на главную страницу сайта  

Семиры и В.Веташа «АСТРОЛИНГВА»

СЕМИРА

ФАЗЫ ТВОРЧЕСКОГО ПРОЦЕССА или

J Я не могу сказать "спасибо" J

             "Наличность окружающей нас тайны Абсолютного – очевидна и несомненна: сомневаться можно лишь в гаданиях и угадываниях относительно того, что скрыто в его таинственной бездне"

Вышеславцев Б.П. Этика преображенного Эроса.

О чём и как

Стимул этого повествования – показать, как строится внутренняя духовная реальность – на основе внешней и совершенно независимо от неё. Да простится мне, что я буду излагать идеи не абстрактно, а от первого лица: их бессмысленно показывать вне эмоционального контекста. В науке не выработан пока язык, включающий этот контекст. А механизмы устройства мира строятся на нём. Их подоплёка – психически-эмоциональная. Астролог в Шри Ланке, гадавший по руке, сделал мне комплимент – сказал, что я артистичный человек, и моя жизнь – искусство. Что не совсем так, но хорошо бы, если бы это оправдало данный текст.

Чтобы писать, есть преграда – как только включаю компьютер, выключается вечный двигатель души. И то, что казалось истинным, исчезает, как самая лучшая строчка стиха, которая забывается, как только её сочинишь. Писать – цветную объемность жизни проецировать на чёрно-белую плоскость. Поневоле согласишься с Мартином Хайдеггером, что лучший язык – молчание. И всё же я попробую не соглаcиться. Или соглашусь с Витгенштейном, что молчание можно хранить только словом. "Мистическое будет разбросано псам, растрёпано и станет хуже, чем гадостью, если не будет сохранено,– говорит Владимир Бибихин вслед за Витгенштейном.– Молчание лежит в основе речи. Речи, понятой как граница".

Написать – очертить границу доступного нам пространства. Очертить границу времени: оставить прошлое в прошлом, чтобы к нему не возвращаться. Выразить языком то, что выражению не подлежит, чтобы идти вперёд.

Глава первая, неинтересная – про медицину и образование

Принято считать, что люди попадают в глубокие состояния из-за экстремальных событий и связанного с ними переутомления. Это не так – точнее, не должно быть так. Всякое творчество, в том числе и внутреннее, идёт от избытка и рождается от переполнения души. Но в нашей стране она переполнена, как правило, не счастьем, а экстремальностью. Русские не умеют иначе – иначе нам неинтересно. Ждут, пока ситуация не станет невыносимой – и дожидаются, пока не будет через край. И я тоже, как ни стараюсь снять негатив и утомление до того, как они накопятся, не поспеваю за напряженным ритмом времени.

Так что, прежде чем перейти к духовным явлениям, придётся сказать о неинтересном – об общении с нашей медициной, с которой здоровому человеку лучше не сталкиваться, а больному и подавно. Впервые я увидела её нынешнее лицо в день рождения дочки 20 лет назад – в институте Отто на Васильевском (она родилась напротив окон философского факультета университета, где сейчас и учится). Казалось бы, хорошее место. Но я, к сожалению, попала туда не по знакомству.

И если у моей соседки стояла толпа медработников, то ко мне лишь на минутку забежала врач. Взглянула и говорит: "Какая-то женщина лежит вялая" (у меня как раз была схватка) – и убежала. После этого подошёл медбрат со шприцем. "Что это?"– спросила я. "Витамины".— "Мне стимуляторов не нужно,"– говорю. "Врач назначил",– отвечает. Я прошу: "Позовите врача". – "Она уже ушла: у неё кончилась смена".

Я поняла, что в современной медицине принято считать, что женщина без помощи родить уже не может, а на неё саму во время родов смотрят если не как на предмет неодушевленный, то как на больную в состоянии полной невменяемости, с мнением которой можно не считаться. Так что откреститься от стимуляторов мне не удалось, а они привели к тому, что схватки пошли беспрерывно, не давая мне отдыха. Вдобавок ко мне уселся студент, и начал испытывать прибор, который определяет, есть ли схватки, укрепляя его на моем животе,– что ещё более их стимулировало. "Да есть они, есть,"– уверяла я. Но как студент не старался, прибор схваток не показывал.

Наконец, часа через два зашла врач из новой смены, и осведомилась у студента, как дела. "Да вот прибор схваток не показывает,"– отвечал он. "Да вот же схватка,– сказала врач, пристально глядя на экран прибора,— переходящая в потугу." Тут они очень обрадовались и посмотрели на часы. "Сейчас быстренько родим, как раз успеем пообедать".

И как медики не доверяли тому, что организм способен сам произвести схватки, они не дали времени и на потуги: врач нажала на живот и вытолкнула младенца, и от этого у меня порвалось всё, что можно. Правда, ребёнка мне показали: разлёт бровей малышки изображал страшно недовольное выражение лица, настолько сердитое, насколько может быть у младенца, родившегося под знаком Стрельца. Но тут же её унесли и ушли обедать, оставив меня, опустошенную, в огромной холодной родильной, со стажером из Африки, который некоторое время накладывл швы: "Пусть попрактикуется". Конечно, швы эти разошлись дня через два, и пришлось мне пару лишних недель отлёживаться в больнице.

Но худшее было впереди. Из-за стимуляции и таких родов я родила за 5 часов вместо тех 18-ти, за которые меня родила моя мама и на которые был рассчитан мой организм. Стоны ребёнка мне не понравились. "Это газы в животике",– сказали мне. Правда, при выписке посоветовали показаться невропатологу. Через месяц это пришлось сделать: и диагноз был внутричерепное давление, что совсем неудивительно при стимуляции, когда ребёнок головой пробивает родовые пути, которые к этому не готовы. Два года мы ходили по врачам, а когда у малышки болела голова, она кричала так, что прибегали соседи: "Зачем вы мучаете ребёнка?" Мы наши средство: обливали её ведром холодной воды, и только так она успокаивалась. Энтузиасты водных родов уверяют, что на роддомах следовало бы написать: "Беременным вход воспрещён", и я с ними согласна. Сына я рожала дома – и хотя мне было 39, и шейка матки раскрывалась как при первых родах – в первый-то раз она порвалась, это было без проблем, и сын куда спокойнее дочки.

Когда ей было 3 года, диагностика показала, что внутричерепное давление есть, но она к нему приспособилась, хотя раздражительность осталась. После этого мы перестали заниматься лечением и переключились на садики (число которых в то время стремительно сокращалось), кружки (с музыкальной школой повезло: здание пошло на ремонт как раз, когда дочка её кончила) и школы. Как мы ни старались выбрать непритязательную школу, где бы учили по старинке качественно и без новшеств, наш выбор оказался не лучшим. Если в младших пожилая учительница держала класс – мы собственно ради неё и пошли в эту школу, то в средней школе дочка выдерживала войну с группой, которую настроил против неё приезжий мальчик, видимо, желавший самоутвердиться. А в старших была текучка учителей, и знания по предметам, кроме русского и математики, по которым ей надо было сдавать только что введенные тогда ЕГЭ, по асимптоте приближались к нулю. Если мы в советское время в школе чуть не каждый урок отвечали у доски и по каждому литературному произведению писали сочинения, дочку в школе ни рассказывать, ни выступать перед аудиторией, ни даже читать литературу не научили. Но она успела походить на малый философский факультет, который тут же после этого закрылся,— и уже в 9-м выбрала свое призвание, так что время на подготовку было. Сияна поступила на бюджет благодаря тому, что мы сами два года с ней занимались, разделив обязанности: муж – историей, а я обществоведением,– и послали её на платные курсы, чтобы перевернуть мозги так, как нужно для ЕГЭ. Весь первый семестр обучения на философском факультете СПбГУ, по её собственному уверению, она переворачивала их обратно. Так что она благополучно прошла все эксперименты, которые нашему государству захотелось провести над мышлением её сверстников, и вышла сухой из воды.

Проблемы с образованием в нашей стране всё же решаемы собственными усилиями заинтересованных родителей. С медициной хуже. Для женщин опишу ещё один эпизод. Как-то у меня возникла дикая боль: от поясницы до колена. Что делать? Я промучилась всю ночь, никакие лекарства не помогали, под утро вызвала скорую. Врач сказал, что сделает укол баралгина в вену, только если я поеду в больницу. Пришлось ехать, хотя боль практически сразу прошла. Там поставили три диагноза, ни один из которых не подтвердили. Но нашли кисту, и отправили в гинекологию Елизаветинской больницы, хотя киста, по их же мнению, такой боли давать не могла. А там поставили диагноз: разрыв кисты, хотя никакого разрыва точно не было, просто потому, что на этом отделении было два диагноза: разрыв кисты и внематочная беременность, а последний совсем уж никак не подходил. Сперва я почувствовала себя вполне здоровой, но потом по неопытности стала принимать антибиотики, которые мне прописали – на всякий случай! и вернулась домой совершенно без сил, неделю не могла встать с кровати и месяц приходила в себя. Ещё и потому, что меня там напугали: надо обследоваться на рак и делать операцию. Рака не оказалось, но врач поликлиники также советовала делать операцию, хотя киста была небольшая.

Через несколько лет я её сделала, когда снова возникли боли по неизвестной причине, уступив давлению социального института и вере в него моих родных – на всякий случай! и очень пожалела. Ведь в нашей стране принято удалять не кисту, а яичник, притом так, что и второй перестает нормально работать (последнее я узнала потом), и это вызвало климакс лет на десять раньше. Неестественность процесса, который начался тогда, когда организм не был к этому готов, дала гормональные сбои, и года четыре я мучилась от непредсказуемых перепадов состояний, и которые привела к болям в груди. Опять же послали делать анализы по поводу рака. То есть, удаляют яичник на всякий случай, чтобы не было рака; это провоцирует рак груди. Потом посылают удалять грудь, что повышает вероятность рака желудка. И так далее, пока уже точно не умрёшь.

Анализы я сделала, тем более, что годом ранее от рака умер отец – болел два года, его практически не лечили, как мы ни старались: человек пожилой, врачи говорили: "всё равно умрёт". Универсальная формулировка: что тратить деньги на бесплатные лекарства для умирающих, даже если они им положены по закону, если проще их прикарманить живому заведующему, которому ещё долго и счастливо жить? Об этом все говорят, но ничего не меняется. С трудом договорились, чтобы выписали лекарство, останавливающее процесс образования метастаз, которое узнали по интернету и которое надо было принимать на полгода раньше. Потом месяцами ждали, когда оно появится в диспансере – появилось лишь после смерти отца. Мы купили его сами, и стали за свои деньги делать капельницы, но уже было поздно, это надо было делать на год раньше, а не ждать инициативы от врача. Возили в больницу переливать кровь, и последний раз перелили так, что он умер через 5 дней после этого. Медицинские тонкости скрывают от непосвященных, и ничего не поделаешь. Одна присказка: "Всё равно умрёт". А он за два месяца до смерти ещё верил, что может поправиться. И умер за 9 дней до золотой свадьбы. По его духу, он был мог жить долго ещё. Но что дух, когда его не поддерживает тело?

И вот, сделав анализы на рак и получив полную неопределенность, а потом ещё пару раз съездив на Песочную, где рекомендовали продолжать наблюдение и делать новые анализы, я почувствовала, что больше так не могу. Я заболею, даже если здорова. При гормональных сбоях, чтобы они к раку не вели, категорически нельзя нервничать. Но с нашей медициной это не сочетается.

Мишель Фуко недаром говорил, что медицина – институт власти и подавления личности, как и другие социальные институты. Она навешивает проблему и не дает окончательного решения, заставляет "работать больным", потому что "так надо" и ничего не обещая взамен. Она применяет к живым людям немногочисленные формальные алгоритмы – неудивительно, что они не работают! Она подгоняет человека под алгоритм, она пугает его малопонятным или устрашающим диагнозом, чтобы возыметь власть над ним, и здоровее он от этого не становится. В древнем обществе таких жрецов, как большинство наших медиков, не входящих в реальность ситуации больного, давно бы отправили к праотцам – поучиться. А наши врачи не понимают, что нельзя так. Среди них много хороших людей, которых научили алгоритмам и диагнозам. Но лечить не научили, хоть они этого и не понимают. Я бы могла вспомнить свекровь, которая шла в больницу на своих ногах, а вернулась домой на носилках в параличе, потому что там ей сделали кому, и привести массу других эпизодов, однако сегодня такие примеры есть у каждого. Кто-то из врачей не хочет этого осознать, а кто-то не может. Потому что мыслить их тоже – не научили. Считается в порядке вещей: такая текучка, такой напряженный ритм жизни, где уже тут осознавать, что делаешь? Это в наши дни непозволительная роскошь. Поэтому перейду к хорошему.

Глава вторая, вводная:

я сбегаю в Индию отдохнуть в ашраме, но ритмы нашей страны берут верх

Самый лучший способ выйти за рамки личных проблем – переключиться на безличную духовность, а это хорошо удается в Индии. Поэтому я ничего не нашла лучше, как сделать ход конем по направлению к предполагаемому раку и всей нашей медицине, которая стала забирать надо мною власть, уехав в эту прекрасную страну, где столб атмосферного давления не так сильно давит, как в нашей (можно вспомнить Остапа Бендера). Ближе к экватору давление действительно меньше, но почему за границей всегда ощущается большая лёгкость, чем у нас? Больше свободы – значит, и свободы мысли? меньше закрепощенности – а значит и предрассудков, которым мы следуем, не замечая этого? что заставляет россиян строить полицейское государство? вводить неосознаваемые нормы насилия – и в медицине, и в образовании? Или дело в другом – в покое западных стран, где все устаканилось, и на голову не обрушиваются постоянные реформы – и в чувстве счастья восточных, которые живут своей жизнью и не гонятся за фетишом прогресса? Почему столь болезненен ритм нашей страны, что, выпадая из него, испытываешь несказанное облегчение?

Когда я предложила маме на месяц уехать в Индию, "грязную" и "нищую", по среднестатистическим представлениям, я думала, она откажется. Но она неожиданно согласилась. Я предложила из чувства долга: чтобы её организм забыл о ночлегах в больницах у постели умирающего, от которых поднимался сахар. Потому что плохие привычки организма нужно исправлять как можно быстрее и всеми подручными способами. Но люди довоенного поколения гораздо более романтики, чем молодёжь. Она была готова к сказке.

Я менее – кроме проблем здоровья, висела очередная проблема образования: сыну надо было поступать в 5 класс в другую школу из той ближайшей, которую он посещал и в которой ему делать было нечего. Это мы поняли уже в первом классе, когда он мне сказал: "Мама, а зачем я хожу в школу? Мы всё это уже изучили в садике". А на весь Санкт-Петербург три хорошие школы 239, 30 и 610, где набор по конкурсу – 13 человек на место, что для психики в возрасте 11 лет ещё недопустимо и вредно, как мне кажется: нынешние дети взрослеют раньше, чем нужно для её лабильности! при этом а в пределах разумной досягаемости лишь одна 239. Ездить в остальные – мучение с ежедневным вставанием 4 месяца по темноте. – В Индии зимой время сдвигают, чтобы все занятия начинались засветло. В школах сдвигают, храмовые службы позже начинаются. У нас же нет. Здоровье детей политиков не волнует. Только экономика: мол, такая большая страна. Но по населению она в 10 раз меньше Индии. Вот первый пример индийской заботы о людях. А потом удивляются: почему в России нет рождаемости?

Но до поступления в школу время ещё было, и мы поехали в январе, как только дочка сдала сессию (с моей помощью, зато на академическую стипендию, потому что иная – это ведь вообще не деньги). Мы полетели через эмираты. Так было дешевле – однако ночь в аэропорту. Не скажу, в связи с этим, что дубайский аэропорт произвел на меня приятное впечатление: огромные пространства создают ощущение неоправданной гигантомании. Спать там неуютно, несмотря на длинные кресла. Мы не сразу нашли свой рейс, не сразу сообразили, что между перелётами можно бесплатно перекусить: воспользовались этим уже на обратном пути. Поразила реклама говорящего человека в полный рост: лазерное фото. И поезда, доставляющие к самолёту.

В Дели порадовало метро, которое дотянулось уже от вокзала до аэропорта. (Бедные рикши – теперь так легко иностранцев не одурачишь!) Но наш поезд в Амритсар опаздывал на 6 часов, и я воспользовалась промежутком, чтобы в кассе для иностранцев закупить ж.д. билеты на всю поездку. И хотя мы прибыли в Амритсар ночью, он очаровал мою маму своим гостеприимством: надо же, везде бесплатно угощают. И в сикхском храме (где питание всегда бесплатное). И в индуистском, где какой-то гуру, по-английски не говорящий, через своих учеников предложил нам чаю с пирожным-прасадом.

В Золотом храме сикхов, кроме золотой отделки, много мозаик, более разнообразных  интересных, чем в Тадж-Махале. Дед его строителя Шаха Джахана – император Акбар, покровитель разных религий, лелеявший идею их синтеза, – дал сикхам эту землю для строительства храма. И там прекрасная психологическая атмосфера – никакой иностранец не испытает там никакой чуждости, всё своё родное. Как в индийских храмах, большой водоем, где можно совершить омовение за загородкой. Плавают золотые карпы, как в местах, где почитают Будду. Недалеко, посреди другого озера индуистский храм – по архитектуре напоминающий Золотой храм сикхов. Внутри другого индуистского храма – лабиринт, изображающий природное паломничество к святым местам. Чтобы обойти алтари, надо несколько раз подняться, и спуститься, и пройти по воде.

А ещё ближе к Золотому храму есть мемориал в память расстрела индийцев англичанами.— Так это парк, и англичане с их ружьями выполнены в виде проволочных макетов, обвитых зеленым кустарником! Такого доброго памятника тиранам я нигде не видала.

Следующая точка нашей поездки была Дхармасала – обитель Далай-Ламы, от Амритсара на север и выше в горы. Не то, чтобы я предприняла путешествие по святым местам, но в Индии всегда так. К сожалению, в Дхармасале иностранцев больше, чем в Амритсаре, на границе с Пакистаном. Кстати, там популярностью пользуется экскурсия на границу: полюбоваться церемонией поднятия государственного флага, когда обе стороны демонстративно высказывают презрение к друг другу – зрелище для сотен глаз, местных и туристических. Церемония всегда проходит на ура. Совершенно не верится, что Индия и Пакистан при этом могут воевать.

В Дхармасале Далай-ламы в то время не оказалось: сказали, он в ритрите, а по телевизору я видела его выступление по поводу политических демонстраций Тибета. Буддийские монахи живут более изолировано, чем индуистские, и в целом в буддизм в Индии не так быстро попадешь, как в индуизм или сикхизм. Мы осмотрели окрестные горы и водопад, и я отправилась за лекарствами. Правда, мама не испытала доверие к той тибетской докторше, которая дала нам рекомендации по таблеткам, она не выглядела очень образованной, и для неё всё было ясно. Как и тем докторам, к которым мы обратились потом, с трудом их поймав: после гуляний по горам у мамы закололо сердце, но ей сказали, что всё в порядке, это мышцы, и она прекрасная молодая леди для своих 75-ти. Мама им не поверила (там-то люди более здоровые и к нашим болезням не привыкли) и день пролежала, но думаю, они были правы.

В гостинице ночью мы замерзали (всё же январь и горы). И я, вместо того, что сразу ехать в Харидвар, Ришикеш и знакомый ашрам, решилась на крюк к Аравийскому морю, где расположен храм Сомнатх, одна из 12-ти главных святынь Шивы. По дороге были города Ахмедабад и Гандинагар (понятно, что первый назван в честь мусульманского пророка, а второй – махатмы Ганди). У Гандинагара есть огромный храмовый комплекс Свами Нараяна (реформатора и возродителя индуизма, жившего в 18-м веке), подобный новому, построенному в 2005 году в Дели. Ахмедабад, понятное дело, не очень богат на индуистские храмы. Кроме кришнаитского храма, неподалёку от города есть примечательный храм трех женских богинь: жён Брахмы, Вишну и Шивы – Сарасвати, Лакшми и Дурги, который копирует природу горы. Пройдя по узким лабиринтам и воде (босиком, конечно), попадаешь к главному алтарю, где священник в награду за дерзание дает дар трёх богинь – монетку: её надо положить в кошелёк, чтобы в нём не переводились деньги. J

А самое яркое впечатление Ахмедабада – маршрут городского автобуса, проложенный посредине улицы, за загородкой, чтобы ему не мешали пробки личного транспорта в часы пик. Да, Россия не скоро дойдёт до подробной сознательности… 

В Сомнатх мы прибыли на рассвете и тут же окунулись в пуджу. Правда, в главном храме, на самом берегу моря, фотографировать было запрещено (всё же древнее святое место). И мало что осталось от былой роскоши храма – лишь пара стенок слева от алтаря, выложенных мозаиками. На море мы расслабились, хотя и не сразу. Полицейские очень боялись, чтобы паломники, решившие совершить омовение до посещения храма, случайно не утонули в волнах прибоя,– что вполне возможно, если плавать не уметь, как индусы. Мы специально отъехали на верблюде подальше от людских глаз: я заплатила все 15 рупий (наших 10 рублей) за туда-обратный маршрут и отпустила погонщика. Но у индусов хорошее зрение и поразительная внимательность. Завидев нас издали, полицейский тут же вызвал начальника, и мне пришлось долго их убеждать, что плавать мы умеем. Они успокоились только тогда, когда я их сфотографировала. Мы поняли, что в Сомнатхе спокойно не покупаешься, и отъехали дальше в Диу – бывший португальский морской форт, а сегодня остров-курорт, где купаться принято.

В Диу есть храмы на побережье, целиком вырубленные в природных образованиях изрытых морской водой камней. А также пещеры посреди острова, с остатками ступеней, где раньше, верно, были храмы, а сегодня только свисающие с потолка кактусы – это, верно, влияние португальцев. Зато есть две большие католические церкви – в одной школа, в другой больница. И обувь индусы снимают при входе, как в свои исконные храмы. И на ещё одну маленькую португальскую церковь я обратила внимание, с перевёрнутой пятиконечной звездой и совершенно массонской символикой – чего в Индии не встретишь! Пару дней мы покупались, чуть пообщались с местными (нас, конечно, позвали и в гости, и на обед, но времени на такие мероприятия не было). А потом (благо ж.д. билеты дешевые! по России так не поразъезжаешь) поехали снова на север, в ашрам.

В России раньше было принято считать, что в ашрам люди едут за духовными откровениями и трансформациями. Это не совсем так, поскольку обычно наши люди едут ради отдыха и освобождения от проблем. Чтобы что-то новое воспринять, нужно сначала прийти в себя и очистить тело и душу – на это и уходит всё время, а тут и пора возвращаться. Потому я никаких иных целей себе и не ставила. Обычно я заезжала в ашрам с людьми на несколько дней, и за это время успевала отдохнуть на редкость хорошо, и они тоже.

Теперь же, поскольку речь шла о здоровье: своем и мамы, я решила сократить разъезды по городам и храмам и продлить спокойное пребывание в ауре духовных потоков ашрама до 10 дней, этого достаточно, чтобы вылечиться по меньшей мере психически. Однако, то ли я не была задействована на посторонних людей, то ли сказывался ненавязчивый страх приближения мучительного конца жизненного пути – чему, конечно, способствует и переутомление, на сей раз атмосфера ашрама начала проявлять требование заниматься именно духовными процессами. Оно выразилось для начала в больших красочных фото современных йогов, висевших в столовой. "Какой ужас!"– сказала мама, когда я начала переводить подписи под фотографиями, особенно про одного, тапасью, годами держащего руку вверх, отчего она практически отсохла.

Руководитель ашрама, как всегда предпочитая общаться исключительно молча, тоже не одобрял никакой внешней деятельности, считая, что времени мало, и всю энергию надо направлять на внутренние процессы. Тем не менее мы с мамой купили на первом попавшемся рынке 6 разных растений, с колючками и без, и посадили у нового достраивающегося Храма Мира. Открытие его состоялось 12 декабря 2012 года – в этот день было посажено дерево в почву, которую гости привезли в ашрам из разных концов земли, и полито водой из разных стран. Идея была в том, если дерево может выжить в интернациональной земле, питаясь международной влагой, то тем более интернационален человек. Он может понять всё и всех. В этом его consciousness – сознательность: любимое слово Свами, а также, думаю, и всей англоязычной духовности.

Я в декабре не могла оторваться от детей, занимаясь с сыном английским и математикой сверх обычной школы для поступления в школу хорошую, и с дочкой текущей латынью и философией. Но 12.12.12 – это и моя дата (недаром предки Свами были астрологами! хотя сам он считал это занятием скорее обременительным и уводящим в сторону от духовной трансформации. Для него цветок с 12-ю разноцветыми лепестками – эмблема сподвижницы Шри Ауробиндо матери Миры. Для нас – 12 знаков Зодиака, но другой символический язык ведь не помеха для взаимопонимания людей духовных).

Моя мама была убежденным садоводом, поэтому мне и пришла в голову мысль разбить клумбу, чтобы она быстрее почувствовала себя как дома. Для неё это интересный опыт: сажать в Индии! Тем более что в Индии это делать намного легче, чем у нас. Вполне ощущая дневную февральскую жару, побуждавшую меня каждый день загорать и купаться на Ганге (хотя в ашраме есть тень, и в комнате душ), мама была уверена, что растения наши тут же завянут. Я спросила Свами, когда можно сажать? он сказал: в любое время. Я не поверила, и посадила их с утра, в холодке, и очень старательно залила всю клумбу водой, потому что почва в Индии совершенно серая и донельзя сухая. Но вода быстро кончилась, а солнце палило нещадно. Растения (я нарочно выбрала разные – что-то да выживет! в розах так я совсем уверена не была, поэтому постаралась также найти кусты с колючками и более похожие на деревья) – наши 6 растений стояли весь день на пустом пространстве без тени. И что же? никаких признаков увядания ни одно из них не обнаружило. Как и в последующие дни, хотя вода в шлангах была не всегда. Впрочем, будущее покажет, сохранятся ли наши посадки без нашего внимания.

Свами скорее недоумевал, зачем я начала по привычке заниматься переводом на русский для наших людей, хотя они и без русского прекрасно участвуют душой в чтениях и беседах. То, что они при этом мало что понимают из английского, для него не столь важно. Языковое общение – лишь повод, возможный толчок и внешнее украшение для того, чтобы энергия шла куда надо. Но, во-первых, люди сами просили. А во-вторых, я не люблю, когда балдеют без участия разума, и делаю то, чего требует душа. Хотя душа-то может и хотела расслабиться, а требовал это ум – который вроде бы полезно отключать. А может, пресловутая consciousness, которую отключать никак нельзя и которую в тот год на Днях философии Санкт-Петербурга с участием иностранцев наши русские философы трактовали как совесть. Я прежде думала, совесть – только русское понятие, в английском такого нет. Внутренний контролёр. На моё удивление, иностранцы были с этим переводом согласны. Оказывается, совесть и сознание в европейских языках всё же различают – правда, только по контексту. И такие иностранцы, которые специально поехали участвовать в нашей конференции "Философия совести".

Так случилось, что мы приехали в ашрам как раз в главный день Кума Мелы, когда много народу совершало омовение в Харидваре, переживая новое рождение (я не планировала, но это уже судьба: моя и всех, кто любит Индию – попадать на индийские праздники, тем более что их гораздо больше, чем наших). Я предложила Свами в связи с этим сделать презентацию о 12-ти йотирлингах – священных храмах Шивы. Тем более, что мы только что посетили Сомнатх – древнеший из йотирлингов (сияющих лингамов: я пишу йотир, а не джьётир, потому что так мы этот термин произносить по-русски всё равно не будем) – и собирались в другой священный храм – Омкарешвар, на острове в виде знака ОМ,– которому тоже тысяча лет.

Свами сперва сказал: "У нас тут в ашраме каждый день Кумамела". Тогда я добавила, что эту презентацию я делала на географическом семинаре как о мифологии геологически активных мест, а не с религиозной точки зрения. Тогда он согласился. Возможно, в Индии истинным последователем Шри Ауробиндо может стать лишь человек, отходящий от традиционной религиозности. Хотя с нашей европейской точки зрения различия между традиционной и прогрессивной индуистской религиозностью никак не заметно. Мы собственно и воспринимаем лишь вторую. А в первую слишком сложно попасть. Для меня она интереснее. Но Свами знает её недостатки. И стремится вырвать веру из её недостатков.

Мы ездили в Харидвар и ходили гулять в Ришикеш: там каждый вечер проходит очень красивая пуджа, которую ведут мальчики — совсем ещё дети, давая иностранцам подержать зажженные лампады. И те включаются в коллективное действо — о, это действительно праздник всеобщей любви! Я никогда не видела маму такой счастливой. В ашраме мы занимались асанами, которые вёл индус, и его любимые мантры совпадали с теми, что когда-то нравились мне. А в зале для асан появился пинг-понг, в который любила играть моя мама. Поэтому времени на чистое созерцание помимо собственно медитаций почти не оставалось. "Похоже, я так и буду гулять, не присев, если только дождь не пойдёт,"– думала я, поглядывая на слегка затуманивающееся небо. И вот тут, конечно же, пошёл дождь. Причём такой, каких зимою в Индии не бывает. С ужасной грозой. Начался он, когда мы вторично отправились в Харидвар, где нам удалось-таки купить дешевое украшение для маминой подруги, и пару пенжаби, но достойного одеяния для мамы так и не нашли. Пока мы шли обратно в ашрам через лесочек, дождь только капал. Но ночью превратился в тропический ливень.

Он продолжался без перерыва ночь, а потом целый день. "Боже, ты слишком добр,"– мелькнуло у меня в голове. Я очень расслабилась, понимая, что больше никуда не поеду и даже купаться не пойду. И поливать растения не надо! Однако Свами ливень не порадовал: ему надо было завершить недоконченные жилые помещения храма Мира до дня рождения Матери Миры, когда приедет толпа гостей заниматься йогой. Мои знакомые девушки (точнее, мамы со взрослыми уже детьми), как и я, посещавшие ашрам в неурочное время, называли их "кундалинщики". А проливной дождь сбивал все планы. Даже русские вручную не будут строить в ливень, что уж говорить об индусах, которые вообще всё делают с удовольствием и очень не торопясь! Глядя, как движется дело, я уже в первый день, сажая цветочки, стала медитировать, чтобы Свами срочно привлёк к строительству и колумбийских, и новых русских отдыхающих ашрама, – потому что медитациям это отнюдь не помешает, а лишь усилит коллективное взаимодействие. Что он и сделал. И надо сказать, мужчины принялись за дело с энтузиазмом – пока не помешал дождь.

Вечером Свами тоже не устал от дневной работы и сел под крыльцо, где его сначала стал донимать один из новых русских с личными вопросами, а потом и я под эту лавочку попыталась спросить: что сказать маме по поводу отца? Ведь отец был прекрасный человек, людям всегда помогал, много и качественно, и мне кажется, такой смерти, в слабости и беспамятстве, он не заслужил. Мне казалось, он даже не понял, что умер. Или не сразу понял, что уже всё кончено. Или вообще ничего было не кончено. И мама ищет с ним контакта, и с умершим сыном ей тоже до сих пор хочется поговорить: узнать, всё ли у него в порядке.

"Можешь скажать, что она с ним скоро увидится,"– позитивно пообещал Свами. Почувствуйте разницу между нашим и индийским отношением к смерти! "Ну это же не утешение",– возразила я, вводя его в свою ментальность. Как у типичного инженера советской закалки, у мамы возникали вопросы, нельзя ли с ними увидеться в астрале, и могут ли души исследовать другие планеты. Свами, конечно же, был не против таких идей, он всегда отвечал, что человек может всё. Ведь всё, что мы можем помыслить, реально, и оно сбывается. Когда мама спросила, где находится мысль, Свами ответил: в сантиметре от тела. Но он отвечал всегда конкретно. Может, если бы наши мысли находились в то время на других планетах, он бы так и сказал.

А поскольку мой отец был деятельным человеком, я спросила Свами, как он полагает, завершает ли душа после смерти свои неоконченные дела?— "После смерти дел гораздо больше, чем при жизни,"– в его быстром ответе звучала неподдельная уверенность.

Впрочем, вопрос о деле в связи с недоконченным строительством был более чем насущный, так как если такой дождь будет продолжаться, народ даже в палатках не разместишь.

– Хорошая погода,– проговорила я:— у нас всегда такая J.

– Да, но у нас такой погоды в это время не бывает,– откликнулся Свами, поясняя свою озабоченность: приедет 200 человек, и надо успеть к их приезду.

– А сколько будет продолжаться этот ливень, известно?

– Три дня,– ответил Свами. То есть как раз до того момента, когда народ приедет, а мы уедем, чтобы освободить места.

"Помолиться, что ли совместно, чтобы он закончился?"– подумала я. Конечно, мне эта погода в самый раз – но мне же не жалко!

И наутро выглянуло солнце. Дождь не возобновлялся. Ко мне вернулось привычное деятельное настроение: когда я пошла в ашрамный храм, с зелёным зеркальным шаром посредине, помедитировать одна, я решила заодно его проветрить. Я открыла со всех сторон плохо отпирающиеся засовы: всё же и в Индии есть перепады температур, коробящие любое строение.

А потом залезла на самую высокую точку ашрама – круглое здание, внизу которого была библиотека, а сверху зал с потрясающей акустикой для пения мантр, в которой самый ничтожный певец мог петь бы не хуже Свами – во всяком случае, любого можно бы было слушать. Точка резонанса была в центре. Я влезла по лесенке на купол этого зала, чтобы сфотографировать ашрам сверху. А может, это был лишь повод, потому что мне недоставало в ашраме вертикали – интеллектуальной вертикали. Все здания ашрама были приземисты – лишь первое трех-этажое, остальные двух-: так легче строить. И я представила, какой бы формы вертикальное строение здесь можно было бы ещё разместить.

Когда ашрам готовился справлять 25-летие, меня, как и других, попросили найти любимое высказывание Свами для журнала, посвященного этому событию. Я выбрала такое: "Хватит нам опыта обыденной жизни. Давайте попробуем найти наши высшие способности". Может, это и не интеллектуальная вертикаль, но для русских людей актуально.

А ещё мы с мамой читали, покуда загорали: библиотекой заведовала общительная девушка, и наконец я имела время оценить перевод "Савитри" Шри Ауробиндо! Очень тонкое описание духовно-психологических состояний – через процессы творения Вселенной, как это повелось издревле в индийских философских школах (ещё в "Мокшадхарме"). Поэтичное описание, на вкус современного человека, если только тот не увязнет в дебрях бесконечной многочисленности этих процессов. Здесь не выстроить последовательности, это невозможно сложно, но воспринимать будет куда проще, если принять, что всё происходит здесь и сейчас. Только включись и забывай. И снова забудь и включайся.

Красивее всего в поэме Ауробиндо были стихи о том, как награждает творец Савитри за то, что она воскресила любимого мужа, не уступив силе бога смерти и рациональному соблазну достойной и счастливой жизни без супруга, которому волею судьбу суждена смерть. Любовь будет преследовать её отовсюду, из всех предметов, божественное не отпустит её, и она станет связью мира – вполне неоплатонической Анимой Мунди. Это надо же было выразить так по-женски откровенно, так соприкоснувшись с неоспоримой, но обычно недоступной мужчинам истиной вселенской любви! Пересказывать Шри Ауробиндо не буду, чтобы его понять, надо вчитаться в хороший перевод. Когда уже надо было уезжать, собрав рюкзаки, я в последние минут 15 прямо-таки растворилась в этом описании, вызвав на себя ливень наслаждения, подобный каплям дождя, которого мне не достало от здешней природы.

В 12 ночи приехал рикша, чтобы отвезти нас на вокзал. Отрабатывая свой ночной тариф, он решил поторопиться, и потому дорогой так трясло, что я пожалела, что не взяла такси: ехать ночью ещё и на такси мне показалось слишком дорого. "Плевать,– подумала я.—Тряска усиливает вибрации". Однако для дальнейшего путешествия они могли оказаться чрезмерными. Вдобавок я вовсе не собиралась расшатывать резонанс коллективного подсознания или делать в Индии революцию по русскому образцу. "Дарю свои откровения этой земле,"– сказала я про себя, заземлив электричество мысли в дорогу с кустами кактусов, кое-где изобильно покрытую мусором. – Индусы ведь привыкли, что весь бытовой мусор съедают коровы, а убирать полиэтилен ни те, ни другие не привыкли. "Ничего, если надо будет, я эту энергию из-под земли достану. А пока надо выспаться, в поезде." И мысленно сказала Свами: "В крайнем случае, делим ответственность пополам". Но потом сочла неудобным обращаться к Свами и переадресовала их супругу.

Мы ехали до Дели, а потом, опять ночным поездом, в Омкарешвар, и обратно к самолету в Дели через Агру: немного странный маршрут, я бы лучше улетела домой прямо из ашрама, но поскольку там в связи с толпой народа возникали проблемы с местами, у нас оставалось 4 дня. Днём мы гуляли по Дели: по его новым, огромным и чистым, храмовым комплексам: кришнаитскому, Лотосному храму бахаи и Акшардаму, которые произвели на маму как нельзя лучшее впечатление. А сначала, утром, мы прогулялись по парку с мавзолеем Химаюна, где вдоволь насмотрелись на павлинов: попали мы туда как всегда случайно, или наоборот неслучайно, так как рикша по обыкновению, вместо гробницы Низамуддина, куда я просила его нас отвезти, отвёз нас туда, куда привык возить всех отдыхающих. Избыток энергии, который я хотела сэкономить для России, давал ещё о себе знать, и парк оставлял нас наедине с собой.

Моторикша привёз нас почти правильно: святое место суфиев оказалось рядом от данной дороги, к нему вели узенькие кривые проходы между домами, отчего в прошлый визит в Индию, при как всегда ограниченном времени, я гробницы Низами не нашла. Но тут впереди был целый день, и я могла позволить себе отвести пару часов на мусульманское место. Весь путь к храму-мавзолею облеплен магазинчиками: поэтому календарь на следующий год у нас оказался с мусульманскими мечетями, моей подруге я привезла подвеску с отливающими бронзой первыми страницами Корана, и если бы это был последний день пребывания в Индии, мы не отвертелись бы и от ковра. 

В кришнаитский комплекс ИСКОН мы доехали на рейсовом автобусе. В главном храме, с живописными картинами пастушек и статуей Кришны, державшего в руке многоглавого змея Шивы (Кришна в данном случае укрощал не врага, а энергию кундалини), у деток проходил урок религиоведения. Преподавательницы говорили "Кришна, Кришна", а детки, сидевшие рядами на полу, отвечали: "Харе, Харе". Там продавался очень вкусный прасад разных видов пирожных, который заменил нам завтрак.

Лотосный храм сиял рядом, но мы долго туда шли, так как его парк со всех 4-х сторон обнесен стеной, и не сразу было понятно, как туда попасть. А парк огромный. Купол же храма составлен из архитектуры 9-конечных звезд, и туда организованно водят экскурсии, позволяя некоторое время посидеть там и помедитировать. Внутренней пустотой и внешней белизной этот храм, среди индийских, наиболее ассоциируется с протестанством – я думала, что своим мощным размахом и архитектурной уникальностью он бы понравился отцу, родители которого были убежденными протестантами. Хотя они погибли в войну, когда ему было десять, не только коммунистическое воспитание, но и эта черта его биографии сформировала его непьющим, некурящим и в высшей степени ответственным человеком, готовым помочь всем по первому зову и преданным своей работе во благо Родины (под которой понимал Россию в целом, хотя родом был с западной Украины – и очень переживал за распад Союза. Хорошо, что не дожил до нынешних украинских событий!)

