах посреди небольших озер. Пожалуй, и все. Однако и сама дорога вдоль озера была столь хороша, и столь приятно было по ней ехать на велосипеде, что Правин, воодушевившись и разогнавшись, воскликнул: «Я люблю Бхопал!»

Тигр

Я поначалу опасалась, что моя скорость не совпадет со скоростью молодых людей, но они и тут не торопились, останавливались у всех зверей, фотографировались на пригорках и получали удовольствие от жизни. В конце парка они стали сниматься под высокой пальмой, и я показала им место, откуда можно было сфотографироваться под радугой, образуемой брызгами фонтана. Таким образом, завершающие фото удались, и это была уже вторая моя радуга за три дня поездки (первая была от светильника в буддийской гостинице).

По-видимому, наша велосипедная поездка -- это и было то, что в Интернете называлось сафари-парк. Обратный путь был ещё приятнее, потому что можно было просто ехать и нигде не останавливаться. Я несколько торопилась – молодые люди ночуют в Бхопале, а мне-то ехать в Санчи! Мы катались около двух часов, Ниражд сразу и заплатил за два. Потом по примеру Правина пошли принимать душ, и сполоснувшись, я попросила Нираджа посмотреть в Интернете, когда поезд на Санчи? Тот, на который я собиралась, в пол-шестого, уже ушел. Оказалось, есть ещё поезд в пол-седьмого, а следующий уже в 10, так что можно оказаться у закрытой гостиницы. Надо было быть на станции через 49 минут, как показывал интернет. Я сначала собиралась ехать вместе с молодыми людьми до ж.д. станции – их гостиница была там. Но тут уже Нирадж посоветовал их не ждать: пока Правин будет освежаться, это займет какое-то время. И я побежала за тук-туком, чтоб успеть на поезд. Рикша от входа в парк уехал, не дождавшись меня – парк уже закрывался, и пришлось ловить мотоцикл, дабы добросил меня до рикш.

Я получила удовольствие от обратной поездки, пересекая длинный мост и глядя на огромное красное солнце над озером Бхопала – надо же, совсем морской закат! И как это я тут не нашла, где купаться! Мотоциклисты подбросили меня в старую часть города, сами договорились с рикшей и сказали, чтобы я ему заплатила 70 рупий – вдвое дешевле, чем я ехала туда, и я их очень поблагодарила. Правда, тук-тук застрял в пробке, но все равно я была на станции за 15 минут до поезда.

Слайд-фильм Мезолитические рисунки Бхиметки и озеро Бхопала

https://yadi.sk/i/h2PHSx-6hptXDw

БОЛИВУД ИНДИЙСКОЙ СВАДЬБЫ

Но приятные приключения этого дня ещё не закончились. В гостинице, украшенной с утра, играла музыка и били барабаны. Войдя в главное здание за Интернетом, я спросила: что за праздник? Менеджер ответил: свадьба!

На зеленой пощадке перед гостиницей была сооружена сцена, перед ней рядами стояли стулья и были накрыты столы. Я предчувствовала, что сегодня поужинаю самой что ни на есть индийской пищей – но чтобы не навязываться и не выглядеть голодной, после прохладного душа съела свой суп из пакета.

Пока я в рекреации ловила Интернет, молодой человек, обслуживающий гостей, предложил мне воду и кофе. Я сперва взяла лишь воду, но потом решила, что и кофе понадобится – под такую музыку все равно ведь не уснешь, сколь я не устала от Бхопала.

Взяв камеру, я спустилась на лужайку к гостям, которых тут было несколько сот. Раньше я видала индийские свадьбы только в кино – однако и на самом деле все было как в Боливуде, так же красочно, и так же хаотично. На импровизированной сцене происходило нечто вроде концерта: нарядные и разукрашенные девушки и юноши, а иногда кто и постарше, по одному, парами и группами пели песни и танцевали. В своем дорожном пенджаби я затерялась среди ярких сари, и немного внутренне смущаясь своей ролью незванного гостя, сделала несколько снимков.

Но организатор свадебных торжеств, конечно же, сразу меня вычислил, что было легко: ну какая же женщина придет на свадьбу, не навесив на себя множества украшений? И не без гордости показав свою визитку: это его фирма тут все организует -- предложил угоститься томатным супом, а также и всем остальным, и подозвал мальчика, который меня обслужил. Надо сказать, еда была простая: рис, овощи – сырые и по-индийски приготовленные, панир (сыр в подливе), лепешки-роти и только один вид мокрых от сиропа кругленьких творожных пирожных. Перекусив и немного осмелев, я подошла ближе к сцене.

Как объяснил организатор, это были выступления родственников и знакомых -- часто под фонограмму, но в целом очень даже профессиональные. Предполагается, что любая девушка, и что ещё более важно, любой юноша на свадьбе должны уметь спеть и станцевать, чтобы показать себя – и это, очевидно, самый древний метод знакомства, порождающий преемственность свадеб. Сама же свадьба должна была быть на другой день: в 12 ночи, как положено. Жаль, назавтра у меня был билет, и мне не суждено было досмотреть её до конца.

Выступления длились часа три, а потом молодой человек, выступавший в роли заводилы, стал приглашать на сцену всех – к коллективным пляскам. Он привел туда даже сухонькую старушку, самую пожилую из присутствующих, и она станцевала! Меня он тоже пригласил, заводя поочереди в разные кружки танцующих. И мне пришлось сменить камеру на активное действо, и попав в ту же эйфорию, в которой находились все присутствующие, я отдала должное индийским танцам, составляя компанию всем желающим поплясать с иностранкой, насколько хватало моих слабых сил и северного холодного темперамента. Индусам же темперамента не занимать, и они могли плясать всю ночь. Надо добавить, спирным от них не пахло. Но и мое дружелюбие было оценено, и мне представили – сначала сухонькую старушку-мать, потом ещё каких-то родственников, а потом и невесту с женихом, которых бы я сама, пожалуй, не различила, среди этой красочной толпы.

Около полуночи пляски стали кончаться, и пожилой служитель буддийской гостиницы решил проводить меня в моё здание, чтоб уже закрыть ворота, или от греха подальше. Сама-то я собиралась помедитировать там в буддийском храме, если бы не свадьба. Ладно, с утра.

Но и с утра мне осуществить свое намерение не удалось. Пока я выходила в Интернет, все проходившие мимо спрашивали, позавтракаю ли я с ними, и в конечном итоге я позавтракала на той же лужайке, дав возможность детям попрактиковаться в знании английского. А потом пошла отнести продавцу фруктов его нож, взятый взаймы, но купила ещё фруктов, и потом купила к ним нож за 10 рупий. И на обратном пути, когда я делала заключительные кадры странных зверей у археологического музея Санчи, ко мне подошел давешний продавец магазинчика, рассуждавший по большие и маленькие ложки, когда у меня возникла проблема туда попасть. Он оказался ещё и музыкантом, и в целом творческой личностью, которой было явно тесно посреди окрестных деревень, и он ездил в Бхопал и Дели. Я уступила его желанию пообщаться, и мы сели в тени его магазинчика – надо добавить, что ничего купить он не предлагал.

Сначала, как водится, мы поговорили о политике: «А вы счастливы после рапада Советского Союза? Я недавно встретил группу украинцев (удивительно, но украинцев сегодня можно встретить по всему миру!), так Вы знаете, они не выглядят счастливыми!» Ну, я отвечала про разрыв экономических связей и недостаточность производства, что Россия всем помогала и т.п. И что вместе, конечно же, всегда лучше – с чем Рафи – так звали продавца – был полностью согласен. Он сказал, что это видимо общая тенденция, к индивидуализму – лет 20 назад люди везде были лучше и общительнее. И спросил, когда, как я полагаю, станет лучше. Я ответила, как астролог, что не раньше, чем через 5-6 лет.

Эта тема, видно, трогала Рафи ещё и потому, что он был сиротой с детства. И с семьей не заладилось – друзья убеждали жениться, и Рафи нашел девушку, родители которой говорили ему, что она бриллиант и у неё хорошее образование. Но не все то золото, что блестит – она оказалась очень глупа и совершенно его не понимала. Ума у неё хватило лишь настолько, чтобы попросить его записать золотые украшения на свое имя. Но на второй день после свадьбы они поссорились. И на пятый – снова. Рафи промучился полгода и расстался с ней, потеряв на этом тысяч 20 долларов, уехал в Санчи и на остатки своего состояния открыв здесь лавочку. Однако бизнес в Санчи не идёт: иностранцы приезжают сюда ненадолго и не за этим. Но Рафи все равно доволен жизнью: деньги – дело наживное, главное – свобода!

Узнав, что я астролог, Рафи захотел, чтобы я угадала его знак. Он даже сказал, что подарит мне что-нибудь из своего магазинчика, если я угадаю. Он был разговорчив, как Близнец, и превыше всего ставил дружбу, как Водолей, но я не чувствовала стихии воздуха, он был потяжелее: что-то от огня. И воды. И я сказала – Стрелец. И угадала! Он родился 2го декабря, как моя дочка. В подарок ей он дал мне кожаную сумку – мой взгляд упал на неё - мне она в дороге пригодится, а долго выбирать времени не было, мой поезд был уже через час. А узнав, что дочка и её молодой человек, тоже играют на гитаре, поют и сочиняют, Рафи сразу стал приглашать всех нас в гости на недельку вместе помузицировать. И начал строить планы, что можно заодно и поездку окупить, где-нибудь договорившись о концертах. Может, что-нибудь когда-нибудь и осуществится…

Не знаю, до чего мы бы ещё договорились, но мне надо было решительно собирать вещи, чтоб успеть на поезд в Бхопал, а оттуда в Дели. Рафи очень сожалел, что наше знакомство столь кратковременно, и сказал, что можно ехать из Вибиши, это 10 км от Санчи в другую сторону, чем Бхопал, и поезда там обычно останавливаются. Я не среагировала, а зря: могла бы ещё три часа отдохнуть в Санчи, чем 45 км добираться до Бхопала, сидеть там на вокзале, а потом ехать в обратую сторону. Хотя в Вибише мой поезд стоял лишь минуту! Но если кто-то будет ехать из Дели в Санчи, то выходить точно надо в Вибише, а не в Бхопале, если есть желание получить от путешествия удовольствие.

МЕН-ЦЗЕ-КХАНГ В БУДДИЙСКОЙ ВИХАРЕ

Поезд был в Дели ночной, вагон первого класса – что может быть комфортнее? Правда, когда я вошла, мое место оказалось занято мужчиной, который ехал с женой: ей и мне, понятное дело, продали билет в женское купе, а ему в соседнее. Я не отказывалась поменяться, но никак не могла уяснить, где же его собственное место: по-английски он не говорил. Но в конце концов помог сосед, и когда пришел контролер, он даже не проверял билета, будучи уже в курсе дела.

Так что я оказалась в купе с двумя мужчинами, но они вскоре вышли, пока я чистила фрукты и заваривала себе зеленый чай кипятильником, и я долго блаженствовала одна, занавесив свое купе синей занавесочкой. Только в 12 ночи, когда я уже почти выспалась, в купе зашла семья с маленьким ребенком, но поскольку это был индийский ребенок, то ныл он недолго, и оставшуюся часть ночи я спала тоже неплохо.

Поезд прибывал в 6.15, это была конечная станция. Мои соседи выходить не торопились, и я тоже вышла только в 6.30, успев сделать укол. На рикше я доехала до буддийской вихары, где намеревалась закупить ещё немного «драгоценных пилюль». Доктор принимала с 9ти, так что тут время помедитировать у меня очень даже было. К счастью, в 7 утра храм был уже открыт, впрочем, как обычные индийские храмы.

Я повращала один большой барабан, и очень много маленьких по периметру вихары. Позади храма – скульптура Будды под деревом, и памятная надпись, что этот буддийский монастырь помог заложить Джавахарлал Неру в 1963 году. Наверное, его воспринимали атеистом. Потому что для индусов нет другого атеизма, как только буддизм, с чем я сталкивалась в Индии.

Тибетский рынок при монастыре до 10ти был глухо закрыт. Зато молоко и творог рядом купить было можно, и после неспешной медитации я позавтракала, волнуясь, придет ли доктор к 9ти? Поезд в Харидвар был в 11. Доктор, на мою радость, задержалась лишь минут на десять – однако перед приемом она и её помощники захотели помедитировать с полчасика – считай час – что, конечно, правильно. Но я несколько раз объяснила ситуацию с поездом, и они пошли мне навстречу. Правда, золотых пилюль опять дали лишь две коробочки, сказав на этот раз принимать раз в 15 дней. А остальных лекарств, долго меряя пульс, доктор выписала на 4 тысячи: по её реакции, на неё произвела совсем плохое впечатление моя рука с лифодемой от удаления лимфоузлов, опухшая после ношения рюкзака. Разбираться и спорить уже не было времени, и я взяла, что дали.

Потом я попросила рикшу, с понимающим взглядом, отвезти меня к метро, он сказал 50 рупий, и предложил доехать сразу до вокзала Низаммудин, куда мне было надо, за 250. Сошлись на двухсот: до метро, на метро, а потом ещё от метро – будет 140, небольшая экономия. Тем более ходить с такой рукой не стоит. Я с удовольствием прокатилась по утреннему, уже теплому, Дели – расстояние до Низаммудина неблизкое.