Мне даже показалось, что он в какой-то момент был с нами в этом храме ("прилетел" его посмотреть). Всё же по одной линии я имела верующих деда и бабку! хотя даже не видела их фотографий. Правда, атеизм мамы, вскормленный советской страной, был сильнее. Я даже на индийских богов смогла настроиться с трудом, и лишь когда пошла прогуляться одна, оставив её ожидать поезда на ж.д. станции в Индоре, после посещения индуистского духовного места — острова в виде буквы ОМ в слиянии рек, где весь вечер и всё утро пелись индийские пуджи,– мне удалось им помолиться, исполняя свой долг гостя и пожелание своей души.

И странно, или совсем не странно, но духовная атмосфера ашрама на сей раз заставила меня отбросить всякие заигрывания с религией, и последовательно придерживаться рационально-атеистической позиции, на которую я опиралась примерно до 19-ти лет – покуда моя рациональность не дала трещины, через которую с тех пор могли свободно проходить любые духовные влияния.

Что касается Акшардама, я о нем подробно писала в другом рассказе: до него мы добрались на метро уже вечером, в 4 часа, и двух часов на осмотр, конечно, не хватило. Однако главное – все скульптуры комплекса и светомузыкальные фонтаны, играющие историю творения мира, мы посмотрели.

Но что-то в эту поездку было не так: обращенность во внутренний мир мешала воспринимать внешнюю духовность окружающего. В Ришикеше я ловила себя на том, что внешний мир тускнел, по сравнению с внутренним, и краски не сверкают так, как прежде. Я привыкла, что Ришикеш для меня всегда сиял, когда я жила в ашраме. И вдруг такая перемена, с плюса на минус... Процесс ухода в себя бывал у меня в России, но в Индии никогда!… Я ловила духовную атмосферу Акшардама и уже сомневалась, атмосфера ли это самого Акшардама или мой собственный настрой. Ведь всякое восприятие определяет субъективный настрой. Может, в прошлую поездку это Свами так настроил моих спутниц, что они были в восторге от Акшардама, а сами бы они ничего и не заметили. Эта обращенность в себя, от явных процессов восприятия к незримым – всё это только из-за лишнего напряжения, от проблем России… Я этого не хотела, но и не отказывалась – мы русские, наверно, не привыкли отказываться от страдания. Может, это потребность мамы? Может, она воспринимает духовность так? Может, она просит такой своей любви и для меня тоже – и энергия ашрама помогает исполнить её желание? Я вспомнила, Свами даже спросил: "Вам так нормально?" И она махнула рукой: "Нормально". А я уже в ашраме удивилась: откуда такой неиндийский, а русский, слишком привычный процесс?

С людьми общались мы немного, поскольку я на всякий случай боялась передать кому бы то ни было энергию слишком глубокого резонанса и запустить цепную реакцию возбуждения. Внутренний контакт был, пожалуй, только один: очень мягкий и ненавязчивый, с пожилой парой в метро, когда я узнавала, на какой станции выходить и радостно удивилась названию Индрапратха – старому имени Дели, упомянутому в "Махабхарате". А они порадовались, что я об этом знаю.

В Омкарешвар – остров в форме знака ОМ, место одного из 12-ти священных мест Шивы – йотирлингов – мы добирались ночь до Индоры, и оттуда ещё полдня до слияния рек Нармады и Кавери, и только вечером, осмотрев остров и  храмы, расслабились под непрерывные мантры пуджи, которые продолжались пару часов. Глядя на неё с балкончика-ресторанчика гостиницы, мы успели заказать ананасовый сок, потом жареную картошку, и ещё каких-то соков, и все это нам приготавливали с индийской скоростью, мы это неторопясь ели, а пуджа всё звучала над водами рек. Около шести утра мантры возобновились, так что будильника было не нужно. Старые храмы в этой глубинке не тронула никакая реставрация, так что лучше всего сохранились обитые серебром двери, а тысячелетние статуи безбожно обсыпались. Дань уважения к святому храму проявилась в том, что осыпавшиеся скульптуры с его стен растащили на местные алтари, и их можно было видеть повсюду.

Из бывшего королевского дворца на острове, представлявшем собой крутую гору, был прекрасный вид, но в самом дворце смотреть нечего: лишь несколько комнат были покрашены и оставлены для показа, остальной дворец продолжал быть жилым помещением для потомков некогда могущественного раджи, жившего здесь тысячу лет назад. Остров с остальным городом соединяли два высоких моста и множество лодок. Мы предпочли второй вид передвижения, и искупались поодаль храмов – чтобы прийти в себя от жары. Но берега крутые и острые, не для купания вовсе: поскользнуться можно только так.

На обратном пути в Дели мы посетили Агру, но, к сожалению, была пятница, и Тадж-Махал в этот день был закрыт (я до этой поездки не сталкивалась с выходными в индийских храмах, но надо учитывать, что и Акшардамы в Дели и Гуджарате закрыты по понедельникам). Мы прокатились на лодке на островок напротив Таджа (за бешеную цену 400 рупий – наших 300 рублей! потому что лодка была только одна, а желающих много). И вид Таджа над Ямуной на закате вполне удовлетворил мою маму.

А утром съездили в Фатехпур Сикри, поскольку приставучие рикши мне уже порядком поднадоели, а туда пошел первый из рейсовых автобусов с автовокзала. В этом "мёртвом городе", бывшей столице Акбара я засняла его трон: на столбе с украшениями 5-ти религий: индуизма, джайнизма, буддизма, сикхизма и родного ему мусульманства.— Так что Саи-баба отнюдь не первый объединитель религий. Первым по праву надо считать Акбара – 16-й век! Такая вот хронология: исторический отсчет идеи единой духовности!

Я для себя купила индийский билет в мёртвый город, а для мамы европейский, раз в 20 дороже. Правда, продавцы с крупными бусами всех цветов радуги, увидев мамину слабину, и резными слониками, черепахами, лягушками и т.д. достали меня по-страшному. Я не успела сразу послать их подальше, и потом, сколько я цену не сбивала, отвязаться не было никакой возможности: торговаться для них удовольствие, это для нас мучение. Они ходили толпой, и в конце-концов бусы отяжелили наши шеи, а слоник сумку.

Под конец мы даже позволили себе купить маленькую коробочку с мозаикой в память о Тадже – но это уже в магазине, куда нас по дороге из Таджа завёз рикша. Он сразу заявил, что повезёт нас сначала не в гостиницу, а в магазин. Но было уже темно, потому мы не спорили и его не разочаровали, а долго смотрели столешницы с мозаиками, похожие на те, что у нас в Эрмитаже. После Тадж-Махала, пока было светло, мы ещё гуляли до мощных крепостных стен форта Агры по парку с павлинами и обезьянами. Я бегала с камерой за павлинами, а мама в какой-то момент решила остановиться, чтобы принять лекарство. Только она открыла сумочку, как была окружена толпой обезьян, готовых к битве за добычу. Помогли местные прохожие, прогнавшие агрессивно настроенных макак – самой маме от них бы не отбиться. 

Обратный путь в Дели на поезде был незаметным –- правда, пока я вышла что-то купить на станции ближе в Дели, поезд тронулся, но я вскочила в другой вагон. И хотя между вагонами оказалась загородка (что часто бывает в индийских поездах), и пришлось дожидаться следующей станции, чтобы войти в свой, мама не переживала, уверенная, что я от поезда не отстану. Но перелёт показался бесконечным: бессонная ночь, которую не скрасил даже бесплатный ужин из больших жареных креветок в эмиратском аэропорту (ужин выдается, если расстояние между самолетами превышает 4 часа, а мы ждали 14).

 

Глава 3. Возвращение: я пытаюсь медитировать.

И вот мы дома: и я должна довосстановить здоровье. После Индии удовольствие – ходить по снегу. Мы вернулись к годовщине смерти отца и приятно съездили на Ковалёвское кладбище, заглянув даже в лес, пока ждали электричку. Индия дала хороший задел: я поняла, во-первых, до какой степени наши поликлиники внушили мне подсознательный ужас нехорошей смерти, сковывающий циркуляцию жизненной энергии до полного ступора и физической невозможности ничего делать, наряду с другими факторами санкт-петербургского существования, – и, во-вторых, что в ашраме этот ужас полностью прошёл. И вероятно, не вернётся, пока я не буду иметь дело с нашей медициной, и потому пока я не буду с ней иметь дело. Плутон стоял в гармоничном аспекте к Плутону моего гороскопа, значит энергии в этом году будет достаточно.

Так что я решила поголодать и похудеть для уменьшения аденом. И каждое утро, после проводов Ярика в школу и Яси в Университет, я стала настраиваться на хорошее ощущение и чувствительность, где чего не так в теле, пытаясь направлять туда энергию, чтобы это убрать.

Мы привыкли жить в напряжении, а это значит, что тело привыкло страдать. Поэтому надо расслабляться и настраиваться на наслаждение – энергии и покоя, которое перекрывало бы другие, более бытовые наслаждения – от еды, например. Тогда можно голодать без желания есть (которое с возрастом бывает не так уж часто), и привычки постоянно что-то жевать (а вот от неё избавиться практически невозможно).

Примерно месяц это вполне удавалось: покой оставался покоем и заботой о здоровье. В ашраме я перевела Свами вопрос: "Как ощущается подключение к потоку (духовная энергия)?" Вопрос был не мой, потому что я всегда считала, что лучше бы она вообще никак не ощущалась. J Это – показатель здоровья: организм в норме и ничему не сопротивляется. Телесные ощущения указывают на преграды для циркуляции энергии. Лучше, чтобы была только внимательность и сила творить – внутреннее чувство, которое не подымается из глубины и рождается из покоя, а не от ощущений. Однако ощущения, возможно, могут напоминать о самом потоке и так вызывать его. И Свами ответил на вопрос так, что я почувствовала, как энергия "стекает" вниз по вискам.

Это ощущение возникало и дома – я надеялась, что оно не сигнализировало об изношенности сосудов (поскольку голова у меня не болела), и старалась уловить другие тонкие ощущения. Кроме того, у меня было желание открыть все чакры подряд – так чтобы энергия свободно утекала и притекала каждый человек связан с единством мира – задача проявить это, а для этого активизировать точки этой связи! Мне казалось, что энергетические центры должны быть открыты, чтобы тело было связью мира – хотя китайские практики учат, наоборот, накапливать энергию, и для моих знакомых экстрасенсов, как в какие-то стародавние времена, дыры в энергетических центрах воспринимались как проклятие. Но для тела нет плохого и хорошего – просто разные телесные процессы служат разным духовным.

А ещё я хотела понять те необычные ощущения, что переживала раньше, в молодости. Я переживала их как истории любви — и, казалось бы, этим все сказано. Но все они заканчивались на достигнутом, обрывались и не приходили к финалу, который чуяла моя душа — может быть, оттого, что слишком смутно она их ощущала. И потому что я хотела вернуться к ним и понять их.

Так душа боялась ощущения вспышки света – выплеска энергии, которую она в себе хранила – после которой в 1992 лица моего супруга и брата померкли для меня — это было на даче — а садоводы на даче, напротив, стали после этого какие-то уж слишком весёлые. Я восприняла это как обрыв и неправильность процесса, как психический микроинфаркт сердца (если не настоящий). Ведь свет не должен обрываться, он должен длиться! Другой болезненный момент был в 1989 во внешнем соприкосновении с людьми, когда их речь зажигала мои ощущения изнутри таким электричеством, что казалось, оно просто сжигало кожу моего разума. Если бы как-то трансформировать… Чтобы никто такого больше не испытывал. Так почему же мне так хотелось его ещё раз испытать?

Нехорошо, когда внутренние процессы идут экстремально, оставляя негативные следы, потому что для духовного погружения нужно не иметь страха. Такие моменты мешают движению дальше. Нужно, чтобы все психически глубокие процессы доставляли удовольствие, тогда они выведут нас, куда нужно. И если чему-то сопутствует боль, необходимо, чтобы она перекрывалась чем-то таким, что дало бы возможность реагировать на это ощущение с радостью! На психическую боль можно реагировать радостью: душа в это миг ликует, что она жива! Как-то я ощутила это так — и решила, что это, несомненно, наиболее верная реакция.

Поток ашрама снимал страхи и внутренние блокировки и страхи, и исправлял мои реакции. Когда я вернулась домой и стала ежедневно медитировать, мысли-опасения вызвали включенность в "электрическую" природу речи при разговоре с Ясей – но не болезненную. Как-то ночью я почувствовала слабую вспышку за ухом, чуть подобную той, что меня напугала, а потом услышала индийскую мелодию, мне незнакомую, которую пела женщина, но это длилось лишь миг. И других чудес тонкой чувствительности не проступало, хотя мне казалось, что они могут быть – и мне хотелось, чтобы они были. Но для них нужен более глубокий покой, до которого в наших условиях сложно добраться даже ночью.

Только в полнолуние (время притока жидкостей, это было 28 марта) у меня возникло чувство, что кто-то изнутри меня поит, почему и не хочется пить. Полнолуние в индийской традиции – время праздника карвачот, когда женщины соблюдают пост ради благополучия своих мужей, а вечером берут еду и питье из их рук. Может, в связи с такой интимно-праздничной ассоциацией мне стало настойчиво казаться, что поит меня Виташа,– хотя подключать его к моим медитациям я вовсе не желала. Когда потом я сказала ему о таком моем ощущении, он открыл медицинский справочник – который после 50-ти стал у него настольной книгой – и нашёл болезнь, когда человек не ест и как раз испытывает выделение жидкости во рту. (Однако я думаю, он не испытывает при этом того удовольствия гармонии, которое ощущала я. Позитивная наука медицина свела позитивное к негативу – а можно ведь и наоборот! Физиологические процессы по сути чисты и имеют свою идеальную сторону – надо лишь научиться её выявлять! Здоровье к болезни свести легко — недаром Джером К. Джером в медицинском справочнике нашёл у себя все заболевания, кроме родовой горячки! А попробуй-ка наоборот: найти в больном здоровое, через приятное ощущение. Это человеческая задача – подняться от болезни к здоровью. Задача нашего разума — которая, как все человеческие задачи, должна быть будет решена, и значит, будет решена. Когда-нибудь, в будущем…J)

Виташа, однако, влияя на меня своим, более мощным, настроем, которому моя душа безусловно подчинялась – за 30 лет совместной жизни это вошло в привычку – был прав в своей отстраненности. Видимо, правильней думать, что во внутренние игры играет с нами Бог, а не родные и близкие. И даже не те, кого зовут учителями: не нужно проецировать на других интимно своё. Я не смела считать помощником моих внутренних откровений Свами, хотя не очень понимала, почему это нельзя делать: ведь такова суть общения! Между людьми: потому что Бога нет – если придерживаться атеизма, а я ведь родилась и выросла в этом, и я умею воспринимать так. На произнесение имен подсознание выдавало внутренний запрет, как какой-то категорический императив, как закон – очевидно, не мною установленный. Возможно, суть его в том, чтобы не вмешиваться во внутренние миры людей, не провоцировать своими проекциями их смешение. И чтобы этого не делать – не совершать преступление против свободы! – сохранено слово Бог. Пустотное понятие, с позиции логического позитивизма: на него проецируй, что душа пожелает, вреда не будет!

Но законы даны, чтобы их нарушать. И я всегда стремилась к смешению миров – человеческих миров между собой – потому мне и откликнулся миф о Савитри, о связи мира – мировой душе – как мой собственный, выразивший суть моей любви.

После путешествия в Тайланд (во время цунами) я почти год жила во внутренних процессах, следя за ними. И поскольку мне откровенно казалось, что Виташа в них участвует, как-то раз попыталась поговорить с ним об этом словами. В тот осенний день (это было в ноябре 2005) мы ехали по делу в другой конец города и зашли на кладбище с литературными мостками. Романтический настрой для беседы был подходящий – однако эффект от неё сокрушительный. Несмотря на то, что Виташа, по всей очевидной видимости, попытался меня понять и поговорить, я натолкнулась на такую крепость, что взять её приступом не смогли бы и машины Архимеда. В своих попытках пробить эту стену я испытала такую потерю энергии, что передать её моему внутреннему чувству смог только античный образ бога, который лежит бездыханным, если нарушит клятву водами реки Стикс.

Я ничего не обещала – я хотела лишь удержаться в более глубоком состоянии проживания жизни. Воля, которая двигала мной в стремлении обнаружить явно скрытое человеческое единство и передать другим тот творческий импульс, что возникает у нас, – не была волей к власти. Она даже и волей к жизни не была. Однако для Виташи мое состояние было плохо переносимым напряжением: рожденные в СССР редко умеют ощущать мировые процессы, как надо – расслабившись. Мы более спокойны в интеллектуальном творческом процессе, но и в нём напряжены. И традиционная медитация, конечно, правильнее – но только когда она стимулирует творческий процесс, а не блаженную спячку с полным отсутствием интеллектуальности.

И когда, столкнувшись с внутренней преградой, я поняла, что супруг совсем не в той любви, что мне откликалась, разочарование было такой сокрушительной силы, что я решила, что и мне такие духовные процессы не нужны, которых он не понимает. Это было мое решение, добровольное, хотя и несколько вопреки природе. И хотя супруг называл меня в те годы "немного индийской женщиной", я это решила не для него, а для себя, из-за невозможности построить внутренне наш общий мир, как мы обустроили внешнюю реальность, и жить в нём – а не в виртуальной реальности телевизора.

Я развернула свою душу к внешней жизни, занялась диссертацией и отказывалась от внутренних состояний, когда они готовы были прорваться. Не знаю, как у кого, а у меня в любви есть выбор, и когда вставал вопрос "да" или "нет", я упорно говорила "нет". Правда, как-то раз дала почитать нашей давней знакомой Вите рассказ о Тайланде в полной его версии, с описанием также и моего внутреннего состояния. У неё в гороскопе соединение Весты с Плутоном даёт концентрацию на умении чувствовать духовно глубокие задачи – и она тоже испытала потом какие-то подобные моменты погружения в глубины тела и души: низкую температуру, которую тоже можно принять за непонятную болезнь, если её испугаться. Она поделилась со мной, и я попыталась её успокоить, рассмотрев её гороскоп на тот момент. Но всё же вошла в проблему не только умом, и давление духовной энергии нахлынуло, обнажив, насколько тонка прослойка нашего разума в тёмной гуще ничто[1]. И я сама некоторое время сражалась с напором страха, катаясь на лыжах – к счастью, погода позволяла – пока всё не улеглось. Так что лет восемь я побеждала внутренние чувства, как побеждала их в юности, когда училась – когда они мне были не нужны.

Правильно ли это – побеждать любовь? А страсть? Христиане развивали аскетизм, но говорили, что кто идёт против Духа Святого, тому не простится вовек. И хотя диссертацию я защитила и вполне забыла о себе на эти 8 лет, никакой человек не может окончательно перестать быть тем, кто он есть. Потеря контакта с собственной глубиной – в этом есть предательство себя. Забвение духовного пути, которого не оправдывает служение делу. А он вдруг обнаруживает себя как то, что есть настоящего, самого главного в жизни человека, возвышая его над всем остальным. Это самоощущение таково, что в нем нельзя сомневаться. Это тесное приближение к сердцевине души напоминает о героике революций и войн, о готовности пожертвовать жизнью перед задачей, которая требует всех сил и забирает тебя всего. Но это не тот подвиг, который надо совершить одномоментно. Так надо жить, в сознательности как предстоянии, близко к этой черте, потому что только это – настоящая жизнь. А всё остальное – потеря времени: вот так оно ощущается! 

В ашраме я ужаснулась, что прошло 15 лет с того времени, как была впервые в Индии, а всё ещё не научилась медитировать, чтобы сохранять эту близость и контролировать своё состояние, чтобы хотя бы быть здоровой. Этому ведь можно научиться! Это ведь так близко, когда приходит – потому к нему и не обращаешься, исполняя дальние цели. И так бесследно исчезает…

И вот после Индии оно пришло, напоминая мне о настоящем, о человеческом предназначении, и почти месяц, медитируя утром и вечером, я говорила "спасибо" за те состояния, что приходили. Эта благодарность не была обращена к конкретным людям, но "к миру" – "к людям" вообще. А через месяц произошло то, что называется подъёмом сознания: такое открытие 6-й чакры, что мир показался игрой, а я вознеслась над ним. Но за это состояние я не могла сказать "спасибо": это был крест, взгляд вниз с высоты креста – как на картине Дали. Возможно, эта высь была для меня чрезмерной.

Я не боюсь высоты и пустоты (и по молодости мы по инициативе Виташи часто забирались на самые высокие крыши Ленинграда, чтобы обозреть окрестности – как-то даже на подъёмный кран, когда напротив ремонтировался дом). Но для чего мне это? – разве, чтобы сверху взглянуть на духовные процессы? Отстраненность – это вообще свойство нашего разума – и душа людей привыкла к нему за миллионы лет существования человечества. Она рождала желание её преодолеть — и войти в число тех, кто может жить на этой высоте. Если кто-то может (в чём я сомневаюсь).

Переживание этой отстраненности было сильнее разума. И в тот момент я не могла усомниться – чувством, силой веры, которая родилась от гармонии тела и души. И как бы ни говорил здравый смысл, что жить в этом безвоздушном пространстве пока невозможно, непосредственная убежденность изнутри сигнализировала о несомненном – для мысли. А мысль, согласно мифологическому архетипу бога Небес, устремлена в будущее. Чем сильнее оттянута назад тетива лука, тем дальше улетит стрела, и звёзды видны из глубины колодца. И потому я решила представить тот мир, которого нет – в котором я хотела бы находиться и жить – за счёт чувства этой моей отстраненности от него – и остаться в нём.

 

Глава 4. Экскурс – 8 лет назад

Я уже так представляла – когда летела на самолёте в Тайланд, и эта идея – остаться – тогда тоже витала в воздухе, её даже выразила моя подруга в стихе:

     Когда звучат колокола             И звон качаю, как фонарь
         столь медленно, что я,            попробуй, заглуши!
     И ни кола, и ни двора              И раззвучался мой звонарь
         в пределах бытия                    в сомнениях души.
     Не полагая заиметь,               И что же это: смертный час?
          как заворожена,                       Иль жизнь в венце своём?
     В себя вбираю эту медь –      Так попадают в резонанс –
         незримая струна,                    И остаются в нём.

Я хотела остаться – чтобы запустить цепную реакцию любви. Такой любви, какой она должна быть – по-человечески духовной и творческой. Безумное желание – я и сама понимала, что безумное. Но мне казалось, что если моё, реагирующее на все, состояние сознания, которое только и имеет право называться любовью, сумеет продержаться – хотя бы год, оно сохранится – для всех и навсегда. Утвердится в обществе и – станет "незапретным", что ли. Ведь страсть запретна – с самого начала, с истории Адама и Евы, люди чувствую запрет – на любовь, изменяющую сознание. Боясь разрушительной силы страсти, не могут сказать ей "Да". А я могла. Но – не получилось. Чуть-чуть не хватило энергии на такую цепную реакцию, и даже до года – двух недель не хватило. Привычки брали свое. Слишком сильное напряжение требовало разрядки, и она произошла как бытовой конфликт при подготовке к дню рождения дочки, который опустил меня с небес на землю, заставив в очередной раз убедиться в нашей неидеальности. А любовь – требует идеала.

Но уж если кто-то сказал любви "Да", то мир постарается – всеми своими событиями – чтобы эта любовь не кончалась. Мир очень заинтересован, чтобы люди с ним отождествлялись, чтобы принимали его и сопротивлялись ему, чтобы мучились и боролись с ним, осуществляя трансформацию жизни. В смысле эволюции мир дает человеку карт бланш –  простор и свободу, вместо укрытия природного сна, которую средневековье называло свободой воли. Жизнь заинтересована в том, чтобы человек жил на просторе (чтобы его сознание жило в пространстве Вселенной, пусть даже безвоздушном, а не в коробке социальных стереотипов),-- о, Вселенная в этом смысле очень живая!

Парадокс был в том, что внутренне я ощущала Виташин отклик – не приходилось сомневаться, что это был его ответ – его, а не Господа Бога. Но конфликт сигнализировал о непонимании. Виташа любил золотую середине рационального подхода и всегда вел себя так, словно ничего не происходит – что бы ни испытывал. Никакой внешней эмоциональной реакции – только иногда советы. По делу. Например: это без разницы, что делать с полнотой восприятия. Ощущай и все – в своё удовольствие. Эти краткие ремарки выдавали мне, что он тоже в нестандартном состоянии,– но они показывали и разницу наших подходов.

И я попыталась прояснить ситуацию. Дед нашего знакомого тогда попросил нас сходить в суд – тот разводился, и жена отобрала у него квартиру. Требовалось подтвердить, что искомая квартира была, потому что по документам она просто исчезла. В кабинете следователя висела актуальная надпись из какого-то классика: "На самом деле все гораздо хуже, чем вы думаете".J Здание суда была рядом с литературными мостками, и на обратном пути мы прогулялись по кладбищу, чтобы стряхнуть малоприятное ощущение от посещения официального заведения. И подивились их убожеству. Сквозь роскошь каких-то неизвестных монументов новых русских кладбищенская нищета великих деятелей культуры просвечивала вдвойне.

Романтический настрой был подходящий, и я заговорила о том, что влияет изнутри на окружающий мир. О сути процессов любви как катализатора эволюции. Это не сумасшествие – любовь изменяет мир, во всех смыслах. Когда-то мне казалось, что Веташ не хочет говорить о такой любви, чтобы не выдать нас. Любовь – создание своего мира, своей Вселенной, а слова языка – Логос – разглашает их миру. Я когда-то тоже чувствовала так: что-то нельзя говорить, даже писать. Энергия утекает безвозвратно. Душа реагирует раскаянием на выдачу запретного. И все же – почему мы должны молчать о невыразимом? Ведь нет тайного, что не станет явным.

И вот я снова наткнулась на эту преграду, напрягая все силы чувства и ума, чтобы достать из глубин то, что могло бы преодолеть ее, вызвать отклик понимания – но все было напрасно. Чем убежденнее я говорила, тем больше рушился контакт. Лучше бы я и не пыталась говорить о невыразимом словами. Энергетическая потеря была такой, что не хотелось жить. Ум убедился в непреодолимости барьеров – а душа испытала нечто вроде обморока. У греков была клятва – водами реки Стикс: даже бессмертный бог, нарушив ее, 10 лет лежал бездыханным. Вот такой образ пришел мне в голову, чтобы объяснить состояние души. Что произошло? Какую границу я перешла? быть может, границу человеческой индивидуальности? защитную стену ауры, которая отделяет нашу жизнь от смерти? охранный барьер между людьми, защищающий их свободу? Не слиться двоим в одно – а я посягаю на это! На создание своей Вселенной – только нашей, которая сразу же оказывается всеобщим миром людей...

Душа приходила в себя не сразу – несколько месяцев длился ее невидимый обморок. Незаметный – все равно никому не объяснишь то, что непонятно себе самому. И внешне это никак не отражалось. Вот только петь я совсем не могла – было не вынуть звук из той глубины, в которой замерла душа.

В нашей цивилизации, забывшей о природных законах гармонии — о том, каковы они — и даже о том, что они существуют и ими нельзя пренебрегать, когда люди сближаются, им порой вместе невыносимо. Иногда и вправду готовы убить друг друга, не только отобрать квартиру. В нашей метафизической западной глубине это сражение за свою свободу. И она кристаллизуется в этом сражении. А эта невыносимость – только процесс накопления энергии, если посмотреть рационально. Сейчас есть выбор – в одиночку легче жить, чем в постоянном контакте. Но вместе есть полнота существования – счастье — вовлеченность в резонансы чувств и их широту. Это следование истине чувства ни на что не променять и не отвергнуть. Правда, похоже, что сегодня многие либо не добираются до этого, либо не могут это вытерпеть. Может оттого, что такое отношение – отношение любви – вступает в конфликт с нынешними социальными установками. А потому – пусть продлиться это вечное чувство, этот отклик неизвестно откуда, пусть будет то, чего не может быть! Свойство человеческой души – стремится испытать то, что невыносимо, это свойство нашей эволюции. Так пусть будет эта боль между сном и явью, и мы когда-то шутили, что в гороскопе нашей свадьбы в соединении с Солнцем находится астероид вечных мук, Иксион. И другой, Квароар – образ танца Вселенной.

На день рождения Виташе я сочинила такие стихи.

 

Я в жизнь сумела воплотить         И я увижу взгляд с небес,

То, что свершается в стихах,         И опишу иную жизнь,

И в разум огненный вместить        И мириадов звездных блеск

Тепло души в твоих руках.             Поддержат свет твоей души.

 

Не остужай, смотря с земли,          Откроется, чего мы ждем,

Комет волшебный фейерверк,       Пусть вновь пульсирует Земля.

Из бездны Космоса смотри,            Любовь пронзит ее дождем –

Чтоб полюбить весь мир навек.      Мы начинаем все с нуля.

 

                      

Написала – и не подарила, не стала читать ему. Люди должны оставлять друг другу свободное пространство. Но как-то в душе возник крик: "Ну пойми же!" И Виташе ночью приснился кошмар: я умерла, а он приходит в морг, и перед кремацией снимает с меня золотые украшения и уходит, а потом решает вернуться, но сколько не ищет, не может найти моего тела. И кто-то говорит ему, что на самом деле я не умерла.

Сон этот порадовал меня – значит, внутренний контакт все же есть, раз возник отклик сразу и столь откровенно! хоть и не напрямую, а через подсознание. И я написала об этом романс: романс – форма зрелых чувств: к нему был склонен неторопливый XIX век, а сегодня – люди второй, размеренной половины жизни.

 

Ты рядом был со мной, и ощущал все чувства –

Мои, и жгли меня эмоции твои.

Общенье душ пока – нелегкое искусство.

Слиянье тел пока – не истина любви.

 

Ты делал то, что я. Дышал, как я, внимая

Истоку в глубине, и свыше, и вовне.

Ты мыслил так, как я. Тебя я понимала

И верила словам, как верят тишине.

 

Но вечность дарит нам мгновенья, не годы,

Мне месяцы, тебе – лишь считанные дни.

Плен истины любя, как любят лишь свободу,

Ты убежал ее – Господь тебя храни.

 

Ты выскользнул из рук – а я в твоих осталась.

А я в твоих жила – замкнуть хотела круг.

Ждала, что год пройдет: год, чтоб не исчезало

Иное естество, явившееся вдруг.

 

Но год не прожив, ты устал, и я проснулась:

Увидела, что ты – ты дальше, чем … эфир!

Не знал... Забыл... К тебе стремленье не вернулось,

И не было тебя – лишь только я – и мир.

 

Так горько было мне твое непониманье,

Что пламя от молитв достигло наших звезд.

"О, объясни ему!"-- последнее желанье,

Последнее прости, как сон, пришло к тебе.

 

Мне так хотелось жить, отбросив эту кожу!

Но я мертва, и ты – ты! снял с меня кольцо.

То был твой сон. "На нашу жизнь похоже",—

Сказала я. Но ты – не помнишь этот сон…

 

Твой ум не подтвердил кошмары подсознанья.

И мне моя душа "Мы слиты",-- говорит.

А что в умах у нас опять непониманье,

Виновен здравый смысл, что в обществе царит.

 

Я не люблю реформ, в сознании тем паче.

Но Страшному Суду сказала бы я "Да!",

Чтоб изменить пространство телепередачи

Эмоциями чувств в час Страшного Суда.

 

Вот из таких бы чувств какой бы вышел Разум!

И из привычных – нет, одна словес игра!

Но революции свершаются не сразу:

Ждать, верить и терпеть – старинная мораль.

 

Ты рядом был со мной. И ощущал все чувства

Мои. И жгли меня эмоции твои.

Общенье душ – пока – нелегкое искусство.

Слиянье тел – пока – не истина любви.

 

Ты сделал все, что мог, дыша, как я, внимая

Истоку в глубине, и свыше, и вовне.

Ты мыслил так, как я. Тебя я понимала

И верила словам, как верят тишине.

                                                             Лев 2006

 

Глава 5. Внешний фон: вклад гностиков в христианство и спор о теории эволюции.

Прошлые события – катализаторы настоящего: они формируют его карму. Потому обычно всё, о чём сочиняешь стихи, потом сбывается: они предсказывают будущее. И то, что не произошло тогда, имеет хороший шанс произойти сейчас, как тщательно спланированное. Кто и как подстраивает события так, чтобы это произошло? Если не мы сами, то очевидно, мировая гармония. Но ей нужно время.

И чувства, о которых я писала восемь лет назад, вновь зазвучали для меня в поэме "Савитри" Ауробиндо как идея спора с богом смерти и любви, воскрешающей любимого. А потом оформились в образ мировой души гностиков, про которых я читала, помогая Ясе с курсовой. 

Идеи гностиков – предвестники христианства, или его ранний пласт, где раскрывается его внутреннее душевное начало, его первые трепетные ростки и его эзотеризм. Когда выращено дерево, догма обрезает его нижние ветви – совсем как современное парковое хозяйство (и как доказать, что нельзя этого делать в условиях мегаполиса, где и так деревья растут с трудом? тут недавно явились работники, и давай резать сквер, что мы сажали. Нет ничего вреднее формально действующих городских служб.)

Внешней религии нужен прямой ствол, без ответвлений: путь в небеса! Так ракета отбрасывает ракетоносители, сжигая их топливо! (у Ярика сегодня тест по астрономии, отсюда образ) Всякая мировая религия отвергает то, на чем взросла – и забывает об этом. Она неблагодарна к своим началам, но в её началах – часть энергии земли, которая остается невостребованной. И она всплывает – как личный опыт, как эзотерика, как ереси. Потому, когда были обнаружены Кумранские рукописи, филохристиане были очень ими увлечены – ими нельзя не увлечься! как нельзя не оценить на фото прелесть ребёнка, из которого подрос наш хороший знакомый.

Их интимность: образ женского начала — Софии, возжелавшего уподобиться мужскому в творении и творить в одиночку, ощутимая неполнота этого творения и вечное стремление к супругу – Иисусу, который был послал на помощь этому творению свыше, но потом вынужден вернуться в вечные сферы. Из страха Софии рождается демиург (я бы сказала: из гнева! он ближе архетипу царя богов, но, может, гностики правы?), а мир — из её слёз и печали. Гностики тонко чувствовали психические процессы, извилистые, как сама жизнь, и если их произведения представляются запутанными до зауми для нетренированного в философии или мифологии ума, то только поэтому. Чтобы обнаружить здравый смысл в их символизме, их надо просеивать решетом анализа.

Зато в них звучит диалектика самой жизни, самой души – например, про Дух Святой, который изначально, в иудаизме, женского рода: "Да не будет не знающего меня  нигде и никогда! Ибо я первая и последняя. Я почитаемая и презираемая. Я блудница и святая. Я жена и дева. Я та, чьих браков множество, и я не была в замужестве. И мой муж тот, кто породил меня… Вы, кто отвергает меня, признаете меня! И вы, кто признает меня, отвергаете меня! … Я твердость и я боязливость. Я война и мир… Я мудрость эллинов и знание варваров… Я безбожна, и моих богов множество… Не будьте ко мне высокомерны, когда я брошена на землю! И вы найдете меня среди идущих…  Не оставляйте меня, когда я брошена. И вы найдете меня в царствии… Когда вы скрываете себя, я сама откроюсь… вы откроетесь, я сама скроюсь от вас. Возьмите у меня знание из печали, и возьмите меня к себе из знания и печали… Я Ум и покой. Я знание моего поиска и находка тех, кто ищет меня, и приказание тех, кто просит меня…Те, кто близок мне, не знают меня. И те, кто далек от меня, те познали меня. В день, когда я близка, я далека от вас. В день, когда я далека от вас, я близка вам… Я связь и развязывание… Я суд и оправдание… Я слух, который доступен каждому, и речь, которая не может быть схвачена".  (произведение "Гром")

Если читать эти тексты – хотя бы истины неканонических "Евангелий" с открытой душой — религиозное вдохновение непременно возникнет! (список литературы есть в ясиной курсовой у нас на сайте) А диалектичность немыслимого открывается сама — тогда, когда мысль следит за своим собственным процессом. То, что казалось истиной в один момент, становится ложью в следующий. Это нормально и объяснимо, потому так безнадёжно писать о сути, и приходится больше говорить сопутствующих материальных обстоятельствах. Последние хотя бы неизменны — хотя и в них есть множество пластов, и оценивать их можно по-разному, через бесконечно изменчивый символизм нашей жизни.  

Внешние обстоятельства рисуют резонанс с актуальным для мира на данный момент, от них берется энергия. На описываемый момент одним из них был спор с моей подружкой-цыганкой. Она жила в Японии и подписывала свои письма "Кинг-кобра" (возможно, после того, как я советовала ей съездить в Индию, а Виташа написал ей, что её японская фамилия, кончающаяся на -нага хорошо бы звучала по-индийски: наги – это змеи, обладающие сокровищами). Судя по её письмам, в Японии все были помешаны на контактах с инопланетянами – чуть ли не демонстрации перед правительством по этому поводу: собирается оно их защитить от экспериментов, которые ставят инопланетяне над людьми или нет? J И она целый месяц мне доказывала, что люди произошли не от обезьян. Хотя я соглашалась – не от обезьян, а от лемуров. И пыталась её отвлечь научными аргументами новых раскопок: о 20 видах пралюдей, о том, что люди научились сначала не ходить, а бегать, а помогло этому плавание, морская пища давала элементы для развития ума – не случайно и сейчас Япония технически впереди! J       

Я пыталась её вразумить, что плох не сам дарвинизм, а социал-дарвинизм – и ложная идея борьбы в основе эволюции: истинно эволюционный путь указывает симбиоз видов, без которого мы бы даже пищу переваривать не могли (польза от еды – наш симбиоз с бактериями) и т.д.

Но у Королевской кобры не было советского высшего образования, уехала она в Японию до перестройки – и задержалась в анти-советской идеологии. И если живое общение, даже в СМИ, легче дает возможность отличить правду от лжи (откровенная ложь и несомненная правда различимы по тону голоса, если вслушаться), то написанное в Интернете производит магическое действие на непривыкший к огромному потоку информации ум – что и произошло, когда моя подруга подключилась к Интернету, хотя до того была человеком здравомыслящим (при этом считала себя способной изнутри убить человека, если что. Что, может, и правда: что за цыганка, если она не умеет напускать порчу!). Так что образумить её я не смогла – я только увидела, на примере нашей переписки, насколько научный разум далёк от обыденного – и этот обыденный, за счёт своей эмоциональной включенности, значительно большей, чем у научного, – имеет все шансы одерживать верх в нынешнем обществе. Я написала об этом статью для Культурологического конгресса — но поскольку цены за участие неожиданно выросли, так с ней и не выступала.

 

Глава 6. О вхождении в коллективное подсознание, о наилучшей там компании и о бытовом и небытовом символизме.

Этот спор актуализировал идею – что процессы внутреннего характера надо понять лучше. Кто-нибудь вообще их понимает — коллективные процессы душевного единения? Представим, что их никто не понимает: тогда требуется брать эту задачу на себя. А теперь вообразим, что кто-то их понимает: если не инопланетяне, то люди – в чье братство я бы очень хотела вступить. На самом деле здесь надо удерживаться на грани: понимают все и не понимает никто. Но в пограничной ситуации сложно всё время быть. Да и душе приятно считать, что кто-то всё же понимает!

В царстве мысли как захочешь, так и будет – с этими людьми — людьми из проекции будущего — я и начала общаться. С этими духами – поскольку я, конечно, "их" воспринимала чисто духовно. И в себе тоже – именно этот духовный пласт, который казался настолько независим от тела, что даже мог выпрыгнуть из моего тела и дотронуться до виташиного.

Духи ассоциируются прежде всего с душами умерших: которые всё знают лучше нас потому, что находятся в той реальности, где истина открыта. Это понятно – это исторически сложилось так: так сформировалось архетипическое представление о душе. Это, конечно, миф J, но это лучшая компания для ума, которому необходимо иметь какую-то направленность для познания (кроме, конечно, идеи непосредственного общения с Богом, но она как-то уж слишком банальна для современного момента). На самом деле, умерших людей воспринимать приятно и тепло (особенно если они умерли естественной смертью). Наш приятель Автандил,  пережив смерть третьей, парализованной, жены (вторую, на редкость здоровую, он оставил с дочками, поскольку был ей мало нужен, как и первой, которая уехала за границу; и дочки тоже выросли здоровыми и самостоятельными) – так он годами не уставал повторять: "Мне кажется, её стало больше." Я могу согласиться – образы близких умерших людей ярче и светлее, и потому больше и теплее, как это ни парадоксально, даже энергетичнее. Фото бабушки и отца для меня подобны иконам: как и иконы, они дают чистое отражение души (не содержат её границ). Это легко понять: душа – чистая энергия, когда ей тело не мешает. Архетип царства смерти связан с подземным миром, а в последнем хранятся неистощимые сокровища. Оттого не удивительно, что до сих пор распространено синто в Японии с алтарями родственников и культ предков в Китае. И когда у Гребенщикова каждый "танцует вальс с мертвецом на плечах", это не только метафора о миллионах погибших здесь в блокаду, да и в советские годы, да и в перестройку, а и на самом деле о контакте с умершими, который живым необходим. Как и вообще контакт с духовным миром.

Но его тяжело удержать, и чтобы его удержать, внешний слой разума порой даёт странные проекции: например, контролирующих органов, как у другого нашего старинного приятеля (Ириния), которому стало казаться, что специально обученные люди из органов следят за его необычными состояниями. Он начал мне звонить и делиться своими выводами, что с ними надо сотрудничать. (Прав он в том, что с внутренним миром любых людей можно сотрудничать – с тем, что в нём лучшего.) Или у моей японки, которая боится инопланетян. Какие там инопланетяне! Мы русские изо дня в день ставим над собой такие эксперименты, что никакие инопланетяне не нужны! J Не говоря о правительстве: какие злые силы сияющего ангела, стремящегося поработить мир нашего сознания, могли придумать что-либо хуже постоянных реформ образования!

Насмотревшись фильмов из Интернета на мистические темы, Кинг-кобра ощутила потребность в религии, и для начала сблизившись с буддийским монахом, который поручил ей собрать группу из восьми человек для преобразования мира J. А потом ударилась в христианство – опять же в самом мракобесном варианте: спасутся только православные! Вразумить я её опять не могла: на каждый рациональный довод она писала новые "факты" Интернета. Хотя сама ей до того посоветовала обратиться к христианству, потому что в Японии она не перестала быть русской, и духовная ментальность буддизма оставалась ей чужда, особенно в своеобразно-японском варианте.

В общем, чтобы приблизить прекрасный мир будущего, требуется очищать подсознание от суеверий. И я свою скромную роль обычно видела в этом, и для этого писала книги по мифологии и всё остальное. Для этого надо не отрицать мистику – это бесполезно – надо выявлять в ней лучшее, самое красивое и самое дорогое. Примерно этим я и решила заняться, в своем "измененном состоянии сознания".

И похоже, такая идея "коллективному разуму"J пришлась по душе. Потому что тот поток энергии, который я ощутила на следующий день, был по силе не похож ни на что, испытанное мною ранее. Он был практически непереносим, погребая меня под своей тяжестью, пугая опасностью сойти с ума и одновременно заставляя почувствовать: "Вот оно, настоящее!" – Это было в поликлинике, пока я дожидалась окулиста: возникли боли в глазах, и врач сказал, что с возрастом уже нужны очки. Обратно я ехала на велосипеде в час пик, и прохожий недовольно ругался: "Загородила всю дорогу". Я не особенно чувствовала себя виновной: может, я и загородила, да если бы машин столько не было, что может один велосипед?

Этот поток, данный мне на выполнение моих задач, это физиологическое давление, гасящее все всполохи жизненной игры и оставляющее только несомненность истины,-- в какие-то стародавние времена, возможно, мог восприниматься как Божья кара,-- но поскольку современный человек в духовных процессах не может не чувствовать свою свободу, сегодня он ощущается награда и коллективная энергия многих. Ведь предложение: например, как-то трансформировать коллективный разум — это не моё предложение, а задача самого Разума, которую высвечивает для меня мысль. А потому, если она подхватывается коллективным полем, то исполнять задачу буду не только я, и даже не столько я, сколько — все (все – и только я: здесь опять возникает та диалектика противоречий, в которой надо удержаться, по Кьеркегору, чтобы остаться в экзистенциальном, а по-русски, в более живом отношении, и не впадать в иллюзию). Это общий процесс творчества, он просто напоминает нам о себе, когда становится нашим. Когда мы центрируем его в себе, он для нас становится всеобщим. Как считал философ Соловьев, истина – если это истина – раскрывается только всем сразу. И чтобы не проецировать ни на кого то, что не может быть только личным, не будучи общим, культура сохраняет слово "Бог". 

Второй раз я ощутила поток – уже слабее, но опустошающий до конца – дома и видела, что Виташа его тоже ощутил: "Что-то много «дают», нет чтобы постепенно",– поразился он, решив на этот раз не молчать, а говорить перед лицом "коллективного подсознания". Мою созерцательную медлительность в поиске Виташа принимал за неуверенность и так пытался меня мобилизовать к отклику. Слова очень нужны, чтобы потом не было так, словно ничего не было. А что было — если непонятно, что было?

"Разделим пополам?" – сказал он мне, намеком вызывая в памяти слова, которые я мысленно сказала, уезжая из ашрама. [Я сказала Свами – но может, всё же Виташе? – иначе откуда же он мог их знать?]

Виташа попытался дать подсказку: «Это молоко», – да, действительно, в моем мозгу эта непомерная тяжесть ассоциировалась с интимным процессом рождения… Даже было ощущение зачатия – а потом потери, словно кто-то другой должен был родить то, что уже успело стало моим. А может, это миф о рождении детей – людей будущего? (Архетип Великой матери, по Юнгу, – всё же рабочий!) И суть – в "пробуждении" людей, которые будут сейчас мыслить в резонансе с нами: я их "кормлю" – раздаю энергию свой души – или они мне её дают?

Виташа попытался защитить мой разум: отключив от таких контактов, которые бы его искажали. Но вызов – притягивает. На вызов нужно дать ответ. И я беру эту ответственность, потому что это моя природа: мы оба гиперответственны. И … в первую очередь попадаю в бытовое сознание, где царит не очень интересный символизм. Где образ кошки ассоциируется с женщиной и животным царством чувств, а ещё свободой, в отличие от собаки, преданной хозяину. Где поезд означает движение трансформации широкого масштаба, в котором участвует много людей, а автобус – местного коллективного единения. Где слово Я может обозначать слово Ты, а слово оно – я, и даже если я не хочу никаким вторым смыслом наделять бытовые предметы, аналогии впрыгивают в мой разум. Где я могу отождествляться с мыслями и поведением окружающих, по законам мирового синхронизма, о котором писал Юнг и который объясняет астрология (все, что говорится обо всем, и что касается души в этот миг, в данный момент может быть отнесено ко мне). И где я испытываю унижение, поскольку в СМИ редко увидишь что-то возвышенное. Это подсказки уму о том, что происходит – но надо проходить мимо них, интуитивно вычленяя только актуальный смысл. Тогда наделение слов актуальным для иной реальности символизмом будет построением моста в иную реальность, для нейронных связей нашего мозга и "коллективного" подсознания.

Смысл не должен ранить душу. И если у нашего поколения осталась ещё потребность "ставить себя под плеть", по словам Кинчева, то этот процесс должен быть хотя бы максимально приятным. Да, Савитри мир преследует любовью, но этот мир и сам живой. А нашу вируальную телевизионную реальность лучше не оживлять. Даже КВН, претендующий на интеллектуальное осмысление, очень груб для тонких движений оживающей души. Сентиментальность моих любимых индийских фильмов, которые обычно я использую для отдыха психики, чтобы набрать эмоциональных сил, когда их нет совсем, тоже оставляет желать лучшего — в ней почти нет новых идей, хотя есть чуткость мимики и архетипические нюансы эмоциональных движений, о которых западная манера поведения уже забыла. Русская классика – ещё куда ни шло, но её все уже выучили наизусть.

А потому отождествление со всеобщим единством разума имеет иную сторону — умение сказать ему нет. Мы прорываемся через шизофрению через любовь, и суть в том, что грубость интеллектуального отказа, протестующего против неинтересных ему смыслов, не должна разрывать потаенность связи. Её помогает сохранить правильный настрой – благодарность тому, с помощью кого связь возникает. Это религиозный настрой, и приходится сказать "благодарность Богу", чтобы не вешать своих проблем ни на кого. Ведь если я просто отвергаю неразумность мировой души — то чувствую свою изоляцию от "людей" вообще и от всех своих близких, через которых ко мне приходит то, что приходит. Своё предательство по отношению к ним. Если я думаю, что теряю контакт с нашим социальным миром сознания, от этой мысли я и вправду его энергетически теряю. (У кого есть вера, таких проблем не возникает.)

Чтобы понять задачи происходящего, лучше остаться наедине со своей душевной интуицией, радикально отключившись от грубой внешней сиюминутности настоящего, где всё уже давно найдено и нечего искать. СМИ сбивают интуицию с пути и направляют — мягко скажем, не совсем в то русло, куда хотелось бы, а грубо говорить не хочется. Бодрийяр говорил о том, что в СМИ нет ничего нового, они доносят только то, что уже все ожидают. Виташе понравилась эта идея. Но может, только то и может быть реализовано сейчас, чего все ожидают? И надо не только найти свой взгляд на вещи, но и доказать его право на существование, перед лицом этого коллективного эмоционального потока социальной жизни — внедриться в его тело и повернуть его в нужном направлении! — и это то, что стремиться делать он, это корень его безумной веры — его, человеческой, задачи…

Сама по себе идея символического языка, который бы под бытом складывал иные смыслы, выявляя за одной реальностью другую, неплохая. Я стремилась воплотить её на философской конференции в 1992 году в докладе об архетипическом символизме пятиконечной звезды и креста. Поскольку оба эти символа антропоморфны, я попыталась даже донести их телесно-психологическое ощущение, кроме символического смысла. Термин архетип тогда ещё не был в употреблении, и я получила в ответ реплику, что если воспринимать мир так, треть сойдёт с ума, а треть повесится. Но прошёл уже 21 год — цикл лунных узлов (затмений, связанных с осью пересечений плоскостей орбит Солнца, Земли и Луны), и термин архетип стал общим местом, хотя далеко не все воспринимают за ним власть нуминозного (о чем я писала в диссертации, да кто её читал)? Ассоциативная логика – более древняя, чем привычная нам причинно-следственная, и получается, что ассоциативно-символизирующий способ мыслить возвращает нас к целостному восприятию и мистическому всеединству коллективного разума и чувства – как свойствам древнейшего мышления. Это рациональное обоснование правоты слов Бердяева о том, что всё преходящее есть символ вечного бытия, и символизм – "мост, путь к мистическому разуму, то есть теургии".

Правда, Бердяев говорит "ещё только мост": символизм, тем более языковой, а не предметный – не суть, а лишь способ приблизиться к объемности видения реальности, ко многогранности и относительности этого видения. Древние воспринимали так – что доказывает мифология, а для нас такое восприятие – почти чудо. Высокая стадия религиозных посвящений. Ну а для атеистов, недостаточно компетентных в историческом материализме древнейших времен, – просто сумасшествие. В диссертации я выделила 11 отличий древнейшей логики от нашей.

Как показывает древняя мифология, коллективный разум предшествовал индивидуальному – соответственно мы, по Юнгу, выходим сначала к личному подсознанию и через него – к коллективному. Обычно, поскольку мифологии и символизма сегодня люди не знают, они делают это через язык: потому что язык, как утверждал мифолог Э. Тайлор, "одна из тех умственных сфер, в которых мы мало поднялись над уровнем дикарей. Здесь мы до сих пор как будто продолжаем рубить каменными топорами и с трудом добывать огонь трением."[2] Наш приятель языковед (Балтайтис) недавно у нас в гостях неподражаемо доказывал, что лингвистика — наука естественная, типа биологии и геологии, а не гуманитарная, потому что язык не является артефактом, как предметы археологии, истории или литературы. Он живёт сам по себе, как биологическое или геологическое явление, и люди крайне мало влияния могут на него оказать.

Однако — всё-таки могут, и нужны смыслы, которые помогут нам действительно там ориентироваться, продвигаясь через лес неосознанных вибраций. А не играть, стоя на месте: попадать в наслаждение от хорошей циркуляции энергии (распрямляется спина, легко дышится), а потом, когда разум начинает отождествляться со всем и попадает в плен – избавляться от этого, как от кошмара, испытывая радость несказанной свободы!

Хорошо, когда разум нацелен на изначальный символизм – мифологию (древнейшие архетипы: древние мифы первозданно чисты, и от них вреда не будет), науку или философию: философские понятия тоже чисты своей нематериальностью – вот её смыслы можно и нужно оживлять. Мышление изначально базируется на ассоциативных связях – потому выход к ассоциативному мышлению может способствовать научным открытиям.

Современный мир стремится вернуться к ассоциативно-образному способу мыслить – наши с Виташей единомышленники в этой идее – Юнг и Леви-Стросс. Этот возврат помогает найти путь к целостности восприятия, присущему древнейшему способу мышления. К единству коллективного разума, который, как лампочки в огромной люстре, зажигает множество нейронных связей мозга, и мыслить становится очень легко – успеваешь придать смысл каждому слову, или даже каждой букве. Легко проводить аналогии и делать выводы, которые воспринимаются как самодостоверные. Верны ли они с точки зрения современного разума? Далеко не всегда. Но насколько приемлем современный мыслительный процесс? Лёгкость мышления и творческая направленность свидетельствует о его экологичности. Узость рационального процесса, его насильственность, аскетически изматывающая тело – о его нездоровье. Мы мыслим – когда мыслим – обычно последним способом: русская любовь к борьбе идей – необходимая стимуляция мысли – свидетельствует об этом.

Когда я попыталась получить новые символические смыслы, читая философию к ясиным семинарам: Хайдеггера и наших авторов про время — в этом можно было "прочесть" новое, оторвавшись от рутинного видения. Кант писал, что время – условие нашего восприятия. Но если довести его идею до конца (что XX век уже сделал), человечество творит и условия своего восприятия: сначала нужно создать время, чтобы в нём могли происходить процессы нашего внутреннего восприятия. Аналогично пространство – в мифах оно создается сначала, отделением Неба от Земли, создавая условие дальнейшего творения. И первая цель всех психологических и медитативных практик – созидание внутреннего пространства. Актуален образ «хронотопа» (Ухтомского, а после Бахтина): собственного времени-пространства, возникающего в художественных произведениях. Он возникает и в эпизодах нашей жизни: в разных условиях, с разными людьми пространство-время обладает иными характеристиками. Если глубоко проживать жизнь, одни и те же места кажутся разными (как и разные места могут казаться одним пространством – это более просто и менее интересно, хотя порой более свято, как наше христианское восприятие всеединства). Но сначала о времени – я тогда увидела так:

"Мир, как развернутый во времени, иллюзорен – время творится постоянно нами, оно созидается как ткань нити нашей судьбы. Судьбы лично-коллективной: нашей линии мысли, сплетенной с коллективной энергией и погруженной в коллективное бессознательное, которой этим погружением и присоединением к коллективной энергии дается воля на её реализацию в будущем.

Так оживает мифологический образ: время как вращающийся стержень, веретено, наматывающее нить судьбы, которую ткёт паук нашей души – это взгляд с позиции вечности, это постоянно открытые двери в будущее. Открывает их поиск.

Это также открытые двери в прошлое, в страны и времена, о которых мы знаем – мы можем заново прожить их, выявив их смыслы и добавив свои (герменевтический принцип Хайдеггера и Гадамера).

При таком взгляде на жизнь исчезает смерть – она видится не имеющей контура границей, переходом в вечной трансформации мира. И тогда все горе, все болезни мира служат этой трансформации. Такой взгляд приносит успокоение, но оправдывает зло: цель оправдывает средства, и потому этот взгляд несовершенен. Смерть должна быть представлена конкретнее, и духовный процесс преобразования отделен от оправдания мирового несовершенства. Он перемещается в  себя и отделяется от вещей и явлений мира.

Наш разум как дух, лишенный души, не может сожалеть о бедах мира. Поэтому душа возрождается от прикосновения к смерти, которое являют собой духовные процессы. Интеллектуальный процесс должен рефлексировать свою психическую основу. Это поможет телесной регенерации: служащей нашему волевому действию.

Понять можно изнутри (феноменологически), но и при помощи знания тоже. Хотя последнее замыкает нас в готовые модели. Чисто изнутри основа мира не являет себя в какой-либо форме: трансцендентальное единство апперцепции не видит себя само. Согласно западному взгляду, оно себя осознает только через положенную вовне объективность (Фихте, Гегель). И согласно восточному, пракрити как объективность мира не видит себя, требуется побуждение созерцателя-Пуруши. Пуруши неразличимы во всех людях, и мировая игра продолжается, пока играет хотя бы один. (Хорошая идея – пока мыслит хотя бы один человек, продолжается творение мира!)

И всё же непонятно, каким образом действует мировой синхронизм, как мир может поворачиваться гранью подсказок к нашему сознанию, как возникает такое искажение (по отношению к гипотетической общей истине, объективной истине настоящего) силовых полей, что оно дает каждому то видение, которое ему нужно (ради жизни, то есть творения будущего). Непонятен механизм, а пока он непонятен, как можно действовать с какой-либо ответственностью? Только на основании интуитивной нити, которая подчинена предзаданности вечно повторяющейся судьбы, пока мы живы в рамках данного тела.

А если предзаданность – демонстрировать раскрытие истин или понять, что есть смерть, то эта моя судьба — уже не моя, а коллективная, сплетающаяся с личной. И потому я ощущаю и верю, что все люди – все этого достигают. То, что ни видение многоцветного человеческого разума, ни внутреннего единства людей, ни сотворенного или ещё творимого нами будущего мира на самом деле недоступны, не меняет дела — я ведь могу и не видеть, а только верить, что видит хотя бы кто-то. И я хочу жить с этой верой – с этой иллюзией, просто потому, что без неё я жить не хочу."

 

Глава 7. Попытка разобраться в стартовой точке

Главное чудо — как возникает общий подъём энергии и ощущение коллективного единения, которое перестаёт быть личным и становится общественным? Каков на самом деле старт "коллективных процессов пробуждения" – как я когда-то их называла? Что это за "столб энергии", который входит в нас? — Второе можно понять физически, через силу резонанса, или физиологически (скажем, кровяное давление или изменение гормонального фона, медики лучше разберутся). Однако существует какая-то первичная независимость тела и души (ума?), и то, что ощущает душа или испытывает ум, может совершенно никак не сказываться на теле. Как и болезни тела — на разуме. Этот откровенно заявляющий о себе дуализм, эта полная автономия внутреннего и внешнего мира составляет основную загадку, не объясненную философией и физиологией сознания — они лишь ставят акцент на многочисленных примерах обратного.

Конечно, для женщины стартовая точка может выглядеть как любовь, и для меня также она была любовью, словно Виташа не мог не участвовать в этих процессах, хоть я и не просила его входить в мою внутреннюю реальность. (Но, может, просила та, кому он не мог отказать? – По Юнгу, "Анима", которую он материализовал во мне, подобно тому, как я общалась с его идеальной для меня личностью: "Анимусом", который предстает как "голос" или "собрание мужей" – насколько мой супруг реально был таким?) Тем не менее он участвовал так, словно сам творил для меня эти миры. Что-то побуждало его материализовать мои идеи – для сознания. Может потому, что ему не удавалось реализовать свои? Может потому, что идея будоражит, а её реализация дает ощущение полноты жизни и покоя? Но если идея в том, чтобы перестроить разум, разобрать его на части (которая приходила мне в голову ещё в 1992 году), может ли дать эмоциональный покой её реализация? В Тайланде (в Чиангмае) есть храм безголового будды, и я с грустью смотрела на разрушенные статуи, почитаемые там во многих храмах. Конечно, с моей стороны было бы нечестно отказываться от видения материализации идей. Должен же человек реально видеть, что он мыслит и как? – и тут снова всплывает религиозное отношение. Я была за это очень благодарна – Богу. J (Ну а в Виташу просто влюблялась!)

Всё это очень понятно, и если бы касалось только нас двоих, вопросов бы не было. Бергсон писал, что, несмотря на общепринятый взгляд, у мужчины эмоциональность сильнее. Чувство — основа творения, и потому это более творческий пол, женщина же стремится прежде всего сохранить, а не преобразовывать. Мощность чувств супруга несравнима с моей, хотя у меня более сильная потребность в социальном выражении творчества. Однако, ведь и он оказывается в страдательной позиции по отношению к тому, что "приходит" к нему!

Любовь – тайна, о которой нельзя писать. Категорически нельзя разглашать суть творческого таинства любви, чтобы она не исчезала! Абсолютно нельзя перевести на грубый язык интеллекта истину нежной струи чувства! Но в юности, в компании хористов университета, я усвоила принцип: "Если нельзя, но очень хочется, то можно". J И этот принцип подтверждался и православном монастыре, и в индийском ашраме.

Если я более обычного уходила в себя, Виташа, наоборот, стремился связаться с другими людьми (такова тенденция его Луны во Льве). Цепочки связи людей повышают энергетику, создавая симфоническую личность, как писал Красавин. Моя же Луна в Водолее предпочитала нацеливаться в будущее, не находя места в настоящем, потому и круг общения избирала чисто виртуальный.

Но реальные человеческие энергии подключают реальные акты. Один из них, возможно, был такой. Я очень сомневалась в своей способности на духовное творчество в связи с операцией, приведший к климаксу и гормональному дисбаллансу. Поэтому, когда возникли дискомфортные ощущения при медитации, решила написать Свами, заодно послав Ясину статью на английском про путешествие в Ауровилль и выразив пожелание по употреблению слов, которые были в переведенной на русский его книжке: предлагая слова "давление" и "удушье" заменить на "погружение" и "задержку дыхания". Индийские практики мне всегда нравились за их мягкость, а в России даже йога превращается в невесть что,– и в свете экстремальности нынешнего напряжения энергий Урана с Плутоном в 2012-2015, в прошлый раз (в 1933-37) приведшего к фашизму, мне не хотелось, чтобы экстремизм распространялся также и в духовной сфере.

Я сомневалась, стоит ли ему писать, не переношу ли я на него свои проблемы и не посягаю ли на его свободу творчества: интеллект по сути резок, и слова очень грубы для тонких энергий. Потому они и могут иметь, с одной стороны, магический, с другой — разрушительный эффект. И задачи Свами – это его задачи, а мои – это мои. Если мне нравится плавность индийских процессов, а не экстремизм русских, ему, быть может, наоборот: общаясь с русскими, он бёрет на вооружение то действенное, что есть в нашей психологии. Он-то во всяком негативе видит позитив, и когда я как-то к слову спросила его: "А можно вообще без борьбы?" Он ответил: "В борьбе нет ничего плохого". Может, в миролюбивой Индии, где через день праздники и соблюдаются традиции, и нет. А у нас есть. Но, конечно, борьба с фашизмом – русская тема, а не индийская. Это наша тема – недаром мне когда-то снился сон, что мы с Виташей находим в лесу близ нашей синявинской дачи заграждения из проволоки, оставленные со времен кольца блокады, и пытаемся очистить природу от этого мусора… Виташа спросил: "Тебе не показалось, что Свами стал похож на русского?"– и я с готовностью ответила: "Показалось! Научился у наших – недаром Близнец!" Но, может, он спрашивал о другом? Он говорил, что путешествует в другие страны в моём теле – в этом есть правда…

Но всё же письмо я послала, вполне корректное. Не знаю, дошел ли этот email до Свами, и мог ли он его понять – словами он не ответил, но, конечно, мог быть проводником моих слов к Богу – или, если сказать атеистически, послужить их чистым зеркалом. И невидимым ответом была реакция со стороны – "людей" (не Свами, нет – скорее даже Виташи, как будто он читал это письмо и понял его содержание, не зная английского. А может, экзистенциального трансцендентального человеческого братства Ясперса, по-мужски духовного начала как такового: пуруши-то все одинаковые: дух во всех людях неразличим!). "Духи", интуитивно связанные коллективным процессом — слышащие друг друга изнутри в поле разума – сказали моей женской душе примерно так: "Не имея доступа к знанию внутренних процессов, природных механизмов устройства мира и единому мировому языку, она ещё будет нам указывать! J Она ведь даже не слышит, что о ней разговаривают! Но уж если она так хочет, хватит ей работать переводчиком, пусть берётся за настоящее дело – сама отвечает за свои идеи и воплощает свои пожелания!"

"Не слышит" – это Виташа сказал о нашей кошке, но откликнулось это мне. — Магия языка в тот момент уже работала, задевая более тонкую реальность души. Символически обрисовывая ситуацию нашей сиюминутной игры – мою жизненную ситуацию, телевизор заговорил о матери, пожертвовавшей жизнью ради детей, и рекламировал фильм о невесте, которая явилась на свадьбу в похоронном платье, а потом заявила кому-то: "Вы не можете меня убить, ведь я уже мертва!" СМИ навязывали мне свои сценарии, от которых даже не было смысла отказываться — не только потому, что душа растворялась во всем, и психика реагировала на близкие ей сюжеты, а ещё потому, что мне было всё равно, какой сценарий выбирать. Любую роль я принимала, хотя любая игра уму была неприемлема. Я сохраняла гордость разума, не уступающего безумию — но вместе с тем гасящего огонь души.

И я договорилась с "духами" так: я сыграю вам роль, какую хотите, но вы дадите мне увидеть механизмы, которые правят коллективным разумом. Я больше ничего не прошу – а это мне необходимо, и в конце концов, я имею на это право: неизвестность того, что происходило со мной, мучает меня. Но всё же любая роль – поскольку это только роль – нечестна, а потому я исполню её как можно хуже. В конце-концов актуальная задача познания – выявление негатива.

А Виташа удивился и "сказал": "Непонятно, зачем она так стремится в "нашу" реальность – но её стремление слишком настойчиво. А потому дадим ей туда попасть. Я что-нибудь придумаю. Хотя придётся, видимо, многое делать за неё, поскольку она там не ориентируется. Она ведь там не была, и женщины вообще хуже ориентируются в пространстве." Как и раньше, в каких-то других, забытых, историях – он отмечал моё стремление к всеобщей безопасности, считая, что "им" – силам разума (или "силам порядка", как я называла их в рассказе "Озоновая дыра") – нравится принцип "тише едешь, дальше будешь", отчего "они" и дают свою санкцию на мои проекты.

Почему сейчас я пишу "духи"? во первых, потому, что я бы хотела, чтобы мама повстречалась с отцом и братом – при жизни, а не после смерти: для этого смерть должна была бы проявиться в самой жизни, проступить сквозь её материальные очертания. Во-вторых, в силу своей социальной роли – роли астролога, которую никак не удается сменить: мне по рангу полагается общаться с духами! (раз эта сфера не вошла в научное знание, для социума астрологи до сих пор – колдуны и маги) В-третьих, потому, что нужно ведь иметь над собой какое-то зеркало – внешний ориентир внутреннего процесса. А я не знаю, как иначе обозначить атеистически то единое и одновременно множественное, которое в традиционно-каббалистическом варианте называется Элохим: "боги и богини". Просто обозначить словом "мы" – будет непонятно, особенно если речь идёт об армии разумов ноосферы, а не о людях, какие мы есть для социально-обыденного разума. В четвертых, я воспринимала так, что живые, эмпирические люди к этой истории имеют мало отношения – ведь в предыдущей истории я добивалась именно, чтобы нас с Виташей оставили наедине, только вдвоём – а раз неопробированный эксперимент нарушения межличностных границ опасен, я могу это делать лишь в компании тех, кому он точно уже не повредит – отсюда и образ душ умерших. В 1998 году я написала стих, намечая перспективу: "В недостроенном шатре мы колдуем, ждёт рассвет… Пусть придут в чертог златой – те, кто обрели покой, кто прошли сквозь мир земной облаком тумана – очертя маршрут дорог, чтобы каждый видеть мог перспектив своих итог без самообмана…" Иначе говоря, в той истории я хотела видеть своими друзьми только освобожденные души. Старую гвардию, если по-русски. И в-пятых, речь, возможно, ещё не шла о той четырёхипостасной любви, о которой пишет Бердяев – о любви только нашей, без посторонней помощи...

Глава 8. Конкретные задачи.

Задач на этот раз оказалось даже слишком много. По поводу первой на Пасху Виташа поднял тост "за психическое здоровье!" Но она была само собой разумеющейся, и в ней тоже не было ничего нового.

Вторая тема, как я сказала, — описать, что происходит и зачем? В принципе это невозможно, поскольку, как известно со времен Канта, сознание не столько отражает реальность, сколько её творит. Оно творит даже смысл, априори имея только цель – как условие осмысленности нашего восприятия. Но целеполагание это пусто, мы сами его наполняем. А потому то, что истинно в данный момент, становится ложью в следующий. Сознание может понять, следовательно, лишь сам процесс. Осмысление его – это вечная тема: все мифы о творении, а также все литературные произведения, если они архетипичны, говорят о нём. Не говоря уже о философии и религии. И своё понимание нельзя навязывать (хотя оно может кому-то ещё помочь понять что-то своё). Отсюда современная банальность в стиле буддизма — всё это игра сознания. Нет, не игра! Если анализ ума разбирает ум на части, ум смотрит на себя с противоположной стороны – с позиции чувства или безумия – обнаруживая, как живёт и рождается то, что вне ума. Жизнь смотрит на себя с позиции смерти, чтобы увидеть свою вечность. Это роды жизни – так она продолжается, это любовь, творящая мир самоотдачей,— и это не игра.

Это жизнь сама для себя: внутренняя жизнь выступает из самой себя посредством мышления, как писал Фихте. Эта "жизнь возвышается над причинностью, обусловливаемой непосредственным бытием… Жизнь становится принципом, имеющим особое самостоятельное существование"[3]. В самосознании возникает новое понятие жизни как самоценной, для себя присутствующей, как творчества для себя из себя. Она приобрела теперь вместо прежнего простого бытия второе, более высокое бытие (это из Ясиной последней курсовой).

А третья, наиболее актуальная тема — вернуться к тонкой и высокой чувствительности, которая противостояла бы современной жестокости интеллекта. Той жестокости, с которой Ярика в 4-м классе выгнали с олимпиады по математике, когда он спустился в туалет, а я обратилась к нему в корридоре: не закончил ли мой зайчонок? всё ли в порядке? (Мои заверения, что я сама подошла спросить, и за одну секунду мы не могли обсудить сложных задач, и что нельзя так поступать с ребёнком, никакой силы не имели). В школе уже непонятно, что контакт может быть чисто эмоциональным, и что такой контакт должен не исчезать. А что говорить о дальнейшей жизни?

Любить нужно хотя бы для этого. Как? — В Индии ещё помнят об этом, а в Европе уже забыли, это лучше понимали Средние века и Возрождение. С буклета об искусстве Италии, где мы с мамой тоже побывали, мне попался образ картины в вилле Боргезе — "Любовь земная и небесная". Они близнецы, но земная в прекрасной одежде стоит, а небесная обнажена и присела на саркофаг, наполненной водой (эмоций).

Для вечного ренессанса нужна не рвущаяся внутренняя нить связи, и через неё постоянство обновления эмоций изнутри. (Как у Высоцкого: "сохранить невидимую нить, которую меж ними протянули".) Это самое ценное, но самое тихое. Для него нужна иная манера жизни, и оно меняет поведение на аккуратное и осторожное. Ритм письма и интеллектуального восприятия разгоняет движение – а здесь оно скорее замедляется, но становится изменчивей и от этого словно ещё быстрее подвижности интеллекта. Это неуловимая скорость самой жизни.

Восточный образ верной жены – обезьянка, закрывшая уши, глаза и рот: "ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу". Но для нас немного неинтересный: сказать-то хочется, но надо найти, что. Что у любви есть нераскрытый потенциал, которым не все люди и даже не всякая семья в наши дни, к сожалению, пользуется? А если и пользуется, то недостаточно творчески? Что в нас самих заложен дух, который трансформирует мир? Это слишком абстрактно, потому и нужны примеры от первого лица.

Как выйти к любви? Нащупывание друг друга изнутри ничего не даст, если не подкреплено эмоциональной силой связи. Этот потенциал страсти обычно разбазаривается на ссоры, которые Виташа в преддверии наших глубочайших слияний развязывал словно нарочно, и действительно – нападение быстро устанавливало внутренний контакт, стоило только мне не ответить. Удивиться разумом: что же происходит? И ответить не внешне, а внутренне. Ответить покоем и бесконечным внутренним пространством, вмещающим всё. На вспышку ответить потоком воздуха – и тогда из неё разгорается пламя.

Но конфликты и обвинения изматывают, разочаровывают и дают повод впасть в глубокое уныние надолго. Чтобы закончить с ними – закончить навсегда, я нарисовала фломастерами плакат: «Радость, легкость, нежность, доверие». "Кто же "лёгкость" пишет синим?– удивился Виташа.— Неужели ты не знаешь, что надо жёлтым?" Он как всегда был прав, да у меня лёгкое состояние возникает от интеллектуальной деятельности, а она синего цвета. Жёлтым – цветом контакта – я написала "доверие". Хотя доверие правильнее синим – цветом космических далей. Люди охотнее доверяют вселенской гармонии, чем друг другу, и в этом, конечно, правы. В мифологии один и тот же бог заведует языком и лёгкостью движения, контактом и обманом J – греческий Гермес. Взаимодействием и взаимностью.

Я не люблю экстремальности. И хорошо бы, чтобы процессы преобразования разума за счет погружения в психические глубины жизни шли у всех желающих людей постоянно и с меньшей интенсивностью, чем они идут в России (когда идут). Можно же заниматься этим не каждый день, или пару часов в день, чтоб не нарушать нормального жизненного процесса! Но с другой стороны, при меньшей интенсивности, тайны мира не открываются (?) Здесь есть серьезный барьер (образ предела у гностиков), и, видно эту границу перехода надо сделать тоньше. Со временем она, конечно же, станет тоньше – к чему я и стремлюсь. Хотя чем тот мир доступнее, тем в этом больше анархии. Значит, надо воспитывать этику – воспитывали же в советские годы!

 

Глава 9. Фазы творческого процесса

Теперь о процессе внутреннего движения: как он ставится внешне явным? Если считать его свободным творчеством, он строится по нашей воле, прежде всего социальной – но эта воля ведь таит в себе законы своей реализации? мне казалось, в нём есть закономерность фаз. Можно представить такие главные его моменты:

1) как возникает точка старта — это или проблема: конфликт, затрагивающий душу всерьёз и надолго – он бессознательно образует глубинный контакт между людьми, нацеленный на решение какой-то жизненно важной проблемы. Или любовь, которая в идеале образует канал внутренней связи и выхода за пределы себя более добровольно и сознательно. Или разгон мысли в творчестве, ведущий к открытиям, которых жаждет душа (последнее, конечно, лучше, но может казаться самым прямым путем к отказу от обыденного разума и шизофрении. В юности я как-то перезанималась в университете, подчиняя силу страсти интеллектуальным занятиям: почерк стал меняться на глазах и я пару дней боялась сойти с ума, успокаивая свою психику в одиночестве и гася энергию в беседах с подругами, а потом снились сны о полётах. Но сейчас я уже не боялась, а спокойно наблюдала, как повышается энергия, когда я настраиваюсь на любимую тему гностиков, редактируя ясину курсовую, – и когда представилась возможность выйти из ограничивающего себя круга мышления, разум это и сделал. – Я фиксировала этот переход – этот шаг – даже не скажу поэтически "прыжок в бездну", но всё-таки приходится сказать мифологически: шаг в пустое пространство.) 

2) Как ощущается поток энергии, и почему всеобщее единение — есть.

Об этом выше: пусть бы никак не ощущался! но ощущаясь, заставляет себя рефлексировать. И мой организм в конце концов нашёл приятное ощущение: разлитой по телу вибрации, которая тело лечит. В таком ощущении можно жить постоянно, а вот что касается более экстремальных процессов с "расширением" сознания или "переворотом" разума, опять же никуда не уйти от традиционной мифологии: если разум делает шаг навстречу распахнувшемуся космосу – то нечто нисходит к нему в обратном направлении. Когда-то я читала, что Небо делает десять шагов навстречу тому, кто делает этот шаг – да, ощущается это именно так: нисходит то, что несравненно сильнее нас, по сравнению с ним я – песчинка в вихре. Хотя наше тело изолировано и по такому определению не может брать энергию извне, это внутренний процесс секреции желёз и гормонального балланса. Если интенсивнее работает мозг, какие-то его участки мобилизуют и работу тела. Бессмертия души это не доказывает, скорее наоборот: разум здесь находит в теле опору.

Но если следить, откуда мысли берутся, мы видим, что наш разум – не совсем наш – и наша телесная память тоже оказывается памятью человечества. Может, какую-то подсказку даёт песня Окуджавы ("Ну чем тебе потрафить, мой кузнечик"): "Такой струны касаешься прекрасной, что сразу за тобой вступает хор – таинственный, возвышенный и страстный – твоих зелёных братьев и сестер" – возможно, есть глубинные струны, которые затрагивают других – или "всех"? Есть древнее тело разума, более близкое чувству, где сознание ещё едино, коллективно: оно ещё не стало индивидуальным – может, достаточно коснуться его, чтобы тебя услышали другие?

В этом, историческом, смысле дух использует наше тело как вспомогательное, и в нем резонирует то, что созвучно резонансам мысли в данный миг. Вспоминается откровение нашего приятеля Автандила: "Оказывается, тело для ауры, а не аура для тела". И ещё одна известная фраза, как девиз водолейского восприятия другого нашего знакомого: "Бог мыслит нами". Мы практически не можем противостоять мысли, это единство разума – суть мышления, иначе мысль не могла бы столь непосредственно до него добираться.