Но на вокзале походить с рюкзаком пришлось: поезд опаздывал на три часа, и я ходила выясняла, и все с рюкзаком. И сдавала лишний билет на более поздний поезд, а зря – выручила только 35 рупий, и ходила перекусывать омлетом, и в зал ожидания, и в enquiry – прибытие передвигали много раз, и все с рюкзаком. После чего я поняла, что доктор не зря с таким сожалением смотрела на мою руку и спрашивала, нет ли болей – пока что не было, но отек усиливался. В поезде меня несколько утешило радушие соседа, который, увидев, что я завариваю кипятильником борщ из пакета, предложил мне домашнюю паратху (лепешку с начинкой), куда ещё завернул овощи с грибами – совсем моя домашняя еда! – и это было действительно вкусно и очень хорошо дополнило мой обед.

Поезд опаздывал все больше. Я начала было выяснять, не стыкуется ли с ним другой, до Райвалы, где расположен ашрам Ауровеллей, куда я собиралась с самого начала и куда теперь меня уже сподвигала жёсткая необходимость. Но поезд, шедший в Дахрадун, который бы мне подошел, как раз ушел из Харидвара – чуть раньше, чем до него добрался тот суперфаст («супербыстрый»), на котором я ехала. Это был тот самый сидячий поезд, билет на который я сдала и который отправлялся по расписанию на 3 часа 45 минут позже моего. В Индии что суждено, то суждено – и на какой поезд ни садись, а суждено мне было приехать в Харивар затемно. Зато я доехала слипинг классом, удобно растянувшись на нижней боковой полке с двумя открытыми окнами и подставляя лицо теплому ветру зеленых полей, которые начались почти сразу, как только поезд покинул душные и грязные задворки Дели. Заряжая планшет, я писала путевые заметки и почти не заметила дороги. Даже удалось немного поспать.

Харидвар показался, когда я уже перестала его ждать, и я пошла на автостанцию, где мне сразу показали автобус на Ришикеш. Он мчался быстро, оправдывая свои 20 рупий, и в Райвале тоже торговаться не пришлось – рикша попросил лишь 50 рупий, чтоб довезти меня до ашрама.

Купив у дороги гранаты, в ашрам я прибыла уже после ужина, к вечерним чтениям. Свами Брахмдев мне кивнул, и я прочитала попавшийся мне на глаза отрывок о свободе. Потом он спросил, как я?

«В Индии лучше, чем в России. Я несколько дней попутешествовала и уже несколько переменила состояние тела и ума».

«Good»,-- ответил Свами.

В комнате был ледник – ночью то в январе бывает до нуля, а днем, когда при солнце до 20-ти, её никто не проветривал! Нежных пушистых одеял было три, но на утренней медитации я все ещё замерзала, сделав на всякий случай укол аскорбинки. На фоне утреннего холода немножко вернулась депрессия, чтобы поток ашрама мог растворить остаточные комки слёз моей обыденной жизни. При солнце я отогрелась, загорая на крыше и купаясь в Ганге.

Свами поселил меня в комнату с девизом Willpower ("власть воления" – или импульс воли, который движет нами – и которым движим мы). Там я жила и в прошлый раз – и ко мне, день на четвертый, вернулось ощущение динамики того внутреннего помощника, который готов исполнить все наши желания (так Свами трактовал этот девиз). Ну а дальше все было как всегда – как тому и положено быть. Волшебство маленьких радостных мгновений повседневности, которые расчищают дорогу к большому счастью жизни.

К другим рассказам об Индии:

ПОТОКИ ИНДИИ: 1 – по Ганге на восток (Агра, Бодгайя, Бенгальский залив)

2 – юг (гопурамы Тамиль-Наду, Ауровиль, Саи-баба)

3. С ИНДИЕЙ НА РАВНЫХ (север: долина Куллу, запад: Раджастан, пещеры Эллоры и Аджанты)

4. ЧЕРЕЗ ИНДИЮ В НЕПАЛ (Покхара, Катманду, Патан, Бхактапур; бывший Сикким – Дарджилинг, Калимпонг)

5. АРХИТЕКТУРА ИНДИИ: ХРАМЫ И КРЕПОСТИ (Акшардам, Каджурахо, Раджастан)

В АШРАМЕ ВСЁ СПОКОЙНО

Ресепшен

На этом можно было бы и закончить, потому что в собственно медитативных процессах у меня всегда все идет не так, как должно быть: я не отключаю интеллект – чуть было не написала интернет! его я тоже не отключаю. И не теряю из виду обыденность. Зато это дает взгляд со стороны, какового, мне кажется, нашей интеллектуальной и не очень публике не хватает.

Свами не внял моей просьбе поселить меня в более теплой новой комнате, а не в старом корпусе 30-летней давности. Может, там не было столь подходящего девиза, а может, он считал, что уж холод энергией медитации преодолевается запросто. В Индии, может, и да. Однако Россия у меня выработала хронический бессознательный страх до костей замерзнуть, глубоко укоренившийся, как я поняла. Старость?

Сковывающее ощущение холода я победила, поселившись на легко прогреваемой солнцем верандочке и заткнув в ней проветривательные отверстия окошка у потолка пенопластом – у Свами Брамдева постоянно где-то стройка! вырезанным по формату, благо острый ножик за 10 рупий был при себе. Я съездила в Ришикеш и купила пончо, теплые штаны и плед для Сияны – и утренней медитации, нырнув там раза четыре в стремительную глубокую ледяную Гангу (у ашрама она уже разветвляется на рукава и становится мелкой и теплой). То есть кровь кое-как разогнала.

Верандочка

Вторая проблема была в том, что нагрузка медитативного потока не давала сразу вылечить руку, она действовала на неё как перепад давления метро или самолета, поначалу усиливая отек. Я спросила Свами, он сказал, как всегда: обращайтесь к Матери, благо есть такая возможность! Я предвидела ответ – чего было и ожидать: понятно, что с верой у меня всегда было так себе! Но рука вроде стала лучше.

А третья проблема была в том, что глубокое погружение стало вызывать сон. То есть я ловила себя на странных обрывках снов, я наблюдала их и понимала, что это сны. Но медитативный поток удерживал в этом состоянии между сном явью так, что практически было из него не выйти: любое действие и движение добавляло энергии потоку, а потому давало обратный крен в сон. Может, потому, накануне вечером я выбрала отрывок из книги Матери о том, что начало духовной практики – не тогда, когда в медитацию не войти, а тогда, когда из неё не выйти. И вот, нате, получите!

Конечно, погрузить меня в сон – мощью своей энергии – мог и супруг, да и я могла усыпить его – рассуждениями на тему о … Но не скажу, что мне сильно нравилось состояние между сном и явью, каким бы блаженством оно ни казалось. Не люблю клетку, даже когда она золотая,-- точнее сети, даже когда они шёлковые. Правда, ничего лучшего, похоже, не изобретено: ведь наяву состояние между сном и явью вызывает сильную ранимость.

Всё же, помедитировав так два часа вечером и пропустив при этом ужин, а потом пару часов посреди ночи, а потом три часа утром и пропустив при этом завтрак, а главное – когда я прилегла на кровать, вместо того, чтоб идти на крышу позагорать и почувствовала, что мне не встать! это как-то возмутило мой ум. И я побоялась, что сейчас совсем провалюсь в забытье, а потом проснусь в обычном тяжелом и инертном ленинградском состоянии. И я неожиданно легким усилием встала и сбросила эти тенета. Хотя вскоре пожалела о потере медитативного потока. Потому что, конечно, его наслаждение не могло сравниться с удовольствием от сна или еды.

На сатсанге я спросила Свами: как не засыпать во время медитации? Он ответил, что существует много разновидностей медитации, и дело, делаемое в должном настрое, это тоже медитация. А сон, когда наблюдатель контролирует «movies» - «кинофильмы» мысли – отличается от обычного сна. Постепенно они уйдут, это не важно. А главное быть ближе к Богу и естеству своей природы, которая сама знает, что с нами надо делать.

Под нашей природой Свами понимает не биологическое. а душевное начало (по-английски, «psychic being»): в переходе к нему и заключается смысл йоги и учения Матери, если в двух словах.

Ментал же отбрасывает нас далеко от этого. Отчасти благодаря искажению, которое содержится в словах. Притча на эту тему Вавилонской башни, которую Свами рассказал накануне, в его устах выглядела так. Когда-то люди решили выстроить к Богу лестницу. Но темные силы решили этому помешать, и вошли в слова, отчего все стали понимать не совсем то, что говорит сосед. И это до сих пор затрудняет всякую работу. Можно вспомнить идею исправления имен Конфуция!

БЕЗ УСИЛИЙ. ЧТО ТАКОЕ МЕДИТАЦИЯ?

Медитационный зал

Свами говорил, что медитация должна течь без усилий: то, что происходит с усилием, сопротивлением и борьбой, не медитация. А я, пока приходила в себя от внутренней борьбы, решила обратиться к внешности и подкрасить волосы травяной краской. И подробно ответить на тревожные письма супруга и дочери, которые вчера, покуда я спала, медитируя, потеряли меня из пределов прямой видимости, с просьбой оставить меня в покое. А на вечернем чтении выбрала отрывок, что только усилие разбивает инертность и доставляет радость, так как только оно соединяет нас с Вселенскими силами.

Художник на берегу Ганги

Но поскольку я была не в той глубине, что накануне, для коллективной минутной медитации перед сном не смогла чего-то сделать, хотя пыталась изобразить некий ментальный танец на тему текущего астрологического градуса «Художник вдали от дома получает импульс вдохновения». А вот в предыдущий день струя радости мне удалась! Свами тоже порадовался и сказал: «Very good». Правда, в небе был аспект соединения Солнца с Меркурием, который поднимает тонус. И накануне, в день обсуждения проблемы испорченности языка, под девизом «Молчание – это язык медитации», после чтений мы все попали в очень хорошую, очень выразительную, очень говорящую точку молчания, и Свами тоже сказал: «Good». А тут не понял: видно, я закручивала струю вдохновения слишком хаотично.

Вообще-то картинки градусов Зодиака работают, если за ними следить.

По 2-му водолейскому градусу свободы социального самовыражения ("Матрос дезертирует с корабля".-- Свобода самовыражения, отвергающая рамки социального статуса) со мной познакомился владелец небольшого магазинчика и музыкант, приглашавший вместе помузицировать или даже сделать концерты. А по 3-му градусу "Йог демонстрирует свою целительную силу" - я прибыла в ашрам, где Свами тут же привел меня в бодрое настроение, сняв дорожную усталость. Порой картинки до смешного совпадают!

4-й градус "Молодой вождь руководим духом прадедов" на медитации сработал так, что очень ясно почувствовала связь с дедушкой, как общую линию каких-то подсознательных качеств, как подспудную опору, как линию, дальше идущую к сыну. По 5-му градусу Водолея -"Фигура в маске исполняет ритуал".--  скрытое направление общественных сил на исполнение велений жизни - почувствовала потребность как-нибудь организовать в ашраме мастер-классы по астрологии и мифологии, пригласив желающих в это чудесное место.

По 6-му градусу "Из космического яйца рождается жизнь"- духовное содействие в творчестве нового - я прокомментировала дочкин текст для диссертации. По 7-му градусу "Пожилой человек на время становится популярен" - 50 человек среагировали в группе FB на проект универсального алфавита, разработанный Виталием. Вот так картинки градусов и работают.

Вообще всё высказанное работает, если сконцентрироваться на нем. И, к сожалению, утром Свами дал мне полную возможность приложить собственные усилия и убедиться, сколь они ничтожны. Сам же он видимым образом спал. Но зато это дало мне возможность записать происходящее, а то ведь ничего не хочется, кроме как просто быть. Это и испугало меня отчасти от дальнейшего углубления в это состояние, напомнив о нашей санкт-петербургской общей инертности – и конкретной инертности моего сына. Хотя к страху Свами относится очень негативно: мы сами себе его создаем как опору нашего невежества, лени, инертности и нежелания развиваться.

Стремясь настроиться на жизненное вдохновение, загорая на крыше ашрама, я стала писать путевые заметки об Италии, где была с сыном. Воспоминание о Флоренции стало молитвой любви за него, которую я продолжила на медитации, стремясь ощутить тот покой, откуда рождается творчество. Я больше не засыпала, хотя и сама уже мечтала приблизиться ко сну, все мысли были ясными. После вечерней медитации, понимая, что мне суждено хронически опаздывать на ужин, я всё же ещё успела выпить на кухне молоко с тамарином перед чтениями, где прочла отрывок про то, что возможно слушать тишину, как слушают музыку великие музыканты.

Утром стремилась направлять вибрационный поток на щитовидку и печень – точнее, просто направлять внимание и наблюдать, как он их лечит. Позанималась асанами, почитала интернет под музыку Шуберта и пошла делать салатик к обеду. Поискала, с кем бы поиграть в пин-понг, не нашла. Проносятся стайками зеленые попугаи. Клювастые птицы распахивают веером перья. Огромные вороны несут ветки для гнезд на апельсиновое дерево. Все обычно, как и было обещано супругу. Почему так? Нам сейчас нужен покой, а не эксперименты, которые могут плохо сказаться на детях – черт знает, что наше они ловят. Часто не самое хорошее. И все же – Боже, помоги Ярику обрести тот медитативный покой состояния и ту энергию, которой он тщетно добивается длительными стояниями у раковины и часовой зарядкой!

Мне и самой не хватает чего-то, когда все обычно. Но тело давно и надолго устало, не хотелось его мобилизовывать, но напротив, ввести в энергосберегающий режим, шли есть экстремальные аспекты, по которым ничего нельзя делать. Полный покой. Ом шанти. А молчание на санскрите – нирамтам. Из этого можно сделать мантру. И вроде даже неранимым стало состояние между сном и явью.