Вот потому не только нельзя отстранять никого от царства Божия, но и невозможно отстранить – и в этом высшее милосердие. И если кто-то думает, что он не участвует в подобных процессах, то он ошибается. Просто он делает это не на внешнем уровне сознания. Истина является только всем сразу – что это, настроенность наших ДНК на единый резонанс?

3) Как сохраняется, как ощущается длящийся контакт этого вселенского единства – это о любви. Это сама сюжетная путеводная нить данного повествования, потому на этом вопросе долго останавливаться не буду. Мир меняется каждый миг, резонанс любви должен успевать за ним – когда-то мы следили за временем по часам – но сейчас уже такую игру я не приняла, хотелось расслабиться. Любовь, как и жизнь, длится и возрождается сама, её надо просто не прерывать, например, сомнениями.

И всё же должно быть намерение, "интенция" – говоря языком западной философии; воля, вера – говоря нашим языком, а проще – стремление, более или менее рациональная устремленность. Пока процесс мысли ощущается как коллективный, он вроде движется сам – как жизнь движется сама собой, а собственная воля может даже помешать нужной линии её движения. Но чаще мысль не поспевает за жизнью, и тогда движение их контакта запускает наша интенция, наша доходящая до абсурда вера.

4) Свободное творение: решение конкретных задач, диктуемых реальностью. Сознание бежит за миром, пока длится любовь, но, как показал уже Кант, оно не отражает мир, а творит его. И оно не просто видит актуальные задачи, а уже актом восприятия их решает.

От коллективной поддержки актуальная идея получает энергию для реализации. Снова вернусь к Окуджаве: "Какое чудо ожидает скоро слететь на нашу землю с высоты? Когда, в сопровожденьи хора, так звонко исповедуешься ты?" Чудо, если сквозь нашу привычную реальность проступает другая, глубинная или будущая – если идея для сознания реализуется сразу, сейчас, приоткрывая методы, как можно её реализовать. (В нашей истории для меня было чудом телесное влияние друг на друга за счет мысленного отождествления. Ощущение Виташи рядом, когда он был на расстоянии: восприятие духовной сущности, преодолевающей пространство.)

Но иное видение мира – может распространиться, а может и нет. Есть творение идей – которые реализуются неизвестно когда – это постановка задач, которые за счёт коллективного резонанса начинают решаться (например, эмоциональное требование, что кому-то необходимо незамедлительно найти средства от рака, может на уровне подсознания подтолкнуть соответствующие исследования). И обратно: за счёт резонанса становятся видимыми в общем информационном поле СМИ решения актуальных задач (например, когда я делала первые попытки записать происходящее, безо всякой надежды, что кто-то будет это читать – на литературу нет времени, рассказывали о том, насколько комфортно устроены библиотеки в Финляндии – читают полулёжа, и небось не надо выписывать шифры и ждать книгу, как у нас).

5) Кульминация (встреча) – здесь у меня возникал каббалистический образ венца (короны) или кольца, которое, расширяясь, улетает – так у гностиков София не удерживает энергию, отпускает его – так улетает в мир идея – но остаются семена её: дела, дети. Хотя любовь может длиться вечно, а задач бесконечное количество, но напряжение страсти стремится к такой реализации, как к плоду, и потому находит точку разрешения.

6) Результат такого выплеска энергии – потеря единства и распадение его на отдельные образования, уход энергии в них. Это, конечно, горе, с которым ничто не может сравниться, хотя и меньшее, чем невыразимое горе отрыва от этого единения, которое ощущается вначале как катализатор таких процессов, вызывая любовь. Смягчить печаль этого распадения коллективной души на части может только замедление этого процесса, его плавность – и отражение актуальных идей во внешних зеркалах мира. (Для меня наилучший результат – безинерциальность мышления, позволяющая извлекать новые смыслы, и свежесть чувств.)

7) Покой, забывание, словно ничего и не было, – через уход в наиболее насущную проблему, которая может поглотить сознание целиком, прерывая этот процесс.– Это фиксируемая умом смена реальности, возвращение к привычному. Нормально, если тут душа вздыхает с облегчением! а разум радуется! и говорит, что всё в порядке!

Это, конечно, идеальная схема, а жизненные процессы уникальны и продиктованы сиюминутными аспектами – и может сто раз происходить возврат к какой-то фазе. Поэтому сколько историки не пытались описать историю линейным циклом, у них ничего не выходило. И каждому астрологу понятно, почему: время – часы со множеством стрелок. И всё же, мне кажется, лучше, чтобы ум как-то фиксировал фазы внутренних колебаний души, иначе эти колебания – просто маятник, и тогда остается лишь образ резонанса, расшатывающего психику. И тогда – без целенаправленности, которая по Канту, служит условием нашей способности суждения,– это уже не духовный процесс, а болезнь.

За гранью распадения духовного единения проходят и другие процессы – более индивидуальные сценарии, потому нет смысла их описывать. Как мне это ни чуждо, в голову из коллективного бессознательного иногда приходил образ войны – "войны всех против всех", как у Гоббса, при входе в дикий капитализм: начинается борьба за энергию и охота "кто кого убъёт" – словно тот, у кого энергии больше, продолжает разыгрывать свой сценарий, а остальные уже прекращают – и его сценарий реализуется. Духовному процессу как таковому астральный бандитизм не нужен, потому что он принципиально независим от наличия грубых энергий. Но может, дело в образовании и разрыве реальных связей, направляющих энергию на земные дела? Тогда бы я обозначила эти контакты не стрельбой, а поцелуями – пусть даже поцелуями Иуды – автомат заменив на лук бога Камы со стрелами из цветов и тетивой из пчёл. Люди подымают своё видение до вершин в конкретных контактах. Тем не менее, когда мы с Виташей были мистически близки в 1992 году (тогда звучал миф о бессмертии – а по телевизору вспоминали Цоя и показывали его ребёнка), так вот в 1992 году снился расстрел в затылок и душе отзывалась мелодия: "Нас везут в медсанбат, двух почти что калек… я хотел бы ещё протянуть пару лет – если это, конечно, в природе возможно". Сейчас такие процессы стали куда легче и приятнее. Из этого можно сделать вывод, что идёт и какая-то реальная битва: против жизненного негатива за нечто светлое и прекрасное. Как пел Гребенщиков, "это битва при закрытых дверях, борьба жизни с чёрт знает чем" – хотя его слова больше относятся к трансформации разума – для которой сначала надо отвоевать у тьмы пустое пространство. А "охота" более относится к животной сфере эмоций – может, потому здесь и действует правило: "человек человеку волк".— Хотя уже Кропоткин говорил, что в основе животного мира лежит инстинкт взаимопомощи, превосходящий все другие, в том числе инстинкт самосохранения. Об этом писал даже Дарвин, только об этом забыли, чтобы оправдать существующий социальный порядок.

 

Глава 10. О развенчивании мифов

А теперь вернусь от теории к кусочку нашей актуальной жизненной истории – к деятельности пункта 4. Поскольку ум сперва остановился на привычной задаче развенчивания иллюзий, эта деятельность для меня выглядела так, что "коллективное бессознательное" (а Виташа был его проводником) не уставал молча подбрасывать моей душе витающие в социальном воздухе мифы.– Он смущал и пугал мой разум не по своей воле, а по какой-то принятой струе, традиционному социальному стереотипу, впрочем, с моего внутреннего согласия, поскольку я хотела увидеть именно негатив стереотипных моделей – чтобы оставить их позади, чтобы к нему уже не было пути. Никому.

Тут встаёт вопрос: зачем преодолевать традиционные пути? Хотя бы ради разнообразия: каждый человек стремится создать свой мир, найти свою, чем-то отличающуюся истину. Таков путь жизни, устремленной к многообразию: направление эволюции задает вектор энтропии. Я нашла лишь такой ответ, потому что социальный прогресс спорен. Если сравнить нашу культурную жизнь с утончённостью чувств и разума Японии или арабов в период климатического оптимума XII века, сравнение будет не в пользу нынешней цивилизации. Хотя какая-то эволюция всё же есть: когда-то человек осознавал три цвета, сегодня различает 700.

Песня БГ даёт тот же ответ: «Мне не нужно награды, не нужно венца – только стыдно всем стадом прямо в Царство Отца. Мне б резную калитку, кружевной абажур…» Человек оправдывается своей уникальностью, и в духовных сферах стыдно быть как все – что мне делать там, в раю человеческого единства разума, если мне не о чем ему поведать? Помню эпизод: перед моей поездкой в Тайланд мы гуляли с Яриком в парке Лесотехническом академии, в состоянии любви и человеческого всепритяжения – потому что расставались. И какой-то попавшийся навстречу человек – пьяный – безо всякого предисловия спросил Виташу: "Ну и что нового ты хочешь сказать?"

Философски эту идею раскрыл Бердяев: человек оправдывается творчеством, творчество формирует Богочеловечество, и Бог видоизменяется. Поэтому нас притягивает всё необычное.

Так что то, что я стала вдруг ощущать заметное влияние супруга на мой "внутренний мир", меня порадовало. Я хотела видеть мир его глазами. И если даже он, за то время, покуда мы не видались в "астрале"J, научился легко и свободно "переворачивать"J свой разум до видения мира, каким он должен быть — для него – и потому каков он воистину есть! – то ведь оставался здравомыслящим человеком, и не стал бы исполнять повеление "коллективного разума"J сводить меня с ума – точнее, освобождать его от стабильных опор привычного сознания, не будь на то моего пожелания. Я "услышала", как он обратился к "духам": "Тогда пусть скажет сама".– "Ну естественно, я этого сама желаю",– прошелестела моя тень как можно более внятно, чтобы её услыхали из её подземной глубины. (“А разве есть вариант?”J – но последнего я не сказала.) Думаю, угрызения его совести – присущие всякому человеку, если он идёт против здравого смысла – освоенной природы ума в неведомые сферы,– были несравнимы с моими, потому что потом, в какой-то более радостной ситуации, он в оправдание себе смущенно сказал: вот видишь, какой тебе достался муж – об этом своём "всемогуществе" J. Их, наверное, мог бы передать неподражаемый взгляд индийского актера, в сточетырнадцатисерийном сериале про воплощения Вишну играющего роль Рамы, который вынужден, под давлением общественности, послать Ситу на костёр, отвоевав её у демона Раваны (поскольку Сита чиста, огонь её не трогает), а потом в лес в отшельничество (и это уже хуже, поскольку они расстаются, ей остаются только дети – думаю, это более частый сегодня жизненный сценарий, который тоже требует пересмотра). Но мой супруг – не любитель индийской мифологии. Когда-то моя учительница йоги решила, что мне подходит имя Шакти. "А мне в таком случае прийдётся быть Шивой? – сказал он.-- Не согласен!"

И внешне Виташа не выражал эмоций, только заметил вслух: "Дальше будет хуже." "Да ну,– мелькнуло  в голове.— Не хватит в твоем арсенале средств меня замучить. Я ведь слишком долго жила чисто рационально, не пользуясь богатством твоих чувств, а потому я более разумна и более жестока, чем ты! У меня такие тормоза, что они могут остановить движения твоей души! лёд в моём сердце способен заморозить всю силу твоей страсти ко мне! Эмоции, обычно причиняющие людям боль: печаль, отчаяние, разочарование, обида, гнев и страх – мне сейчас в радость: душа ликует, что наконец жива! И мне, как жителю нижнего мира, глазами разума гораздо легче увидеть и описать невидимые внутренние процессы и механизмы его устройства".

А душа "ответила": "Perdurabo"– девиз Алистера Кровли, создателя нашей любимой колоды карт Таро: я иду до конца. Поскольку по делу мы общались молча, и любое сочувствие тут бы показалось формальным, мне показалось, что "духи" даже удивились с некоторым осуждением: "Никакого милосердия?" Но возможно, мы просто оставляли резерв, чтобы душа могла сдаться на милость немилосердного победителя, и продолжить внедрение в личность другого и в тело коллективного разума уже в таком варианте. Наиболее милосердным в духовных процессах является то, что отвечает истине ситуации.

А может, Виташа понимал этот вдруг возникший контакт иначе и "спросил", хочет ли моя душа на самом деле преодолеть барьер между нами? И, конечно, душа сказала "да" – ведь это было её заветным желанием! Но вопрос такой нужен: хотя последствий перехода межличностных границ никакой человек до конца представить не может, это призывает к ответственности – и дает почувствовать свободу.

(А ещё, как ритуал на будущее – возникает некая потребность просить прощения друг у друга: если находиться в общем процессе, это излишне, но вот потом – можно ведь очень рассердиться! или разочароваться. Может, даже и не простить – и расстаться по-настоящему. Очень актуален упрёк: "Почему ты не показал мне своей высшей природы раньше? Где ты плавал, Одиссей, и почему я должна была тебя ждать годами безо всякой надежды? Почему приплыл только к старости, когда у меня уже и сил-то нет ответить на твою любовь?" – это упрёк универсальный, и надо понимать, что взаимный. Людям после ранней юности – и особенно тем, кому за тридцать, – всегда кажется, что они стары для той идеальной влюбленности, которая сопутствует всеобщей любви (астрологически, влиянию Нептуна). Мы даже 10 лет назад с удовольствием смотрели фильм "Старики-разбойники", да и раньше у меня вызывало первую реакцию удивления и возмущения то, что любовь вдруг приходит в зрелом возрасте. Это, самое человеческое, чувство кажется невероятным – но ещё более невероятным кажется, что его почему-то могло не быть!)

Со времён Тертуллиана, а может, и раньше, вера – функция, независимая от разума. Она сильнее его и первичней: как разум, ещё не отделенный от чувств. По отношению к чувству, смущение и страх разума тем бывают полезны, что помогают нащупать душу другого человека, удерживают с ней контакт. Возможно, поэтому у гностиков демиург рождается из страха. Хотя, чтобы установить контакт, незачем изменять сознание, да и страх тоже не нужен. Это нужно только, чтобы обнаружить таящиеся непонятно где ресурсы для новых свершений – или добраться до тех моментов, которые законы обычного сознания тщательно скрывают – как разрушительные для нынешнего социума и его здравого смысла (такие, как идея нарушения межличностных границ). Как-то я пришла к Виташе выспаться – обычно мы спали в разных комнатах, но что-то регулярно будило меня так, что спать не хотелось. Возможно, душа желала, чтобы я вместо этого медитировала: ведь медитация заменяет сон, а сон как долгое бессознательное состояние стабилизирует сознание до общепринятой нормы – до которой мне опускаться вовсе не хотелось. Его же тело погружало меня в привычный покой, и только я уснула, как мне приснился сон: какие-то люди отводят нас в каземат и закрывают дверь. Я тут же в беспокойстве бросаюсь к засову – и с облегчением убеждаюсь, что он открывается. Тогда я закрываю его снова, уже изнутри, чтобы нам не мешали, и мы укладываемся спать вдвоем в этом застенке – хотя железных кроватей там много. И несмотря на казенный интерьер в чёрно-серых тонах: а какой другой может нарисовать идея борьбы с фашизмом? – нам там вполне комфортно. Августин недаром радовался, что Господь не сделал нас ответственными за наши сны!

Я всегда ощущала, что бояться не стоит, особенно иллюзорных идей. Правила игры таковы, что надо радоваться! А ещё бесполезно молится или просить пощады – всаднику на моем кентавре было весело от таких правил. Все же душа должна на что-то опираться, если разум перестает её ограждать своей защитной скорлупой от хаоса жизненных веяний, и были мантры, которые звучали в моем уме. Молитва Радхи, которую использовала Мать Мирра, спутница Шри Ауробиндо: «Я все приму как высшее блаженство…». Молитва гностиков: «Дай мне достаточно кротости, чтобы вынести все без возмущения, дай мне сердце большое, чтобы вместить и великое и малое…» И советские, из песен – моя женская мантра: «Ты любовь моя долгожданная,– через сотни лет, через тысячи – не покинь меня, не покинь меня, не покинь…» – в 90-х я выбрала её за звон слога "кинь", похожий на звучание музыкальных молоточков или колокольчиков. И мужская: «Остался дом за дымною стеною, не скоро я в него вернусь обратно… Я все смогу – я правды не нарушу, своим дыханьем землю обогрею, ты только прикажи, и я не струшу, товарищ время…» – последнее, наверное, родилось от идеи Хайдеггера. Вообще советских мантр не так мало, и Виташе всегда нравилась советская песня на слова Тагора: "Смерть побеждающий вечный закон – это любовь моя".

Конечно, голос здравого смысла говорил, что лучше бы такую деятельность отложить на лето. Но всё приходит в свой срок, согласно астрологическим аспектам,– и всадник на моем кентавре смеялся и говорил да. Так что не остановить так сразу инстинкт познания. Инстинкты вообще неуничтожимы. Привычная твердость разума даёт мне возможность развенчать любой миф, и помня об этом, даже в неопределенности сознания любой идее я могу найти противовес – хотя, по правде говоря, не очень-то легко противостоять мыслям, которые приходят в голову как несомненное откровение, и я это делала медленней, чем хотелось бы. Виташу моя неуверенность раздражала, и он начинал "подсказывать". Но поскольку он верно служил коллективному подсознанию, привычно глядя в телевизор, быстрей от этого не становилось, поскольку я не верила его подсказкам и анализировала их как остальные иллюзии.

Я против тайн и иллюзорных верований – поясню, что это такое на примере Канта, который, ратуя за общечеловеческую религию разума, говорит, что существуют три вида иллюзорного верования в возможном для нас выходе из границ нашего разума по отношению к сверхъестественному. Во-первых, это вера в чудо (в познание через опыт чего-то такого, что, согласно объективным законам опыта, мы должны признать невозможным). Во-вторых, иллюзия, что то, о чем мы не можем составить себе никакого понятия в разуме, мы все же обязаны включать в область его понятий как нечто необходимое для нашего морального блага. В-третьих, иллюзия, по которой применение каких-либо средств может повлечь за собой результат, представляющий для нас тайну[4] J.

Остановлюсь на нескольких мифах (двигаясь здесь по логической, а не хронологической линии).

1. Миф о детях – о творении новых способностей будущих поколений.

Древнейшая цель блужданий по пустыне – взглянуть на страну обетованную, чтобы в неё не войти. Лишь восхититься ею перед смертью. Это ещё героический миф, миф жертвы, созданный в Библии более чем за 1000 лет до нашей эры. А с началом эры Водолея резонировал другой – ради детей.

Душа стремится к творению, но её виртуальная реальность должна каким-то образом стать материальной явью будущего. Как и когда? В душах будущих людей? Это советский миф – жить ради детей. Хорош он тем, что в нём нет жертвы – душа не жертвует ничем, отдавая себя будущему. Это естественное отношение, природное движение души. Это то, чем мы повседневно занимаемся, и от этого не в ущербе.

Можно представить его так: создается коллективная личность, и в контакте тех, из кого она возникла, образуются новые способности. В "игре" они о себе заявляют (в описываемых событиях – это, например, способность "слышать" мысли друг друга). И хорошо бы эти таланты сохранить и передать реальным людям – детям. Передать можно тремя путями: через генофонд (телесно), через гороскоп: структуру души в определенный момент (душевно), и через воспитание (разумно). Последний путь наиболее понятен, хотя для этого в культуре каким-то образом должна сохраниться память о них. Что касается гороскопа, хотя структурный рисунок души уникален в каждый момент, бывают похожие ситуации, когда возникает резонанс, чтобы данная структура реализовалась. На материальном уровне сохраняет и передаёт информацию ДНК процесс рождения. И если собирается коллективная личность, можно вообразить, что душа рождена многими людьми. Можно представить, что их задача может быть дана живущему уже человеку через резонанс, она может стать его личностью. Или предположить, что происходит сначала духовное рождение личности, а потом она воплощается материально в ребёнке. Или иначе: дух где-то в ноосфере "складывает" память, а потом эта память влияет на формирование конкретной личности при зачатии. Тогда получается, что процессы складывания коллективных личностей более всего нужны молодым парам для зачатия талантливых детей, а старики принимают в этом участие уже из чистого альтруизма. 

Само по себе неплохо, чтобы вера в этот миф – в социуме трансформировавшийся в миф о детях индиго – создавала нацеленность на высокие способности (хочется, чтобы свои дети были не хуже других и приобретали способности взрослых, уже реализовавшихся людей — спекуляция на душевной потребности и рудимент идеи перерождения души от деда к внуку). Но надо понимать, что такие мысли — отражение насущной проблемы размежевания детей в зависимости от воспитания и образования, которого сейчас не хватает. Что приводит к размежеванию взрослых.

Когда давно мне мерещилось, что подобные процессы не просто создают цепочку людей – коллективную душу, но и творят души наших детей, страшило меня то, что если стыковка не только между нами двумя, а с какими-то третьими людьми, то и душа будет от тех, к кому она в данный момент стремится! Мои дети – не мои дети, а "племянники": их душа родилась не от меня – но от моих братьев и сестер этого коллективного слияния. В страхах такого рода, наверное, проявляется недостаток альтруизма, а может, пережитки древнеродового строя (в древнем Риме был ритуал, когда женщины молились не за своих детей, но за детей своих сестер).

Я говорю, что это миф, поскольку в подсознании он всплывает, и я замечала, что люди с глубокими состояниями в него верят. Но всё же он относится к механизмам духовной деятельности, а в жизни всё сложнее. Что я ясно вижу – дети развивают прежде всего то, что недореализовано в нас самих: такой механизм преемственности поколений, чтобы качества не были утрачены. Родители формируют способности детей, задействуя свои и их ДНК не только в процессе зачатия, но и во всей последующей жизни. Виташа «подсказывал» мне такую разгадку возникшего процесса, назвав нашу белую кошку с пушистым хвостом трубой, Василисой батьковной – по церковному имени Сияны, когда она (кошка, конечно, а не дочка) уселась на голову большого игрушечного слона – он ассоциировался с Ганешей, богом мудрости. Не можем ли мы, нашим выходом в "коллективное бессознательное"J, видоизменить разум наших детей и растратить раньше срока их наследство?

Говорят, на детях гениев природа отдыхает. Я когда-то переформулировала: на детях творческих людей природа ставит эксперименты. Если родители в чем-то убежали вперёд от общества, и дети получили их задатки, то вписаться в это общество им, понятно, будет непросто: ещё нет условий, чтобы им там жить. Они должны суметь их создать и проложить пути, чтобы другим людям с теми же задатками потом было легче. Например, правополушарное мышление следует своей тонкой логике, не всегда другим понятной, стандартная же логика для него груба, и человек вынужден доказывать, что можно мыслить и так, что его мышление не хаотично, просто подчиняется своим законам. Но кто его поймет, пока общество не преобразовало свои стереотипы? А при тонкой чувствительности окружающий шум, кричащая реклама, резкий тон непереносимы, они забивают восприятие, и у человека развивается потребность уйти в себя (и ныне каждый 15-й - аутист. Их станет больше, общество вынуждено будет измениться сначала по отношению к ним, а потом, когда накопится критическая масса чувствующих людей, и само).

Субъективно вопрос о детях, конечно, наиболее пугающий. По телевизору говорили, что собираются вскрывать гроб Моны Лизы, восстанавливать её голову и проверять ДНК её детей: она ли это? Чувство (точнее, глубинный ассоциативный разум) ассоциировал это с тем, чтобы поскольку сейчас открывается и реализуется моя внутренняя программа, раскрываются и проверяются и программы моих детей: какие способности, какие ДНК, какие задачи я передала им? Не слишком ли рано им знать себя? Но, может, чем раньше, тем лучше? – пусть им передастся наш творческий энтузиазм! Есть пословица: «Дочь лезет по веткам того дерева, куда залезла мать». Хотя их внутренняя программа, должно быть, другая. То, что дано мне, то, чего я хочу: удержаться в необычном состоянии разума – это ведь задача моего поколения, она будет решена, и потребуется что-то другое. Ярику в школе на 23 февраля подарили тельняшку: «Покоритель Антарктиды» – что плохого в том, если он, вслед за мной, станет исследователем сфер, где почти никого нет! И возможно, мои дети уже обогнали меня. Я видела их людьми нового мира. Они участвовали в нашем процессе как полноправные участники. Обычно, помогая им в учёбе, я представляла себя, что держу их на плаву, сама уже уходя под воду, – так ничего, если и они меня немного поддержат!

На самом деле для наших детей достаточно наших собственных способностей и талантов. Ну а если они спят, требуется их пробуждать: если задействуется поля наших ДНК, возможно, задействуются аналогичные поля наших детей. Но тогда уж – и подобные способности других людей. Так что к детям всё не сводится. Возможно, так может происходить передача информации, "зажигая" коллективное поле сознания.

Так что миф – мы всё отдаём детям – это не вся правда. Как-то потом, на даче я поручила супругу готовиться с Яриком к контрольной по краеведению: он знает Санкт-Петербург лучше меня. А сама прилегла отдохнуть, радуясь, что занимается он, а не я, и он, пользуясь моментом, набросил на меня сеть любви: слишком энергетическое состояние, погружающее в сон, и воссоздал мой любимый образ творения нашего с ним мира – а потом, когда я уже совсем почти уснула – разбудил, "ударив" в сердце нашим семейным "кинжалом" идеи, мысленно «сказав»: "Это всё мы творим для Сияны",– разорвав этим нить связи и омыв моё сердце своими слезами по поводу нашей многолетней разлуки, пока ему пришлось заниматься детьми: направлять и возвышать их разум, а не мой. Возмущению моей души просто не было предела! "Ты прекрасный муж,– заявила она, столь же молча связывая эту нить обратно.— Детям — всё наше — это замечательно, но мы-то разве не можем быть вместе? в нашем творении?" Надеюсь, я его вполне этим утешила. И мы провели удивительный день на Ладоге, не взирая на обычную там грозу и переждав неожиданный ливень в тепле и комфорте: на зелёной полянке леса, под крышей старого разрушенного автобуса, где не было стен и где Виташа по привычке моментально успел развести костёр, пока ещё окружающая природа была сухой.

2. Миф о смерти – то есть, в основном страх за близких (за себя человек мало боится). Когда-то меня пугало, не слишком ли тратит себя Виташа при таких процессах: свой духовный потенциал, а может, и саму жизнь, как шагреневую кожу. Ответ здесь такой: в глубине есть абсолютная автономия духовных и телесных процессов (не только сознание не свести к материальному телу, но и личность выходит за рамки тела, как показывает анализ гороскопов). Телесное нездоровье имеет телесные причины, а дух действует независимо. Позитива тут больше, чем негатива: в мифологии, прикосновение к «смерти» вызывает регенерацию. Болезни наступают обычно не на фоне духовной энергии, а наоборот тогда, когда внутренние процессы долго не идут, или резко обрываются. И поскольку духовное видение раскрывает такое отношение, что смерти нет, это лишь переход между двумя гранями реальности, страх смерти исчезает. Страх болезни тоже – она не имеет отношения к духу, это лишь один из процессов организма, чем-то вызванный и для чего нужный, но не совсем мой, как и всё телесное, то есть не очень освоенное человеком. Неотъемлемо "своим" человек обычно считает лишь сознание, хотя и оно не совсем его.

Философ Анри Бергсон, автор теории психологического времени, век назад доказывал, что сознание человека расположено не в мозгу: мозг лишь выполняет функцию включения-выключения соответствующих знаний, подготовляет матрицу для них. Аналогично душа: кто знает, где она расположена? Сознание или душа, если рассматривать как одно, - поле, оболочка тела. Но кажется, что это поле, эта оболочка расширяется невесть куда.

Субъективно в данной истории страха смерти не было, поскольку тот контакт, что складывался у нас, явно относился к "миру иному", а значит, мог быть продолжен и «после смерти» J (хотя Виташу это явно не радовало: мы и в жизни-то устали, а тут ещё после смерти никакого покоя! Мы даже уже не шутили, что на солнце гороскопа нашей свадьбы стоит астероид Иксион – смертный, который испытывал страсть к супруге царя богов и пытался её соблазнить, за что боги осудили его на вечные муки вращения на огненном колесе: да и к чему иному может привести неутоленная страсть человека к бессмертной богине? Вот что бывает, если принцип автономии материи и духа не соблюдается! J) – Впрочем, в следующем году, когда мы ехали на дачу, пересекая мост через Неву, Виташа сказал, что у нас дела и по ту сторону моста. Логически, поскольку наши творческие задачи (типа виташиного универсального алфавита) мы явно в этой жизни недореализуем, то если жизнь после смерти есть, придется что-то делать и там. Хотя логика этой жизни не относится к «миру иному», где человек свободен выбирать то, к чему наиболее лежит душа. А может, то, к чему влечет сила привычки. Или то, что требуется в данный момент для «всех».

Освобождая нас от вечных мук, автономия духа и материи относится ко всем земным процессам: в отождествлении мира кажется, что они влияют на нас или мы на них влияем: прежде всего на погоду – но даже и на политику. На самом деле наш дух свободно подчиняет себя им, чтобы быть в приятном резонансе с чем-то большим. Мы готовы поверить в наше влияние на них – но покуда в нашем сознании нет конкретики, как это могло бы происходить: как можно, играя на пианино своего тела, не просто попасть в резонанс с общей музыкой, но передать ей свою волну, будьте уверены, что мы точно на них не влияем! Здесь актуальны слова социолога Клиффорда: «Если какое-нибудь верование принимается на недостаточном основании, оно – незаконное наслаждение… Оно грешно, потому что нарушает наш долг по отношению к человечеству. Долг же этот состоит в ограждении себя от таких верований, как он чумы, которая может быстро завладеть нашим телом, а потом распространиться по городу».

Другая грань мифа о смерти – идея расплаты. В 1991-1992-м мы работали в Лаборатории биодинамических измерений при Политехе (ныне Технологический университет) – ленинградском НИИ ЧАВО: руководителем там был экстрасенс Борис Поляков, считавший, что научить экстрасенсорике можно каждого – что он и делал, периодически выбивая финансирование демонстрацией своих целительских способностей. А мы по его просьбе там делали астрологическую программу, определявшую наличие экстрасенсорных способностей у человека – на первых персональных компьютерах. И вот один такой компьютер забарахлил – не по нашей вине и вскоре пришёл в чувство, однако заместитель начальника обратился к нам: чем расплачиваться будете? А тогда, набирая тексты на компьютере, мы тоже были в необычном состоянии сознания, и я подумала: чем расплачиваться? Жизнью. В смысле – судьбой. Мы платим жизнью за преступление нарушения привычного нам строя рационального мышления – седыми волосами – или судьбой как уходом из социума. А сначала накапливаем – потенциал духовных сил или заслуги (как в католическом христианстве) – чтобы потом истратить всё, когда процесс приходит к концу.

Я говорю, что это миф, потому что жизнь всегда есть умирание – и всегда есть накопление духовной энергии – и потому что необязательно тратить всё до конца. Хотя мне порой казалось, что я трачу потенциал умерших – дедушки, любителя мировой литературы – чтобы зажечь огромную люстру света над миром – моим миром, или отца: инженера и строителя нашей дачи – чтобы построить лестницу в небо… Потенциал, который мне дан как внучке и дочери – для обычного продолжения жизни, то есть для вступления в брак и рождения детей – но ведь и для социальной реализации духовности, тоже…

3. Мифы о социальном успехе. "Только провинциалы пишут о себе,– сказал Виташа: будучи категорически против того, чтобы я что-либо писала на эту тему.-- Займись чем-нибудь полезным – ясиной философией". Порой кажется, что высокие состояния, будучи программированием судьбы на глубинном уровне, помогают не только утвердиться в более дееспособном (или, наоборот, более созерцательном) разуме. Они прокладывают путь к будущей социальной роли: создают условия этого. Что это – испытывание возможностей человека – на что он способен? – и выбор будущего жизненного воплощения (коли я в них пишу – буду писателем, сочиняю стихи – поэтом, прорабатываю научную литературу – будут восприняты и социально подтверждены мои идеи). Кажется, что социум (люди, которые в курсе тех процессов, о которых я пишу) узнаёт, признаёт и принимает человека в момент его высшей реализации: раскрытия его души коллективной душе.

Я говорю, что это миф, потому что мысль о том, что это испытание, где можно всё приобрести или всё потерять,– только страх за эго. Человеку обычно хочется большего, чем он имеет, и в глубоких состояниях ощущается творение будущей судьбы. Однако нельзя абсолютизировать то, что от осознания этого процесса судьба радикально меняется. Предрасположенности индивидуальной души вряд ли можно изменить, не разрушая личность. И нельзя ожидать, что намечаемые в коллективном слиянии перспективы реализуются именно этой личностью и при её жизни. То, что относится к будущему, не относится к настоящему.

Конечно, в социальном воплощении проектов есть нечто мистическое – они требуют коллективной энергии – резонанса с актуальным социальным ритмом. И согласно мифу Стрельца (170-летнему циклу соединений Урана с Нептуном, последние два раза происходивших под знаком Стрельца) нужно объединение людей для воплощения идеи. Идея в социум должна войти на волне уже существующего общего импульса. Однако мне близка идея индийского философа и политика Анандамурти, что для духовного человека возможно действие, не имеющее под собой никаких видимых социальных предпосылок. Рано или поздно они обязательно проявятся (а иначе – как бы вообще могли рождаться новые идеи?)

Есть ещё момент: в индийской школе санкхьи говорится, что "игру" в следующий раз начинает тот, кто в прошлый раз продолжал её до конца (гораздо более милое и совсем не фатальное переосмысление христианского: "и первые станут последними"). И возникает иллюзия, что есть соперничество между людьми за это: как очередность в воплощении их идей. Вышеупомянутый образ стрельбы друг в друга: кто останется жив до последнего? Вот так воплощение наших идей и откладывается на сотни лет! Но то, что человек ждёт своей очереди, чтобы воплотились его идеи,-- конечно же, иллюзия. Люди ведь многогранны, они могут воплощать множество идей сразу, и в любой момент. Мир очень широк – в нём всем хватает места одновременно. В духовной реальности не нужно ни социалистических очередей, ни капиталистической конкуренции…

Вариантов мифа о социальном успехе море – их рисует сам социальный символизм: например, у людей есть машина – значит, их семья может "ехать" сама куда захочет, вне зависимости от общественного транспорта – повышения энергии коллективных процессов. А у нас вот машины нет – ну не хочет Виташа брать на себя её обслуживание! вдобавок, это не экологичный вид транспорта. И может показаться, что мы в этом хуже других – не выходим на тот уровень, на какой хотим. Так и вправду же не выходим? Но стимула иметь машину всё равно нет. Вот если бы ещё аэромобиль, на солнечной энергии! Мой отец, в службу в армии бывший аэромехаником, мечтал собрать вертолётик. Но потом узнал, что выше проводов в городе летать запрещено законом (и кто их сочинял?), и ограничился компьютером – тогда ещё не было персональных…

А вот и ещё один ракурс: социальный успех имеет отношение к общественному идеалу – некоей модели для подражания. И когда-то у меня возникал миф, что в таких процессах идёт выбор типа "русской красавицы" – скажем, если "мисс мира" будет русская, то и возможен и переход на наш идеал отношений. А покуда в Америке с любовью лучше, чем у нас (там-то люди весело развлекаются, это мы тут страдаем), то мы и принимаем их модель. Ответ души на этот миф – идеал всегда личный, он не требует сравнения. И если он ещё может быть национальным (как идеал глубинного познания и искренности для характера России), то образ навязывания его миру – регрессивное движение в сторону глобализации, а на современном этапе требуется мультиперспективность – собственный путь каждой нации. Не говоря уже о том, что конкуренция – сам образ выбора модели – претит душе, потому что здесь отражается продажность идеального, выставленного на всеобщее обозрение – что может быть хуже для женщины? сердцевина идеала должна остаться потаённой, чтобы женщина оставалась живой. А модель – кукла. Потому игры в конкурентный выбор не близки женской психологии, это издержки "мужской" цивилизации и первобытных ритуалов "покупки" женщины при "патриархате" с возникновением частной собственности (как писал Энгельс).

И в целом живому человеку ненормально видеть себя идеальным, так как теряется стимул к движению. Приятнее даже видеть себя злодеем – ведь недостатки сразу указывают линию развития. Поэтому после социалистической идеальности культура обнаружила крен в сторону описания жизни бандитов и проституток, из которого так и не вышла. Видимо, до сих пор остро стоят проблемы русской агрессивности отношений (которой западные люди и вправду бояться!) и вопросы пола.

4. Мифы пола. Откуда-то помню фразу: "мужчины смеются, женщины плачут". Возможно, её сказал Виташа, хотя и признавался, что понимает в происходящем не больше моего. Вдобавок, преодолевая мою защиту (он пытался меня чем-нибудь накормить в то время, как мне хотелось поголодать), он заявил, что ему желательно быть тираном, а иначе он вообще ничего делать не будет. Конечно, мужчине естественно выступать в лидирующей роли, а женщине приятно её ему уступить. Нет смысла идти против природы, и если выбирать из крайностей, для меня рабство в любви несомненно приятнее тиранства.

Самое несомненное отражение нашей мужской патриархальной цивилизации – представление о том, что мужчина воплощает бессмертный дух, а женщина – смертная душа, обретающая истинную жизнь только в отношении к нему. Этот христианский взгляд отнюдь не преодолён – можно вспомнить "Обыкновенное чудо", где творец-волшебник говорит с высоты своего бессмертия: "Мне суждено потерять тебя и затосковать навек". В противовес возрождается языческая позиция: женщина как богиня любви Венера – самообожественная жизнь, полноту которой мужчина обретает только в отношении к женщине. Такая мифология отражает абсолютизацию энергии. И если женщина всю деятельностную инициативу предоставляет мужчине: да, он проводник электричества, рождающего полёт мыследействия ("весело лететь ласточкой над золотым городом: 220 в под каждым крылом" у БГ), весь магнетизм удержания того поля, в котором это проведение возможно, остается за женщиной. Но вряд ли такое разделение практически продуктивно – хотя самоотрицание и вера в высшие способности противоположного пола присущи любви.

Если в чувстве собственного достоинства коренится ощущение равенства (как говорили о том анархисты Прудон и Кропоткин), то абсолютизация пола и его энергий ставит вопросы насилия. И чтобы разобраться – я-то не терплю насилия – я даже вернулась к очень старому мифу об измене, в той его трактовке, которую когда-то подсказал мне Виташа. Женщина становится мостиком между творческой способностью мужчин – формируя их коммунистическое единство и "рождая" в мир их идеи. Это созвучно гностическому мифу о единой душе-блуднице, рассеянной по миру, только со знаком плюс. Хотя в таком коммунистическом единстве жён, казалось бы, ничего плохого нет, но на самом деле есть. Бердяев говорил: любовь к любви вместо любви к лицу – в этом сущность разврата, хотя это проблема метафизическая. Всякая коллективная идея жива лишь постольку, поскольку она – сугубо личная: она наиболее глубока, когда звучит и питается изнутри, когда она творчески-индивидуальна. Идеи, рождающиеся в контакте, куда более поверхностны. И разве мужчины не могут объединиться без женщин? Ведь в каждом из нас есть обе природы.

Почему душа рисует такой миф? Любовь прокладывает экзистенциальный канал реализации того, чему служат люди. В неканоническом евангелии сказано: не воплотиться дело, если оно не станет ребёнком. Можно представить так: на одном полюсе – одна идея, на другом – другая, и вместе эта поляризация создает пространство для творения. Сколь бы едиными не казалась двум разным людям их идеи, на глубине они различны: индивидуальность сохраняется до самого дна бытия. Глубину своей идеи мы обычно видим через отражение в другом человеке. И, возможно, мужчинам сложно разобраться, как их экзистенциалы стыкуются, для этого нужно проникновение такого рода, какое свойственно любви. Женщине живая подоплёка идей видна лучше, почему и считается, что за реализацией мужчины всегда стоит женщина: он не будет воплощать то, чем она не живёт. А для воплощения радикальных идей нужна включенность многих.

Может, потому некогда в социальном подсознании был распространен миф, что любовный треугольник может разжечь огонь страсти, достаточный для погружения в мистерии разума и выплеска этой энергии вовне, растекания её по миру. Не то из карт Таро: через принцип сохранения сакрального в профанном. Не то, как всегда, евреи виноваты: из Каббалы кочует по христианству утраченная им мистика. Корни этого мифа теряются в том, как Змей соблазняет Еву, чтобы в привычном раю, кроме древа жизни, стало видимым и древо познания. Так или иначе, этот миф затрагивает болевую точку, как причина развращенности современного общества.

Для женщины ничего хуже быть не может, чем измена любимому – это страшнее Гефсиманского сада. И я пыталась бороться с этим мифом, по мере сил – своим безразличием. Пару раз Виташа стремился выяснять, кто мог затронуть мою душу, когда я уходила в себя, во внутреннюю воронку, чтобы потом выйти с другой её стороны – словно нам нужен был такой контакт как стимул для внешних достижений. Но мне это было не важно: раз мне самой нравилась внутренняя глубина, и чтобы войти в неё, я могла и сама сделать решающий шаг – шаг в бездны разума, то считала непорядочным обвинять за то каких бы то ни было людей, тем более, что люди-то попадались своеобразные. Я не могу не ответить на любовь духовной помощью – хотя материализовать такие антиутопии, как "Замок" Кафки, мне не хотелось. Да и Виташа не считал необходимым особенно бороться, всегда предпочитая уступить: борьба за успех – это неинтересно, а уж самцов за самку – это совсем неинтересно.

Хотя если говорить просто об энергетике, мы оба были по молодости открытыми людьми – а это значит, нашу энергию мог похитить кто угодно: помню, однажды это сделал случайный прохожий, у которого закололо сердце, когда я проходила мимо, и он попросил меня довести его куда-то. Наверно, он сделал это бессознательно, и я его не виню. Но как-то мне пришло в голову, что именно этой энергии не хватило моему умершему тогда брату…

Ресурсы людей не безграничны. Поэтому в конце концов мы свели общение к минимуму, и у меня недостало энергии заниматься реализацией в социуме, замешанном на сексуальных энергиях и борьбе. Контакт с людьми в нашем обществе чаще всего имеет неосознанный вектор эмоционального нападения, которое душа ощущает как насилие. Речь не идёт, конечно, о влюбленности, которая по сути чиста – да и у нас с супругом слишком тесная связь, чтобы мы могли бы влюбиться в кого-то на стороне или позволить кому-то длить любовь к себе. А именно о неосознанности связи: ну а люди интеллектуального слоя почему-то считали даже необходимым так затрагивать и девушек, и женщин. Уму-то всё равно: коллективное сознание во всеобщем единении устремляется реализовать идеи – чужие-не чужие, все свои! J

Но душе не всё равно: она выбирает и любит кого-то, в этом её глубина. Она хочет увидеть и воссоздать в себе его индивидуальный мир. А если даже души нет J, то это не всё равно телу: телу разума. И мне сейчас показалось, что это привычная для нашего общества грубость взаимодействия мешала нам с Виташей творить свои миры и сливать наши души. Мешало моему уму подняться над обыденностью и увидеть внутреннюю реальность того, кого я на самом деле любила. Может, от этих стереотипов социального обращения с душой как с чем-то животно низменным, с чем ум может делать всё, что заблагорассудиться – на что настраивет и христианство! -- наша любовь оборачивалась страстью и не доходила до высот разума, для чего нужна цельность души, а не её растворенность в коллективном. Бердяев писал: смысл подлинной любви — в творческом прорыве в иной мир. Пол есть точка пересечения двух миров в организме человека, где скрыта тайна бытия. И я порой не понимала, что происходит – мы прекрасные друзья, но почему мой супруг меня не любит? почему мне в нём чего-то не хватает? Может, дело во всех моих невидимых "кавалерах"? J -- Это образ "Прощания с Новогодней ёлкой" Окуджавы: "мы в пух и прах наряжали тебя, мы тебе верно служили…" – но и на единично-бытовом, и на коллективно-социальном, и на самом высшем духовном плане, разве женщина не сама выбирает себе наряд, разве могут мужчины дать ей навыки, которые она не наработала? – Мужчина может лишь дать энергию, устранив свою волю, мешающую её собственной реализации, порабощающую её, пусть даже любовью, и нивелировав ещё более порабощающие социальные факторы мужского социума, чтобы проявилась истинная природа её души – в единстве с общей душой…

Быть может, это тоже легенда, и если вывернуть её наизнанку, ближе к привычной реальности, мы, как люди творческие, ещё до знакомства добрались до всеобщей любви, почему наши чувства и принимали такой характер. Мы много дней черпали радость и утешение в творчестве – но может ли интеллектуально-творческое единство двоих сравниться со всеобщим единством душ и Разумов? Думаю, может, если ему не мешать – если оно может добраться само до этого всеобщего единства… Для мужчины оно идеальнее – оно служит воплощению идей. Но для женщины священна личная любовь – она ближе к воплощению самой жизни.

Может, это проблема будущего – и всё же я чую опасность этого мифа. Считать, что душу женщины можно без её воли использовать как носитель зародыша идей – которые она "рождает" для мира – из своей глубины устраивая их манифестацию – это унижение идеи пола. Даже христианский вариант здесь сомнителен – хотя наше взаимодействие по сдвигу сознания легко было бы так трактовать. Как-то к нам в гости заглянул виташин приятель-христианин и, пообщавшись с нами полчаса, отключился на телефон, и первое, что сказал: "Христос воскрес!" "Пасха же уже прошла,"– возразили ему. "Так Он каждое воскресенье воскресает,"– ответил наш знакомый.

С христианством я спросить не буду: всё-таки от Духа непорочное зачатие приемлемей, чем от кого-то постороннего, и чем чаще Мария будет рождать Христа, тем чаще Он будет воскресать, и тем быстрее изменится само христианство. А вот что в духовных процессах задействовано глубинное столкновение мужских энергий – это откровенно вредная идея. Не механизм борьбы, а механизм сотрудничества служит высотам творчества. Естественная любовь – любовь двоих – природно-экологичного свойства. А разврат и поверхностность современного общества не в последнюю очередь вызваны насильственным настроем борьбы, к женской природе – природе наших чувств – относящимся утилитарно. Именно он уничтожает Разум женщины. Потому сегодня так мало нормальных любящих пар. Ведь если для мужчины в любви главнее страсть, женщина выбирает мужа разумом (таковы свойства Анимы и Анимуса, по Юнгу). Может, это сегодня и не видно, но она выбирает его именно за идеи, которые хочет воплотить, из изначальной глубины и в целостно-живом образе. И много мужей ей не нужно: женщине, если она заглянет в себя, милее глубина чувства, чем поверхностный перебор. Поэтому: "Я нарожала бы детей от всех, кого любила"– это ещё не любовь. И даже не эмансипация – это рабство, невидимое рабство, вызванное чужой потребностью. Хотя, что может быть милее для женщины идеи рождения? И что может быть лучше коллективного братства мужчин?

А если от разврата в духовной сфере вернуться к любви и принять тиранство мужчины и рабство женщины в более мягком варианте, пугающей была иллюзия, что Виташа сам образует узость моего разума в повседневности, закрывая от меня тот мир, куда я больше всего на свете хочу попасть. Коли он может возвысить и перевернуть моё сознание – так может ведь делать и наоборот, направляя силы души на сопереживание виртуальной реальности людей, творящих передачи по телевизору (там он с ними, в своём коллективном братстве сознания!),– мне же не оставляя ничего. Может, от этого я привыкла жить без любви, из чувства долга, а это формирует такое безразличие к жизни, что можно и умереть. И, если разобраться в бессознательном, я настолько ненавидела его за это, что готова была подвергнуть его тому, чему он подвергался вместе со мной. (Только бессознательно, конечно: а так я чего бы не сделала, чтобы он не страдал… )

Возможно, поэтому, когда Виташа рассказал мне свой сон – про суд, где были важны свидетельские показания женщины, я сказала: "Я буду свидетельствовать против." Хотя суд – уже старый образ, он работал в то время, когда быстрое сохранение в Worde осуществлялось клавишами контроля (Cntr-10), а не клавишами сдвига (Shift-12). J

Однако самая радикальная идея против иллюзий пола в том, что взаимность – взаимна во всём. Виташа тоже мог свободно отвергать или принимать мои мифы (а их достаточно в моих стихах для полного безумия), и он сам сказал, видя, что я его живой души касаться боюсь: "Ты тоже что-нибудь можешь сделать". А тут к Ясе пришла подружка, сочиняющая стихи, и я стала им петь свои песни. Виташа воспринимал движения моей мысли в другой комнате, и сказал, что ему понравилось.

Через год Виташа подкинул мне ещё один образ, когда мы на даче проезжали на велосипедах мимо помойки, и он прихватил оттуда книгу «Алые паруса», -- что он воплощал мою сказку как "свадебный подарок". Тридцатилетие свадьбы – цикл Сатурна: у нас Сатурн приходит на Сатурн, когда я пишу этот рассказ… Быть может, моя душа, отбросив все преграды, сольётся с его душой, если он покажет мне мой миф о коллективном единстве в том виде, в каком я его представляю? И это будет венчание душ, каким оно должно быть у людей – по-человечески духовный брак, новый уровень единства сознаний. Я думаю, из мифов пола этот – наиболее человечный. Самый простой – люди должны увидеть сказку друг друга, если хотят связать друг с другом жизнь. Это гарантия счастливого союза: им всегда будет что делать, а мечта будет их хранить. Надо хоть раз увидеть экзистенциальное лицо своего спутника, чтобы не выяснять отношений всю оставшуюся жизнь. (А то "жену себе даже самый хитрейший из покупателей умудряется купить в мешке"[5], как говорил Заратуштра.)

Моя сказка – зодиакального знака Рака: я хочу, чтобы внутреннее единство чувств и разумов людей стало видимым (может, это повлияет на тонкость и человечность отношений?). А потому я во всех окружающих хочу видеть Любовь, открывающую Разум: контакт эмпирических и идеальных "я" людей – как контакт двух миров: «их» и «наше» взаимодействие. Супруг воплотил это видение, на весенних концертах симфонической классики и советских песен – и я включала свое чувство, как могла, чтобы подтвердить своё желание, хотя видения идеальной разумности людей (которую я описываю в рассказе «Озоновая дыра»), я не достигала. Но дирижер сказал речь совершенно в моих терминах: «"Мы" поиграем, а "вы" потерпите» – а Виташе понравилась симфония, где человек издевательски смеётся над смертью. Хотя я не привыкла видеть свои идеи настолько проявленными: и первой реакцией было смущение. И не было эмоциональных сил на энтузиазм – лишь разум остался удовлетворен, что всё как надо. И Виташа в конце-концов решил, что делает что-то не то, хотя всё было то – просто, будь у меня больше сил, эффект его усилий был бы больше и он получил бы ту радость и мою эмоциональную самоотдачу, которой добивался.— С другой стороны, он ведь искал ту любовь, какая нужна душе сейчас, а если нужна личная любовь, то её не заменят никакие коллективные процессы.

Главная преграда здесь в том, что душа русских людей (на самом деле!) всегда стремится к невозможному и немыслимому – а чтобы что-то такое воплотилось, нужно время. Поэтому Ассоль ждёт, и Пенелопа ждёт Одиссея – и как ему оправдаться, что Каллипсо скрывала его на острове, куда не ступала нога человека? Особенно, если он приплыл тогда, когда Пенелопе вроде как уже и не нужен – когда в ней уже умер романтизм Ассоль? Потом, через год, а юге, мы познакомились с христианином, игравшей на гитаре, и его песня об Одиссее просила у меня за это прощения… А его супруга вдруг вспомнила виташину любимую песню: "Смерть побеждающий вечный закон – это любовь моя". И другая женщина, с которой мы сидели у костра в другой компании, тоже предложила спеть эту песню. Так что всё было то – всё наше звучало вокруг, и ум обретал покой. Может, это и есть прикосновение к бессмертию, когда душа видит свои личные желания воплощенными? – ведь то, что проявилось в мире хоть раз, уже никогда не исчезнет...

Любовь прокладывает пути – строит ли она связи нейронов мозга, зажигает ли ауру или изменяет ДНК – истинная любовь не исчезает, если она была. Как-то раз на домашнем концерте мне понравилось, как женщина пела под гитару свои песни на духовные темы: я чуть не зримо видела крылья её вдохновения. И когда она потом сказала, что в разводе с мужем, я удивилась: откуда же тогда эти крылья любви? Может от отца? от сына? или от индийских духовных практик? Но нет – именно супруг научил её петь, и даже в разводе они продолжали быть вместе. А после его смерти, когда она по индийской традиции справляла траур по нему, эти крылья исчезли. Но потом они вновь появились: ведь вдохновение не оставило её! И как тут не сказать, что они до сих вместе, если это зримо видно? 

5. Миф о спасении. Это миф приятный – люди и вправду выступают спасителями друг друга, если говорить о безмерном одиночестве индивидуальной души, когда она прорывается к прежде неведомым ей и недоступным сферам. Когда при открытии границ выяснилось, что американцы склонны беседовать по душам только с психоаналитиком, стало также ясно, что все русские – стихийные психотерапевты. И если душа рвётся к людям, возникает естественное представление, что люди должны её спасти. Поверим в картину, которую нарисовал моему подсознанию Виташа: все люди спасают одного человека – настолько ценна каждая личность! и эту человеческую помощь надо ценить. Если человек при этом не восходит к сознанию коллективного братства, а упорно остается в себе, то он людям неблагодарен. Ведь если коллективный разум хранится в теле, то становится возможной утопия Шри Ауробиндо: достаточно изменить одно тело, чтобы это изменение передалось всем. Чтобы все стали бессмертными или совершенными как Христос. Или как мыслили это древние мифы: достаточно было одному человеку умереть, чтобы умирать стали все. Но я говорю, что это миф, поскольку человек свободен в своем выборе: хоть и ненормально предпочитать одиночество, но может быть на то причина – не всякий внутренний мир такой, что его можно сразу раскрывать: душа хранит своё предначертание до нужного момента.

Когда Виташа подумал, что я что-то имею против коллективного братства людей из-за кого-то, с кем я была знакома в юности, он попытался действовать как психотерапевт: "прикинулся" им: дух ведь может выступать в любом облике! – чтобы я слилась с ним в экстазе любви, преодолев возможные комплексы,— это было на концерте в Филармонии. Мне было бы приятно ощутить такой лично-коллективный экстаз, но душа полностью не откликнулась на это, и значит, проблема была не в том. Напротив, она ушла в себя – в образе пятилетней девочки: всеми её жалкими силами защищаясь от социальной проблемы, которая стояла у моей мамы 45 лет назад. Я воплотила то, чего не смогла мама – а значит, прошлое ворошить не стоит. Однако подсознание напомнило о дисгармонии социального взаимодействия – как о проблеме до сих пор нерешенной.   

И проблема в том, что надо менять сами общественные отношения. Чтобы изменить их, надо изменить их эмоциональный фон, а для этого – эротику почти у самого её корня. Отношения, которые господствуют в нашем обществе, завязаны на принцип "по знакомству" и останавливаются на нём, потому что нет ничего более святого, чем душевное тепло самой жизни, которое даёт людям комфорт. Нет высшей цели – и найти её сложно, по сравнению с цепочками человеческих отношений. Но получается, что без цели – никто никому не нужен: если в социальном взаимодействии не интересно дело каждого конкретного человека, если нет такой взаимопомощи, то никакой динамики социума нет, и он разваливается. Все друг друга раздражают, отсюда стервозность. К делу подгоняет только стресс. И мне больно смотреть новости и русские фильмы последних 20 лет, просто из-за тона и ритма голоса ведущего и актёров. Если кому-то с непривычки больно войти в коллективный разум J, то это боль хорошая. А вот когда всем людям в нашем обществе больно общаться друг с другом, то это боль плохая. Никто не владеет искусством жить. Если бы от этого умирало только общество! Но умирают люди…

Сейчас, при исчезновении "русской душевности" эта "борьба всех против всех" более заметна, но и в советские годы не было духовного деятельного единства на уровне социума: он был нежизнеспособен. Что и компенсировалось утилизацией сексуальных энергий совсем не для того, для чего они предназначены. Я увидела, на каких энергиях замешан наш социум, когда мне было 19: ничего такого не произошло, просто шеф проявил слабость – он прекрасный человек, всегда помогал людям и делом, и в роли "коллективной жилетки", а тут помощь оказалась нужна ему. Когда человек всё время тащит на себе общественный груз, он может оступиться, транслируя модель привычных отношений социума – это простительно, и мы тут же остались друзьями. Только вот ощущение социальных энергий он до меня, сам того не ведая, донёс, и я неделю не могла прийти в себя, рыдая, что в официальном обществе я не только ничего полезного не смогу сделать, но и выжить там не смогу. Йога учит менять мышление на позитивное. Христианство учит менять мир. Я больше люблю йогу, но тут мне ближе христианство. Хотя духовная деятельность одинакова: найти проблему в себе, найти её решение в себе – нужную эмоциональность и нужную сексуальность – может, так изменится и мир.

Найти в себе проблему и решение – не так просто, когда находишься на глубине созерцания: на "пониженном" уровне интеллекта, сомневающегося в самом себе, который и даёт реально видеть проблему. Кажется, что входя в неё, транслируешь её миру в худшем виде, и любое решение оказывается не в твою пользу. Решение должно быть найдено в разорванности противоречий, как у Кьеркегора.– И об его истинности говорит, похоже, душевный покой, обретаемый самым абсурдным образом, – а, может, сама нестандартность решения, его новизна. Могу вспомнить эпизод, который был через год, когда фашизм, которого мы опасались, действительно пришёл на Украину. Я духовно ощутила, что политическое сострадание не оказывается тут целебным. Тяжелое упрямство абсолютизма перекрывает лишь радость, свет, мягкость и человечность отношений в любых условиях. А идея создает инерцию, сострадание как страдание опускает вниз, оно лишь мешает выходу из кризиса. Возможно, Виташа и переживал всё, как надо, но однажды (во время поездки на велосипеде к Ярику в школу – на расстоянии от супруга погружение в бездны души ярче давало о себе знать) мне наша включенность в эту проблему на глубине показалась даже опасной: как бы не сделать хуже. "Сядь,– сказала я Виташе, вернувшись домой,— надо поговорить". "Пытать будешь?"– спросил он с редкой покорностью. Это меня несколько остановило, и я не стала спрашивать, как он ощущает проблему, в которой мы в тот момент были вместе: разговаривать словами в глубоких состояниях действительно трудно. Только высказала мнение, что нельзя отождествляться: входить в то, что есть, всею мощью своих чувств, когда не видишь позитивного выхода из туннеля ситуации, удерживая в себе отстраненность. (Хотя если не входить в коллективные резонансы, то ответа не увидишь, а если увидишь чисто рационально, то это, вероятно, никому не поможет.)

В человеке развит инстинкт преобразования – благоприобретенный инстинкт разрушителя. И чем выше культура и цивилизация, тем он сильнее, как обратная сторона медали, как реакция на них и как их стимул. Достаточно вспомнить экзистенциальную тягу к ничто – тягу к ужасу у Хайдеггера, философии которого не мешала фашистская Германия. Понятно, что этот инстинкт, который побуждает нас к борьбе буквально на пустом месте, к борьбе со всем существующим, надо задействовать по-человечески гуманно. Тогда тяга к ужасным проявлением человеческой природы, таким как фашизм, национальная или социальная мания величия, побуждающая видеть неравенство вместо равенства, нивелируется и потом забудется, как это было с людоедством и человеческими жертвоприношениями, то есть будет вызывать органическое отвращение.

Другой вариант – радикально игнорировать политику: пусть бы играли в свои игры те, кто хочет власти (ну что за бред, когда мысль всего населения живет жизнью горстки политиков и известных людей, а не собственной жизнью каждого!). И чем меньше народу будет участвовать в виртуальной реальности теленовостей, чем меньше энергии будет в сфере политики, тем меньше она будет привлекать к себе остальных. Никто не станет стремиться к власти и известности, и тогда управлять внешними организационными процессами будут действительно те, кому это от природы дано, кто может делать это бескорыстно. Утопия? Да, пока люди живут социальной, а не своей личностной, творчески переживаемой жизнью, которая привлекала бы их больше, чем массовые политические, спортивные и иные процессы. Конечно, в самих массовых процессах ничего плохого нет, пока люди не играют в них роль пушечного мяса. Но на данный момент задача развития индивидуального требует интеллектуального отстранения, даже при чувственной включенности. Общечеловеческие процессы идут всегда. Но лишь когда становятся видимыми изнутри, люди могут их направлять, а не плыть по течению, слепо повинуясь устаревшим привычкам прошлого. И они становятся заметными, когда в "мужском" внешнем мире поднимает восстание наша "женская" внутренняя природа.— Однако устраниться от политики в нашем слиянии я не могла, так как в неё постоянно включен Виташа.  

*       *       *

К мифам о спасении надо добавить, что психотерапевтический вариант взаимодействия через культурное творчество, через архетипы и мифы – вполне безопасен. Вот если пытаться напрямую решать проблемы, выходит какая-то жуть. Как-то я подумала, не помочь ли Виташе преодолеть его нервозность? – и попала в самый настоящий невроз. Откуда и вправду меня надо было уже спасать. Потому что в нормальном варианте мы транслируем друг для друга – не себя, а то, что за нами: и коллективный резонанс может многократно усиливать проблемы. Замкнуться друг на друге полностью не удаётся – это и вправду опасно, пока мы не владеем внутренними процессами, как надо для этого. Это доказывает, что свои глубинные проблемы люди могут решить только сами, поскольку они связаны с индивидуальной судьбой (кармическим телом), а оно максимально изолированно (согласно астрологическим параметрам архетипа Сатурна). Мифологически, такая замкнутость – образ бессмертия, но индивидуальное бессмертие мифы оценивают негативно – это застывшесть образа и души, которая должна постоянно меняться вместе с вечным течением жизни…

Миф о бессмертии – религиозный вариант спасения, но тут Виташа меня даже не "спрашивал". В лесу на даче, я сама предвосхитила эту тему, спев ему песню на стихи Евтушенко "Идут белые снеги, как по нитке скользя, – жить и жить бы на свете, да, наверно, нельзя. Чьи-то души бесследно растворяясь вдали, словно белые снеги, идут в Небо с Земли…" – которая ему когда-то нравилась. Я, конечно, ответила бы, что к бессмертию отношусь плохо, а смерть за правое дело, разумеется, предпочитаю – согласно позитиву архетипа Овна и советскому временному периоду нашего взаимодействия. Душа в глубине своей склонна к героизму – душа любого человека, не только моя… Но, может, жаль, что меня не "спросил" изнутри магии любви – душа сказала бы что-то ещё…

6. Миф о царстве внутри нас. Иллюзия, которая мне несомненно нравилась и которую как мог поддерживал Виташа,– что вокруг меня уже возник иной, более прекрасный мир и в нём уже выросли более разумные люди. В нём проявлена некая новая истина существования. Для всех.

В ответ на эту мою мысль супруг вслух сказал: «Ты не выдержишь» (надо было ежедневно заниматься с детьми – с Яриком английским и олимпиадными задачами по математике, и с Ясей – философией и латынью).— «Выдержу!»– отвечала я, хотя не была уверена, что смогу долго остаться в этом перевороте сознания – это почти невозможно – но человека притягивает невозможное. Почему такой миф можно не выдержать? Потому что, чтобы так видеть, нужно закрепиться в позиции своей отстраненности. Что я неразумна, и даже мои дети разумны более меня. Что все окружающие люди слышат коллективный разум, он говорит через них. 25 лет назад такое видение было легко и прекрасно – и я могла сказать Виташе "я животное, а ты Бог" – тогда вся жизнь была впереди. А сейчас она была позади, и не было уже времени и сил догонять умчавшийся вперёд коллективный разум. Этот миф стал жестоким, но он трогал душу, и потому я его развенчивать не стала, а наоборот, постаралась сделать опорой мировоззрения. Любовь быстро обнаруживает себя через разлуку – и я могла испытывать только благодарность, когда моему внутреннему миру транслировалось несказанное горе отрыва от божественного: потому что если добраться до вершин такого видения – видения разума в глазах людей! – оно слишком красиво, чтобы его можно было забыть. От него не оторваться, даже если я его не помню – потому и хочется к нему вернуться.

 

Глава 11. Воссоздание любви.

Но было в этой истории ещё что-то, помимо этой, понятной мне темы развенчивания и принятия иллюзий. Когда-то давно, лет 25 тому назад начиная эту "игру", я дала странное обещание не видеть ничего другого, кроме этого мира, с его грязью и страданиями – так и надо. Наверно, раньше все давали такой обет – а сейчас это выглядит дико. И это возможно, пока ничего другого не видел. Но увидеть, что можно жить более энергетически полно, пользоваться разумом иначе и видеть прекрасные сны о будущем, а кроме того, миры мысли, воплощаемые в реальность своими руками – и от этого отказаться, это свыше человеческих сил. "Духи" говорили тогда: "её будет не спасти", но ни меня, ни Виташу это, конечно же, не остановило. О наше героическое поколение! Живо ли оно? (В этом году 9 мая была акция "бессмертный полк" – шествие уже не столько самих ветеранов, сколько их потомков с их фото, даже в школе у Ярика, где он нёс фото своего деда. И у меня это ассоциировалось с вечно сражающейся, умирающей и воскресающей армией Вальгаллы Одина).

Дух бессмертен. А вот я была мертва. И потому я сказала: "Люди! Избавьте меня уже наконец от этого немыслимого обета! От такой жизни я потеряла всю свою тонкую интуитивную чувствительность! Чувство долга – это лишь холодный рассудок, а не тепло сердца. Оно стало почти камнем. Я даже уже не могу сопереживать собственным детям, а не только Виташиной политикеJ! Я хочу обитать в нормальной семье, при пробуждении видеть прекрасный мир и слышать звуки, а не жить годами внутри себя – лишь воспоминаниями о наших кратких встречах, не воспринимая ничего вокруг!" J Но ведь чтобы я об этом возмолилась – для этого сам мир должен был измениться. Либо действительно стать таким, каким я хотела его видеть – на нижнем своем этаже – либо я должна была по меньшей мере увидеть его таким – ситуация вокруг должна была стать такой, чтобы мне было её легко достроить до её идеала. Или Виташа должен был сотворить его таким внутри себя.

Виташа сказал: "Ты сама не знаешь, что тебе нужно",– но знал ли он это до конца? Развитие способности видения, необходимой глубины контакта и тонких моментов психики не в счет. Всякое движение имеет цель. И моя душа очень хотела увидеть ту Вселенную, что творит душа Виташи. Нашу с ним Вселенную. О которой мы когда-то мечтали. Не просто увидеть её отражение в детях, но увидеть мир, в котором она воплощена. "Духи" теперь «сказали» ему: "Может, отдашь её нам? Она всё равно уже не сможет здесь жить, а нам бы пригодилась". Но он отвечал: нет, она мне самому нужна. И я обрадовалась, что он так ответил. Наверное, это меня и воскресило.

Есть такой индийский миф: боги-демиурги Митра и Варуна сотворили женщину и просят: скажи, что ты наша! Но она уходит к мужчине, первочеловеку Ману.

Однако есть ещё японский миф: когда близнец Идзанаги, завершив творение, отправляется в подземный мир за своей супругой Идзанами, которая за это время стала его грозной владычицей, он не успевает выждать, пока она сменит облик, видит её разъедаемую червями и убегает – а она выпускает на землю в погоню за ним опасных мертвецов.

Итак, в какой-то будний день, пока дети учились, мы поехали на велосипедах гулять, чтобы купить мне очки по рецепту,— и по дороге я фантазировала, что хотела бы увидеть в будущем, а точнее, видела это, попадая в этот мир будущего – который и оказывался настоящим миром.

Во-первых, я хотела бы, чтобы все люди просыпались к видению разумности мира хотя бы перед смертью, а не умирали в забытьи, как мой отец. Чтобы видели, как они борются, что побеждают и зачем — духовный смысл всех наших страданий и болезней. Что люди принимают все моменты своей жизни добровольно и исполняют их сознательно. Что и сама смерть является только переходом внутри самой жизни – прозрачной, исчезающе тонкой границей, подобно самому нашему разуму. И это бы задавало вектор счастья, который бы перекроил все наши цели на другой лад. Правда, возникает вопрос: не стало бы существование более опасным, если мыслить так? Такая идея слишком радикальна: переменив умонастроение на полный позитив, мы откроем двери такому негативу, что и в кошмаре не приснится. Таким экспериментам, что все инопланетяне сбегут в Японию! J И все же только такое видение успокаивало ум.

Во-вторых, я бы хотела, чтобы уже окончательно победил коммунизм во всем его альтруизме, потому что сил на борьбу за существование у людей уже откровенно нет. Идея борьбы за существование лишает жизни. И неустранимая цель таких процессов — не сохранить высоту своего ума, а наоборот,– всем всё раздать. Конечно, хотелось бы сохранить свое видение для себя (актуальный для поездки образ очков), но я предвидела, что в такой игре его не сохранить. Для этого нужно совершенство Будды, чтобы моментально, безынерциально развенчивать мифы и не иметь эго.

(Ну а в-третьих, в отношении жестокости и формализма интеллекта, которым обладает добрая половина мыслящих жителей Санкт-Петербурга, я бы пожелала, чтобы она всякий раз и в каждой конкретной ситуации оборачивалась против самих его носителей, потому что высота нашего разума — самый мощный фактор социального развития! Души жителей Ленинграда были бы несомненно довольны таким положением вещей — хотя, конечно, в нашем городе жить и так интересно. J)

Это было по дороге туда: мечтая, сознание, как и дорога по Выборской стороне (на старый берег Невы), шло вверх. На обратном пути: спуск вниз — я видела оторванность от этих высот разумности, которую иначе как морем слез не передать. Приехав домой, я зашла в ванную и дала им волю!– решив исполнить свою роль традиционно, по вышеупомянутой песне Окуджавы: "Кричи и плач, авось твой труд упорный потомки не оценят свысока!" Душа хорошо знала этот опыт, в этом не было сомнений, хотя раньше я такого не испытывала – да и сейчас, изменяя сценарий в нежелании играть как по писанному, добавила к слезам смех: ведь верить или не верить – наш выбор! Я рыдала и смеялась – на мгновения становясь вовне этого видения – что это такое я придумываю? J – радуясь, что огромный разум “коллективной” J личности – или просто включенность моего мозга? – наконец дает мне такую возможность. И снова рыдала о медицине, образовании и других недостатках нашей жизни, изо всех моих сил ненавидя её теперешнюю, чтобы остаться в будущей, и жить там через сознание своей оторванности от того, как надо мыслить по-настоящему, имея сейчас энергию наделить её тем смыслом, которым я хочу. София гностиков творит мир из слёз.

Другой заметный эпизод на ту же тему был, когда приходил наш знакомый программист, и мы пытались удалить вирус из WINDOWs, который цепляется одновременно ко всем браузерам и позволяет следить за всеми обращениями личного компьютера. А если удалить пораженные файлы, интернет переставал работать. Хоть я была нацелена на коммунистические отношения внутренней слиянности людей, я не хотела тревожить “внутренний мир” нашего хорошего знакомого, когда моё сознание шизофренически J отождествляло реальность с самим собой. Я терялась, как надо общаться, и одновременно не могла остаться в себе: Виташа в компьютерах смыслит ещё хуже меня. "Вообще-то поиск в Интернете J нужен Виташе,– сказала я, имея в виду всеобщий разум.— Я-то практически им не пользуюсь." "А ты почему не выходишь в Интернет, нет потребности?" – спросил наш знакомый, по-видимому тоже имея в виду ноосферу. – "Хватает почты."

Вирус удалить нам не удалось, я очень устала от контакта, и когда наш знакомый ушёл, я вновь для разрядки всплакнула в ванной об оторванности от того разумного взаимодействия людей, каким я его вижу. Я и тут улыбалась, но и на самом деле уже боялась вернуться в привычную реальность: если я опять все забуду, чем смогу жить? Но как иначе? “коллективная душа” J распадается J, а одному человеку такой уровень разума не удержать J. Или может всё-таки можно так раскрыть свой разум – наладить такие нейронные связи мозга, чтобы он всегда реагировал на коллективное – хотя бы как он реагирует у других людей, когда я остаюсь в стороне? Или хотя бы не терять творческого вдохновения? У Виташи даже возникло сочувствие, и он сказал: не переживай так о компьютере, какой-нибудь найдем. И я сделала вид, что поверила ему, чтобы его не огорчать. Я нашла утешение в мысли, что нужно думать не о себе и не о разуме. Уже в классической философии "я" следует понимать не как конкретного человека, а как трансцендентальный субъект. А более по-современному — как интенцию "заботы" Хайдеггера. Я – это наша забота о мире.

Виташа сказал: «Это просто другие времена». А я думала, что может остановить меня на пути перехода в сознание иного времени. Омута относительности и свободы жить в других временах. Любовь – может? Я почувствовала, что может. Бердяев призывал преодолеть распадение времени на прошлое, настоящее и будущее, чтобы жить в сознании вечного. Это возможно. Мы либо объективируем время, либо творим, пытаясь реализовать в нём бесконечное содержание: «К прошлому, умершему и умершим возможно двоякое отношение – или отношение консервативное, охраняющее прошлое и возвращающееся к нему, верное традиции, или активное и преображающее отношение, вводящее прошлое в будущее и вечность, воскрешающее умершее и умерших»[6]. Так можно жить в прошлом. Так можно жить и в будущем. Представить, что желаемое тобой будущее уже наступило: оно вокруг тебя в окружающих людях и явлениях, и в нём жить – но на самом деле это и значит – жить настоящим. Мы всегда отстаём от времени: каждый отдельный человек отстаёт от времени человечества. А это – возможность его догнать.

Той весной для меня позитивнее всего звучал вопрос международного понимания. Звучал песней Битлов "We shall overcome" из учебника Ярика по английскому, которую я ему пела. Звучал недоумением Виташи: и зачем я с 19 лет изучала разные религии и только что вернулась из паломничества по индуистским, буддийским, мусульманским и даже католическим местам? Если я всё равно никакой религией не пользуюсь? И с идеей Свами о построении храма международного понимания это тоже ассоциировалось.

А ещё – это ассоциировалось с виташиным проектом международного алфавита – откровенной утопией, которой не было никакого места в современном обществе. – Как и моей идее ввести в философское мышление непосредственное осознание эмоциональной подоплёки понятий, через выход к древнеархетипическим представлениям любых идей. Но виташин алфавит – когда-то давно он долго думал, 44 там буквы должно быть или 45 – ассоциировался у меня с чем-то большим, чем идея международного понимания. Красота и естественность его букв выявляла какую-то другую красоту, граничащую с истиной: природную красоту, которая кроется в клетках разума как структуры ДНК – или нечто подобное этому в душевно-духовном плане.

И если я не хотела понимать тот смысл слов, который резонировал с коллективным разумом, и даже если бы хотела — он мне не давался, как не моё (моя обезьянка закрыла глаза и уши), то должен быть иной путь общения, вне символизма вещей. Зачем уподобляться островитянам Свифта, где все ради общения ходят с мешком предметов? Шизофрения запутывания разума в смыслах мира возникает, лишь когда нет прямой линии любви, которая выводит к актуальному в данный момент, и проводит мимо иллюзии остального. Если есть любовь, можно подняться и в безвоздушные пространства разума без боли. Если будет внутренний контакт без слов, можно менять общественный разум, основанный на структурах языка. И создавать международный язык чувств. Международное понимание может быть только на внутренней интуиции любви, раз языки разные. И астрологический символизм тоже может быть международным. Идея экологического пути здесь главная, а это — природный путь стадий любви.

Для нашей любви естественно было вернуться к привычному творчеству. Но творческих дел и планов у нас уже почти не было: мир, который мы когда-то создавали, лежал в руинах. Книги не печатались (слишком сложные для издательств, рассчитывающих на бульварную астрологию), и мы не писали новых. Я стала доделывать презентацию по мифологии: может, пригодиться, если будут силы организовать лекции – в чем я сильно сомневалась – и тут Виташа вдруг изъявил желание мне помогать. Он восхитился картинкой вавилонских врат Иштар, которые я помещала в страницу по архетипу города (один из архетипов Юпитера-Стрельца) — и сказал, что сам недавно написал статью про архетип города — я не читала? Для него это был показатель того, что наши мысли уже некоторое время шли параллельно. А значит, то, что наши души видимым образом слились — это естественный процесс! Его душа желала подтверждения именно такой моей любви к нему. Она, конечно, всегда была – но вдруг выразилась явно, воссоздав нашу забытую реальность. Легко вспыхнуть тому, что тлеет всегда. И это рождало какую-то бесконечную перспективу, которую он предчувствовал, а я нет – но радовалась, что радуется его душа.

Я откорректировала Виташину статью про город-храм – или восточный идеал города как большой семьи. Поскольку речь шла и о городах-утопиях, я добавила про утопию Бэкона: он писал, что попадая на утопический остров, иностранцы остаются там, поскольку им созданы такие условия, что уезжать оттуда им просто не хочется. Я думала то же самое про новую реальность сознания. Условия там людям создаются совершенно такие – каждому свои – что просто ничего не остается, как остаться…J

И Виташа дал мне ещё одну свою статью — об улыбке Моны Лизы: она смотрит на нас (а не мы – на неё J), и потому нам её не понять. Я была ему за это благодарна и хотела быть достойной идеального образа, который он создал. И я достроила Виташин образ, найдя другую статью про Мону Лизу, сохраненную на моем компьютере, которую ранее скачала из Интернета. Там было открытие, что пейзаж за её спиной смыкается в круг. И значит, картина символизирует бесконечность взаимопереходов – вечного женственного начала природы и духа. А Мона Лиза смотрит на неё, словно понимая, что происходит, словно она выше этого бесконечного процесса постоянного рождения жизни — она выражает знание непостижимой жизни, недоступное мужскому рациональному уму.— Может, я и вправду смогу хоть как-то открыть его миру?

Как воскресить гармонию любви? Может, я ещё выплакала не все слёзы о жизни без этого “коллективного единения”, без высот разума и чувства? Как дойти до конца этого процесса, хоть раз, чтобы все не кончилось ничем? И что конкретно стоит за безумным желанием попасть в Виташин мир? Моя настоящая жизнь – в этом процессе любви и поиска. Я и живу только для него. Я не жила столько лет – в чем причина? Любовь к Виташе как юношеская, забытый сумасшедший страх потерять его. А коллективный разум удостоверяет, что её нет?! Между нами нет той любви, которая открывала бы мир – мир разума?!