Говорят, счастье приходит во сне. Проснувшись, я обнаружила письмо с предложением об издании наших книг. Как в «Сталкере» - исполняется желание, потребность в котором больше. Значит, для общего тонуса нашей семьи сейчас более актуальна печать, чем мое непосредственное влияние на сына, которому тоже нужен покой. Никакой мистики – когда человек правильно, здоровым образом настроен на мир, его желания и начинают исполняться. Люди и обстоятельства притягиваются к нему.

Хотя Свами Брамдев в этот раз многократно говорил избыточных возможностях, от которых лучше избавляться, имея в виду лишь главную цель. Он также добавил, что социальный успех – не критерий реализации, да и сама я так считаю. Может, и правда: социум перекрывает все пути, организм не даёт силы на внешнюю деятельность, чтобы я во внутренних процессах плела свою паутину, может, в этом больше…

Хорошо бы жить в активной радости расслабления, когда все решается жизненным волшебством: само собой! «With an attitude of picknic», как сказал Свами. Я спросила: может, лучше с отношением не пикника, а праздника? Свами сказал: праздники редко, а пикники можно устраивать каждый день. Обыденно.

Но русский размах настраивает на вечный праздник – что нам пикник! И обрадовавшись, что хоть что-то начало получаться по хорошему аспекту Юпитера, я пришла в эйфорическое состояние. Свами читал перед сном отрывок о том, что надо хранить совершенное равновесие и при удачах, как и при неудачах. Какое там равновесие! Я перевозбудилась, общаясь по интернету с супругом, и по небесному квадрату Марса с Плутоном ночью почти не спала. Однако выспалась, как и ожидала, и сколько ни пыталась потом уснуть – от ума: ведь спать два часа не дело! -- не смогла. Хотя даже музыку включила: попалась знакомая наизусть Кармина Бурана, и я пыталась слушать её, как говорится, сердцем, а не умом. То есть входя всей душой в её плавный поток: а ум медитативно слышит даже лучше, различая оттенки голосов и инструментов, успевая их выхватывать из общей гармонии и распознавать. Когда получается, это самое мое любимое удовольствие. Потому что ум тоже занят и не мешает получать удовольствие.

В 5.45 я встала на медитацию как огурчик, но там змейка кундалини, которую я визуализировала, с её капюшонами кобры над головой – могут и укусить! – свернулась обратно в клубочек – не все же ей разворачиваться! Может, ночью Свами или поток ашрама не считал нужным её успокоить, покуда все спали. А скорее это я не дала вселенской Матери взять себя на руки и убаюкать в воздушной колыбели облаков, сладко шепча, что Она всегда с нами. Зато в полном наслаждении пронаблюдала, насколько наши семейные эмоции зашкаливают даже при дистанционном деловом общении и куда это все в конечном итоге заводит. Но на коллективной медитации Свами видно счел нужным помочь восстановить мое обычное состояние материальной целостности. Все как всегда.

Вот только я люблю воспроизводить глубоко интуитивный опыт, фиксируя его самым что ни на есть поверхностным интеллектом. А для него надо как для жирафа: два раза и медленно. Ни Виташа, ни Свами этого не понимают. Всякий раз от них ожидаешь чего-то непредвиденного, пусть и хорошо забытого старого. Конечно, это наилучший метод обойти интеллект, чтобы высвободить душу – застигнуть его врасплох. И чтобы трансформировать тело – об этом писала мать Мирра: если все знать заранее, тело настроится и консервативно защитится, и ничего с ним будет не сделать.

В культуре непредсказуемость использует чань или дзен-буддизм: даосская сердцевина китайского и японского буддизма. Замешанная на учении о недеянии: не то, что бы не действии по плану, а лишь нащупывая путь- нет! Недеяние – это ясное и активное движение, направленное к дао как верной цели. Единственно верной: дао одно, его гармония не содержит двойственности. Просто мы не знаем, какой она будет в следующий момент. То, что предсказывает астрология, дает лишь направляющие, а не саму тонкость конкретики поворота событий.

Впрочем, я тоже действую по наитию, и что от моей души ожидать, тоже неясно. Двигаться до конца по плану, никак не обсудив его словами, у нас с Виташей получается редко: рано или поздно обнаруживается, что дальше некуда. Но повтор имеет ясную цель: в знакомых процессах я обретаю себя, прежнюю Семиру – прошлое ли это воплощение, которое мне особо нравится, или просто утраченные после нашей медицины силы жить. Жить в настрое жизненной игры, а не еле выживать. На чём обычно настаивает Свами, и о чем я раньше уже писала.

ГЕРОЙ ДОЛЖЕН ПОГИБНУТЬ

Это только прелюдия. Медитаций и вправду много разных видов, и в арсенале Свами тоже. И на сатсанге, куда я пришла уже не общаться, а просто помедитировать, он предложил христианский вариант, выходящий в сердечную чакру анахату, но опирающийся на половой центр свадхистаны. Последний ашрамный поток лишь слегка затронул, сердце тоже не испытало ни боли, ни привычной тяжести – однако все мое существо задрожало, потому что отреагировала душа ("psychic being", если по-английски). И хотя ощущение души никогда не было неприятным – и как говаривал Майстер Эрхарт, душа по натуре христианка, я вспомнила мои бессознательные страхи последнего года, когда, просыпаясь утром, я испытывала какой-то кошмар. Не то это был витальный страх смерти от сердечной недостаточности или слабости, не то тревога за Ярика, не то ужас перед виташиными походами к психиатрам, которые окончательно загубят ребенка, не дав ему в жизни никогда уже полностью опереться на себя – Себя! На свою самость, по Юнгу, на самое само – как это произошло с моей мамой – эти ненужные для свободной медитации творчества оглядки на социум, этот бессознательный страх перед ним на всю жизнь, эта ненужная зависимость души от его структур и его языка…

А может, этот непросветленный мыслью страх рождало во мне социальное напряжение при напряженных астрологических аспектах, требующее разрядки, потому что этот кошмар этот становился действительно невыносимым перед мировыми катастрофами, а после них его как рукой снимало. И я, к своему уже ментальному ужасу, ощущала чуть ли не радостный улёт душ на небеса. Не судите строго: я, быть может, фантазирую. Но как я выяснила, поставив об этом пост в FB, подобные ощущения, к сожалению, - а точнее, лишь к сочувствию, - не только у меня возникают. Юнга тоже преследовали кошмары перед первой мировой, которые прошли, когда она началась. Может, коллективное бессознательное, мировая душа или наше естество – которое, по словам Свами, само знает, что с нами делать,-- так пытается предотвратить катастрофы. Лучше бы оно, конечно, давало сигнал уму, а не телу – но идею ума легко отбросить, а попробуй-ка справься с кошмаром!

Я спросила Свами о своих ужасах накануне на сатсанге, на что он, конечно же, ответил, что страх с йогой несовместим. А теперь я, можно сказать, побледнела перед лицом христианского потока, который вообще имеет тенденцию сбивать с ног. Хотя Свами вполне традиционно трактует Христа как любовь, да и наша русская печаль любви до сих пор вполне православная, от него больше хочется просить прощения у окружающих людей, да в полном смирении предложить всего себя Богу. Видимо, для русских он представляет большее наслаждение, чем поток Шри Ауробиндо: наслаждение ведь всегда что-то привычное!

И я, конечно, тоже не могла устоять, и отбросив эго и всякое сопротивление – чувствуя, что называется, Страх Божий, перекрывающий мои собственные страхи, -- начала после сатсанга смиренно и с благодарностью впитывать в себя первое, что попалось на глаза. А это были записанные на белых полотнах в библиотеке как раз для такого случая высказывания Матери Мирры о том, что если сопротивляться, только хуже, это может давать болевые ощущения. Нужно сделать себя текучей (fluid), тогда не будет напряжения. Пока нет восприимчивости, чувствуется давление, а если мы восприимчивы, наоборот, ощущается собственная мощь (a sort of… powerful expansion).

Если есть усилие, процесс подобен тому, как человек вкатывает камень на гору, и тот скатывается обратно, потому что нарушается равновесие между разными частями бытия, и когда свет увеличивается, остальное предстает более и более неадекватным и невыносимым, непреодолимым (intolerable). Но по самому факту жизни на земле, сознательны мы или нет, хотим мы этого или нет, в самом воздухе, которым мы дышим, мы вдыхаем супраментальную субстанцию, а она предуготовляет ситуацию в нас таким образом, что она материализуется внезапно, как только мы делаем решительный шаг.

Там вывешены и другие её опыты матери Мирры по поводу трансформации клеток и органов, которые должны получить в нашем теле психический смысл (интуитивно или через астрологию легко можно предположить, какой: пищеварительные органы, управляемые Луной и Церерой, например, будут поддерживать вкус и интерес к жизни, её процессу). Что мне стало окончательно ясно, так это то, что искристый поток вибраций, который не оставлял меня в ашраме, стоило о нем вспомнить, а порой колошматил мое тело, подобно дождю, который утром шел с мокрых от росы деревьев (очень архетипическое сравнение!), – вел себя со мною, очевидно, аналогичным образом, как и с матерью Миррой. Хоть что-то устойчиво-постоянное!

Это он, правда. поначалу, как искорки росы или поток ливня. А потом начинает напоминать индийскую искусную резьбу по камню – периода климатического оптимума X-XII вв., как в Каджурахо, джайнистских храмах Маунт-Абу или делийском Акшардаме. И всё же... жить в этом потоке в Ленинграде? У нас же есть своё… должно быть своё. У всех людей и всех семей есть свои творческие потоки. И они должны быть явлены, пусть это ещё дело будущего! А супраменальная энергия Шри Ауробиндо – что ж, когда Хануман служил Сите и Раме, это же не оскорбляло их...

Руководитель ашрама на сей раз как-то уж слишком откровенно выступил в роли священника, так как - не то, чтобы я неохотно приближаюсь к Богу, но медленно, отвлекаясь на всё подряд, уж куда-куда, а к Нему я никогда не тороплюсь, хотя времени у меня всегда в обрез. А Свами склонен сокращать расстояния. В небе как раз был такой градус: «Поезд входит в туннель. Сокращение естественных расстояний ради эволюции». Мне всегда не хватает веры – её отрицание мать Мирра считала основой ума, и философски с этим не поспоришь! А вера быстрее восстанавливается выбиванием почвы из-под ног, или её колебанием, что доказывает мифология морских богов. Ну и с совестью тоже было не в порядке: я не хотела связываться с семьей, хотя они зачем-то считали должным входить в мои духовные процессы. Они прикладывали усилия к объединению, хотя моим девизом давно уже стало и все более становилось собственное творчество каждого. В нежелании стать мостиком для общей целостности я индульгировала безбожно, оправдывая себя болезнью и считая себя вправе просто отдыхать, несмотря на краску стыда на лице, появлявшуюся от таких мыслей.

Получив это удовольствие от встречи с христианством (действительно удовольствие: наблюдатель смотрит за телесными реакциями, никаких лишних эмоций) -- и мысленной улыбкой поблагодарив Свами – надеюсь, что целительная сила сердечной христианской энергии растворила на нет мои санкт-петербургские утренние бессознательные страхи, несовместимые не только с йогой, но и с нормальной жизнью, я решила попеть свои песни в акустическом певческом зале с хорошим резонансом. Потому что наш православный вариант медитации мне порой дает какую-то потерю себя как творческой индивидуальности . А может, это дает старость: с проблемами в сердце стало приходить ощущение, что мои песни, которые я писала в молодости, умерли. И чтоб воскресить их, надо воскресить себя.

- На всякий случай добавлю, что Свами-то больше осуществляет недеяние, то есть гармонизацию, и это личное дело моего организма, как ему воспринимать энергии. Организм же, как по часам, реагирует на астрологические аспекты: в данном случае я «отрабатывала» небесный полуквадрат Венеры с Солнцем. Не думаю, что Свами хотел воскресить страх, он просто энергетически компенсировал слабость сердечной сферы и мог бы просто заниматься целительством, как всякий йог, без каких-либо телесных ощущений или душевных переживаний, на что я всегда рассчитываю. Я приехала заниматься здоровьем, а не духовной практикой. Но моя природа такова, что просто сидеть на одном месте мне будет скучно. А Свами следит, чтоб при всей монотонности жизни в ашраме гостям было не скучно. И следует своей цели: показывает наблюдателю в человеке, где в нем затаилось psychic being, если по-английски,- а по-русски, душа.

В индийских Пуранах мне всегда нравилась трактовка сражения девов с асурами как ритуалов гостеприимства. Я об этом уже тоже писала: дэвы-гости совершают жертвоприношение из тех даров, которые предоставляет им гостеприимный хозяин-асур. Название дэвов-богов от корня свет (мысли), асуров же – огонь (энергии). В Индии и по отношению к Свами я, конечно, в роли гостьи-дэвы: я завоевательски беру и пользуюсь по-своему, чтобы преобразовать огонь энергии в ментальный свет мысли. Зато в родной России – хозяйка-асура: даю базу. Эти древние ритуалы гостеприимства очень хорошо воспроизводились в советском обществе. Где даже могло иметь место интеллектуально-эмоциональное сражение гостей с хозяевами, не нарушавшее общий ритуал. Потому что эго было не столь значимо и не столь раздуто, как сейчас.

Зал для асан

Возврат в наш православный эгрегор вдохновил меня пообщаться в FB на актуальную для нашей души тему героизма. Пожалуй, воспроизведу пост моей подруги:

«Два с половиной дня провела в постели вместе со злобным вирусом. Посмотрела хорошее кино, "Семнадцать мгновений весны" в черно-белом, естественно варианте. К концу просмотра в моем сознании, изрядно покусанном указанным выше вирусом, возник вопрос: "Почему Штирлиц не отправил записку жене. Записку, написанную по-французски, левой рукой? Эта женщина молилась бы на это письмо...»