И вот мы стали этот путь наощупь восстанавливать — предполагая, что он имеет фазы, какие проходил в прошлом…

Этот путь – молчаливая стыковка наших сознаний на том, что нужно в данный момент душе – не сразу дошел до цели, он сначала давал крены в стороны. Так, если мне близка задача видеть происходящее сегодня через древние мистерии, то ведь это чтобы через них выявить современное, а не слепо воссоздавать то, что было. Однако поскольку моя цель была – проследить фазы внутреннего процесса – или потому, что я остро воспринимала оторванность от желаемого мира сознания, "коллективное подсознание" J, посредством сознания Виташи, сотворило мне иллюзию мистического, почти шаманского посвящения — вхождения в мир "духов". Надо сказать, что, уважая праздники и ритуалы древнего мира, моё подсознание к посвящениям всё же относится с отвращением, поскольку я не признаю иерархии в отношениях людей. Да видно, мы порой и выбираем наибольший негатив, чтобы высвободить скрытую в нём энергию (если психотерапевтически, болевые точки, но для разума – не боль, а стыд). Это русский подход: чем хуже, тем лучше! Для нас, как людей творческих, наихудшим вариантом был традиционный. J

Я продолжала по ночам не спать — и мне показалось, что надо не спать хотя б три ночи, чтобы вполне войти в сообщество "духов", с которыми я интуитивно общалась. Веташ в это время спал – а значит, дух его был вполне свободен для подобного, “духовного” J, общения! И на первую ночь я увидела только объёмность – как бы живое движение – его картин, как уже видела раньше, в каких-то наших других, забытых мною историях: мне казалось, что можно увидеть, как картины написаны, и проследить иное измерение выраженной идеи – которое есть во всех картинах, а уж в символических тем более. Когда-то я даже боялась увидеть стереометрию его картин: мне казалось, что даря мне свои глаза, сам он может лишиться их – может, оттого оказывалась неспособна принять такой подарок. Но сейчас нам терять похоже уже было нечего, и этот страх ушёл – я захотела их увидеть так, как написал их он. И вначале, когда мне было слишком много энергии для наделения слов иным смыслом при чтении философии и мифологии, глаза часто моргали от яркого света (при погружении внутрь себя внешний свет становится чрезмерным: в этом физический смысл тёмных очков, если воспринимать их как символ, а не в эпатажности сокрытия своего лица или энергии глаз). И этот образ я увидела на картине Николы Морского, что плывет на ладье в сопровождении лебедей: эти лебеди были глазами картины, и они словно махали крыльями. "Ты больше не спи – ещё не то померещится",– многообещающе сказал Виташа, когда я рассказала об этом эффекте его картины.

Я не спала не всю ночь – только до точки эмоционального удовлетворения, и в момент, когда я всё же воспринимала мир с полнотой, душа прекращала поиск, и я засыпала. Но на вторую ночь "духи" всё-таки пришли ко мне в гости, Виташа "пригласил" их, хотя я не была готова к такому визиту. Я не очень слышала, что они “говорили”, но, поскольку они духи, как хозяйка, решила угостить их чем-нибудь духовным J – вопреки языческим представлениям, что они жаждут напиться крови. И я кратко – часа на два! – прочла им лекцию по астромифологии, потому что мне – во сне и наяву – казалось наиболее актуальным, чтобы подсознание заменило пугающие мифы современного быта более красивыми древними сюжетами. Рассказав до конца все 12 архетипов, я не стала общаться дальше и уснула, собственной творческой струёй перекрыв взаимный контакт.

На третью ночь "духи" явились снова – у Виташи остались ещё силы их приглашать! В молодости он любил гостей – но я уже устала, и сознание не пришло на эту близящуюся встречу – и что мне снилось, я не помню. Я всё равно уже не слышала их – и не подготовила чего-то важного, что было срочно необходимо им сказать. У меня и в жизни-то не осталось потенциала развлекать гостей два дня подряд! Конечно, дух приводил моё тело в норму на расстоянии – а телу до духовной нормы далеко – может, Виташа попросил других помочь? И они нежными касаниями убрали лишнюю влагу из моей кожи, чтобы она смогла воспринять духовное тело как осязаемое? Но вампиры и летучие мыши – ведь это опять из серии разврата! А раз поступить он так не мог, значит, сам прикинулся этим множеством, чтобы окончательно успокоить моё тело по поводу мифа об изнасиловании, от которого содрогалось сердце женщины при каких-то старинных “посвящениях”...

(Конечно, разум требует, чтобы всё было объяснено с позиции здравого смысла,– иначе он не успокаивается. И позже эти мои ощущения свелись к вибрации чакр, лечащих тело,– то есть к тому, с чего и начинались. И я подумала: да уж, мы настолько не знаем естественных процессов своего организма изнутри, что они могут казаться чем-то совершенно внешним! Настолько "плоть" – нечто совсем "иное" для разума (прямо как у Мерло-Понти или Левинаса!) Это его "Другой", а точнее "Другие"! Это ведь чисто родовые, общечеловеческие привычки организма. Они не входят в нашу личность, как неосознанные, – неудивительно, что они так чужды ей!)   

Так что, прислушавшись к телу, воссоздать до конца миф о принятии души в духовное братство "духов" я не смогла. И возможно, этот миф слишком узок для души: он не описывает сути творческого процесса – потому душа на него и не откликалась. А возможно, такой, слишком прямой, путь штурма подсознания – тупиковый. А нужен универсальный.

И четвёртая ночь воспроизвела мою детскую медитацию о смерти: вот это настоящее, я ловлю его – нет, оно ускользает, это не истинное, а истинное – вот оно, но и это исчезает и так далее – пока всё это не уводит в бездонную воронку бесконечности… Наконец-то мне удалось в неё попасть, через столько лет!

Подозреваю, что эта воронка имеет выход с другой стороны – где-то там – «на другом краю Галлактики»… Хорошо бы на пятую ночь было слетать туда – но я не видела такой перспективы. Можно ещё раз попробовать – но сначала нужно как следует отдохнуть. И лучше всё же индийскими методами медитации, чем христианским аскетизмом, но так как я русский человек, второй мне более доступен.

Лет 15 назад я представляла точку перехода двух миров: внутреннего и внешнего – или мира жизни и мира смерти – как соединение двух бесконечно расширяющихся конусов (то, что здесь, живое, там – мёртвое, или: то, что здесь – внутреннее, там -- внешнее). Какой-то наш почитатель с необъятных просторов Сибири был тоже увлечён этим образом. Он позвонил мне как-то ночью: в экстремальных переживаниях по поводу друга, безвременно ушедшего в мир иной (в Сибири время другое, что отчасти его оправдывает) – и потому я запомнила этот звонок и эту тему. И потом поделилась мифом о взаимопересечении полярных миров в центральной точке перехода с одним философом на конференции по русскому космизму – и тот шутя сказал: «Ну и столпотворение же там получится, если люди будут ходить туда и обратно!»

Фантазия помогла найти и общую дневную деятельность – Виташа долго изучал пословицы разных народов и написал две статьи, и я решила наконец их прочесть. Чтобы слить воедино наш страстный импульс любви, восстановить и направить силы Виташи, я стала методом аналогий – на основе конкретики ощущения – выстраивать из его статей духовные вертикали разных наций, думая о национальной самобытности. Приятно представить, что у разных народов идут такие процессы любви J, как у нас, в разных собственных вариантах.

Всё же по делу мыслить надо не столь абстрактно, и Веташ нашел более конкретное приложение воображения: мы стали делать подборку пословиц любви по парам знаков Зодиака. Подобрав 12х12=144 таких пословицы – объяснившись друг другу в любви 144-мя способами, мы удерживали напряжение страсти, оберегая струю любви, но не достигали цели. Я немного опасалась, что всё это катастрофически повлияет на виташино здоровье: ведь нам уже далеко не 20 лет! Хотя мы поместили пословицы в Интернет, и в ответ получили: "Браво!"

Казалось бы, что естественней и проще для супругов: управляться со своим домашним тигрёнком страсти? Даже кормить его, чтобы из него вырос большой тигр? Победить инстинкт нельзя, как саму жизненную энергию, наслаждаться можно бесконечно – лучше направляя по делу, но Августин говорил о принципе uti-frui: нельзя использовать утилитарно то божественное, чем должно наслаждаться. Недостаточно, чтобы только разум хотел видоизмениться – чувству требуется струя любви, а тело хочет получать удовольствие. Они должны быть в гармонии, чтобы не было кошмара, а было движение дальше. Так что принцип Августина оказывается максимально полезным! При русском экстремизме для психики разжигаемая страсть – может восприниматься даже как обезболивающий наркотик J. А поскольку моя цель – проследить этот процесс до конца, а осознание – мощный тормоз J для духовного полёта, идея и была – дойти до финала без боли. Хотя "духи" говорили Виташе: "Совсем без боли не получится", но я в ответ подумала, что тем минимальным сопротивлением, которое оказывает тело – тело разума (нейрофизиологической раздражимостью, необходимой для восприятия), можно пренебречь.

Я поняла, что на самом деле, чтобы сохранить связь с божественным, чтобы не терять нить любви, человек готов на любое страдание, он даже может призывать боль. В духовном стремлении, как и любви, возникает желание целовать бьющую руку, как у Тургенева,-- но это жестокость, которая замыкает на себя, а не открывает восприятие миру. Высвобождение энергии должно быть мягким. И если страдание завладевало мною, разум подавал яростный сигнал: не туда! Даже Христос говорил: иго моё благо, и ноша моя легка – что полезно помнить православным христианам, для которых страдание в радость. И разве я хотела страдать? Я хотела уничтожить болевую реакцию! В слове "страдание" – корень напряжения, оно этимологически родственно слову "стремление" или "струна". В любви оно имеет причину в разделенности, и правильнее заменить его архетипическим ощущением разлуки Неба и Земли – которая формирует пустое пространство творения. Отрыв во имя творения – не страдание, но только стремление: натянутая струна.

А что касается тела, сознание ищет опору в живой (животной) природе – оно, наконец, поняло, что утратило её! и в последнее время по телевизору стали часто показывать фильмы на тему Ноева ковчега. Недавно был американский фильм "Пи" про индуса, оставшегося после кораблекрушения в лодке с зеброй, обезьяной, гиеной и тигром: четверка персонажей может напомнить гармонию 4-х функций Юнга. Точнее, драматизм их взаимодействия. Гиена (жадность, или страх: падальщики связаны с царством смерти) убила обезьяну (рациональная, подражательная, функция внешнего интеллекта) и зебру (черно-белые полоски как способность различения нашего восприятия), а её убил тигр (образ страсти). Но человек находит с ним взаимодействие: чтобы тот его не съел, он ежедневно кормит его рыбой в больших количествахJ. Потом, заменив зверей на людей в своем рассказе о кораблекрушенииJ, он отождествляет тигра с самим собой. – Примерно так и надо любить живую природу!

Хотя в описываемых событиях мне рисовался другой, более архаический образ телесной страсти – возделывание плугом нераспаханной земли. Её окультуривание – в стиле архетипа божественного кузнеца – тело звенело, словно по нему ударяли молоточки, выковывая бронзовую статую Пигмалиона. Ещё мне казалось, я рою кротовую нору в другую часть галактики, сокращая расстояния. (Но чтобы не ставить акцент на сексуальности, добавлю, что в конце климакса сексуальный потенциал приближается к нулю – что только подчеркивает безграничные возможности нашего тела! J)

У меня всегда возникало ощущение, что «все» J радуются, когда речь идёт просто о любви (или победе над ненормальностью и укреплением здоровья тела), а не о видении царства Божия или изменении коллективного разума (что может восприниматься кошмаромJ). Но человеческая страсть – не чистый инстинкт, она имеет цель, как всё человеческое. Она и возникает от цели, когда ум-манас направляет чувства-индрии — как говорится в индийской философии: или от интенции сознания — если по-западному!

А потому и для любви естественно обернуться не друг на друга, а в одну общую сторону, к цели, чтобы движение чувства нашло естественный выход.

Считается, что двоим слиться в одно – невозможно: несмотря на единство коллективного разума, все люди разные. Но человека притягивает только невозможное. И чтобы не длить агонию супруга (хотя мне она очень нравилась! но сам он предпочитает дела делать быстро), я пыталась нащупать точку слияния душ – точку "встречи", так я её называла. Это название, возникшее для ума, говорило: "Место встречи изменить нельзя". Устав от поиска, я легла помедитировать, и решила опять обратиться к традиции. Душа попросила, в полном смирении: "Боже, научи меня любить!" И тогда эта точка возникла – её легко передать словами, привычными нам из мировой литературы: "Я готова умереть ради тебя." Сколькими бы смыслами не наделялась эта фраза: мы в жизни переживаем много символических смертей, я принимала их все. После этого поток любви перестал будоражить нас резонансом страсти и поплыл более плавно к некоему финалу.

В какой-то выходной дети занялись уроками сами, а Виташа уехал послушать хоровой концерт. Я вспомнила, что накануне, когда на концерт ездила я, он спросил меня с некоторым беспокойством: “Тебе всё равно, в какой куртке ехать?” “Да без разницы!”— отвечала я: лишнего времени не было, чтобы тратить его на поиск одежды. Он тогда посовещался с “духами”: “Такое “им” обычно нравится.” И вот, когда я осталась одна в комнате с компьютером, своей ненапечатанной книгой "Созвездия мысли" и нашей статьей про город — всем тем, что задавало безынерциальную струю полёта духа – полёта любви, его дух вдруг оказался рядом с моим, "схватил" меня за запястья и прижал к "земле" – так что душа оставалась в своей мягкой распростёртости (вероятно, чтобы преодолеть остаточное сопротивление тела, возникавшее от осознания). И приказал: "Сима, сопротивляйся! Возмутись: что они делают с тобой!" И ещё одной – третьей – "рукой" прикрыл мне рот, чтобы я не отвлекалась от темы и не сказала чего лишнего, слишком интеллектуального для данного момента. J

Но этого он мог бы и не делать. "Я не могу сопротивляться,— отвечала душа в глубокой скорби – настолько глубокой, что её почти было не слышно из её подземных сфер.— Я вижу зло в том, как сегодня протекают духовные процессы на этой глубине – и внешние протекают соответственно. Такое принятие – понимание – это единственный способ победить." Мне казалось, что он подсказал ответ: он так понимал сценарий — целенаправленно, а может, "духи" хотели на поверхности заменить мой сценарий поиска в глубинах на нечто более удобоваримое для коллективного разума – сценарий наших брачных игр. Но по форме эти сценарии совпадали, и без подсказки я бы сказала то же самое.

Только я бы не говорила: зло (подземный разум зла ни в чём не видит, и потому Лев Толстой мне не близок). И душа не могла сказать напрямую: «О люди! Вы не дали нам творить свои миры – и прожить жизнь в тех прекрасных пространствах, которые уже был созданы для нас нашими близкими, который были нам уготованы. И чтобы ни с кем и никогда такого больше не происходило, мы изменяем ваше сознание, и на свободном месте создаём новый мир!» J – такая агрессия не в правилах “игры”.

Я сказала бы так: эта “игра” Разума жестока, когда в ней есть насилие и когда она только игра, а не жизнь. Она разрушительна, и потому я хочу выявить её человечные законы. Изменить и направить её пути. Но для начала нужно понять её механизмы гораздо глубже, чем мы их сегодня понимаем…

И когда я сказала это, корона энергии над моей головой – информация клеток моего мозга — нимб индийской идеи ненасилия и русской идеи понимания, перехода межличностных границ и международного общения — а может, осознания механизмов устройства мира и глубинного исследования душевно-эмоциональной сферы восприятия — улетел ввысь, как послание настоящему или будущему. Я ощутила огромное-преогромное сердце и завораживающую космическую тишину.— Точнее, я "увидела", как вынули из тела моё сердце и заменили его органом другого масштаба. Я удивилась такому образу. Я не подумала об аналогии с какими-нибудь древними шаманскими или религиозными посвящениями, просто мелькула мысль: почему сердце? Это чуть банально: но может, с ним что-то не в порядке, после стародавних историй? И вот я перестала ощущать этот свой орган – пределы моего сердца – я ощутила в груди лишь пустоту, словно его там не было. И ни с чем не сравнимый безбрежный покой. Я легла на кровать помедитировать. Я бы очень хотела увидеть сейчас Виташин мир — наш с ним мир — среди далёких звёзд — но этого было не дано. Резко ощутив лишённость той энергии, что улетела от меня – распадение того единого, что я хранила, Ярик неожиданно бросил свои задачи и заплакал, и я не могла его утешить. А Сияна тоже разругалась, противостоя разрушению – раскричалась, напав на меня чуть не с оскорблениями, и пришлось приводить в себя также и её. Хотя потом написала курсовую по восприятию и воображению у Канта и Фихте. Только когда Веташ вернулся, он вполне наладил домашнюю энергетику.

Мистически, встреча двоих – открытие третьего глаза. У нас она произошла как открытие сердца. Возможно, у Виташи просто возник такой традиционный образ – он отдает мне своё сердце, а себе берёт моё, чтобы сохранилась наша связь. А мой отклик материализовал это, на психическом уровне. Возможно, такой сценарий нужен был мне – во всяком случае, "духи" помогли мне наметить в виртуальной реальности сознания перспективу перестройки христианского мифа на гностический – вывести его на финишную прямую, представив этот миф: о мудрости-Софии и её спасителе-Христе – и вправду без боли! Хотя ни за какие коврижки я не стала бы отождествляться с архетипической личностью: все юнгианцы меня поймут J. А воплощают пусть христиане – свой миф Святого Духа! что они и делают уже как минимум лет сорок J, судя по прекрасным стихам Зинаиды Миркиной 70-х годов или тем христианам, которых я наблюдала в юности.

А может, этот миф нужен был Виташе. Ведь если его “спросили”, как и меня, чего он добивается, – а его, полагаю, “спросили”! – он, конечно, “сказал”: "Самобытности России! И индивидуальных, воистину творческих миров людей." 

А само пробуждение чувств в древних мифах олицетворяет яркость зари. Зари нового дня. Нового мира.

 

Глава 12. Отражения во внешних зеркалах

Насколько страшно выйти из мифа, даже того, что я хочу в нем навсегда остаться! Я ещё не увидела этот наш будущий мир с его интуицией, чувствами и открытым коллективным многоэтажным разумом, с его многими измерениями (физики говорят их 11). Я ещё не открыла эти подсознательные процессы как должно — хотя подсознательное — отжившее, даже если и кажется более настоящей жизнью, чем обыденная. Только сознательное живёт в настоящем моменте. Я ещё не поняла, как рождается душа. Но что-то выталкивает меня на поверхность.

Для утешения подходит пословица: "Дальше Земли не сошлют, хуже человека не сделают…" J Но стеклянный шар «иллюзии» должен разбиться на зеркала: «единый» разум должен распасться на автономные образования, на индивидуальные миры – так требует многообразие жизни. Уже в 1998 году, когда "коллективное подсознание" проигрывало миф об индивидуальном пути, я писала: "Нынче атланты уже не поднимут небо, звенящее в скрипке сверчка миллионами странных симфоний"… И кроме "города" с его культурным творчеством, есть "деревни", и есть "острова". Описывать внутренние процессы надо, чтобы, разобрав преграды на пути сознания, создавать островки посреди иллюзии. Неважно, будет это остров или континент. Достаточно комочка суши, чтобы из него возникла Вселенная – так повествуют древние мифы.

Вечером вышепомянутого дня я поехала посмотреть детские и студенческие театры — приглашала знакомая, где выступала её дочка, подруга Сияны. Запомнился спектакль Петрозаводска о трёх апельсинах (вполне несъедобных: суть понимается как сам путь), в добыче которых участвует, в частности, пара влюблённых: и юноша с трудом дотаскивает девушку до нужного пункта, по дороге сценка "элитного общества" с книгами на голове: актуальный сегодня миф о достижении более высокого уровня разума. — Он, как морковка перед носом осла, чтобы заставить его идти вперёд, сменил старые ужастики о смерти (сказочная смерть-воскрешение любимого) или всеобщем подъёме (пожаре) энергии ("женщина с узким лицом" и "по улицам водят коня — на улице полный привет" Гребенщикова). Но сознание: интенция, "забота" по Хайдеггеру — творит мифы не просто так. Оно творит время – судьбу жизни.

Каждый день и час дает новую задачу. Как изложено в нашей книге по мифологии: "Если последовательно провести в жизнь принцип меры, мир предстанет не борьбой противоречий, а гармонией сменяющих друг друга приоритетов."

Моя учительница асан – в прошлом американка – рассказывала, что когда она была ребёнком, и оставалась без родителей, к ней порой по ночам приходил дух – поиграть. Потому она во взрослом возрасте стала искать подходящую церковь, но даже реформаторские не устраивали, и она выбрала йогу. Возможно, в ту весну он снова приходил к ней, как и ко мне – она вспомнила про него и говорила также про то, что два человека не могут стать одним. Все люди разные – и что грезилось Виташе, покуда он меня страховал, я не спрашивала (как-то неудобно спрашивать, и не у всех такая ледяная психика, как у меня, чтобы об этом писать). Написав этот рассказ: для него, конечно, я сказала: ты бы поправил то, что не так. "Да всё не так",– ответил он. Видно, зеркало между двумя людьми всё же непроницаемо – мы общаемся со своими идеальными личностями – со своими "духами", когда глубоко общаемся между собой. «Монады не имеют окон», по Лейбницу – хотя каждая общается со всей Вселенной.

А философски – непроходимость личностных барьеров при восприятии единства выводит к онтологии индивидуальности – неуничтожимости индивидуальности на самом глубинном уровне. То есть, как это ни странно, доказывает бессмертие души. Хотя бы в данном моменте – в вечности настоящего, если не в длительности времени, где она меняется. Но душа в человеке дико пуглива: она боится столкнуться с этим барьером – не с другой личностью, но с границей себя!

Всё же есть люди, с которыми мы регулярно общаемся, и которые играют роль наших зеркал. Разум – цепь таких зеркал. Отражение по цепочке передается дальше. Наверно, таков естественный процесс, естественная религия – волна коллективного единения, которое есть всегда. Но зажигается – становится видимым в разуме – от искорки любви.

Есть ли люди, что движут этим процессом? По телевизору рассказывали про музыканта, который научился сам играть на бумажной гармошке, в консерваторию его не приняли: он не знал нот, чуть с собой не покончил, но встретил преподавателя, который сделал его дирижером. Но думаю, как бы не мерещились нам духи, инопланетяне и более развитые духовные личности, дирижера в этом процессе нет: каждый делает, что может. А согласует всё предустановленная гармония Лейбница. J

Или как пишет Фейрабенд, автор теории анархизма в познании: процесс создания и понимания идей «не направляется и не может направляться четко заданной программой, так как содержит в себе условия реализации всех возможных программ. Скорее этот процесс направляется некоторым неопределенным побуждением, некоторой "страстью" (Кьеркегор). Эта страсть дает начало специфическому поведению, которое в свою очередь создает обстоятельства и идеи, необходимые для анализа и объяснения самого процесса, представления его в качестве "рационального"» ….

В майские мы поехали на дачу, где готовя парники и грядки, я решила всё-таки на всякий случай покаяться в том, что написала Свами, и меня на несколько часов захлестнула волна такой любви, которой я вовек не испытывала. И поскольку Виташа сказал, что не ощущает ничего необычного, ночью я вновь захотела понять эти процессы, но мне представилась только высоченная лестница в небо, конца которой я не вижу – и потому не могу её достроить. Я опять почти всю ночь не спала и прижалась к нему, чтобы уснуть – и сказала: "Прости, что я так пользуюсь твоей энергетикой". "Тут дело не в прощении,"– ответил он.

Я думала о том, что хорошо бы каждый год проводить языческие обряды любви, хотя бы весной, если уж не получается всё время – ведь Россия живёт почти без духовных праздников! если сравнивать с Индией. Раньше ведь они были: посадка майского дерева, хождения по лабиринтам…

На следующий день мы выплыли на лодке в пустынную в это время Ладогу, а потом, перед уходом с дачи Веташ обрезал ветви с деревьев. "Я только сухие обрежу",– сказал он, оправдываясь (мы недолюбливаем лишнее окультуривание сада). А я начала ощущать, как будто он резал деревья моих лёгких, отсекая их умершие клетки. Или какие-то лишние ветви мозга, которые в этой истории не дали всходов. А может даже, эта хирургическая операция была нужна, чтобы меня не постигла судьба Ихтиандра, про которого на днях напоминал телевизор – ведь надо вернуться к реальности. Для этого надо забыть эту – ведь в двух мирах существовать невозможно J. Но на самом деле я не знаю причину такой фантазии. Я включила музыку, свернулась калачиком на кровати и накрылась двумя одеялами, чтобы избежать энергетического скручивания. Дух – разум клеток – всё сделает как надо, если ему не мешать. И чтобы ему не мешать, я и проецирую его деятельность на того, кого люблю (а кому ещё я могу не оказать сопротивления?).— А может, я просто давно не дышала кислородом, отвыкла – отсюда и покалывание. И я бы скорее всего ничего не ощущала, если бы не ставила себе задачу отслеживания процессов.

На самом деле Виташу возмущало, что люди забывают об них – и что я о них начисто забываю, настолько бесследно, что сама поражаюсь этому: «"Придумали", тоже – забывать! Вот твоя бабушка ничего не забывала!» Он нашёл утешение в аналогии, что ныне в западных моделях университетов стремятся к смене кадров, чтобы включенность новых работников принесла больше новой информации. В наших НИИ, где человек работал постоянно, не было динамики, и вот сейчас и мы переходим на такую форму – забывать и пробуждаться, чтобы видеть заново нечто новое. (Хотя получается и наоборот: не помня, мы занимаемся воспоминанием. А не движемся вперёд. В мир, где горе служит радости духовного развития, где я могу остаться в звучащем и говорящем мире. Небо представлялось древним кожей, в дырочках которой светят звезды: и мне хочется кожу сделать совсем прозрачной, чтобы доходили звуки и образы. Но тело тоже забывает это ощущение – тело нашего разума…)

Меня не покидало ощущение, что эта история (не в конкретике, но по сути) с нами уже была — и в 1998 году, завершив свою книгу "Созвездие мысли", я написала также и рассказ, и завершила его примерно той же фразой, как этот. "Мы действительно хотим это воплотить?"— спросил Виташа. "Да,"— отвечала я. "Тогда это: он показал на рассказ,— нужно уничтожить". "Уничтожь,"— сказала я в порыве любви к нему. И этот порыв стёр и его память тоже. Потому что никакой разумный человек не может идти против коллективного разума. Или потому, что нужен естественный путь, чтобы вела душа. Была ли та история? Как понять, если в моей памяти она есть, а в Виташиной её нету? Это я к тому, что над нами никто не ставит экспериментов. Это делает наш дух, зная о тех законах, которые правят миром,-- наша природа, о которой мы не знаем. Мы сами виноваты в любом моменте своей жизненной игры, если смотреть с духовной точки зрения. И для духа нет ничего плохого — но всё же хочется, чтобы жизнь была более прекрасной, потому дух и жертвует себя ей.

Можно прояснить словами Бердяева: "Величайшее в любви, то, что сохраняет таинственную ее святость, это – отречение от всякой жизненной перспективы. Жертва этой жизнью, которую требует всякое творчество, требует и творческая любовь". Это помогает быть в моменте – и это то, чего я совсем не умею, но Виташе это удается, и потому он хочет, чтобы я не писала никаких рассказов, чтобы мы просто догнали эту жизнь и не отставали от неё. «Это невозможно,-- сказала я.— Как поёт БГ: самый быстрый самолёт не успеет за Тобою.» «Это он о Боге»,-- сказал Веташ. Но как отделить Бога от жизни? И человека притягивает невозможное.

Если спуститься с этих небес на грешную землю, может, пришло время разглашать для «коллективного подсознания» тайны пола – не в том ужасном виде, в котором они существуют в социальном подсознании (как и тайну влияния родителей на судьбу души их детей). Думаю, любая истинная христианка примеряла на себя платье вавилонской блудницы, поскольку это часть христианского мифа, а человек в любом мифе играет все роли. Но сделать его своей кожей так сразу христианам не позволит этика коллективного разума, тут нужен человек со стороны – чтобы изменить его, для начала. Это не так сложно – любить людей: воспламенять свою энергию при встрече с ними – раздавать свою страсть другим: Страсть, рождающую Разум. На низких оборотах это умеет диди и другие йоги, и в этом суть медитации. И если я чем-то могу помочь христианам, то и сама останусь не в накладе — ведь это поможет мне попасть туда, куда мне и дорога — в "бездну" тела, где хранятся незадействованные разумом ресурсы. По другую сторону воронки смерти, чтобы там увидеть ещё что-нибудь, а потом раскрыть это, для людей. Ведь из любой бездны тело откликнется на Виташин зов…

Но может, всё это уже было? И гонения на христиан были — это ведь старый миф — зачем же его ещё раз воплощать? Возможно, мы уже всё сделали, что требовалось на данный момент, исполнив роль катализаторов актуального процесса и его тормозов. Поиск ыо тьме хорош, лишь когда дает находки. И зачем делать мировую революцию? если можно внутри себя, тихо, соединить Разум и Чувство — поэтому я и хочу общаться интуитивно, а не словами. Развивать природу чувств. Опять вспомню Бердяева: "Люди творческого духа не революционеры в социально-механическом смысле, их революционность иная, несоизмеримо более радикальная, коренная, органическая". Хотя результаты духовной деятельности видны не сразу. Может, даже вообще не видны.

Заметно ли другим людям, что где-то идёт духовный процесс? По телевизору в те дни показали красивый немецкий фильм про северное сияние, которое образуется от солнечного ветра на полюсах Земли, про саамов, которые его почитают (их мифология нам близка: она очень заметна в сказках Пушкина), и мифы, связанные с северным сиянием. Один миф о мореплавателях: двое мужчин и две женщины развели костер, и их родственники увидели северное сияние как указание на то, что они ещё живы.

Северное сияние вызывает звук: несоответствие между зрительной и слуховой информацией в мозгу, как объяснили немецкие учёные: свет идёт быстрее звука. И я хотела услышать этот звук: может, это звук творения ОМ (который я почти слышала, вернувшись из первой поездки в Индию)? Мужское начало: архетип Урана, зрение, свет – и женское: архетип Сатурна – слух. Для нас неудивительно, что мы видим Вселенную, но кажется чудом, что она звучит – пифагорейская музыка сфер. Возможно, древние слышали этот процесс творения лучше нас.

Одно из лучших мероприятий, на которое мы с Сияной попали той весной на волне всеобщего подъёма — выступление немецкого философа Слотердейка о вечном ренессансе в СПбГУ. "Вечный ренессанс" культуры – это по сути то же актуальное для меня и думаю уже многих людей стремление остаться – остаться в состоянии "вечного возрождения": вечной трансформации души, ума и чувства, не теряя при этом собственной воли.

Правда, Слотердейк дал другое определение: "Ренессанс – саботаж отчаяния во время чумы." (Тут у наших зануд возник вопрос: сначала надо определить, что есть чума в современных условиях? Это было за год до фашизма на Украине – иначе бы он не спрашивал. В стиле пост-модерна – хоть в целом этот западной подход русской душе не подходит – можно ответить словами из советской бардовской песни: как и меру окончательной расплаты, это каждый выбирает для себя. И в рассылках философского общества мне попалась другая пост-модернистская статья о философии, свободной от «вертикально-интрегрированной системы»: "государственная палка бьёт по черепу, а свободная – по совести"…)

Слотердейк давно мечтал увидеть Россию, она и вправду его потрясла. И передал он это потрясение через современный образ московского писателя, вполне архетипичный для России: двое русских едут по снегу в невыносимых мучениях, а затем испытывают райское блаженство на стоянке, просто отдыхая. Почему же возникает образ ада от того, что того, что в любой Индии воспринимают не иначе, как божественную любовь? Психологически — пока мы живем в этой стране, этом климате и этом напряжении, физическом и духовном, погружение внутрь легко перетягивает то равновесие, которое должно соблюдаться между внутренним и внешним. В нашем “коллективном бессознательном” внутреннее напряжение сильнее, чем его выход вовне. Мы все в себе, и прорывающееся наружу чувство юмора этому не оправдание. Иными словами, мы не умеем остаться в раю, как это умеет большая часть мира. Нас затягивает ад.— И как я уже писала в рассказе об Индии, это даже не национальные различия, это диагноз.

Мысля в стиле пост-модерна, философ говорил про микроевангелия отдельных людей: они сегодня заменяют религиозные макронарративы (великие идеи). И вот моё оказалось таково: чтобы длилось вечное возрождение и возвышался коллективный разум, надо любить так, чтобы не распадались индивидуальные миры людей, чтобы они успевали сотвориться – чтобы они успевали продлиться. Для этого нужна критическая масса алхимических реакций в плотно замкнутых сосудах – и нынешний духовный бандитизм этому мешает. Поэтому вечного ренессанса не получается. Может, мы могли бы его воплотить – уже 30 лет назад! если бы никто насильственно не затрагивал мою душу, давая мне возможность самой выбрать идеи того, кого я хочу любить. Если бы его душе не были нанесены какие-то разрушения до того, как мы встретились. А сейчас – за 30 лет тело привыкло, что наша любовь оборачивается не разумом, а страстью. И если спроецировать её в “коллективное бессознательное” J, она создаст там не рай, а ад.— Реплика нашего философа Слотердрейку была: "Хороший человек делает плохое без радости, но от этого не лучше".

Хотя, если говорить о Страсти и Разуме, демоны-асуры от корня "аса": огонь (страсти) — хозяева жизни, а боги-девы: "свет" (разума) — гости. По древнеиндийской традиции гостеприимства асуры дают ресурсы для жертвоприношения, девы его совершают[7]. А вместе реализуется миф о единстве чувства и разума, как сказал Бердяев: "страстная природа в пути человека не может и не должна быть угашена и задавлена, а лишь творчески преображена"[8]. Возможно, в преображенном виде это русское душевное тепло – интегрированное чувство энергии всех чакр – по-русски горячее, в отличие от индийского прохладного покоя. Ведь в нашем климате нужен огонь, в индийском нужна прохлада.

Может, надо очищать тело разума от чуждых влияний? Это уже миф об Одиссее: муж вернулся, прольются реки крови! С другой стороны, рек можно и не лить, если нам и так вместе хорошо, в нашем привычном аду. Если бы я только могла видеть эти влияния!... но ведь я даже не чувствую их… Так может, это тоже – только миф, который шепчет моему разуму душа супруга, чтобы я его любила и не отвлекалась на кучу других задач и возможностей? Сказка, чтобы развить любовь и показать, что истинная цель человека, которая греет его больше всего, – более высокий уровень разума? А нам просто поручили сыграть определенную роль в мировой игре – потому так долго и не давали друг друга любить... И теперь мы выбираем любовь, чтобы согреть холод наших сердец, вне зависимости от разума. Хотя всё истинное как всегда абсурдно, и возможно нужен именно разум, чтобы в духовной любви любимый был рядом на любом уже расстоянии.

На другой конференции, по философии сознания, ещё один немецкий философ рассказывал об опытах, когда чужое тело (манекен) начинает ощущаться как своё, научно выводя сознание за рамки тела и определяя его как интенцию (направленность). Это приближает фантастику: управление искусственным телом путем мысли: дисторбы Лема или популярный фильм "Аватар". А естественно – люди довольно сильно воздействуют мыслью на живые тела друг друга, хотя недостаточно это осознают. Мы вступаем в такое контролируемое взаимодействие путём любви. И йоги или экстрасенсы, воздействуя на тело – леча – тоже умеют делать это.

На третьей конференции, посвященной памяти нашего русского философа Владимира Бибихина, я с радостью услышала доклад Игоря Евлампиева о гностиках, которых он считал более истинными христианами, чем последующую церковь (которая обрезала большую часть живых ростков ради дерева своей платформы). И прочла книгу Бибихина "Лес" – тоже о той реальности, которую я пытаюсь описать не иносказательно. А потом сделала по ней доклад на конференции "Психотехники и измененные состояния сознания".

Когда в апреле Веташ, как обычно, сажал на нашей улице деревья, а я ему помогала с поливом (всё ещё находясь если не в "изменённом состоянии сознания", то в состоянии подъёма энергии кундалини или нашего русского креста), дух сыграл с нами ещё одну шутку. Ко мне подошел человек и предложил бесплатно выбрать из ближайшего продуктового магазина всё, что я хочу – он за всё заплатит. Я не хотела показаться жадной, но 4 пакета набрала, чтобы лишний раз не ходить в магазин: в основном овощей, но также конфет и трехлитровую банку гранатового сока – отпраздновать наш ленинский субботник J. Гранат – символ Персефоны, который дает ей её супруг Аид – чтобы уходя на землю к матери, она не забыла вернуться в подземный мир. Я поела, и мне пришли в голову две трезвые мысли: плотность контакта между родителями всё же дарит способности их детям, но духовные, не обязательно интеллектуальные (1), а собственная глубина позволяет предвидеть будущие воплощения этой жизни (2).

Ночью я попыталась вновь завести мотор сердца ("И вместо сердца пламенный мотор!"), но центрифуга была уже разболтана, и вращательный процесс останавливался – оно отказывалось летать. И потом Виташе приснился сон, что я умерла, а у него даже нет ни одного друга, чтобы поделиться этим горем разлуки…

В мае школа Ярика и мои ежедневные занятия с ним кончились, он сдал тесты в разные школы и поступил в классическую гимназию. Мы на один день оставили его бабушке и остались наконец совсем одни – и отдыхая, пересмотрели все серии подряд "Мастера и Маргариты" – раньше как-то не было времени, а тут он целый день шёл по телевизору. Он сделан мрачновато: по русской манере: чем хуже, тем лучше – но светлая-то идея такова: если душа человека живёт утопической идеей, нереализуемой в данное время в социуме, ему ничего не остается, как воплощать её духовно!

А когда в июне стало совсем тепло, Веташ уехал с Яриком на юг, а я осталась помогать Ясе с экзаменами. Я вышла в парк полежать на травке и почитать Хайдеггера, и поскольку я была уже достаточно открытой, загорелой, и вдобавок совсем стройненькой после голодания – морщинки у углов губ разгладились и я сбросила лет пятнадцать, – ко мне присоседился какой-то товарищ. Мы заговорили об образовании детей – у него был сын возраста Сияны. Он спросил, где я отдыхала, и когда узнал, что в Индии (на наше советское поколение, не привыкшее регулярно путешествовать в экзотические страны, это производит впечатление), сказал: "Вы там с йогами поосторожнее. А то ещё забросят…" – "Нет,– отвечала я.— Йоги так не поступают. Они прилично себя ведут. Это только наши…"

Мифы-мифами, а факт остается фактом: нашим людям надо создавать собственную культуру внутреннего поведения. Хоть я сейчас немного общаюсь, могу вспомнить, например, предзащиту диссертации, когда замзавкафедры преврал меня на полуслове, отчего у меня возник некий ступор: как Скорпиону, ему было дано останавливать свободно текущий жизненный процесс, и он этим пользовался – не знаю, сознательно или нет. Я поставила заслон вторжению: его пустота наткнулась на мою пустоту, внутри ничего не шевельнулось, и после чего он сказал: вы взрослый человек, сами разберётесь, а наши контакты стали совсем уж неприятными. Он мне не дал выступить на конференции, когда ведущая готова была предоставить мне слово, его даже раздражало мое появление на кафедре: мол, мы Вас защитили, и идите гуляйте. Это эпизод в стиле "Замка" Кафки, и я пишу об этом, чтобы сказать, что считаю такое взаимодействие уже отжившим. Бескультурным. На Западе своя культура внутреннего взаимодействия, в Индии – своя, а вот своей русской мы пока не осознаем: православная не распространяется на всё общественное сознание. И принцип, когда всё делается "по знакомству"J, на основе личных связей, а не служения идеалу, закрывает многие пути творческой реализации. И как быть, если то единение душ и умов, которое в советские времена было прогрессивным – за счёт подразумеваемого под ним идеализма, сегодня создает в обществе разврат? Я не вижу здесь лекарства, кроме осознанности процессов влюбленности, страсти и любви… Даже управления ими.