Мой ответ: «Ну так это жертва самым дорогим, подчеркивающая героизм советского народа! и даже русского. Любовь было принято приносить в жертву общественному: что Павел Корчагин, что Базаров. А все от православия, если глубже копать. Вот за что я не люблю героический архетип. Но его надо пережить, чтоб от него избавиться. Чтоб дойти до семейной любви. В истории формирования архетипов солнечный архетип героя предшествует лунному архетипу семьи (как преемственности интимного внутреннего мира души). Вершина героя - его гибель, а душа живет. И мы с нашей православной и советской героической культурой, пожалуй, даже больше шансов имеем быть живыми, чем осторожный Запад, - если только переживем и отвергнем её».

Подруга: «А как ты себе представляешь процесс переживания и отвержения?»

Я: «Oтчасти по Юнгу: сначала жить героическим, а потом снять эту маску, которую мы формируем в опоре на потребности социума и наши новые собственные способности, развиваемые нами совершенства, наша социальная роль, наша великая миссия становится становится неважна (это не значит, что исполнять её не надо, социум все равно уже заставит), и остаться просто теми несовершенными, слишком чувствительными, неожиданно слабыми или совсем неумелыми перед лицом наших детей и т.д. Но то, что при этом никуда не девается,- именно оно нас и хранит и образует преемственность поколений…

Короче, герой в служении социуму гибнет – лучше символически, испытывая огромное от этого облегчение. И это даже не совсем тема для психотренинга, поскольку то, что приходит на смену, относится к наиболее интимным процессам – имею в виду, не сексуальным, а скорее к религиозным. А в нашем социуме- советскую героику революций, войны, блокады, пятилеток, лагерей, диссидентов и т.п. недаром сменило влечение эзотерике и духовной психологии. Но по инерции в этом всем ещё полным-полно героизма личности, который в советском мировоззрении воспринимался как должная чистота, а ныне предстает в ужасным формах самодоказательства, пиара, крутизны, элитарной позиции, возвеличивания до фанатизма национальных и других идей, даже духовных, полных апломба политиков и всякого рода учителей и т.п., то есть как откровенная грязь. И вот такому герою никак не умереть, хотя всем от этого всего сильно худо. Вот этот момент, пожалуй, повод для психотренинга».

Подруга: «Благодаря этому поводу живет и процветает почти вся психотерапия. Во всяком случае, значительная её часть. "Убить Героя!", "Клуб социальных самоубийц". Кстати, первым таким клубом были группы встреч Роджерса, которого почему-то считают основателем групповой психотерапии. Ведь широко известен тот факт, что многие участники группы, люди состоятельные и социально-успешные, уходили из бизнеса, бросали работу... Тут очень важна экологичность процесса. Экологичность по отношению к некоей сущностной части личности. Там, где возможна активация иных вибраций. Эта экологичность может быть очень легко нарушена, в частности, любой теоретической базой. Поэтому, когда я тебя читала, у меня все время крутился вопрос: "А можно все то же самое, только без Юнга?". Для того, чтобы убить Героя, убийство не должно становиться целью. Тогда процесс станет бесконечным. Ставить цель духовно-высокую? - Какую? Как при этом не выйти за рамки проф. компетенций? Для себя на проф. уровне я эти вопросы решаю через трансовую программу, благодаря которой, надеюсь отправиться, рано или поздно, на тот свет, танцуя».

Я: «Можно и без Юнга, это я для быстрейшего объяснения. Мы с Виталием в начале 90-х понимали процессы через мифологию (до моих и чьих-либо вообще переводов Юнга, а потом нашли Юнга как соратника и термин архетип как удобный). Сначала говорили: мифологема. Мифологем много, согласно этому высоких и духовных целей тоже много, они разные у каждого. Хотя есть и общая наиболее актуальная перспектива данного момента (независимость индивидуальности от социума на разных планах, как я вижу) или например, есть всегдашняя задача России (она последние века видится как взаимопомощь в объединении людей)».

С точки зрения духовных процессов, герой – это эго, без которого много легче и приятнее пребывать в слиянии с общим. И вправду сложно от него избавиться и выйти за рамки привычного ощущения себя в более широкую реальность окружающего, так чтобы внутреннее действительно вышло вовне, а внешнее ощущалось как внутреннее (что Свами на сатсангах пытается порой объяснить как очень простой момент: вероятно, всякий раз убеждаясь в том, насколько это сложно донести до спрашивающих как словами, так и прямым йоговским действием. Если бы я когда-то этого не испытала, тоже бы не поняла). Хотя убить героя – это плохая формулировка. Нельзя его убивать: он совершает работу самосовершенствования, без него не будет яркости индивидуальной красоты. И все же – герой должен погибнуть – с честью исполняя свою задачу до конца.

А потому пережившим советскую героику и отказавшимся от неё, православное единение удалось бы куда лучше, не говоря уже об эзотерических опытах. А то прошлый год, когда всем очень хотелось объединятся на высоком подъеме энергетики, стал каким-то годом смертей. Ими был забит весь интернет. У нас умерло два друга и наиболее близкий нам по типажу астролог, да и у подруги супруг – все они вполне могли бы ещё продуктивно творчески реализоваться! Да, двое умерли от рака, один от инсульта, смерть у каждого своя. И лучше умереть на подъеме идеи, чем в упадок бездуховности. Лейбниц говорил, что монады не имеют окон: судьба предзадана собственной личностью, которая полностью изолирована. Я с этим соглашусь – и всё же, как русский человек, могу ли я согласиться с тем, что общий фон не влияет? Что экстремальность объединения не ускоряет смерть, а только создает для неё благоприятную ситуацию? Ведь и я-то весь год еле жива. Так что надо от героизма как-то перейти к экологии высоких энергий. Без обучения это трудно. Потому я и в ашраме Ауровелли – «институте интегральной йоги и внутренней экологии человека»…

Вечером, после опыта, тоже являвшего собой сражение с православным героизмом – который во мне поневоле воскресила борьба с онкологией: российское государство всегда склонно было решать все актуальные проблемы за счет массового героизма! -- сил медитировать почти не было. Может, потому что спала лишь два часа. Хотя день выдался солнечный, и я попыталась позагорать на крыше, но солнце в дымке энергии не давало, а только снижало концентрацию – я была слишком по-христиански в себе для впитывания извне солнечного тепла и света. На чтениях я почти не слышала других, а сама выбрала отрывок, как готовиться ко сну: растянуться как коврик, все расслабить, а потом поручить охранять свой сон Матери (которая есть «consciousness» - сознательность). Потому что во сне ведь мы плохо контролируем те силы, которые играют с нами. Ну и чтобы не было вышеупомянутых ужасных просыпаний: от слабости ли органов тела, от тревоги ли за близких, от возбуждения ли социальных энергий, ведущего к катастрофам.

Свами, правда, тоже выбрал отрывок про еду: что стоит прежде предложить её Богу, потому что в ней много бессознательной для нас материи, уводящей в разные стороны. А если она станет таким образом проникнута ощущением божественного и пропитается духовной энергией, это нам не помешает.

От нехватки сил, которую я лишь незначительно скомпенсировала вечерним молоком со специями и бананом, овощей и риса как-то не хотелось (может, потому Свами и выбрал такой отрывок), я как-то потеряла ашрамный поток – и на утренней медитации снова пыталась отыскать ощущение себя, пока не попала в бело-очищающее ощущение «ветерка» вертикальной щелочки третьего глаза. Помогающее, по-видимому, наводить порядок внутри, как мы наводим его в квартире (недаром, накануне мне приходило желание разобрать дома большой захламленный шкаф, но было не представить, что же я решусь оттуда выкинуть). Счастливы люди, которые умеют так очищать свою душу дважды в день. Творческий же труд порой только добавляет вещей в её тесное пространство, куда уже ничего не вмещается! Но для этого нужно остаться в приятном, светлом – одиночестве. Вернуться к пустоте и тишине – звучащей бесконечным белым молчанием тишине. Звенящая тишина покоя преобразует огонь энергии в свет мысли.

Ганга у ашрама

Эту тишину я пыталась передать в FB и донести домой фотографиями зимней Ганги.

ИЗ ОГНЯ В СВЕТ

По периметру акустического зала, где я пела песни, развешаны портреты матери Мирры с разнообразными выражениями лица. Я думала, какие бы из них подошли каким моим знакомым, а потом пела песни: ленинградские и свои, ловя отклик разных портретов. Пение было медитацией в том смысле, что я успевала осмысливать каждое слово в нужном мне смысле и порой изобразить руками так, чтоб меня поняли гипотетические носители другого языка. Жаль, Свами не использует этот зал для развития интуитивного понимания без слов! А только для мантр.

Начала я с песни о медитации, по «Евангелию Рамакришны»: «Я хотела нырнуть глубоко, но аллигатор экстаза проглотил меня. Кто даст мне руку, кто вытащит из воды?»

Волны прилива бьют в моё сердце

И расплываясь, тонут в блаженстве.

Волны прилива сердце согрели:

Тёплые волны, сердце как берег.

Кромкой покорной зыби с землёю

Волны надежды сдержат всё злое,

Нет, всей Вселенной тленной в них кануть —

Волнам внимает лик океана.

Бликов бескрайних чёрные чёлны

Вспыхнут и гаснут в неводе донном,

Только разбросан в глади надводной

Ломаных линий миг мимолётный.

Волны отлива взяли с собою

Сердце в глубины моря любови,

И не ответят воды глухие

Стоном свободным древней стихии.

Пристально смотрит, взгляд успокоя,

Донная отмель мира морского:

Светлое око мира блаженства —

В море глубоко ринулось сердце,

Ринулось сердце и покорилось

Власти течений водного мира —

Где среди рифов древнего царства

Дремлет в тиши аллигатор экстаза...

Кто средь неверной водной неволи

Сердце вернёт из потока немого?

Вычерпав горе горького моря,

Пресным покоем душу напоит?

И возвращая суше свободы,

Чтобы забыли горькие воды

Страха дыханье в толще покрова

Тайное в яви свету раскроет?

1988

Потом, по погоде – над ашрамом по утрам, а иногда и днем, стоял туман, возникла песня «Туман, туман»:

Туман, туман, слепая пелена:

И всего в двух шагах за туманами война,

Где гремят бои без нас, но за нами нет вины:

Мы к земле прикованы туманом.

Воздушные рабочие войны.

Туман, туман, на прошлом, на былом.

Далеко, далеко, за туманами наш дом.

Долго нас невестам ждать с чужедальней стороны:

Мы не все вернемся из полета.

Воздушные рабочие войны.

-- Эта песня ассоциировалась с прошлым годом и нашими потерями. И ещё одна старая песня про туман мне нравится. Она про любовь и верность.

Над Кронштадтом туман,

в синей дымке дома,

А вокруг тишина, тишина, да огни маяков.

Может быть, оттого,

Что люблю одного,

Я за всех, я в тревоге за всех моряков…

А закончила я певчески медитировать на художественном чтении своего совсем старого стихотворения о слове, которое просится с губ,– необходимости высказывать то, что считалось тайной, перекодировать это на современный язык, раздвигая так границы исследованного, закрепляя их:

О милый мой, скажи словами,

Чего ты хочешь, не молчи...

Пускай соперничает с нами

Эфир, озвученный в ночи.

И разве наш кристальный разум

Навек поймали сети сна?

Пусть жизнь становится рассказом

О том..., о чем молчит Луна.

Все мысли – звезды. Но банален

Обычно дремлющий эфир.

И объективен, и бесправен

Свободой облеченный мир.

Его судьба — преображенье,

А мы бежим ему вослед.

Один закон — отождествленье,

Другой закон — забвенья плед...

* * *

Как будто не было печали,

Как будто не было любви,

У тех, которые молчали,

Сказать о главном не могли:

Сказать о вере, свет которой

Объединяет города,

О будущем, что будет скоро,

И — не наступит никогда,

О жизни: кто её увидел,

Уже согласен умереть,

Об обещании проснуться,

Огне, что устает гореть,

Дожде, что заливает пламя

Для плодородия земли,

И бурях в вечном океане,

Что топит наши корабли,

О гневе гроз и мыслей шторме,

О песнях, что поет волна,

Сказать о небе, как о доме

И прелестях морского дна…

Сказать о том, мы бессмертны

В всеобщем равенстве людей,

О том, что все одновременно

И все похожи на детей,

И что в глазах сияет разум

В своей немыслимой красе.

Об этом – все слова и фразы.

И это то, что знают все.

Сказать о том, что всем известно,

Но облекая мысль в слова,

Чтоб мир услышал в новых песнях

Восторг иного торжества,

Чтоб кирпичами новых башен

В иное устремился взгляд,

И был привычен и нестрашен

И путь вперед, и путь назад.

Сказать, чтобы душа молилась

Творцу религией любой,

Сказать, чтобы стена разбилась

Меж этим миром – и тобой.

Поймав себя на вопросе: может, это настоящие бабочки на платье Матери Мирры, а не узор – на её фото? – я увидела, что увлеклась отожествлением, и вернулась к обычной медитации, без явленного творческого вдохновения. Покой преобразует напряжение страсти в мысль, энергию в свет. Но это может делать и творчество. Когда я прогулялась потом по ашраму, захотев вспомнить, в комнате с каким девизом мы жили с Ясей три года назад – ну конечно, благодарность! – все вокруг было очень красивым.

Особенно храм, утопающий в тумане, который ещё до заката рисовал вдалеке очертания круглых крон деревьев, как на картине. Накануне над ним тоже очень впечатляюще сияла лодочка исчезающей Луны и две поразительно крупных ярких звезды: Венера и Юпитер, отмечающие очередную Кумбха мелу: некогда ярмарку, а ныне – главный духовный праздник омовения в Ганге, перерождения и бессмертия. И люди в храме тоже были красивы.

Я обычно сосредотачивалась лучше после медитации, когда все уходили, и на этот раз по наитию выключила свет зелёного шарика, под которым захронены мощи Матери Мирры, и осталась со свечой. Полумрак напомнил о том, что я в последнее время почти боялась темноты – так мне не хватало света (куриная слепота от компьютера). И я представила, что собственно вызывает в нас наиболее неприятные ассоциации: замкнутое, темное пространство и одиночество в нем – как аналог смерти, которая сковывает, ограничивает и изолирует. Для Свами смерти нет, это просто неправильное понятие. Но при сдаче онкоанализов оно, к сожалению, дает о себе знать: вот уж никогда бы ни подумала, что буду так панически бояться смерти, в самом неприятном её варианте!

Пришел позитивный ответ: даже и в таком пространстве я не одна, со мною мой внутрений Бог – как сейчас со мной Шри Ауробиндо и Мать, живые на своих портретах. Темнота перестала удручать меня (при погружении глубоко, глазам даже слишком много света, оттого я стала закрывать их на медитации, хотя картинка окружающего пространства мне никогда не мешала). Замкнутость пространственных ограничений предстала благом охраны (самосохранения). Так моё психическое бытие переделало ощущение темницы смерти в нечто более пригодное для жилья. А может, просто границы индивидуального я. Границы судьбы.

А на улице Свами в это время зажег костер из огромной кучи опадающих с деревьев зимой сухих листьев, как уже разводил неделю назад, в праздник независимости Индии. Но тогда я сидела в Фэйсбуке, посылая весточки и фото из Индии, а теперь мне он представился самым прекрасным костром, который я когда-либо видела! Правда, такой костер надо постоянно ворошить, обеспечивая к листьям доступ кислорода, и это напомнило мне восточные ритуалы сжигания умерших. Ну, они-то у меня неприятных ассоциаций не вызывали, так как традиционно сопровождаются хорошим настроением освобождения.

На огонь можно смотреть бесконечно. Мы сидели долго, в глазах была свежесть чистого ощущения медитации. Из под листьев прорывалась струйки огня, иногда изумрудные – горел эвкалипт, и к небу устремлялись высокие языки пламени. Круглые клубы дыма смешивались с туманом и растекались под стволами сада – похоже, погода завтра будет опять не фонтан! – а на них полосами и пятнами играли лучи света от фонарей, отраженных крупной листвой деревьев, усиливая ощущение волшебства.

И ко мне снова пришла мысль, что не нужно никакого героического христианства, а только это ощущение покоя, радости и красоты, которое я хотела бы передать супругу и сыну (дочке, полагаю, оно и так передается). Таков всеобщий закон, категорический императив, который я утверждаю. А Ярик, он так любит костры! Уж он-то бы здесь поддерживал огонь до небес, пока бы всё не сгорело!

Свами ушел, и мы остались ворошить листья с девочкой-француженкой, у которой было русское имя Лиза. В Париже ей нравился Монмартр и набережные, где тоже рисуют художники, – но туда нужно приходить утром, пока мало народу. А другое её любимое место, которое она очень советовала мне посетить,– кладбище Пер-Лашез, где очень хорошая атмосфера, пока никого нет! Я сказала ей, что Санкт-Петербург считают похожим на Париж. И у нас тоже есть кладбище: Пискаревское, хранящее духовный подъем времен блокады. И что мы любили там гулять с коляской, когда дочка родилась… Лиза почему-то предположила, что я художница – может, потому что я объяснила ей, что голубые языки пламени рождает эвкалиптовое масло.

Наконец я нашла возможность хоть с кем-то пообщаться! А то поскольку народу в этот ледник в ашраме было мало: иностранцев человек 12-15, Свами считал долгом всем приносить максимальную пользу, постоянно сосредотачивая нас на медитации. Как же, найдешь в такой ситуации партнера для пин-понга! Я поговорила только с ирландцами, которые приехали семьей с семилетней дочкой и видели меня 9 лет назад, с Яриком, которому тоже тогда было семь. И из ЮАР мне женщина понравилась: приехала на 5 дней, но тут же решила ещё на недельку задержаться. Я почему-то была этому рада - не знаю, правда, за кого я радовалась: за неё или за Свами.

Ришикеш, храм Ганги

Наутро возник импульс поехать в Ришикеш – огонь должен что-то сжигать, чтобы гореть! Может, и там я увижу что-нибудь очень красивое? Когда. чтоб добраться до трассы, я села в ашрамный автобус, собиравший деток в школу и вспомнила мальчика, ехавшего с нашей компанией в поезде из Курсеонга в Дарджилинг, я поняла, что очень часто путешествовала по Индии в медитативном состоянии, с самого первого раза! потому и заметила грязь только а третьей поездке. Не то это был подарок Саами , когда мы ехали в ашрам, - ещё до нашего знакомства! Не то Виташина манера путешествовать в моем теле, как он выражается. Не то – просто -- волшебство дороги….

Камни Ришикеша

Мост через Ришикеш был и вправду очень красив. Но в магазинчике, где я меняла дочке босоножки, решив не брать с отдельным большим пальчиком, я забыла сумку. А потом сообразила, что совсем не помню сегодняшних аспектов, которые смотрела лишь утром! В сумке, кстати, были ключи от комнаты в ашраме, это напомнило мне историю прошлого года, когда я уже их один раз потеряла, и призвало быть во всеоружии. Когда человек из внутренней глубины своих процессов выходит на поверхность внешней медитации, он склонен забывать не только то, что было там, а и все остальное. Это не столько моя личная проблема слабых сосудов, сколько общечеловеческая привычка – животный механизм отбрасывания непривычного. Почему Свами столь явно и акцентировал тогда эту проблему (см. рассказ "Убежище, или как я хотела принести мир в свою семью"). Физиология недавно пришла к выводу, что лобные доли мозга – практический интеллект - выключается при творческой импровизации, а медитация близка таковой. А кроме того, при внутренних озарениях выключается внешнее зрение: если и вправду так, легко понять, почему мы в более творческом состоянии не помним то, что должны были видеть.

Я пересекла на лодке Гангу и любовалась влажными глазами коров, но что-то подсказывало, что если я буду фотографировать мокрые нежные носы всех встречных коров и их томные глаза с поволокой, при этом постоянно обращая взоры к зеленым горам Ришикеша, то далеко я не уйду.

Это были дни Кумамелы, и народ семьями купался в Ганге, стремясь успеть исполнить ритуал в срок. Я тоже пошла купаться по пляжу Ришикеша, где песок чуть прикрывал черные скалы, и укрылась за валунами, в одинокой бухточке. Женщины в Индии окунаются одетые, но какой я ни хороший пловец, а в стремнине плавать в платье я не буду. Там резко становилось глубоко, и несло течение – отчего на валунах Ришикеша там и тут стоит предупреждение, что купаться нельзя! Я с наслаждением сделала три заплыва в ледяной воде – каждый раз со все большим. Меня никто не видел, кроме троих ребят, которые сказали, что окунаться надо четыре раза. Хоть восемь! Я немного позагорала и окунулась в четвертый. Течение за это время усилилась, и я еле вернулась в свою бухточку.

Моя бухточка

А потом пришлось и в пятый – пришла женщина с тарелочкой из листьев, с цветами и свечкой – предыдущая в первый мой нынешний визит перевернулась, может теперь примет Ганга мою молитву за семью? Сколько-то моя тарелочка плыла, но стремнина все же не дала огоньку гореть долго. А вода все прибывала, и пляжик, где я сидела, совсем ушел под воду! Потому и заплыв стал более экстремален. Я искупалась в шестой раз, перед уходом, но потом вспомнила, что не совершила никакого внутреннего ритуала, и окунулась в 7й, мысленно говоря: Всё! смываю прошлое, готова к новым свершениям. И пошла к мосту Лакшман юлла, за остаточными покупками. Туда меня подбросил мотоциклист, сказавший, что Кумамела, оказывается, до апреля. И рассказал заодно цвета дней недели астрологически: Солнце-Сурья у индусов белое, Луна Сома – золотая, Будха-Меркурий зелёный, Брихпспати-Юпитер желтый, Дурга-Венера оранжевая, а Шани-Сатурн синий. Кроме красного Марса-вторника ничего не совпало с нашим психологическим восприятием.

На обратном пути я искупалась в восьмой раз, потому что просто устала. У самого моста Рамджюлла, где отмели. В дымке солнца с моста я не обращала на себя внимание, надеюсь. Пока я шла обратно, Свами ощутимым образом облегчал мою ношу, но когда я сама пошла купаться, чтобы отдохнуть, поток ашрама отступил. Я пыталась восстановить концентрацию и медитацию на внешнем, фотографируя, но не могла. Все-таки сначала Ришикеш был более прекрасен! И чего я не удержала состояние красоты, с самого начала поддавшись планшету и покупочным делам, не дала разгореться огню моих глаз?

Слайд-фильм Ришикеш и его коровы. https://yadi.sk/i/CIZEsb2-EIg4ug

ЭМОЦИИ КАК ПОКАЗАТЕЛИ ВИТАЛЬНОСТИ

Материнство

Приехав в ашрам, я почувствовала что-то не то: какое-то домашнее возбуждение. Оказалась, Виташа написал письмо в издательство халтурное, напутав даже названия книг, ибо у него раскалывалась голова. Почему было не послать мое письмо, которое я ему подготовила уже три дня назад? Все надо делать самой, а я-то всё советуюсь, по привычке, когда мы всё делали вместе! Я расстроилась, всё мое пребывание в Индии и мои рассказы показались ерундой, по сравнению с серьезностью неподъемных домашних проблем. Я написала ему, указав в теме "с возмущением!" и стало только хуже. Поездка в Ришикеш восстановила витальность, то есть собственно энергию, которая и дает видеть ярким мир вокруг себя. На таком фоне могут возникать сильные эмоции – которых я давно уже не испытывала, будучи еле живой. И эти эмоции, демонстрирующие всю мою жизненную мощь, длились где-то около суток. В медитации я налюдала, что они имели ту же непреодолимую инертность, как и ум. Но что-то позитивное в этом было: какая-то серьезность, по сравнению с предыдущими играми. Какая-то иная я: не творческий человек с чувством юмора, а скорбящая мать, которая трогая суть этой скорби, не может выйти из неё, но – может, само это и решает проблему? Да, духовная практика начинается не там, где не войти в медитацию, а там, где из неё не выйти.

Игра ума, которая создает инерцию творческого процесса и развивает инертность чувств,-- это по большому счету, нездоровье ума, который, согласно буддизму и физиологическому ощущению – ощущению здорового воскресного отдыха – должен быть безинерциален. Задающие инерцию эмоций абстрактные идеи ума – о всеобщем христианском единении, например, поэтому являются болезнью. Наши более конкретные мечты об украшении мира раскраской его цветами Зодиака, дабы воистину превратить его в Космос, что означает «украшенный», более здоровы. Но воистину здорово только обращение мысли к жизненной конкретике момента. К слову сказать, так жить мы не умеем, поэтому, как правило, получается примитивно. Так жить только в ашраме интересно, если кто-то более знающий хоть как-то направляет процесс. А творческий подход выработал выход из инерции вхождением в туннель вглубь её – и таким вот нездоровым образом и привыкли работать мои чувства и разум.

На утренней медитации я даже обратилась к матери Мирре с предложением: давай, ты мне здоровую семью, а мы тебе – духовную работу? Точнее, нет, в обратной последовательности: я тебе – духовную работу, а ты мне – преодоление этой чертовой инертности, из которой теперь не выходят эмоции, как поначалу тело. Сидеть ли на подушках в храме, или лежать на пушистом одеяле кровати, особо дела не меняет. С другой стороны, ничего ведь не стоит отвлечься, сменив контролируемую инерциальность на привычную: ставь себе в Фэйсбук фото коров Ришикеша, да радуйся лайкам! Ментальный тонус поднимется, так и эмоции не будут зашкаливать даже при прогреве сердечной чакры – но все ж надо совесть иметь по отношению к Свами, который пытается помочь сердцу, которое пошаливает. Хотя в данном случае получается клин-клином, если по-русски. А если по-индийски, Махабхарата. -- Свами именно так назвал сражение со своими недостатками.

На сатсанге норвежка Намра, которая приезжала с медитационной группой в прошлый раз, а теперь жила тут долго одна под обычным именем Мария (и даже пыталась заботиться обо мне, спрашивая, когда я ездила в Ришикеш, куда я пропала и почему не обедала, не заболела ли?) – задала вопрос: «Вроде как считается, что нужно просто созерцать?»

«Но если Вы созерцаете мусор, его нужно убрать, не так ли?» - с улыбкой ответил Свами. Тут и вспомнил про Махабхарату, которую вызвало одно лишь слово.

«А какое?» -- решила уточнить я.

«Ты слеп, потому не можешь править», - сказал старший в роду Бхишма внуку Дхтритараштре и поставил царем его брата Панду (если представить, что речь идёт о качествах человека, – ум слеп, а двойник-душа бледна). А Дхтритараштра передал свой комплекс неполноценности сыну Дурьодхане, который и развязал войну с сыновьями Панду, рожденными от богов, и в ней погибли все, кроме них и главного подстрекателя Шакуни (дяди по матери, каковым был и египетский Сет, и особую роль которого в древнем обществе подчеркивает Леви-Стросс). Да, в такой войне должны выжить только божественные качества души. Но и подстрекатель-интеллект – тоже.