Идеал знания сегодня столь бледен, что почти неразличим. Показательно, как я сдавала этому Скорпиону экзамен по философии науки. Там были ещё пара девушек, он предложил поставить всем четверки без ответа. Девушки действительно ничего не знали (судя по тому, что они до того спрашивали у меня, пока писали план ответа на бланке) и согласились. А я сказала, что хочу пять. Он спросил, почему. Я ответила, что хочу показать хороший пример дочке. Тогда он задал несколько вопросов, и убедившись, что я на них отвечаю, спросил: "Вы что, списывали?" Я оскорбилась, но, как я убедилась при дочкиной учёбе, объем материала на экзаменах сильно отличается от того, что преподают, и потому принято считать, что овладеть им в нынешнем ритме жизни невозможно. Просто то, что другие замалчивают, данный Скорпион выражает открыто. И как я увидела, как-то посетив аспирантский семинар, в норме принято считать, что даже неприлично претендовать на то, что в диссертации будет сделано какое-то открытие. Идеал открытий ушёл – осталась проформа.

И возможно, чтобы в социальном взаимодействии не доминировала энергия борьбы – чтобы альтруизм доброжелательности дал дорогу развитию мысли – высокой мысли – нужен просто идеал, как в советские годы. Но тогда он был оторван от реальности, а сейчас нужно практическое воплощение идеала, чтобы ему поверили. Одним словом, чудо.

Одна из черт нашей свободы в том, что все сражаются со всеми (как у Гоббса, который писал при начале дикого капитализма в Англии "Номо homini lupus") – потому эта варварская манера и была подхвачена на ура, после консервативной этики советских времен. В нарушении личностных границ есть смелость – об этом ещё Бердяев писал: наша самобытность, наш потенциал. Но ведь только если оно осознанно, целенаправлено, добровольно и желательно с обеих сторон.

Русская самобытность отражается также в героических мифах – подвиге Матросова, который кидается на амбразуру, чтобы не гибли люди (Ярик делал о нём доклад к 9 мая на тему победы, поскольку мы живём на улице Матросова, – всё же сохраняются в школе остатки патриотического воспитания!). Жажда подвига – бесспорно русская, но героический миф таит опасность: чтобы сознание "играло" в эти мифы, не оставляя человеку лишнего бремени, надо научиться безболезненно развенчивать героический архетип, "переворачивая" его, опуская до точки обыденности. А это не очень легко. Будучи некогда отчасти известной личностью, я полностью распрощалась с героикой, только родив второго ребёнка, и тогда с облегчением вздохнула. Поэтому эксплуатировать движение души, ловя её благородные посылы даже для их воплощения, а потом говорить, что всё это иллюзия, сказка или игра (а я, к сожалению, наблюдаю такую тенденцию в СМИ, и христианский миф тоже героический, и эта христианская героика звучит в "Прощанье с новогодней ёлкой" Окуджавы) – не намного лучше насилия. Это унижение человеческого достоинства. Всё должно быть на самом деле. J

Быть может, в рассказе я несколько утрировала жестокость Разума – я ведь показала жестокость разума прошлого, а не настоящего – для контраста тому будущему, информация о котором хранится в клетках нашего мозга, а мифологически – где-то в ноосфере. Конечно, если создавать друг другу иллюзии, то только прекрасные, а не страшные – тогда общий подъём разума вверх к более прекрасному реальному видению мира будет безынерциальным. И насколько лучше протекал бы «вечный ренессанс», если бы сознание не забывало своих вершин!

Вот и всё, что я хотела сказать. Прискорбно, но придётся поместить это в Интернет или хотя бы дать друзьям. Потому что правды здесь больше, чем иллюзии, а правда может пригодиться. По русской коллективной привычке я не уверена, что с тем, с чем я столкнулась, не столкнуться другие. Внутреннее преодоление иллюзий недостаточно, оно должна быть подтверждено внешне. И если то, что я вижу более глубоким зрением, миф (ведь человеку свойственно заблуждаться), тогда тем более стоит поменять на уровне коллективного бессознательного и те мифы, что лежит на поверхности.

Сам жизненный процесс – он никакой, надо понимать, что смысл придаем ему мы. Сейчас действует тау-квадрат Марс-Уран-Плутон, достраивая крест к Юпитеру – самый разрушительный для социума аспект, который только можно представить. Это не время строить, а время разрушать: может, потому жизненный процесс мне и представляется как разрушение старых социальных мифов. Старый мир разрушается, чтобы на его месте взрастал новый – и пусть в нем каждая клетка ума, каждая буква будет согрета тонами эмоций, смысл которых будет осознаваться наравне со смыслом слов. Наш мир. Он прорастёт сначала в детях, в отдельных людях, а потом наберёт критическую массу, и тогда его можно будет увидеть.

Также всегда можно считать, что настоящие события являются репетицией будущих. Когда-то я испытывала нечто вроде раскаяния, что мы практически не живём эмоционально-душевной жизнью J. А только интеллектуально-творческой. Виташа говорил: ничего, мне так даже больше нравится. Но всё же общий поток накрывал и нас, и лет 15 назад, когда мы лежа на диване смотрели по телевизору пасхальную службу в Иерусалиме, у Веташа возник естественный вопрос: "Как это может статься, что огонь, который сначала негорячий, обжигает потом?" Ведь совершенно очевидно, что раз изначальная природа этого огня – свет сознания, то он может не обжигать и дальше. Просто тело любит наслаждение, формируя свою выносливость для каких-нибудь будущих преобразовательных процессов – у него есть какая-то склонность к предельным нагрузкам. И я предположила: "Наверное, нужны тренировки." "Тренировки!"– только и мог вымолвить Виташа: ведь речь шла о любви…

Так что мы ещё можем встретиться: у врат Иштар, как в прошлый раз. Мы пройдём по дороге процессий Мардука с синими стенами и красно-золотыми крылатыми быками и львами и поднимемся на зиккурат Неба и Земли – Э-темен-таки, вавилонскую башню. Шумеры на зиккуратах строили обсерватории, с которых наблюдали звёзды,— а значит, это и наша вотчина, родина астромифологии. И внимательнее посмотрим на какую-нибудь легенду из древнейшего дошедшего до нас эпоса – эпоса о Гильгамеше. Не знаю только, стоит ли материализовать миф о том, как Гильгамеш отвергает любовь богини-звезды Иштар, и она напускает на город бешеного быка страсти, с которым ему приходится сражаться? J В эпосе о Гильгамеше есть грустный миф о смерти его верного друга Энкиду, поиске бессмертия ради него и неудаче его обрести. А также оттуда мы знаем миф о потопе – ковчеге Утнапиштима с парами всех животных J – он сегодня воплощается! Только ковчег этот всё ещё имеет слишком западный вид. А где-то за ним, в тумане, плывёт лодочка России…

 Рыбы –Телец 2013; Стрелец 2013 - Телец 7.5.2014

 

*   *   *

АСТРОМИФОЛОГИЧЕСКОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ

Если фазы творческого процесса описать архетипически с точки зрения древнейших мифов, получится куда более приятная картина, чем если акцентироваться на порочности социального мировоззрения, как я сделала в рассказе. Мы эту приятную картину неоднократно описывали, но для позитива можно закончить на ней.

Согласно космогоническим мифам, творение идёт в обратную сторону, чем жизненный процесс: астрологически, от архетипа Рыб к архетипу Овну.

1. ПУЧИНА ХАОСА: архетип Рыб (Море-мать). Психоанализ здесь ставит акцент на сюжете, когда герой отправляется в мир иной: например, его глотает Рыба, откуда он с победой выходит и выводит потом людей на новый путь (индейская легенда о Манабозо). Или старшие братья бросают младшего в колодец, где он обретает дары вечности (изначален здесь индо-иранский образ Триты – третьего брата, отсюда наши сказки об Иванушке-дурачке. Эта центральная роль сказки – несомненно лучше, чем роли братьев-предателей, почему вряд ли кто-то будет ей сопротивляться). В целом это погружение в бессознательное ради поиска новых жизненных сил и идей, предшествующее творению. Женский аналогичный образ можно найти в сказках, где невеста получает дары иного мира как приданое ("Морозко"), что потом благополучно выйти замуж.

Но сказки и легенды – всё же упрощение древнейших мифов, где главный женский образ – Великая мать, сама воплощающая пучины морской стихии и где творчение начинается сразу как процесс рождения (это архетипическая основа мифа о детях). Море – образ вечности за пределами этого мира – хранит тайну жизни: так шумеры верили, что на дне моря хранится растение, содержащее секрет бессмертия. В мифологии разных народов мы находим образ космического яйца, которое снесла птица в первозданных водах. В понятии жизни поражает её бесконечная плодовитость – отсюда образ моря как великой матери и прародителя-океана: по греческому мифу, у Океана три тысячи сыновей и дочерей. Эту экспансию жизни, как и бури океана, рисуют образы морских чудовищ. Рождает бесчисленное потомство шумерская гидра Тиамат («море») с мужем-океаном Апсу («вода») – так мир зачинается из двух неопределенностей.

Основа сотворения мира – брожение вод, которое символизирует психическую неустойчивость размывания жестких структур и последующего оформления жизненного хаоса. Наиболее философский образ – в «Ригведе»: воды изнуряют себя подвижничеством, через год из них возникает первочеловек, равный Вселенной,– Праджапати. Год символизирует замыкание цикла – в круг, который может вечно повторяться. Поэтому год архетипически равен вечности (отсюда, наверное, моё желание продлить ментальную проекцию нравящегося мне мировосприятия до года).

Астрологически этот архетип связан с волнами психических процессов и с 12-м домом – сферой принудительного подчинения (традиционное название "тюрьма, больница" – соответственно такие образы и могут возникать). Если даже настаивать на свободе и добровольности, как я делаю в рассказе, всё же человек – часть человечества, потому ему и хочется в нём растворяться! а при этом и разум от "коллективного бессознательного" не свободен, да и само время "пробуждений" подчинено общему временному процессу, а не только своей судьбе.

2. СВЕТ НЕБЕС: архетип Водолея (демиург). При брожении вод, когда божественные супруги слиты, мир покрыт тьмой. Чтобы он существовал явным образом, необходимо отделение Неба от Земли – созидающее свободное пространство. Отсюда образ их вечной разлуки (в полинезийском мифе Земля возносит вздохи к Небу, а Небо роняет слёзы на грудь Земли; и оторванность еврейской Шехины от Творца, и тоска Софии по Христу продолжает тот же миф). Из этой поляризации рождается свет: и согласно физике, он тем ярче, чем сильнее эта поляризация: связь и разрыв одновременно. Разумный смысл видимого отделения материи и духа в том, что изначальная неопределенность иллюзии здесь находит вектор направленности.

Шумеры при вступлении в брак говорили: "Я Небо, ты Земля" – и это доказывает, что если с культурными архетипическими личностями отождествляться нельзя – это безумие, мания величия и страдание, гасящее чувствительность, – то с древнемифологическими – одно удовольствие! они экологически чисты – правда, может, только пока ими мало кто пользуется. (Образы карт Таро как позднекультурные содержат куда больше безумия и страдания – от того накала социальной энергетики, которая им сопутствует.)

Архетипически свет ассоциируется с творящей мыслью (развитием высоты ума), озарением (видением будущего). Небо всевидяще: образ стоглазого Аргуса греков. Индейцы-гуроны, давая клятву и заключая договор, призывали в свидетели Аронгиате ("небо"), считая, что оно знает о всех умыслах, скрытых в глубине души. А физически планета Уран связана со способностью зрения. (Зрение я точно хотела бы изменить, чтобы не терять видение объемности виташиных картин – если, конечно, наши слияние и разлука достаточно сильны, чтобы дать мне такую возможность! обычно этого эффекта не видно, поскольку у Виташи астигматизм. И дух – его или мой – получив доступ к моему телу, видно, решил изменить фокус зрения моих глаз тоже, но тут яблочко глаза стало сопротивляться и заболело – у меня-то зрения всегда было хорошим, отчего я и отправилась за очками – хотя до сих пор их не ношу: пока не требуется, зрение после этой истории вроде стало лучше.) Уран в теле также нервная система (связи нервных клеток ощущаются как ветви деревьев в организме) – отсюда раздражимость при контакте Неба с Землей. Телесные параметры людей слишком различны – но слиться-то всё равно хочется! J).

Надо понимать, что отделение Неба от Земли творит только пространство – пустыню, ваккум, который невесть чем может быть заполнен; свободу, которую как угодно можно употребить. Небесное творение мысли стихийно и непредсказуемо. Не закрепленное в земном выражении, оно непрочно: так рассеиваются на небе облака. В мифах Небо удалено от людей и не заботится о них, насылая вихри и ураганы,– и сами боги Неба, исполнив роль изначальных творцов, удаляются на периферию, становясь "отдыхающими богами" – как говорит Мирча Элиаде: dei otiosi. Их функции наследуют боги-предки, связанные с образом земли (так, за африканского творца Суку-Ваканге правят духи умерших людей) и громовержец – покровители человека и его общественной идеологии. Телесно мысль закрепляется только та, которая даёт позитивное изменение; социально – которая рисует перспективу.

3. ВРЕМЯ И СУДЬБА: архетип Козерога (первопредки, боги земли, времени и судьбы). Для сохранения духовного процесса обязательно направить его в какое-то русло: чтобы струя энергии не рвалась, деятельность (красивее, конечно, профессиональную),– находить необходимо. Нужно закрепляться в какой-то человеческой позиции, даже если и менять её каждый день и час, в зависимости от стихийного позыва мысли. Кажется, что при заземлении энергии она исчезает, но диалектика такова, что сопротивление разжигает пламя: огонь должен что-то сжигать, чтобы гореть (астрологически, экзальтация Марса в Козероге). Как доказывает Шелер, один из основателей антропологии, сам дух бессилен, энергия рождается снизу. (В "Маленьком принце" фонарщик не только поминутно зажигает фонарь, но и поминутно гасит – именно такую деятельность главный герой считает максимально разумной.)

В мифах это сотворение собственного острова посреди колебаний вод – своей земли и почвы. Образ камня как центра мира: мифологически, центр мира для человека там, где он сам. Мифы говорят о том, что это основание должно быть найдено: иначе результативного сотворения не будет. В тайских и австралийских мифах камни – это предки: первые люди изначально – скалы, или они превращаются в камни после смерти. Такой древний образ нам близок: например, картина Николая Рериха, посвященная его жене: "Хранительница камня – держательница мира". В общем, человек должен заложить такой краеугольный камень своего творения или стать им. Так что образ атлантов Козерога Городницкого не теряет актуальности.

Этот архетип далее описывает сотворение человека из подручных инструментов его деятельности (палок, камней, глины – гончарного мастерства и т.д. – а в современности обычно из бытовых вещей и приготовления пищи (позитивная задача здесь – преобразовать все низменные процессы в духовные). – Но мне быт и процесс питания так надоел, что и вправду лучше голодать, а из мифологии и философии творить человека интереснее, как из любой более высокой профессиональной деятельности).

В обыденности человек жертвует себя своей деятельности – но этим он и сохраняет себя, длит своё время, ткёт из себя паутину своей судьбы (мифологические образы мойр, норн и т.д.). И если Водолей – архетип сотворения пространства (в том числе собственного пространства мысли), то Козерог – сотворения собственного времени. В теле этот архетип соответствует скелету. Человек – стержень оси времен, творящий свою судьбу и судьбу мира. По паутинкам первопредка-паука души людей спускаются с водолейских небес мысли на землю, начиная её реальное освоение.

С этим архетипом связан мифологический образ жертвоприношения: прежде всего животного (тотема, хранителя родной земли и пищи данной территории – как гарантию того, что родная природа будет сохраняться и возрождаться). Аналогичен ритуал срубания вечнозелёного дерева ради зажигания нового огня – символизирующий вечное продолжение жизни (образ новогодней ёлки у Окуджавы архетипичен, почему и ярок). Жертвоприношение человека – например, прежнего царя, заменяемого рабом, в новогодних сатурналиях,– изначально связанное с осознанием личного времени человека: возраста как недееспособности царя, которого требуется заменить другим, – в древнейшей мифологии более редкое. Боги (т.е. персонажи, имеющие отношение к свету мысли) жертвуют чаще – они могут приносить в жертву и себя, и представителей изначальной природы (демонов, асуров) ради творения мир,– но поскольку они бессмертные, драматизм такого действа не трагичен.

Этот архетип решает проблему выживания (рода в целом), описывая служащий этому целенаправленный процесс (земледелия), и он становится возможен лишь тогда, когда известны закономерности циклов времени. Актуальность времени отражает социальный ритм, но астрологи могут и не ориентироваться на телевизор, коль скоро описание данного момента времени у них всегда под рукой. Христиане иногда принципиально не смотрят телевизор, дабы он не отвлекал их от интуиции, которая более чувствительна к самому временному ритму, чем его социальное отражение.

В новом, только что устроенном мире земледельца-Сатурна: творящему свой временной ритм и потому в совершенстве следующему ему – всё закономерно и исполняет свою судьбу: в нём ещё нет недостатка "отпадения" жизни от смысла, деятельности от цели.  Сатурн правит на островах блаженных и связан с образом Золотого века – там мы и оказываемся, следуя линии своей судьбы, когда попадаем в свой собственный творческий ритм: в полной осмысленности существования и ощущении неизбежности происходящего. Астрологи понимают, что судьбу мы так или иначе должны исполнить – хотя это не исключает жизненной свободы. Виташа как-то сказал: "Судьба предопределена, а жизнь – нет." Исполнить судьбу как бы можно и не живя…

4. БОГ и ЦАРЬ: архетип Стрельца (громовержец). В едином временном ритме собственная деятельность человека имеет резонанс с деятельностью других, так возникает образ коллективной личности ("симфонической личности" Карсавина). Динамика движения усиливается в опоре на общество – эту динамику в мифологии воплощает сильнейший из богов, заведующий потрясающим действом грозы. Другой символ динамики этого архетипа – кентавр: лошадь – физическая природа, а всадник – разум, собственно человек – может символизировать подключение к телесному разуму (движение в опоре на природу).

Гроза предстает как битва – астрологически, идейный конфликт (принимаемых и чуждых представлений), и победа разума над неприемлемыми идеями. Громовержец ассоциируется с образом полководца, защищающего свой народ перед лицом других. Такова социальная деятельность души: битва за идеи – ключевой её момент. Гроза разрешает напряжение предшествующей засухи (невозможности жить в прежнем мире, непродуктивности такой жизни и социального кризиса). Дождь рисует образ оживления жизни, создание плодородия почвы и посева (восприимчивости разума и распространения идей).

Идеологически царь воплощает коллективную волю людей: в индийской традиции царь вращает колесо дхармы, определяя судьбу мира, в Египте фараон назывался душой страны. С этим в древних обществах связаны высокие требования к избраннику-царю, отраженные в его моральных обязанностях при вступлении в должность или в религиозных ритуалах (таких, как вавилонская новогодняя церемония публичного покаяния царя, символизировавшая очищение страны от грехов. Считалось, что если он при этом плачет, тем лучше: по архетипической аналогии слёзы=дождь. Дождь и сегодня ассоциируется с искуплением, например, у бардов "Не устало небо плакать над несчастьями людей…", "Дождь смоет все следы…"). Материальную жертву предыдущего архетипа (смерть как полная отдача себя материи, забвение духовного) здесь замещает моральная (уступка индивидуального начала коллективной воле).

Чем древнее мифология, тем значимей религиозная роль царя (образ царя-жреца у Фрэзера) – как проводника "небесной" воли на землю: идейной воли актуального момента.— И поскольку мы существа социальные, думаю, можно не доказывать, что эта роль царя-священника – категорический императив и первейшее стремление, потому что ничего хуже отрыва от коллективного единства людей – от Разума – для человека и представить нельзя!

А это единение возносит на вершину: здесь архетипичен образ гор, где обитают громовержцы: в природе горы задерживают тучи, вызывая дожди и грозы. При всех призрачных облаках общественного сознания относительно духовных иерархий, зелёных человечков, экспериментирующих с генофондом, особо просветлённых гиперборейцев или атлантов – падших наследников мудрости Атлантиды, человеку пребывать на горах приятно, так как вид на красоту мира так или иначе с них открывается (к сожалению, если не в чистой природе, а в социуме, то и на недостатки тоже, недаром Стрелец – самый критичный из знаков). Поэтому центральная индоевропейская мистерия – сражение громовержца со змеем, в более новом религиозном варианте – битва добра и зла (изначально добро значит просто ресурсы, а зло этимологически родственно слову сила: сила воюет за ресурсы), а в современном – идеологический конфликт (коллективный разум пробуждает сознание людей исправлять недостатки социума). И здесь также архетипичен образ орла, иногда терзающего змею, рисующий представление о высотах коллективного разума, с полёта которого становится видна мудрость мироустройства.

В мифологии царь богов и его приближенные обитают в горах, и с восхождением на гору ассоциируется контакт с богами и обретение истины: священные горы, мыслимые осью и центром мира, расположены по всей Земле. Гора на иконе Троицы — символ Святого Духа. Для вавилонян существовала центральная "гора стран", объединявшая различные территории между собой, и Небо с Землей,– которую копировали их зиккураты. Зиккурат представлял космическую Гору: его семь этажей имитировали семь планетарных небес. Подобные искусственные горы в виде храмов-пирамид строили индусы и американские индейцы.

Тёмных туч иллюзии в горах может вообще не быть, если путь наверх не социальный (что называется "призвали"), а профессиональный, или выстроен собственным творческим, духовным, религиозным или интеллектуальным путём. Хотя все ступеньки этой лестницы – все идеи и образы – с высоты вершины и покажутся всего только заблуждениями, взгляд сверху позволяет открывать нечто новое в отношении них. Если лестница выстроена самостоятельно (то есть реализован предыдущий архетип Сатурна), спускаться с неё вроде как и необязательно, и всегда понятно, что делать.

Вот если на вершину возносит любовь – то попадаешь в стихию полной неопределенности! – Однако это уже относится к архетипу звезды и зари – Венеры, а не Юпитера: точнее, мифологической битвы этих двух сильнейших богов: громовержца и царицы любви, которая заканчивается совместной победой коллективного разума и любви и их браком. (В описанной истории я остановилась на этом сюжете. Но сменой разума и традиции заведует следующий архетип – Марс).

В целом бог дождя выступает как проводник анархичной и непредсказуемой воли Неба, рассмотренной под углом зрения практических нужд людей (предыдущей мифологемы Сатурна). Но при взгляде снизу царь богов сам начинает мыслиться источником власти.— Подобно этому, мы до сих пор попадаем в иллюзию власти общества над нами (его структур и языка), когда устремлены к земным человеческим целям — хотя оно является лишь призмой, фокусирующей безразличный к людям небесный свет мысли.

Ещё добавлю про символ дождя – вертикальные или горизонтальные параллельные линии — от них происходит знак Водолея, относящегося к древнему богу Неба. Молитву, обращённую к небесам, обозначали линии дождя под полукругом небосвода — знак, походящий на гребешок. Сам дождь подобен волосам, что, возможно, положило начало древнему обычаю закрывать длинные волосы женщин — как священное подобие высшему из богов: чтобы без нужды не привлекать к себе грозное внимание бога грозы (в Библии она воплощает божий гнев – хотя большинство ленинградцев, думаю, душевно любят грозы, оживляющие монотонность нашей погоды). И в народных поверьях расчесывание волос часто соотносится с появлением грозы.— Символ волос физиологически интересен, так как чувство закудрявливало мои волосы, а когда я начала писать рассказ, Виташа стал расчесывать свои, и его кудрявые волосы выпрямлялись. Астрологически, волосы относятся к Сатурну – архетипу памяти.

5. ВЛАСТЬ НЕДР: архетип Скорпиона (смерть и подземный мир). В мифологии есть два образа смерти: физическая смерть как окончательная завершенность, свершение судьбы – это архетип Сатурна, возделывающего землю. И смерть как трансформация, духовная граница жизни, которая её хранит. Это архетип Плутона – и владыка подземного мира, куда уходит все то, что исчезло с лица земли, проверяет на прочность существующее, чтобы выявить то, что отжило и что можно уже отбросить и уничтожить. Чтобы открыть путь жизненной трансформации – таков смысл подземных судов.— И поскольку Солнце нашего брака в Скорпионе, нам, видно, близка такого рода деятельность. Потому я и остановилась на проверке мифов, как античная Фемида с повязкой на глазах и весами: какой миф для души легче пера Маат (египетской богини-писца)? Лишь такой подлежит воплощению!

Нынешний весенний квадрат Плутона с Ураном, отвечающий за идейный экстремизм, способствует такой деятельности – при таком аспекте ничего делать нельзя, а всё сделанное будет способствовать разрушению прежнего. Может потому, я и увидела наш контакт с этой позиции, хотя астрологически всегда можно взглянуть на явления с 12-ти разных сторон. При этом Россию, как ни странно, оживляет напряжение квадратов Урана, с позапрошлого века она упорно выбирает лидеров именно с таким аспектом неуемных преобразователей, поэтому конца реформам не предвидится! Может, если перенести их в глубины психики, наконец, наступит внешняя созидательная стабильность?

Царство смерти не близко (отделено от живых огненной рекой, ущельями и т.д.; эти образы связаны с соотвествующими обрядами похорон). Попадание в него требует от человека мобилизации всех сил, отчего боги-разрушители также может развивать волю, бесстрашие и другие способности людей (индийский Тескатлипока, который во сне вызывает на бой воинов, и не уступившим ему дарует победу в земных боях).  Мифологема подземного мира обрисовывает скрытый потенциал недр и хранящиеся там несметные богатства, а иногда также и знания – которые надо оттуда достать, что и делают мифические и легендарные герои, нередко сражаясь с хранителем сокровищ – змеем. Змея – в мифологии образ нижнего мира – ассоциируется также с энергией кундалини (не только в индийской йоге, но в Каббале-Таро). И астрологически Плутон – образ страсти (сексуальности) как самое распространенное проявление этой энергии. Скорпион – лучшее положение (экзальтация) планеты мысли Уран – и если бы данный квадрат дал возможность превращать глубины Страсть в высоты Разум, было бы замечательно! но квадраты не дают устойчивости, они обычно лишь выявляют проблему.

Подземный мир архетипически связан с регенерацией – ею управляют духовные процессы, которые в разных религиях могут трактоваться как процессы сознательного умирания. Целители – шумерский подземный врач Ниназу и египетский Осирис, и даже индийскому змею Вритре приписывается авторство медицинских трактатов. Согласно представлениям кавказских народов, в подземном мире Ел течёт река, воды которой исцеляют от всех недугов и оживляют мёртвых.– Мне эта тема оказалась наиболее актуальной: о болезнях человек забывает, когда оживает душа.

Что такое душа? Архетипически возможны два определения. Главное даёт архетип бессмертия вечно перерождающейся Луны: здесь душа – это связь поколений: матери и ребёнка, отсюда образ души как ребёнка, вечно юного и открытого к восприятию. Восприятие и воображение – её форма (связанная с физической основой – психосоматикой), суть её – жизнь во всех её проявлениях: органических и неорганических, и культурных, её вечно изменчивый поток. Думаю, такой образ души-ребёнка возникает у всех: и в детских фото уже видна судьба, поскольку её с младенчества предопределяет резонансная характеристика гороскопа: душу в этом смысле можно определить как резонанс человека с миром, и через мир она становится видимой.

А с точки зрения архетипа потустороннего мира, душа в человеке — энергия скрытого потенциала, которую лучше всего отражает живое животное начало (ассоциативная связь души и животного мира в западно-европейских языках: лат. anima —"душа", animalis —"животное"). Для древних символом богатства подземного мира был скот (и подземный властитель может изображаться как пастух скота с его атрибутами: рогами и копытами, отсюда образ нашего чёрта). И в этом смысле душа невидима и эфемерна как подземный мир: ведь, даже и по современным представлениям, не говоря о древних, душу можно потерять, её можно убить, заколдовать, и через это погибнет тело человека, лишенное притока энергии, необходимого для постоянного возрождения к жизни. Поэтому древние порой считали убежищем своей души кошку, собаку или какой-то предмет (амулет), считая, что так надёжнее. Но делать это сегодня?... Хотя, наверное, я и сама так делаю, пряча энергию души в рассказ. Да и как ухватить невидимое, которое видимым стать принципиально не может? Быть может, тело рождает душу, а потом она должна быть отделена от него, обратившись в самостоятельный дух, сбрасывающий тело как уже ненужную оболочку, шелуху проросшего семени? (Но это уже следующий женский архетип Девы)

На отношения между царем богов – разумом (Юпитер) и душой-животным (Плутон) распространяется архетипический конфликт верхнего и нижнего мира (сражение громовержца со змеем) – отсюда рождается аскетика. Но конфликт, как я уже пояснила – только тактическое отношение, а стратегическое – симбиоз. И потому всё чаще в кинематографе появляется образ душ умерших, вступающих в контакт с людьми. Эти тени, вселяющиеся в тело, в позитиве можно трактовать как образ духа как такового: а дух, согласно религиозным представлениям, независим от тела – и обычно поддерживает человека незаметно, но обнаруживает себя при болезни – и, если поверить моему опыту, в экстазе любви! Когда в день рождения Виташи я видела объемность его картин, мне казалось, тень его была почти видимой – я могла дотронуться до тепла его руки (он был тогда на даче). А может, это был мой отец? он ведь построил эту дачу, и дух его там несомненно ощущается. Они там с Виташей договорились… J В общем, чудеса!

Да, конечно, это показывает мою психологическую потребность видеться с умершими близкими и чувствовать супруга рядом. Но в целом всё это говорит о настоятельном желании современного мира переменить представления о смерти как окончательном приговоре, за которым следует разрушение тела, души и ума. Религиозные представления не удовлетворяют разогнавшейся динамики современного мышления, и потому невидимый мир предстает уже не в образе чертей, мучающих душу, заставляя её отделиться от тела, а в образе инопланетян, ставящих опыты и т.д. Но чтобы и в самом деле переменить представления о смерти и духе, они должны хоть ненадолго стать видимыми для критической массы ("для всех": ведь истина-то является только всем): они должны стать ещё более видимыми, чем были для меня… Но тогда – сколько возникнет новых иллюзий! и даже столь трезвому человеку, как я, с безумием коллективного подсознания будет уже не справиться. Вот потому-то я и не чувствую свою миссию оконченной. Казалось бы, чего легче – принять подарок супруга! И я благодарна за такой "свадебный" подарок… Но для животной души такой подарок подобен бомбе замедленного действия – или раскрывать тайну, или творить новый мир, или уже сдаться на милость победителя – и опять приходит в голову скорпионья мысль о революции… J

Ещё один мифологический аспект царства смерти — отождествление его с чужим миром иных стран. Конфликты между странами стали поводом для сюжета сражения бога верхнего и нижнего миров (змей похищает стада громовержца, тот отвоевывает их). И в древности чужестранцы мыслились пришельцами из иного мира. Но здесь часто бытовало и гостеприимное отношение: в Греции считалось, что не принявший гостя оскорбляет самого Зевса, который является в его облике. Или как я уже писала про девов-гостей и асуров-хозяев: в функцию гостей входит сакральное распоряжение теми дарами (жертвоприношение), которые представляет им для этого гостеприимный хозяин. Такие представления о древнейших ритуалах гостеприимства сегодня тоже проецируются на инопланетян — которые в фильмах берут земные ресурсы, чтобы создать из них нечто иное (например, детей 6-й расы, если вспомнить теософию или миф о детях).

Но, конечно, гостеприимство – само по себе духовное отношение, расширяющее кругозор, и каждый человек – это особый мир сознания и чувства, пусть на земле, а не где-то там – "на другом краю Галлактики"… Когда-то, в советском детстве, я представляла так: Земля – координирующий центр таких миров, но сейчас не трогала этот миф, потому что для погружения в него нужно наблюдать взаимодействие людей в его альтруистически дающем, мирно-спокойном варианте, а том утилиарном напряжении и спешке общения, которая царит вокруг сейчас, такая иллюзия даже не рождается.

6. КУЗНЕЦ МИРА: архетип Весов (культурные законодатели и боги общины). Говоря о гостеприимстве, симбиозе и прекращении борьбы, мы плавно переходим в мифологему культурного строительства, которую в мифах воплощают Божественный Кузнец, культурные законодатели и боги общины (например, славянский Радегаст – "радующийся гостям"). Мирный договор был одним из самым важных установлений древнего мира: боги договора — римский бог границ Термин или иранский Митра, следили за его исполнением тысячью глаз и ушей. Имя Митры переводится как "друг" и  восходит к индоевропейскому корню mi-/mei-, выражающему идею согласия, мира, симпатии и соразмерности, и от него ведут начало такие слова, как "мир" и "милый" (и даже слово "коммунизм" как рукотворный общественный строй, вводящий в рамки инстинкт соперничества и борьбы людей между собой). Индийский Митра – его ближайший родственник – заведует культурным установлением брака, вводящим в рамки природный инстинкт, вместе с Бхагой (того же корня наше слово Бог).

Культурная роль в современном мире часто воспринимается как роль эстетическая, позволяющая нам украсить жизнь, и только. На самом же деле культурная функция — это роль творца той Вселенной нашего разума, которую мы воспринимаем, и от греческого глагола kosmeo — "украшать" (того же корня "косметика") происходит слово Космос. И договор людей между собой, и брак имеет отношение к творению.

Как создатель рукотворного мира, кузнец в мифах кует чертоги богов, как греческий Гефест или индийский творец Тваштар и асур Майя. Повелевая самой опасной для человека стихией, он связан с нижним миром (популярно европейское представление о связи кузнеца с чёртом, вдобавок есть и пословица: "Нет брака, где бы не был замешан чёрт"). И неслучайно Гера сбросила Гефеста с Олимпа, после чего он остался хром на обе ноги. Кузнец в мифах нередко хром: ведь во времена складывания мифов: охоты и начала земледелия — только калека имел досуг на изобретения. Но он превосходит громовержца по магической силе. В мифах божественный кузнец помогает громовержцу одолеть темные стихийные силы стихии, выковывая оружие его победы (как Гефест – перуны Зевса: так культурное творчество одерживает верх над стихией бессознательного). Обладая волшебной силой, Кузнец может сковать слово, песню, самодвижущуюся и летающую повозку, покалеченные руки и ноги, и даже отсрочить смерть. Финский Ильмаринен кует волшебную мельницу Сампо – и непонятно даже, что это такое: это символ чуда вообще. (Что и удивляться, что творчество, как и брак, способны сделать жизнь сказочной!)

Были ли изобретения божественных мастеров реальностью или только мечтой? Желание видеть мир прекрасным поразительно легко выдает желаемое за действительное, и принимая во внимание образ мысли, выражаемой этой мифологемой, мы вправе не поверить, что у древних существовал автомобиль и самолёт. Кузнец летает по воздуху, как летят по ветру языки пламени, повозка движется сама, как распространяется по земле огонь. И хотя сила огня и воздуха в конце концов позволила создать мотор, думаю, изобретения древних были менее совершенны, чем говорят о них легенды.

Мифы подчеркивают искусственность творений Кузнеца: так Солнце и Луна, выкованные финским кузнецом Ильмариненом, не светят, и рукотворная золотая дева не может заменить ему утраченной невесты. Ведь идеал, к которому стремится человек-творец: идеал рациональной красоты, разумных законов общества и культуры — обычно далек от естественного мира природы,– и тут встает вопрос экологии. Мифы решают этот вопрос так, что божественный кузнец выступает в паре с природным демиургом: Ильмаринену сопутствует Вяйнемёйнен, добывающий настоящие светила, индийскому устроителю Митре — бог космических вод Варуна, покровителю римской общины Квирину — бог арки Неба Янус, балтийскому ковалю Кальвису — бог небесного света Диевас. Мысль (архетип Урана, Варуна) обустраивает Космос извне, партнерство (архетип Весов, Митра) создаёт порядок отношений внутри него.

В мифологии договор священен, он должен быть исполнен и по отношению к ближним, и по отношению к дальним — этот принцип иранского Митры лёг в основу христианского равного отношения ко всем. Кузнец выступает неумолимым законником мирового равновесия — и когда громовержец Индра выпил напиток бессмертия сому раньше других богов, её хранитель Тваштар создал из сомы и огня змея Вритру, с которым Индре и пришлось сражаться. Семитский "мудрый и умелый" кузнец Кусар-и-Хусас во дворце громовержца Балу оставил форточку, через которую к нему проникла смерть. Не говоря уже о том, что хранитель огня Гефест приковал к скале Прометея, когда тот похитил у него огонь. В этом смысле кузнец поступает предательски по отношению к светлым силам, хотя и помогает им победить. Интересно, что само слово "кузнец" этимологически связано со словом "козни", а "ковать" — со словом "коварство".— И мне до сих пор не понятно, что больше связывает людей в их отношениях: договор или взаимное  предательство? J Про индийских демиургов: культурного – Митру (договор) и природного – Варуну (истинная речь) говорится: "то, что относится к договору, не относится к истинной речи". Ведь партнерство всегда – принятие мифов друг друга, и в этом смысле всегда – творение утопии. А в целом – это механизм создания культуры.

Слово "цивилизация" тоже восходит к индоевропейскому корню kei – "ковать". С плугом, созданным руками кузнеца, связан эволюционный шаг к цивилизованной жизни — предпочтение земледелия скотоводству. Хотя и здесь библейский миф о скотоводе Авеле и земледельце Каине, имя которого происходит от корня "ковать", говорит, что рукотворные дары земледельца не столь угодны Богу, как естественная жертва скотовода, и Каин предательски убивает Авеля – делая его самого вот такой естественной жертвой. (Библия из-за недостаточной цивилизованности её создателей несколько задержалась на жертвоприношениях, которые вообще-то архетипу кузнеца не присущи: правда, Сатурн экзальтируется в Весах, но обычно это предполагает мастерство профессионализма, а не свершение судьбы и смерть.)