И мои домашние проблемы и откровенная перекорёженность сердца в связи с ними – в том моменте медитации, когда возвращается покой и огонь энергии превращается в свет мысли, тоже предстали только сном. Лишь немного более реальным, чем творческие планы. Первые рождены эмоциями как опорой витальности: может, потому так и развилась инертность эмоций при ХТ и лучевой, чтобы выжить, продлив ощущение жизни? Вторые творят бессмертие ума. Душа, вечно находящаяся в Боге, бессмертна по определению. А чего нам хочется, так это бессмертия ума, заключенного в пустом и ограниченном темном храме нашей индивидуальности.

Ну и что, что поток эмоции – жизненная энергия витальности -- не выпускает меня из кровати? Можно смотреть на него с такой точки зрения, что это будет блаженством. Сна. Просто не сопротивляться. А ещё, чтоб не терять его, можно позвать Христа-любовь, потому что, чего греха таить, конечно, я ведь хочу, чтоб близкие мне люди были со мной в духовных процессах. Человек счастлив, когда признается себе в том, что он хочет, и несчастлив, когда скрывает это от себя – как писала мать Мирра. В этом смысл нового девиза моей комнаты: "Frankness" – "Искренность".

Спала я, видя контролируемые сны, из которых запомнилась стена Тихвинского монастыря с играющими под ней детьми – это индуски смеялись под моим корпусом, и мысленно целуя супруга: ты мой царь Дарий, на которого ты так похож, как красива твоя корона с драгоценностями! а я твоя Семирамида в индийских садах, мы можем быть вместе, ведь наши страны так близко… И снова было так, словно мне не встать – и опять я неожиданно легко встала, лишь только увидела, что на часах время медитации, и надо позакрывать все форточки – и в моей комнате, и в храме, которые я открывала днем для тепла.

Свами погрузил в сон и других обитателей ашрама: приезжала большая группа из Чили, и Свами отключился на их прием – даже не придя на вечернюю медитацию, где было лишь двое вновь прибывших людей и не особо включенный в медитацию супруг ирландского семейства – видно, что инициатором поездки была она, а он – скорее жизненным неудачником. Но все они мне очень нравились. И черненькая переводчица группы из Чили – Близнецовский типаж, мне тоже понравилась. Толпа чилийцев в нерешительности стояла возле столовой, и она спрашивала меня: ведет ли здесь кто-то медитации? Помогает ли?

Здание столовой

«Да, помогает, и очень!» -- уверенно сказала я. И пригласила их на вечерние чтения: это тоже как медитация. Куда кроме чилийцев, меня и двух индусов, опять же никто не пришел. Но Свами провел чтения на подъеме, хотя без того ажиотажа, который у нас всякий раз возникал при приходе толпы гостей, когда мы раз в неделю вели приемные дни, и возникает сегодня, как отголосок тех времен. Руководитель ашрама со спокойным достоинством спросил, из каких они городов и какова цель их приезда (ответ был, конечно, познать себя), и пожелал, чтобы в дни из пребывания ашрам стал их домом. Он рассказал о том, сам раз двадцать был в Чили, и много людей приезжает оттуда, в 1995м он даже организовал там центр, но тот работал только три года, а теперь больше функционирует как более популярный буддийский.

И о Матери-сознательности тоже рассказал, в ответ на смешной вопрос о портретах на стенах: это Ваша мать? Биологическая? Свами по-индийски ответил: это Мать всех. А я была рада за Свами, и за чилийцев, и наконец-то чувствовала себя как дома! среди коллективного взаимодействия. А то все поодиночке! Похоже, я все-таки найду партнёра для пин-понга. А может, лучше провести оставшиеся пять дней в непрерывной медитации. Тем более, что Свами, похоже, приблизил меня к тем процессам, которые гармонизируют и лечат организм, не выключаясь: на это ушло две недели, но энергия стала, наконец, циркулировать более беспрепятственно, и вибрационный поток, хоть и ослаб на маленькой коллективной медитации новичков, не ослабевал во время чтений с чилийцами, хоть я и подустала. Его, видно, ослабляет эго, потому он и работает в совершенстве в медитативном сне. Замкнутость на себе ослабляет духовную энергию больше, чем другие люди, и больше, чем еда. Хотя еда этим вечером вызвала лишний жар, от которого организм стал избавляться потом, уменьшая медитативный поток энергии. Но очень сильна привычка – исполнять ритуал питания, даже когда совсем не нужно есть.

В НАСТОЯЩЕМ МОМЕНТЕ

На этом бы и закончить рассказы, приступив к чистой работе с энергиями, как делает Свами, для которого все – потоки энергии, без всяких задних мыслей. Это у нас наслоения неудач, обид, нереализованных желаний и прошлых откровений, создающие в теле преграды. Когда они кончаются, остаются все равно мысли о близких, как им помочь. И не делаю ли я им хуже, сама погружаясь глубоко, глубже обыденной жизни. Но лучше здоровая супруга в медитации, чем больная с пилой. И лучше мама в ашраме, чем никакой. У меня, конечно, золотой супруг – и как он только без меня справляется! Почему же тогда мне так худо бывает от него, от его панической тревоги? И дочка тоже ничего, только без царя в голове – и чего меня так достаёт её астероид на Марсе, названный именем Стентора, который один кричал как 50 человек? А сын вообще молодец, если б в минус двадцать не открывал на час балконную дверь, замораживая всю квартиру! Вот угораздило же когда-то в школе подарить ему футболку с надписью «Покоритель Атлантиды»! А мама – она и есть мама, только бы не сходила с ума от символических рядов «многомерной медицины», пытаясь интеллектуально вылечить то, что надо лечить физически! То есть духовно.

Когда я пошла открывать окна в библиотеке перед сатсангом, они оказались уже открыты – и когда я проходила там мимо закутков для медитации, в одном включился свет, остановив меня там минут на 40. Я чувствовала тяжесть своей головы, которая, по-видимому, тоже нуждалась в энергетической прочистке, как ранее сердце. Но мне захотелось ощутить, как можно медитировать в быту, и я решила послать весточку Сияне в виде расписанного камушка из Ганги, тут их было много. Дочка сама расписывала их в прошлый раз. В арт-комнате, я сделала гуашевыми красками узоры даже на двух: один назывался «Цветы в небесах», потому что фон веточки с цветами я сделала синий. Второй – «Маска бесконечности » - так получилось. Нарисовала в центре знак бесконечности, но он оказался похож на венецианскую маску. А ясин камушек назывался «Пояс состояний» – из оранжевых бисерных кружочков. Ещё я играла ракеткой пин-понга, пытаясь послать медитативный привет маме, которая очень любила играть пин-понг. Помолиться так за неё. Хорошо все-таки, что она побывала со мной в Турции! – И знак этому был – давно, двадцать лет назад, когда погиб мой брат и я взяла родителей в гости, где мы наряжались в костюмы, и она выбрала турецкую шапочку. Неужели это было уже в последний раз?...

Тем временем тяжесть в голове перешла в боль – надвигалась гроза, и надо было чуть раньше переключиться от мирского к духовному, и я уснула в забытьи, уже без откровений.

Свами боль на медитации убрал, но не смог возвысить сильно мое сознание, так как все мои мысли были о семье, и как перейти к необходимому для полета к иным мирам одиночеству, я не знала. Я стала вспоминать периоды одиночества в моей жизни, которые чередовались с лидерски активной общительностью: периодически я давала себе отдохнуть. Осталось лишь четыре дня на отдых: как-то надо перепоручить семью Господу Богу, а самой отключиться радикально. Не бояться за них. Как писала я когда-то в юности, инстинктивный страх за другого сильнее даже сексуального инстинкта. И я верила, что Свами не отпустит меня без подарка, даже если я ещё не в форме, с моей больной головой.

Я показала камушки дочке ирландцев, и увидела ясный свет разума в её голубых глазках – отражение всеобщей мысли момента. Я помнила это отражение в детстве у Ярика, а потом оно видно, затуманилось, хоть он и остался умнее нас. И мне хотелось вернуть его ему, а для этого самой начать мыслить без инерциальной дымки, и возможно, без порождающих её слишком абстрактных идей. Ярик-то мыслит только конкретно. Потому у него и беда с литературой, замешанной порой на каких-то странных, в будущем никому не нужных эмоциях, которые учителя литературы почему-то считают само собой разумеющимися.

И в маме эта советская инертность абстрактных идей породила увлечение символическими рядами. После жизни, заполненной ментальной деятельностью, ей просто не оторваться от интеллектуального потока, который только суррогат мысли, а не она сама. И мне тоже – головная боль не давала так преобразовать мысль в её более безыинерциальную форму, чтобы выйти к высоким открытиям или хотя бы не терять замечательного настроения ашрама. Это надо уметь – предлагать другим свои хорошие состояния. А не страдание страсти, которое все по привычке любят. Без этого навыка нет никакого смысла в коллективных процессах. Даже общесемейных.

Вечером в столовой я разговорилась, хоть за едой и не положено, с индусом-инженером, который строил напротив школы заводить по переработке фермента коровьего навоза в газ и обещал показать мне это безотходное экологичное производство на следующий день с утра. Он был из Бадринатха, гималайских предгорий, но учился и жил в Дели, потому что с работой там лучше.

Ашрамные коровы

Наутро я пошла посмотреть это производство – строили все вручную, корзины с цементом на себе – индусов это не утомляет. Был дождь, и инженера я не застала, зато сфотографировала коров крупными планами, и все стадо. Когда-то, в 2006-м, помню, их было 4-5, теперь же коров в ашраме уже около сотни, отсюда и идея, куда девать навоз. Индия во всем ближе к самозамкнутому жизненному циклу и в материальных процессах, и в духовных.

В дождь я нашла-таки партнершу для пин-понга – Венди из ЮАР, с которой встретилась в день ёё приезда, У неё две дочки: одной 23, она училась в матшколе, а теперь переключилась на психологию с философией. Другой 19, после школы, которая тоже до 17ти, она пока не учится, её интересует археология, но для этого надо ехать в Кейптаун из Дурбина, где они живут. А у неё есть молодой человек, музыкант. В целом, близкая к нашей ситуация – и после трех партий настольного тенниса, она пригласила меня в гости.

Но после утренней двухчасовой медитации, пин-понга и похода к коровам в дождь, я чувствовала себя столь усталой, что чуть не падала с ног. От сна сдерживала только привычка к индийскому обеду – много ли осталось мне тут быть? -- и сатсангу, где я даже спросила Свами, как не уставать? Он посоветовал начинать утро с позитивных мыслей, и если есть усталость, тут же сесть и проверить: а все ли мысли позитивные? И улыбнуться – улыбка как солнечный свет! На самом деле действенная рекомендация. Мои мысли о скором отъезде, тяжелом рюкзаке и грузе домашних проблем, которые свалятся на меня, чуть я переступлю порог, были явно не позитивные. И я старалась себя убедить, что ничего страшного в этом нет, – озарить будущие дела изнутри, светом улыбки.

А сам он говорил в этот день о нашей настоящей идентичности, которая есть не имя, не национальность, не занятие, и не – ещё много чего. Она есть ничто: ничто, вмещающее в себя всё, и она есть свет. Если мы примем эту идентичность, мы сможем жить в настоящем моменте, в котором ум никогда не дает нам жить, находясь всегда либо в прошлом, либо в будущем. Все это было понятно, я сто раз это слышала, читала и писала, но ощущала себя от этого далеко, как никогда. Может, это и есть показатель близости? Потому что трезвая мысль покоя, выводящая из инерции существования, была такова: а где я, что я и что тут делаю? Я как-то даже зал библиотеки со Свами увидела иначе: в синих тонах, которые носила сама, хотя в общем-то библиотека бело-бежевая. Может потому, что день – непозитивно пасмурный. Я люблю дождь, но сколько уже можно его любить?

ЛИШНЕЕ ПОНЯТИЕ. НАДО ЛИ ПОБЕЖДАТЬ СМЕРТЬ?

После сатсанга выглянуло солнце. И после обеда, который я от ума вложила в себя, чтоб было больше сил, я поняла, что чувство тяжести и усталости – только ложное чувство, которое вызвано медитативным потоком и прекращается, если он уходит. Судя по всему, тело не прекратило сопротивление, а ум усилий: чтоб стать таким текучим, как говорила мать Мирра, приятие должно быть не пассивным смирением, а активным действием, хотя бы удовольствием. Удовольствие активно.

Правда то, что я испытала после этого, было не удовольствием, а совсем наоборот. Не то в небе были перепады давления: над ашрамом туда-сюда ходила гроза, не то приближался опасный аспект оппозиции Сатурна к Солнцу, не то душа решила поработать над ошибками прошлого года – но поток, лишавший меня сил, направился на солнечное сплетение и стал продолжать свою разрушительную работу. Я бы и хотела отключить ментал, расслабиться и выспаться – может, дело было в этом? Но уже не получалось. Сначала ситуация своей серьёзностью опять напомнила мне христианство. Страдание-блаженство, пронизывающее тело сверху донизу, я отвела в сторону, заняв позицию наблюдателя. Энергия не шла в нижние центры и не зацикливалась – скажем, на второй чакре, вызывая, по аналогии с привычными физиологическими, какие-либо сексуальные ощущения (которые, кстати говоря, с физиологией сексуальности имеют мало общего, потому что даже оргазм такой поток не остановит, а если кому хочется испытать привычное блаженство, никакой Учитель здесь ни причем. Мне порой нравится ощущение головокружения, типа упасть бы в обморок! чем моя физиология напоминает барышень XIX века. Если бы не интеллект.)

Ошо-раджнишевцы порой упрекают индусов, что те мало пользуются нижними чакрами, не понимая почему. А я бы им ответила, что человек в большей степени способен жить без головы, нежели без тела, потому процессуальность нижних чакр более бессознательна, а значит, по Юнгу, более способна вызывать вызывать процессы коллективного бессознательного, над которыми мало кто имеет хоть какую-то власть и социальный контроль. (Я пишу об этом согласно градусу события, градусу Солнца России: «Лесной пожар потушен, пожарники ликуют» – мобилизация всех сил для победы над стихией.)

К тому же мать Мирра считала, что тот, кто пытается освободиться от обыденного состояния ума, будучи втянут во всеобщее состояние вещей, постоянно оказывается отброшенным назад. Даже если он оставит узлы привязанностей и пики ответственностей, его эволюция будет зависеть от эволюции человеческой общности в целом (terrestrial collectivity). Займет века, пока это целое будет хоть что-то правильно понимать. Потому на данном для прогресса индивидуальная эволюция важнее – о чём БГ спел новую песню: «Я не хочу быть камнем в вашей стене, я не хочу быть трупом в вашей войне… не буду я ходить вашими закоулками, я ещё спою!» – что больше похоже на оппозиционную идеологию советских лет, чем на нечто и вправду новое. И в чем-то Мать Мирра и БГ неправы – потому что, вопреки всем движениям революционеров в царской России и диссидентов в советские времена, отменить нашу православную соборность по большому счету ещё никому не удавалось. Хотя… возможно, этого – не марша в строю, а собственного творчества – мы всегда и добивались, и в прошлый раз тоже. И неизвестно, кто в этом лучше преуспел – БГ или мы.

Что касается закоулков – конечно, санкт-петербургские интеллектуалы привыкли, чтобы коллективные озарения должны нести высоты разума: тут-то мы будем наделять новым смыслом слова и вещи, творчески реализоваться, играть в символизм и переворачивать реальность до абсурда, как Алиса, спеша за временем, чтобы остаться на месте. Ну и просто делать открытия в конкретике науки, кто поумней. А чувства при этом – останутся на уровне мата. Это же задворки! А тело … не хочется вспоминать про старость. И про рак.

Итак, внутренний процесс шел нормально, без каких-либо неприятных ощущений или проблем.- Однако я очевидным образом теряла энергию, как в прошлом году, когда уехала из ашрама и гуляла по Дели в ожидании поезда к морю, в Пури – сейчас бы море тоже не помешало, в такой холодине! так что этот поток меня -- как бы... убивал. Мне было всё равно, ничего не хотелось – совсем ничего: даже пережить смерть и возрождение не хотелось, это утекание энергии в очевидно бесконечную воронку сделало бессмысленными все желания. Точнее, их уже просто не было, как не рождается их при крайней слабости.

Возникло совершенно мерзкое ощущение – может, это и есть приближение смерти? Тогда смерть, как говорила о том мать Мирра, и вправду лишнее и неправильное понятие, которое должно в будущем улетучиться вместе с понятием страдания. Хотя, конечно, в йоге Шри Ауробиндо, как и везде в духовных процессах, человек умирает, и тогда он живет. Но умирает (не погибает, как герой, а умирает с прежним видением своего и нашего общего мира), во-первых, символически, а во-вторых, своей смертью. Своя смерть – свершение своей судьбы, её человек признает и принимает. А эта вот была не моя смерть. И … не символическая.

В христианстве чисто-духовное и грязно-обывательское понятие смерти часто смешиваются, так же как очищающие и разрушающие страдания (считается, что страдать однозначно хорошо: тебя Бог любит и это знак Его особой милости для саморазвития. Да, тебя-то, может, и любит, а хотели ли бы Вы, чтоб умирали ваши супруги и болели дети?-- Это уже в сторону от ашрамного процесса, по мотивам FB комментария к философско-богословскому семинару в Фёдоровском соборе.) Кроме того, если цель – лечение, то лечит ведь не страдание, а блаженство – благодать.

Экстремальные переживания побуждают обратиться Богу, раз ничего другого не остается – то есть, говоря рационально , направить энергию правильно, чтобы ей не мешало эго. Но при этом ощущении я не была готова повторить молитву Матери Мирры: “… что Ты не пошлешь: жизнь или смерть, счастье или скорбь, удовольствие или страдание, я всё приму, как высшее блаженство.” Я возмутилась – и активность моей позиции вызвала, видно, по прямой ассоциации активное удовольствие Шри Ауробиндовского потока, который сразу же стал вибрационно залечивать солнечное сплетение. Может, Свами так решил показать, как защищаться от наносимых жизнью энергетических ударов? Или и вправду решил несколько приблизить меня к смерти, раз я её боюсь? а ощутив резкую реакцию, тут же пришел на помощь? Или Виташа сегодня сильно устал от своей постоянной клиентки? которая всё время носит нам подарки и которую дочка терпеть не может, считая, что та слишком поселилась в нашей семье, не имея своей? Или наоборот, он настроился на волну любви как свою юношескую христианскую волну? А может, я играла с энергиями просто по инерции предыдущих дней, без посторонней помощи? Смерть, кстати, и должна вызывать возмущение у мыслящих людей. Это единственно верное к ней отношение с точки зрения разума и здравого смысла.

Конечно, такой опыт вышиб меня из колеи, хотя я пошла на медитацию, и постаралась настроиться на позитивный лад: это же здорово, если можно так играть с энергиями! Вибрацией лечить энергетические дыры! И побеждать смерть – как же это просто! Так элементарно! Эйфория не возникла только потому, что организм ещё не совсем восстановился, но от хороших мыслей я сразу почувствовала себя легко.

Может, конечно, Свами, если в некотором роде это его рук дело, и что другое имел в виду. Но нет: хорошенького понемножку, на сегодня явно хватит, у меня плохой аспект! Свами сам говорил, что мы вправе выбирать, что испытывать, а что нет. И если медитация пошла куда-то не туда, принося не отдых, а усталость, лучше её остановить. На сатсанге я выбрала для чтения слова Матери, что вертикальному опыту должен сопутствовать горизонтальный, позволяющий усвоить все необходимые следствия из данного откровения перед следующим. Ну а если дело в Виташе, пусть поостережется.

Вечером то там, то тут сверкали молнии, во время сатсанга неожиданно вырубился свет, и лампочки, вмонтированные в потолок, погасли с некоторым запозданием, как звезды. Как прекрасна была эта темнота! Как уютно было наше молчание в ней! Но свет включился, мы дочитали – а потом лампочки, на мою радость, так же погасли и включились ещё раз.

В свете фонарей сада, тень от моей накидки рисовала крылья. Я когда-то лет в четырнадцать, рисовала себя как такую девушку с крыльями, - и вот, воплощение моего сюжета!

Но процесс остался незавершен, и когда я попыталась что-то записать, в дверь стала отчаянно царапаться ашрамная собака: нехорошо отключаться, будучи в больном состоянии! Эта собака уже порой приходила за мной, когда я опаздывала на сатсанг или вечерние чтения, слишком углубляясь в себя: воля собаки легко подчиняется мысли человека! Правда, домашних котов мы себе подчинить так не смогли: плохие мы воспитатели, всем даём свободу...

Все же я провалилась в забытье, не доведя процесс до конца: сил было совсем мало. Проснулась в 5, но кровать и утром действовала слишком расслабляюще. Я продолжила на медитации – ашрамный поток являлся по моему желанию, ребра подставляли ему сердце, его вибрация убирала остатки разрушений. Часа через два я почувствовала, что сердце при вдохе не напрягается, я могу глубоко дышать и чистить его праной при выдохе. Позвонили на завтрак – я от ума пошла поесть, вспоминая «Аватара»: как герой фильма наскоро перекусывал и в темпе записывал впечатления, чтобы побыстрее снова синхронизироваться со своим голубым природным двойником, попадая в живописные джунгли более экологичной жизни у Древа души. (В FB как раз попалась картинка впечатляющих отвесных скал Китая, которые послужили пейзажем фильма. Правда, я стала есть медленно, как говорится, тщательно пережевывая пищу, потому что быстро её просто не заглотить, когда ты наполовину в медитации и телесные процессы из автоматического режима переходят в подконтрольный. Они замедляются, поскольку скорость ума медленная.)

А потом, вернувшись под свое пушистое оранжевое одеяло и открыв форточку, продолжила дышать сердцем ещё часок, наблюдая контролируемые сны – неужели данному медитативному процессу тоже скоро придет конец, на мое счастье! и остановилась, когда концентрация рассеялась, и они перешли в бесконтрольные.

САМАДХИ В БЫТУ

Через два дня уезжать – я пошла купаться в Гангу, день наконец-то был солнечный. Я смотрела вблизи на синих птиц – видимо, у самцов грудка оранжевая, а у самочек – коричневая, как у наших снегирей, только у них острые крылья и длинный клювик, на куликов и мандаринок. И была очень благодарна Свами, что с рукой все в порядке – можно бы не плавать! Но хочется привычных удовольствий, кроме духовных! Плавала я, правда, тоже довольно медитативно. И снимала птиц и камни с цветочками тоже.

Из воды, где я купалась, торчали два бревна. Я залезла на них и захотела пройти, чтоб не упасть: они пошатывались. С третьей попытки, когда я прошла более решительно, мне удалось дойти до конца, не свалившись в воду. Потом ещё попела в акустическом зале, помылась под горячим душем, и получив таким образом все удовольствия, совсем вышла из медитативного потока. Но решительно направилась в храм – вот теперь я хочу медитировать! Давай, Свами, поглубже!

Я на этот раз не погружалась в себя, но когда Свами воспроизвел с нуля в моем отдохнувшем теле вибрации ауробиндовского потока, я представила покой и комфорт в нашей семье и обрела ясное и бодрое безынерциальное сознание, которое хотела бы видеть в Ярике. В душе горела какая-то решимость стремления, вера в чудо. Ужин мне явно не светил, но на чтения я успела. И прочла отрывок про волю, которая направляется на конечную цель, а детали перепоручает Богу. Там, был пример, вполне по теме Луны, вошедшей в Овна: я хочу сознательно проводить ночи. Это, конечно, не главное мое желание, но все – ничто, по сравнению с экспериментом. Свами же прочел самое начало книги, вторую страницу о том, что надо рискнуть – все на все!

Ночью я, правда, спала, а не медитировала, хоть и проснулась в 4, но меня увлекла лекция философа о деактивации, транслируемой нуминозным аспектом власти. Новое – хорошо забытое старое: ну, конечно, власть парализует ряд инициативных функций человека, потому что якобы берет их на себя, в то время как на самом деле бездействует, и люди по её милости тоже, внутренне чего-то бессознательно ожидая и развивая пассивность. Как Ярик под опекой папы – к семейной власти это тоже относится.

Утром я ясно представляла семью в каких-то конкретных моментах: представляла уже сразу в нужной атмосфере: так, как будто в ней уже все хорошо, и Ярик действует быстро. Я чувствовала, что сердце достаточно вылечилось, чтобы иметь aspiration - устремленность к хорошему, и не иметь страхов. Не могу сказать, чтобы я ощущала, что Бог со мной везде – это не мой лексикон, но я все больше ощущала себя как дома: и в уюте ашрама, и на пыльных дорогах Индии. И даже в проекции вокзала (где лишняя тревога рождает страх не успеть на поезд, а потом соответственно на самолет). И … дома. Где я давно уже не чувствовала себя как дома, а скорее как на вокзале.

И то состояние ясности, которое явилось накануне, и которое я старалась не терять, потому что оно открывалось незамутненной радостью и огромным облегчением твердого здоровья! – это состояние, как я поняла, и было состоянием самадхи – просто в его физически-бытовом и интеллектуальном варианте, коль скоро я не могла оторваться от телесных и домашних проблем, и интеллектуальной фиксации состояний. Мне всегда казалось, что повседневная реальность с её нуждами, и работа ума не должны мешать быть в состоянии внутренней озаренности. Она разбивала инерцию интеллектуального потока -- как одну из привязанностей, за которую я, а может, и Ярик, -- и все мы, хватались как за соломинку, чтоб выжить в бурях океана жизни, потрясающих гладь ума.

На самом деле мы часто встречаем самадхи в быту, особенно при завершении одних процессов перед началом погружения в очередной мутный поток дел, действий и взаимоотношений – Нирвана есть в сансаре! -- но поскольку живем жизнью бессознательной, как выражается Свами, то эта ясность света просто не попадает в фокус нашего внимания.

ЧТО ДЕЛАТЬ С УСТАЛОСТЬЮ?

В таком прекрасном состоянии я собрала вещи, чтобы мысль о них не отвлекала от медитации. Тут же захотелось и постирать, а потом отдать лишний пакетик порошка молодой русской паре с ребёнком. Я уже опаздывала на сатсанг, где задавали вопросы какой-то умный по виду пожилой индус и Венди из Южной Африки, так что беседа была чуть оживленнее обычного, и это включило мою интеллектуальную волну. Венди спросила: «Много разных практик, психология – почему же люди разных наций так активно ищут духовность именно в Индии?»

«В Индии детей с младенчества учат помнить о Боге в себе,-- ответил Свами (он сам каждое утро произносил мантры с детками из школы, точнее детского садика при ашраме, и в школах учебный день начинается с них, как я наблюдала). – И когда путешествуешь по Индии, везде,-- не надо прикладывать усилий, чтобы помнить о нём. Поэтому мать Мирра говорила, что все страны имеют свои задачи, но Индия – душа земной реальности. Кто руки, кто ноги, кто голова, а Индия – душа», -- он коснулся сердечного анахаты.

«А как Вы видите роль России?» -- включилась я на своей волне.

«Мать говорила, что в России сильно качество братства», -- ответил Свами, и замолчал, вглядываясь в тишину, возможно слыша мой внутренний ответ: «Да, помощь объединения» -- или смотря, насколько моя душа сейчас близка исполнению этой задачи.

Гостиница "Храм мира – дом единства"

Немного посмеиваясь над привычным «Хинди-Руси – бхаи, бхаи» и не разобравшись до конца в своих проблемах, я от нашей русской миссии была далека, как никогда. Но пока суть да дело, решила объединиться с Венди, потому что Свами пришел в итоге к методу показывать людям попеременно и хорошее, и плохое (хотя сначала, когда я с ним познакомилась, вроде как показывал только хорошее, но может, решил, глядя на бесконечные петли повторений судеб знакомых ему людей, что это не так эффективно. Ну а для духа нет ни хорошего, ни плохого). А может, просто смена состояний нужна, чтобы к ним не привязываться. И у Венди явно был второй этап: она сегодня выглядела лет на 10 старше, чем вчера (то есть вчера она выглядела лет на 5 моложе меня, а сегодня на 5 лет старше, хотя разница между нами всего полгода). Высказывание на данный день, написанное фломастером на доске столовой, гласило: чтоб стать моложе, надо отбросить прошлое и идти вперед, не оглядываясь.

И после сатсанга я сказала Венди, что если говорить о психологии и философии, которые изучает её дочка, современная психология главным образом имеет дело с Эго, а вот философия – та, когда говорит Я, имеет в виду Бога. Декарт, например. Фихте несомненно. Или, конечно же, Хайдеггер.

Потом на все той же медитативной волне сатсанга я показала ей наш сайт, астрологические и другие картины супруга, рисунки музыки в цвете и виды Карелии, и пошла обедать с ней за компанию, хотя вроде как для моей печени – а может, для сохранения медитативного потока, это было не нужно. Потом предложила, что если она хочет поиграть в теннис, я буду на крыше – в общем выполнила роль той ашрамной собачки, которая прибегала отрывать меня от мыслительного процесса, если он слишком меня поглощал, имея тёмно-затухающую окраску инерции.

Потом я фотографировала камушек с рисунком кота для Сияны с Никитой, доедала гранаты – и в целом, как-то глупо проводила время, стремясь по окончании мелочей настроиться на медитацию и пойти в храм. Но только я приняла душ, и была уже готова, как ко мне на крышу пришла Венди, и мы пошли играть в пин-понг: сколько сможем удержать шарик? Дошли до 130. «В следующий раз до 150!» -- сказала Венди, и я пошла снова принимать душ, придя в храм лишь на 15 раньше коллективной медитации, чтобы закрыть там окна, которые я открывала для проветривания в холодное время, даже без сеток от мошкары.

На медитацию явилась только что приехавшая большая группа народу, но они посидели недолго, выразили почтение и пошли. Чтобы медитировать долго, надо получать блаженство от процесса: йоги это поняли раньше, чем нейроэволюционная теория, согласно которой нейронные связи закрепляют все, что доставляет удовольствие, а остальное отбрасывают, заставляя забыть. Потому йоги так активно и используют седьмую чакру сахасрару, железы, связанные с которой, вырабатывают мелатонин.

Я удивлялась: почему Свами их не удержит, хотя бы своим присутствием? как удерживал меня. Но он даже не пришел, пока они были: может, они так чувствовали себя свободнее? А когда Свами пришел, я почувствовала, что энергия на этот раз опять уменьшилась – может, из-за толпы народа, и продолжала уменьшаться, только медленнее, чем в прошлый раз, давая возможность лучше замечать процесс. Ашрамный поток вызвал тихое, нежное чувство, которым было бы надо просить Ярика закрыть в мороз балконную дверь: может, оно бы подействовало. И мне показалось, словно этим чувством Свами меня просил: не терять этот поток. А может это просил мой организм, а я просто слушала: чего он просит? Оставляя понимание, что это непорядок, что мое состояние насколько слабо, что все же стоит призывать Бога. – Конечно, о чем речь, надо совесть иметь: итак вон народу сколько, разве всех сконцентрируешь индивидуальной работой!

Но пообещать одно, исполнить другое. Проблема в том, что нахождение в энергии воспринимается как работа, вызывающая усталость: это не так, но привычка чувств воспринимать так. Поэтому и хочется энергию сбросить: переключиться и отдохнуть. Но надо понимать, что без энергии усталость сразу возникнет ещё большая, может, совсем неподъемная. Да ещё и вызовет какие-нибудь болезни, если тело находится не в чистоте ашрама. Поэтому единственный способ – двигаться вперёд, о чем писала и Мать Мирра, и об этом Свами перед сном и читал.

Надо воспитывать -- «educate», как говорил Свами -- «давать образование» своему телу, какие привычки изменить и как действовать, не напрягаясь, уму - что и как ему думать, и чувствам – что и как им чувствовать. Для этого и посылаются разные состояния. Сначала надо научиться воспринимать и понимать, чтобы потом их направлять. И это возможно, раз это мастерски делает Свами.

Ночью, в аспект соединения Солнца с коварной планетой Лилит, тормозящей жизненный процесс, на мое солнечное сплетение вновь, только очень медленно и с расстановкой, направился разрушительно-укрепляющий поток – и надо бы проявить силу резистентности манипуры, отбрасывая его как мячик при игре в пин-понг, точнее, как много мячиков сразу. Но силы этой сейчас у меня не хватало.

Но можно и обратиться к высшим силам, имея в виду конечную цель, когда путь неясен или невыносим. Как писала Мать Мирра – Я сделаю всю работу за тебя, только позови. Но призывать – вот настолько тихим голосом, чтобы тишина услышала, на волне концентрации совершенства её белого, пустотного и творящего из пустоты молчания, -- как это мне безмолвно продемонстрировал Свами -- тоже умение, которому с первого раза не научишься. На утренней медитации я пыталась сама призывать поток, чтоб не исчез, а продолжал меня лечить, - согласно наступающему астрологическому градусу моего Сатурна («Дрессированный медведь сидит на стуле», символизирующего тренировки).

Можно добавить, что сама работа с чакрами тоньше любых описаний. Какие же витальные – эмоциональные – качества связаны с какой чакрой, описано многократно, но пока не поработаешь, не поймешь, и что это действительно так, и что может быть несколько иначе. Например, что касается свадхистаны, нам обычно в быту более всего знакомо связанное с ней чувство унижения, уничижения – если пассивно фиксироваться на ней, с направлением вглубь. Если же дать природному отклику сексуального наслаждения распространиться вверх, это захватит возбуждением другие чакры, а если успокоить возбуждение и остаться на уровне второй чакры, то отталкивающая сила этого потока будет давать незамутненную радость жизни. Вариаций намного больше, так что есть что поизучать наедине со своей жизненными силами.

Но день опять проходил как-то странно: я попыталась напоследок позагорать на крыше, поток не прекращался, когда я лежала на солнце или дописывала рассказ, принимала душ, пила на балконе цикорий с молоком, который очень пришелся по душе моей соседке, которая приехала сюда на 9 месяцев и говорила только по-испански, так что мы общались письменно через интернет- словарь. И гуляла по ашраму, разыскивая Венди, чтоб рассказать ей гороскоп. Наверное, ушла на Гангу – я сама вчера ей объясняла, куда идти.

Зимняя растительность. Зеленый куст – такой колючий, что мимо без йода ходить нельзя

Однако поскольку я была одна, более легко возникал привычный при прощании с ашрамом глубокий поток любви, и это чувство перешло в свою совершенную форму, размывающую жесткие очертания моего интеллекта и делающее меня « текучей» - пользуясь термином матери Мирры, когда я наконец, добралась до храма. Я не раз испытывала эту неиссякающую печаль разлуки, эту неизбывную тоску – по Богу, в первый раз напомнившую мне мои юношеские влюбленности, хоть это явно была не влюбленность, а любовь в своей основе. Но ранее не очень понимала, почему Свами так любит провожать ею гостей. Чтобы приехали снова – не смогли не приехать? Ему не до того: как человек, работающий на совесть, он, как и мы своих клиентов, стремится проводить гостей куда подальше – чтоб возвращались пореже. И я поняла деятельный смысл этого ашрамного чувства: оно само открывало восприятие и перестраивало его в эту текучую форму, трансформируя эмоции до тишины различения и понимания. И в этом текучем состоянии, когда душа все принимает, сознание становится целостным и легко возвышается до тех различений, пониманий и изобретений, которых достигло человечество в целом. До целостности восприятия, с которой смотришь, как с самолета.

Утки-мандаринки

Это состояние действительно порой приходило в самолете. И на этот раз пришло потом там, с мыслью: «Не зря вы погибли – те, кто не дожил, на волне этой битвы откровений, Махабхараты предыдущего года. Мы сохраним этот уровень сознания. Через видение окружающих, как будто они исполняют волю Бога. Или атеистически – как будто они правы в своей свободе. Это путь к тому, чтобы всем было хорошо. Желания всех исполнить можно, если это истинные их желания, что я увидела в ашраме 20 лет назад, в первый раз пребывания там. Духовный анархизм, основанный на скрытой в природе нравственности,– как у биолога Кропоткина, который пришел к выводу, что борьба за существование играет лишь тактическую роль, а стратегическую - симбиоз, принцип взаимопомощи. Я не многого хочу – просто видеть красоту окружающих и идти им навстречу.

Это даже не христианский переворот сознания, но просто видение лучшего в людях. Если их душа изнутри кажется лучше, чем свое внешнее эго, это только нормально. Это только чистота зеркала нашего ума, если по-суфийски. И мне не нужно, чтоб срабатывала привычка русского поиска: чем дальше в лес, тем больше дров. Никакого дальше, никакого потом -- только сейчас. Таков принцип примирения: все устали от Махабхарат. А показать идеал и отнять его – это жестоко. Поэтому нужно его сохранить: как ясность ума. Наверное, в этом высшее милосердие. Милосердие будды Авалокитешвары».

А ещё я поняла, что нервозность, которой я заражалась от супруга – это тоже любовь, почему её и не преодолеть. Только неправильно направленная. Её можно-таки преобразовать в обычную любовь или любовь духовного потока, если мыслить в покое. Сейчас эта любовь направлялась не на ашрам и не на Бога, а на близких, и дошла до Сияны, которая прислала мне теплое письмо. Она рождало веру, что все будет, как надо, как я хочу – точнее, как я не могу не хотеть. Возникающая формулировка главной молитвы души при этом трансформировалась так, чтоб наши дети в нашем обществе ни при каких обстоятельствах не теряли той – духовной – высоты ума, которую мы в них заложили. Но для этого и мы сами должны её не терять.

Если же говорить о процессах коллективного сознания, они должны оставаться в дымке (бессознательного), так как их проявленность в языке может очень законсервировать их, лишив той динамики, той бесконечной энергии, которая является их преимуществом перед чисто индивидуальным процессом. Поэтому, насколько жизнь личности причастна чему-то большему, настолько мы вправе сомневаться: а так ли то, что, как нам кажется, произошло?

Настало время коллективной медитации, и глубина любви ушла -- может, потому что много новых людей приехало или потому что я пообщалась с Венди, пообещав ей рассказать гороскоп после сатсанга. Я снова концентрировалась в обычной своей жесткой интеллектуальной манере, интеллект продолжал поиск, но, похоже, не мог уже ничего существенного найти. Саами посидел со мной лишние 15 минут, но потом погасил свет, и стал ожидать меня у входа. Я взяла бутылку и на ужине налила с собой молока от ашрамных коров – жаль, не с тамарином, я так его люблю! На сатсанге прочла о том, что должна быть устремленность, направленность луча энергии, одновременно восприимчивость, как сосуд, готовый эту энергию вместить. Тогда медитативный поток может не прерываться.

Я поблагодарила Свами, прощаясь, он подарил мне свою новую книжечку. Потом рассказала Венди гороскоп – сколько смогла, в 9 её жилище «Храма мира» с деревом посередине закрывалось на засов от диких зверей простирающегося за Гангой заповедника. Полежала, дописывая заметки, и чувствуя, как вибрация слабеет. И пошла к воротам, куда вскоре подъехал рикша. Ашрам уже спал. Я уезжала в ночь на поезд Муссури-экспресс. Как обычно. Все как всегда.

Поезд ехал из Дахрадуна – куда индусы часто ездят ради недорогого трекинга (800 рупий за 5 дней) – и мои попутчики, конечно, не откажутся помочь мне донести до вагона рюкзак с подарками!

Тук-тук с мягким сиденьем неторопливо ехал по темной улочке, мимо горящих на обочине костров мусора и бездомных собак. Райвала, казалась, тоже спала. Но нет – в центре звучала музыка, праздновали свадьбу! Не попробовать ли индийских пирожных? Вдоль разукрашенных свадебных шатров деревни, высоко в ультрамариновом небе проплывала на спине красная лодочка Луны, играя в прятки с пятнистыми листьями облаков. И мне хотелось только одного – чтоб эта дорога никогда не кончалась.

Слайд-показ об ашраме Ауровелли: https://yadi.sk/i/HIvEAVsFIK8BZQ

12.2.2019

К другим рассказам об ашраме:

1. ПОТОКИ ИНДИИ: ашрамная жизнь

(также Кумбха мела в Харидваре и предгорья Гималаев)

2. Двадцать дней в ашраме – восстановление с помощью духовных процессов

(также золотой храм сикхов в Амритсаре и Дхармасала – резиденция Далай-Ламы)

3. Убежище или как я хотела принести мир в свою семью

(также ашрамы Рамакришны и Йогананды в Пури и колесница Солнца в Конараке)

проза Семиры

на главную страницу сайта Астролингва