Астрологический покровитель данного архетипа – греческий кентавр Хирон (самый большой из пояса астероидов между планетами Неба и Земли – Сатурном и Ураном) — учитель врача Асклепия, певца Орфея и Геракла, отдавший своё бессмертие герою. Утопия Весов – вот так раствориться в партнерстве: и меня преследовал архетипический образ, что в наших отношениях Виташа отдает мне свое бессмертие – а может, я ему его отдаю? Не знаю, возможно ли это живой душе, ведь хотя в мифах встречаются образы окультуренных животных (кроме лошади-Хирона, бог мудрости – слон Ганеша, а сегодня в мультфильмах – образы прирученных драконов, на которых летают герои), человек не может полностью подчинить природу рациональной воле, не понимая до конца её механизмов – и это к счастью, поскольку человеческое созидание чревато нарушением природного равновесия и требует ещё долгого развития экологической сознательности. В теле этот архетип заведует гормональной системой.

Поэтому между природой и культурой остается граница: сегодня, правда, чтобы защитить природу от культуры, а не цивилизацию от стихии, как раньше! Символы этого архетипа – ограда, городская стена (Великая китайская стена) и город, сад и дворец как образы рая («парадиз» также переводится как «огороженное место»). Интересен символ лабиринта как сложное ограждение от стихийных сил — в поздних мифах преобразившихся в чудовищ, подобных Минотавру (изначально жрец в маске быка). Поскольку стихию символизировал огонь, в лабиринте могло прятаться солнце, и игры в лабиринтах связаны с брачными ритуалами весны. Имея генетическую связь с охотничьей ловушкой и царством мёртвых: куда сложно зайти, а ещё сложнее выйти,– лабиринт являет собой символ небесного и одновременно подземного мира. Это неолитический образ мироздания.— Описанной весной я сходила в общество современных язычников "Крина" и убедилась, что увлеченность лабиринтами возрастает! – и значит, поиск вслепую развивает творческую интуицию мысли. (Если бы только эта интуиция опиралась на рациональные идеи, а не на мистику! увлечённости стало бы меньше, а пользы больше – и к полезности обращает следующий архетип).

7. ЗЕМНОЙ ПОРЯДОК: архетип Девы (Мать-Земля и её дети – умирающие и воскресающие боги растительности) – решает проблемы экологии, которые ставит предыдущий. Это образ перемен сезонного круговорота – и добровольного и сознательного участия в них человека, который берёт часть природных функций на себя (сохраняет зерно до весны, исполняя роль снежного покрова, сеет его как ветер, поливает как дождь и т.д.). В современном варианте – сознательно относится к тем процессам, которые тело исполняет само – это означает прежде всего заботу о здоровье. Человек участвует в природном процессе не только путём работы – некогда праздники посева и сбора урожая включали земледельца в космический круговорот единой жизни Земли. С умиранием и возрождением богов растительности связаны мистерии (в Греции Элевсинские, участники которых вместе с природой переживали таинство смерти и возрождения на протяжении тысячи лет).

В природные процессы человек включается ощущением – помню, какой-то весной не то я сказала Автандилу, не то он мне: "Распускаешься вместе с листьями"– их распусканию всегда предшествует какая-то природная напряжённость: затаённость, не сразу прорывающаяся наружу, или можно ловить ощущение от пения птиц – и так "понимать" их язык, как мы понимаем человеческую музыку и т.д. Древним это, конечно, было доступно лучше, чем нам: для них это было ориентацией в жизни, а для современных горожан может быть если не развлечением, то развитием экстрасенсорных способностей. Поскольку однако в городе каждый первый чем-нибудь болен, задача данного архетипа – прежде всего сознательное участие в процессах своего тела. В мифах Мать-Земля – целительница, растящая травы.

Боги растительности нисходят в подземный мир ради поступательного, точного, аккуратного и запланированного обновления жизни по графику. Мать-Земля рождает зелёный побег злака, который будет срезан серпом во время урожая и принесёт зерно, которое даст начало новым всходам следующей весной. Поэтому про сына египетской богини урожая Рененутет – Непери («зерно») – говорится: он живёт, когда он умер. — С этим в астрологии традиционно соотносится сфера добровольного подчинения (проще сказать служения), и я бы назвала такими людьми-растениями, производящими социальный кислород – воздух, которым можно дышать, тех, кто следует внутренней экологии и улучшает атмосферу, приводя других в норму такого существования, которое для них было бы более полноценным. Под экологией я имею в виду физическое, психическое и ментальное здоровье: последнее – это творческое состояние ума, как писал физик нобелевский лауреат Давид Бём. Такие люди, например, – индийские йоги, поскольку они прежде всего целители (в отношении русских йогов, это, к сожалению, далеко не всегда можно сказать; хотя в отношении просто порядочных людей можно).

Умирающие и воскресающие боги заведуют поддержанием такого порядка, когда смерть старого обязательно предвещает рождение нового, и для этого природный процесс должен быть исполнен безукоризненно чётко. С этим связана целомудренная чистота богов растительности: эпитет Персефоны Кора значит "дева", у шумеров одно из имен богини Земли — Нинсикила: "госпожа целомудрия", и всходы часто сравниваются с молодой девушкой. Нисхождение в подземный мир проецируется на идею исполнения долга, и этот архетип развивает образ самопожертвования: так шумерская Гештинанна добровольно соглашается заменить в царстве мёртвых своего брата, умирающего и воскресающего бога цветущей степи Думузи/Таммуза.

Природный порядок абсолютизируется, выступая эталоном жизненного процесса, и распространяется на человеческое общество. Неслучайно имена греческих богинь времен года: ор Евномии, Дике и Ирены, олицетворяющих цветение, завязку плода и его зрелость, соответственно значат «закон», «справедливость» и «мир»: тонкий жизненный процесс созревания плода уподобляется здесь уподобляется правильному социальному осуществлению закона справедливости. Богиня справедливости Дике изображалась с мечом и ключами от ворот, через которые в мир входят день и ночь, что подчеркивало её способность различать чёрное и белое и карать зло – что делают и другие исполнительницы порядка: например, Немезида, символы которой – также меч и плеть.

Поскольку исполнитель закона добровольно нисходит в подземный мир, это символизирует и то, что он принимает на себя недостатки, которые хочет уничтожить – пропускает зло сквозь себя: как ацтекская богиня земли Тласольтеотль, имя которой означает "пожирательница экскрементов". Это богиня покаяния: пожирая грязь, она очищает человечество от прегрешений. Символом её была метла. Поскольку представитель этого архетипа воплощает безупречность, его не касается грязь этого мира, и если он не может исправить его порочность, он его покидает – как богиня справедливости Астрея ("звёздная"), которая жила среди людей золотого века, но потом удалилась на небо и превратилась в созвездие Девы.

Мифологическая идея смерти, за которой непременно должно последовать возрождение, абсолютизируются в германском мифе (Германия воплощает архетип Девы), где смерть бога растительности Бальдра: смерть без воскресения, поскольку злокозненный Локи – бог интеллектуальной функции – отказался его оплакивать – предвещает гибель всех богов в последней войне и примирение их в обновлённом мире. (Но этот сюжет: один за всех и все за одного! J – уже относится к последнему, марсианскому архетипу.)

Идею перехода из одного мира в другой раскрывает тема смены будней праздниками и связанная с последними тема еды (телесное соответствие этого архетипа – желудок). Возделанная плугом божественного кузнеца Мать-Земля предстаёт как кормилица. Давать что-то другим можно только от избытка, и символ греческой Деметры ("богиня-мать") – рог изобилия. Через мифологему кормилицы-земли еда служит символом приобщения к той территории, на которую вступил человек. Так пища Цирцеи превращает в животных спутников Одиссея, который за ее трапезой ничего не ест – и только потому может спастись сам и избавить спутников от участи зверей. По той же логике, вкусивший пищи в потустороннем мире уже принадлежал ему: так Аид дает Персофеоне зернышко граната, чтобы она не могла не вернуться обратно. В египетском культе мёртвых умерший сам просит еды, что превращает его в дух или его душу в птицу.

Самоочевидная простота гостеприимства: сперва накорми, потом беседуй — перерастает в сакральность ритуала, согласно которой человек, сменивший одно место обитания на другое, не может даже сказать ни слова, не отведав пищи данной территории — не приобщившись к ней из глубины своего тела. Иранский небесный бог Ахурамазда приказывает сперва дать божественной пищи прибывшей с Земли душе, а потом распрашивать её. Подобно этому, Баба-Яга кормит Иванушку, перед тем, как он ответит на ее вопросы и переступит границу заповедного тридевятого царства. Причастность к местной еде делает человека своим для данного мира, в том числе и по языку. Из этого вырастает христианское причастие.

Если вернуться к праздникам-мистериям по случаю посева или уборки урожая, с их обильными столами и возлияниями, их значение с древности и до наших дней объясняется тем, что во время работы (целенаправленно-человеческого взаимодействия с миром, заключённого в искусственные рамки рационально-практических нужд) утрачивается естественность чувств и эмоций, и праздность приобретает священный смысл непосредственного обращения к божествам и восстановления природной естественности (экологии тела и души).

Бога виноделия Диониса называли Лиэй ("освободитель"): он разрывает все оковы, которыми пытаются опутать его враги, оплетает их своим плющом, и освобождает людей от мирских забот. Кроме потребности в раскрепощении и снятии присущих будням запретов здесь удовлетворяется потребность в единении с соплеменниками. Вино — такой продукт, который со временем становится только лучше и потому символизирует победу над временем — и даже духовное начало (ср. тождество европейских слов "спирт" и "spirit" дух – хотя в русском менталитете качества архетипа Девы неразвиты по сравнению с Европой, и нет поступательного чередования фаз работы и праздника. Работе присуща анархия отдыха, а отдых сопровождается напряжением работы, что возвращает к разгулу хаоса противоположного архетипа Рыб, а вовсе не к развитию экологической сознательности, прослеживанию и налаживанию тонкой экологии материальных процессов).

8. ДАР ЖИЗНИ: архетип Льва (Солнце – покровитель героев).

Когда грек Лукиан посетил храм в Иераполисе в Сирии, он увидел изображения всех богов, кроме Солнца и Луны. Спросив о причине, он получил ответ, что прочие боги невидимы для людей, тогда как Солнце и Луна и без того открыты для всех. Ответ жреца помогает понять идею солнечного архетипа: Солнце — то высшее, что не нуждается в таинствах храма: как жизненная энергия, формирующая творчество и самосознание каждой индивидуальности. В мифологии солнце покровительствует императорам и героям – личностям ярким, как само светило.

От лучей солнца ведёт начало царская корона. Другой символ солнца – грива льва, с которым часто сражаются герои, показывая свою силу – как и сам солнечный бог сражается с силами тьмы. Солнце символизирует мощь энергии и даже эмоционлаьной страсти, порой чрезмерную, но прежде всего благую. В мифах Солнце может выступать как судья, но обычно не нуждается в том, чтобы быть карателем: мощь его энергии естественным образом исправляет зло. Так индийский Савитар называется широкоруким – он дарит жизнь, лечит и исправляет грехи. Роль дарителя в имени славянского "подателя благ" Дажьбога. Всегда благожелателен к людям шумерский бог солнца Уту. Имени русского бога солнечного диска Хорса родственно слово "хорошо”.

Образ жара соотносится с магией и героизмом. В увеличении "тапаса" (слово, родственное нашему "тепло") — смысл воздержания и медитаций в индуистских и буддийских текстах, и в русском издании "Мокшадхармы"[9] тепло-тапас удачно переводится словом "подвиг": общий смысл теплоты и подвига — горение. Интересен образ ирланского героя Кухулина, который после подвига вернулся столь разогревшимся, что пришлось окунуть его в три бочки холодной воды. В первом вода мгновенно превратилась в пар, во втором — вскипела, а в третьем — просто сделалась горячей, хотя и тогда не все люди смогли к ней прикоснуться. Перефраз того же мифа в "Коньке-горбунке", где Иванушка купается в трех котлах. Его верный конек (конь – архетипический символ движения солнца по небу) помогает ему справиться с жаром первых двух котлов, и преображение Иванушки, к которому подвела его неумолимая судьба и героическая решимость, довершается в "котле с водой студеной": охлаждающей героя до разумных границ.

Как явление обыденного восприятия, Солнце в древнейших обществах не занимает центрального места среди богов, и оценка его реального влияния на жизнь становится возможной только в земледельческих цивилизациях. От Солнца происходит круглая форма каравая. Почитание светила связано с высоким уровнем жизни, когда вопросы коллективного выживания решены, что позволяет обратить внимание на жизнь и личность отдельного человека. Так инки вели свой род от солнца-Инти, который послал на Землю сверкающего героя Манко Капака и его сестру – первых царя и царицу, чтобы они цивилизовали дикие народы. Индивидуализация проявляется в том, что если прежде царь был полностью подчинен социальной среде (его могли убить, если он не воплощал необходимого совершенства), то теперь он получает независимость от неё как особая личность, а не только символ своего народа. С него снимается ответственность за происходящее — и ритуальное празднование тридцатилетия фараона в Египте заменяет более древний ритуал смены (убиения) состарившегося правителя.

Почитание Солнца усиливается во 2-1 тыс. до н.э. в связи с изобретением колеса. Культовые предметы в виде колёс относятся к бронзовому веку и образ Солнца-колеса возводится в ранг покровителя цивилизации, напоминая о роли кузнеца, который стоял у её истоков. В мифах на Солнце может помещаться кузница или наковальня божественного коваля.

Колесо – символ всеохвата и объединения. Боги солнечного диска – скифский Колоксай («круг-царь», отсюда название праславян «сколоты»: "объединенные в круг") и славянский Хорс. Как колесо, которое катится по Небу, гранью касается Земли и скрывается под землёй, освещая как белый свет, так и царство умерших, светило олицетворяет всеохват мира и всевидение.— Так семитская богиня Солнца Шапаш помогает отыскать в царстве мёртвых тело громовержца Балу. Подобно этому греческий Гелиос, лучезарным взором проникая в глубины Аида, невидимые для других богов, указывает Деметре местонахождение Персефоны. Всеохват подчеркивается в символе Гелиоса — земном шаре. Наследуя безупречность умирающих и воскресающих богов и зримо воплощая совершенство, солнечные боги равно входят в любой из миров, и их всевидение пронизывает все жизненные сферы.

Архетип Солнца – точка золотого сечения Зодиака и идеал человека. И понятно, что одному человеку себя сложно отождествить с этим архетипом (и из героического отождествления с совершенством своего образа или полнотой реализации, даже в профессиональной сфере, сложно выйти) – но объединению людей это под силу. Даже древние египтяне, чтобы отразить образ всеохвата, использовали три солнца: утреннее — Хепри, вечернее — Атум и дневное — Ра. Знак трёх Солнц находят ещё в палеолите в памятниках Европы, Кавказа и Передней Азии. У инков Солнце считалось троичным; индийский небесный бог Варуна может изображаться трёхглазым; интересен дагестанский образ крылатого всадника с тройной головой. С Солнцем связано числа восемь, а также девять (Аполлон в окружении девяти муз), десять и двенадцать – для древних символ множественности и всеохвата.

Символ Солнца на Земле – свастика: изначально инструмент для добывания огня, а теперь символ счастья. Это символ не только Индии, но и Древней Греции, и уже в 7-6 тыс. до н.э. свастику находят в Малой Азии. Её значение возрастает в эпоху бронзы, и в земледельческой цивилизаии она воплощает идею 4-х времен года, фиксируя поворот каждой солнечной фазы. У ацтеков свастика в круге обозначает год, а крест в круге — день.

Солнечный архетип воплощает всеохват не только времени, но и пространства. За изобретением колеса последовало распространение колесных повозок, которые позволили охватывать большие территории: завоевывать их и просто расселяться там. Поэтому символом Солнца стали также кони, что ассоциируется и с быстрым движением светила по небу. Первыми коня приручили хетты – и хеттский бог солнца Эстан, греческий Гелиос, балтийский Сауле правят упряжками коней. В Евразии существовали поверья, что лошадь обладает даром всевидения, характерным для солнечного божества. Для кельтов лошадь была символом солнцестояний, у многих народов лошадей приносили в жертву светилу. В "Упанишадах" Космос предстает как тело коня. По Юнгу, лошадь символизирует физическую природу человека, как и солнечный архетип – но именно эта природа является одновременно и духовной. В теле Солнце – это сердце, средоточие духовной жизни человека, согласно русским православным философам Вышеславцеву и Юркевичу. Энергия сердца, помещаемая во все предметы, создает прекрасные картины. И насколько неприятно видеть убожество мира, когда его не освещает внутренний свет!

Движение солнца и его годовой цикл также рисует его сопоставление с перелётными птицами, особенно водоплавающими (лебедем, гусем, уткой) — что рисует образ заката над водой. Жар-птица — также характерный образ солнечный энергии, как и индюк, встопорщивший перья, или ёж, растопыривший иголки. (Что опять же ассоциируется с короной, а также тем, что энергетически богатая аура человека его защищает – и дает возможность отразить мир своего разума вовне.)

Философски индивидуализация, связанная с архетипом Солнца, проецируется на развитие предметного мышления, присущего человеку в отличие от животных: полагание центра в каждом предмете и дистанцирование его от себя, что дает возможность видеть предмет как отдельный (животные же воспринимают всю реальность слитно). Вычленение предметов из единства, сохранение в памяти присущего им особенного центра и таким образом созидание "мира" (по антропологу М.Шелеру) требует энергии (дух сам по себе бессилен) – источником которой для жизни на земле служит светило. В солнечном архетипе невидимая сила жизни являет себя материально – и так наделяет своею вечностью всю видимую реальность. За счет этой способности человека к одушевлению окружающего возникают символы и мифы, и неслучайно философ Э. Кассирер считает собственно человеческим именно символическое мышление (о котором в рассказе сказано достаточно, а в двух словах: оно нормально при творческом подходе, выявляющем нечто новое (или хорошо забытое старое), и шизофренично, если сковывает свободу разума навязываемыми ему социальными смыслами).

Воплощение – ключевое слово архетипа Льва. Аполлон в окружении муз воплощает все творческие сферы, известные в его время. Солнечные боги покровительствуют героям, которые раскрывают совершенство человеческой индивидуальности и её таланты, и могут противостоять царю богов, провозглашая свою свободу и независимость от социального мироустройства. Аполлон спорит с Зевсом, китайский солярный бог Янь-ди сражается с громовержцем Хуан-ди или индийский Сурья с Индрой. Но, как туча закрывает солнце, солнечный бог терпит поражение. Конфликт солнечного бога с громовержцем или героев с богами в мифологии проецируется на конфликт индивидуальности и общества. Негатив мифы здесь видят в самоутверждении и гордости человека: таков Беллерофонт, победитель Химеры, летавший на крылатом коне Пегасе, но когда герой возгордился, Пегас сбросил его на землю. А победа царя богов символизирует, что таланты человека должны быть поставлены на службу обществу.—

Так или иначе он должен отдать всё то богатство, что имеет – а всякий человек это богатство имеет (о чем говорит астрологическая экзальтация Плутона во Льве). Но сначала надо понять, что же он имеет – и чтобы узнать судьбу или обрести силу на свершения, герои нередко отправляются в царство смерти. Это бы ничего, но и прекрасный конец героя – обычно его гибель. Поэтому солнечный архетип, хоть и воплощает колесо движения Зодиака, но не замыкает круг. Солнце восстаёт из-под земли, освещает собою весь мир и снова спускается под землю. А таланты должны быть сохранены в видимой жизни человечества и переданы дальше по цепочке культурной памяти – эту тему раскрывает следующая мифологема Луны.

9. ЛИК БЕССМЕРТИЯ: архетип Рака (Луна – образ преемственности времени и перерождений души).

Поэтому неудивительно, если из героического архетипа Льва мы попадаем в сферу интимной семейной жизни Рака. Совершенная личность героя создается социально – из потребностей, чувств и идей многих людей. Отсюда актуальная философская тема пост-модернизма – проблема автора. Любое произведение – набор цитат, может и любая личность тоже? Правда, тогда она не будет яркой – в ней должен возникнуть собственный объединяющий центр (индивидуация Юнга), он и есть – данная индивидуальность. И этот центр исчезает, когда социальные проблемы данного момента времени перестают быть актуальными. (Как у Льва Толстого: Кутузов исполнил свою миссию, он больше был не нужен. И он умер.)

Ну а в семье человек не герой, и тут реализуется та конкретика, которая движет им на протяжении всей жизни: многих её перевоплощений, не очень совершенных. Последнее не важно: ведь родных и детей любишь за их слабости и недостатки. В этих интимных отношениях, как и в своем детском возрасте, можно найти конкретные причины всех восприятий души, вполне уединившись в семью (родственные отношения с матерью и отцом, зятем и тещей и другие, которые некогда абсолютизировал древний мир – и которые определяли духовную деятельность древних обществ. Рудимент сохранился в Каббале: "Когда ты достигнешь круга короны, ты отдашь её матери и отцу"– и насколько я понимаю, это реальные мать и отец. Высоты души детей иногда возносят их до видения или хотя бы ощущения материализации их общего мира, как и родители всю жизнь поднимают детей до своего идеала. Последнее, правда, нередко приводит к конфликту социального и семейного идеала: не столь видимому, как солнечный конфликт индивидуальности и общества и тем не менее ощутимому: он был в гороскопе смерти моего брата, и есть в гороскопе нашей дочери, и мы с этим аспектом бъёмся много лет, не добираясь до того, что в астрологии называется экзальтацией Юпитера в Раке.) – Хотя мифы говорят, что слишком уединяться в семью не стоит: Никтимена, влюбившаяся в родного отца, в греческом мифе превратилась в сову.

Сова – ночная птица с круглой головой и огромными глазами – символ Луны, как и пугливые заяц и лань (образ "прыгающего" по небу месяца, каждый раз возникающего в новом месте). Сама Луна предстаёт охотницей – древние обратили внимание на её связь с живой природой. Они заметили, что Луна влияет на приливы и рост растений, заведует жидкостями в организме (психосоматикой) и женским процессом рождения. Так возник образ полной Луны как беременной матери, рождающей маленький месяц как своего ребёнка. Лунные богини часто выступают как помощницы при родах: такова греческая ипостась Артемиды Илифия, изображавшаяся со множеством грудей; облегчала роды Иш-Чель в мифологии майя и египетская Изида, изображавшаяся с коровьими рогами Месяца на голове. А другой египетский животный образ родовспомогательницы – беременная бегемотиха Таурт. К образу Изиды, кормящей грудью младенца Гора, восходит образ Богородицы.

Луна-мать – женский образ, символ вечной женственности. Солнце и Луна: два светила, заведующие жизнью на Земле, часто противопоставлены как мужское и женское начала, выступая как брат и сестра, муж и жена. Самый простой индейский миф повествует о том, что демиург в конце творения самого красивого мужчину превратил в Солнце (Суэ), а самую красивую женщину — в Луну (Чиа). Хотя пол здесь строго не закреплен: в индоевропейской мифологии Солнце, воплощающее постоянство, являлось в женском облике, а Месяц, в силу изменчивости, в мужском.

Зато контраст Луны и Солнца сделал образ ночного светила несомненным символом внутреннего мира в дополнении к внешнему. Луна символизирует эфемерный мир души, который озарен отраженным светом внешнего мира – подобно тому, как Луна светит отраженным светом Солнца. И как Луна растет и уменьшается, на три дня исчезает с небосклона и возрождается вновь, так психосоматика заведует проявлениями души. Луна, возрожденная как новый маленький Месяц, даёт образ идее перерождений души. Изменчивость Луны соотносит её со змеей, сбрасывающей кожу. От двух переплетенных змей происходит современный знак бесконечности.

Жизнь души всегда загадочна, но гороскоп описывает структуру души как точку времени, соответствующую определенной структуре пространства. И перерождения души-Луны связаны с изменением времени: и изменчивость Месяца даёт возможность мерить время по фазам Луны. Счётом дней заведуют шумерский Месяц Нанна ("владыка знания") или японский Цукиёми ("бог счёта Лун"). Египетский бог счёта и письма Тот первоначально был лунным богом в виде зайца. Русское слово Месяц связано со значением "мерить".— Если углубиться в родство архетипического символизма души и измерения времени, время здесь предстаёт как параметр самой души, оно "измеряется" согласно её поведению в данный момент, фиксируется в памяти и так проецируется в будущее (образ кармы). Сакральность измерения времени в его фиксации в памяти, творящем судьбу души.

На всех концах земного шара с возрождающейся Луной связаны мифы о бессмертии. Но животные похищают у человека это бессмертие: в африканском мифе Месяц посылает зайца сообщить людям, что они будут умирать и перерождаться, как он, но заяц, перепутав, говорит, что люди будут умирать, а возрождаться не будут. В мифе о Гильгамеше змея похищает у него цветок бессмертия, овладевая способностью к перерождению, которого человек оказывается лишен и т.д. А мифы, где индивидуальное бессмертие достигается, носят негативную окраску. Луна-Селена подарила своему возлюбленному Эндимиону бессмертие в обмен на вечный сон. А китайская героиня Чан-Э должна была разделить со своим супругом снадобье бессмертия – тогда они вечно жили бы на Земле. Но она выпила его одна и стала божеством Луны, одиноким и печальным. Эти мифы говорят о том, что суть вечной жизни – не в окончательности бессмертия, как неизменного и застывшего, но в вечном обновлении. Это возвращает к образу Луны-матери, рождающей Месяц-ребёнка, и образ напитка бессмертия в мифологии восходит к материнскому молоку (в мифологии индейцев им заведует Майяутель со множеством грудей).

Перерождения Луны ассоциируются с переменой судьбы мира. В эллинистическом мире было широко распространено вавилонское учение о потопе в конце "Великого года", который происходит, когда все планеты собираются в знаке Рака, управляемом Луной. Тогда, подобно Луне, тающей в черноте ночи, мир пропадает в тёмных волнах океана, чтобы потом возродиться снова. Но ещё один архетипический образ Луны – лодка, что ассоциируется с образом вечного течения реки жизни. И одновременно – в сохранении преемственности потока жизни на фоне её перемен (таков более широкий смысл образа ковчега). Душа-Луна обращает к памяти прошлого, чтобы его достижения не были утрачены – и из прошлого творится будущее.

В теле это, вероятно, более древняя часть коры мозга, импульсы которой, явные для животных как их интуиция, у людей слабо доходят до более новой её части, отвечающей за интеллект. Но когда доходят, оживает душа – и с нею мир говорящих эмоций, древний мир архетипов, создавший её. Сердце-солнце, как отец культурной цивилизации, оживляет мир энергией любви – и мы видим это явно: мир нашего разума отражается во внешней реальности, образуя резонанс золотого сечения – взаимопересечения человека и космоса: микрокосм тождественен макрокосму. Но душа-Луна, мать природной памяти, равна ему по силе, хотя её деятельность скрыта. Она оживляет внутренний мир – и без её тонких ощущений духовная жизнь жестока, а физическая неполноценна. (Можно вспомнить западные сказки о похищении души чёртом в облике богатого горожанина.) Когда останавливается движение мысли, связанное с дыханием,– когда останавливается сердце – проступает её движение. Поэтому если любимые хотят нас задушить в своих объятиях или вонзают в сердце кинжал – это только, чтобы добраться до души – взаимодействие с которой для современного человека интересно потому, что он не помнит о её свойствах и стремится открыть их заново. Самое любопытное из них – что душа всему верит: эта вера, присущая первобытному миру, оживляет все мифы верхней коры могза – все идеи ума.

В смысле архетипа Рака душа вполне сознательна и её представления упорядочены в большей степени, чем даже современные (эта упорядоченность понятий поражает, например, в праиндоевропейском языке). Она отнюдь не являет хаотическое бессознательное – хаос разума создается только во взаимодействии людей, когда они образуют коллективные поля сознания. А душа относится непосредственно к личности. И поскольку душа человека проявляет свои доисторические глубины – основы будущих перспектив – время от времени, а не постоянно, остается актуальным образ её перерождений.

10. ЛЮДИ КАК БОГИ: архетип Близнецов (нарушители запретов, обманщик-трикстер, бог интеллектуальной функции и вестник богов).

Душа – это память: из долговременной памяти подкорки рождается оперативное знание верхней коры мозга: и слову "память" родственны слова "мысль" и "ментал". Ум и речь — чисто человеческая сфера творчества, которая выделяет человека из мира животных и богов в мир людей. Шумерская пословица говорит: "Мой рот равняет меня с людьми"[10]. Во всех развитых мифологиях есть образ бога интеллекта и знаний: боги речи, счета, письма и торговли. Этому архетипу некогда была присуща абсолютизация речи, отражавшаяся в сакральности имен: животных и самих людей – и мифологическом образе творения мира словом. Как и абсолютизация знания – люди верили в святость записанного, что дошло до наших дней в виде священных текстов религий. Работая с языком, легко ощутить его магию, – думаю, все писатели и переводчики это чувствовали: входишь в струю языка в стремлении как можно точней попасть и реальность и передать её – и кажется: как я напишу, так и будет! – хотя, разумеется, это не так.

Архетип интеллектуальной функции отрицает веру души в предустановленную гармонию, он нарушает её, чтобы освободить место для нового восприятия. И сегодня этот архетип говорит о важности образования, задача которого научить людей не только считать и писать, но и самостоятельно мыслить: вне зависимости от социума. Ментал развенчивает мифы, перечеркивает традицию и стирает память – но это становится возможным только после того, как налажен культурный механизм её сохранения – в коммуникации людей.

Бог речи – вестник богов: язык явным образом доносит до людей невидимую волю богов. Однако он и бог-обманщик (трикстер, то есть трюкач): ведь слово отрывается от реальности, и что бы мы ни сказали, всегда можно дать этому иную, даже прямо противоположную трактовку. Язык хранит знания, но и скрывает их, подменяя действительность витуальной реальностью мысли. И в мифологии ум изначально предстает как хитрость. Так, Гермес, едва родившись, украл коров у Аполлона, а потом преспокойно улёгся обратно в пелёнки, и ни всевидение Аполлона, ни всемогущество Зевса не могли заставить его покаяться. Германский изобретатель Локи нарушает самые святые запреты: в том числе с трудом установленный мирный договор между богами и великанами. Североамериканский трикстер Ворон съедает запас продовольствия для племени на год вперёд, обрекая его на вымирание. –  Мифы подчеркивают вседозволенность интеллекта, задача которой – перечеркнуть традицию: ум ставит любые эксперименты и в этом жесток – но сообразительность помогает трикстерам исправить ситуацию, добавляя новые правила (так Гермес меняет коров Аполлона на сделанную им из черепахи лиру, кладя начало обмену и торговле).

Нарушение табу в мифологии говорит о силе, в том числе и физической (если младенец-Гермес за один раз сожрал двух быков солнечного бога, то индийский обезьяний мудрец Хануман в младенчестве чуть не съел само солнце, приняв его за спелый плод). И в этом нарушении всех законов с богом интеллекта схожи божественные близнецы. Культ близнецов восходит к неолиту и выражает сверхъестественную силу людей, выпадающих из нормального природного порядка рождения. Пара одинаковых людей вызывала у древних суеверный страх: они полагали, что здесь не обошлось без божественного вмешательства. Близнецов считали способными вызвать дождь и часто выселяли за пределы деревни. Поэтому с ними связан образ покидания прежнего: божественного, то есть социально устроенного – мира и основания своего мира на новой земле.

То, что не может один, могут двое. Бог интеллекта – высвобождает индивидуальный разум из-под власти коллективного. Каждый человек творит себе свой мир, и философ этого знака Сартр писал о проекте человека быть богом: видя проблему лишь в том, чтобы проект этот поддержали другие. Человек – существо социальное, ему практически невозможно уйти из реальности коллективного разума – но два человека уже образуют свой социум и могут воплотить то, в чем они заодно. Если зеркала поставлены друг напротив друга, отражение в каждом становится бесконечным.— Так что если два человека хотят уйти из мира прежних богов, то они это могут.

Уход близнецов из верхнего мира в иной мыслится как их смерть. Но диалектика мифологических близнецов такова, что то, в чем один разумен, в том неразумен другой. И если один смертен, другой бессмертен. Близнецы обустраивают две разные реальности: один – благоприятствования, другой – преград, один – этой жизни, другой – мира иного.— Так в мифе ирокезов Энигорио ("добрый разум") создал леса, реки, первую пару людей и полезных человеку животных, а Энигонхахетенгеа ("злой разум") – высокие горы, водопады и вредных для человека пресмыкающихся; а когда сделал два глиняных подобия человека, они превратились в обезьян. Потом братья вступили в борьбу за владычество над Вселенной, Добрый Разум победил брата и вколотил в землю, но тот заявил, что после смерти люди окажутся в его власти.— Интеллект видит противоречия мира, а значит сотворение – это создание оппозиций. Иначе его и нет: предмет призрачен, если не существует его вывернутого наизнанку отражения в зеркале.

Кроме разума-неразумности и смерти-бессмертия человека, существует и третья оппозиция, мимо которой нельзя пройти – противоположность мужчины и женщины, и в мифологии возможны две пары близнецов: братья (иногда гермафродиты – думаю, нынешний гомосексуализм – извращенное стремление актуализировать этот архетип) и брат с сестрой. У братьев-близнецов акцентируется роль культурных героев, у брата и сестры – роль прародителей, хотя те и другие исполняют обе функции. Брат и сестра, нарушая табу инцеста, населяют мир людьми – китайские Фу-си и Нюй-ва предстают как сплетённые (змеиными хвостами) в нижней своей половине, но деятельно свободные в верхней (единое существо с 4-мя парами рук). Идзанаки и Идзанами вращательным движением копья творят острова Японии, но рождение бога огня убивает сестру, и она становится владычицей царства смерти, а брат продолжает творение один.

Но в целом близнецы взаимозаменяемы: пол здесь неважен, и в индийской мифологии происходит наоборот: Яма («близнец») умирает и «открывает путь смерти для других» (и это может ассоциироваться, например, с созданием духовных миров, которые создают в буддизме боддхисаттвы). Сестра и супруга Ямы Ями остается на Земле: поскольку она не могла успокоиться в разлуке с любимым, боги создали сон, чтобы даровать ей забвение. Здесь вспоминается мифологема небесного творца: творение предполагает разделение божественных супругов – Неба и Земли, для того, чтобы их мир был просторен и открыт свету. Но подчеркнутое в близнецах человеческое начало возвращает к единству изначального первочеловека, где жизнь и смерть, как и мужское и женское начало слиты воедино (родственный индийским близнецам по имени скандинавский Имир («близнец») или иранский Гайомарт («живой смертный»)).

Функция устроителя царства мертвых у одного из близнецов смыкается с ролью бога интеллекта как проводника душ умерших в потустороннюю реальность и их защитника на этой пути. Такую роль исполняет греческий Гермес, и египетский Тот изображался с головой ибиса, пожирающего змей и скорпионов – носителей смерти: бог знания отводит смерть от человека, ведя его в иную жизнь.

Дихотомию жизни на Земле и смертности, которые мыслятся равно необходимыми для созидания нового человеческого мира, пытается разрешить греческий миф о Касторе и Поллуксе, где один из братьев-близнецов жертвует другому часть своего бессмертия, и они становятся полубогами. К близнечным мифам восходит и библейский образ первых людей: нарушение запрета традиционно трактуется как отношение человека к познанию (которое дает всегда частичную картину, вместо чувства, которое дает целостное видение). А более подробно диалектика мужского и женского начала как интеллекта и чувства проявлена в Каббале: "Образ женщины – любовь, сущность её – познание, образ мужчины познание, сущность его – любовь".

Адам обустраивает мир Земли, давая имена всему сущему, а Ева заселяет его людьми (мусульманская Хавва рождает 70 пар близнецов). Как уже полностью очеловеченные образы, единые по природной и божественной сути, они не расстаются, вдвоем принадлежа земле и миру мёртвых, но имея потенциальную возможность вернуться в пустынный рай (можно в этом усмотреть позитивную версию мифа о стрелке И и его жене Чан-Э, которые могли бы вечно жить на земле, если бы разделили снадобье бессмертия пополам). В отличие от вселенского первочеловека, Адам и Ева существуют нераздельно и неслиянно – как две природы, божественная и земная, во Христе.

Связь людей и их различие – условие многообразия мира. Бог речи и письма выступает создателем разных языков, как греческий Гермес, который заведовал торговлей, ставшей основой общения разноязычных племён. Гермес разделил единое племя людей на разные народы, после чего Зевс, воплощающий единство общества, языка и традиции, удалился от людей, предоставив власть земным царям. Заведует разными языками шумерский бог знания Набу, и порой считается, что легенда о Вавилонской башне связана с недостроенным зиккуратом в его честь.— В этих мифах сегодня звучит актуальная идея ухода от глобализации к мультикультурализму, а главное – мультиперспективности общественного развития. И архетип Близнецов заведует политикой как общением между странами и принципиально разными приоритетами. Общением "на высшем уровне" – но люди и семьи – тоже страны (Виташа когда-то рисовал им личные гербы и флаги), и между ними тоже может быть общение на высшем уровне…

Для мифологии разделение языков до всеобщего непонимания, как и нарушение запретов, ставящее под угрозу жизнь,– естественная часть мировой драмы. Львовская способность охватить все миры здесь развертывается в своей конкретности, познавая всё их многообразие. Но религия, в библейских мифах об Адаме и Еве или Вавилонской башне, неслучайно вводит нравственные критерии оценки. Не все многообразие может быть реализовано, не любая оппозиция принята – лишь та, которая дает возможность не только разрушить, но и восстановить всеобщее единство разума. И это вечное восстановление жизни описывает архетип любви.

 

11. РАСЦВЕТ ПРИРОДЫ: архетип Тельца (богиня любви и красоты, зари и утренней звезды Венеры)

Человек смертен, но природа вечно возрождается, и её красота – отражение её вечной жизни. В человеке тоже есть это свойство природной жизни, связанное с природой чувств, дарующих вечную молодость душе. С помощью чувств человек постоянно воспроизводит свою жизнь и культуру вокруг себя. Чувство в человеке – созидающая сила, оно нацелено на превосходящее разум творение. Чувство позволяет ему творить то, чего ещё никогда не было, и устремляет к вечности. Хотя это порой не сразу понятно, и страсти видятся разрушительными.

Древние тоже не сразу поняли это – и образ богини любви отражает эволюцию человеческих чувств. Он довольно поздний: впервые любовная лирика зафиксирована в Египте только во 2-м тыс. до н.э.. Историю формирования чувств показывает трансформация образа богини любви: сначала она предстаёт могучей матерью (такой, как иранская Ардвисура Анахита – «источник великих вод») и её красота воплощается в яркости природных явлений зари и восходящей на её фоне утренней звезды. Потом она выступает коварной богиней страсти, плотской любви и войны – так описывает её мифологический словарь. Она покровительствует оргиям и куртизанкам и – как Иштар Гильгамеша – карает людей, не умеющих любить. По силе она не уступает царю богов и в типическом сюжете сражается с ним – как кельтская Маева или русская Макошь – но потом становится его супругой.

Но в мире, овладевшем своими страстями и поставившем их на службу созиданию и благополучию, силой богини любви становится супружеская верность и материнская самоотдача. Так трансформируется образ Изиды: некогда сильная и коварная богиня, обманом выведывающая священное имя Солнца-Ра, дабы возыметь над ним власть – с младенцем Гором на руках становится прототипом Богородицы. У германской красавицы Фрейи, соблазняющей и богов и великанов, сея между ними раздор, появляется муж Од (аналог Одина). Рядом с Афродитой, изменяющей Гефесту с Аресом и имеющей других любовников, возникает не только бог брака Гименей, но и бог разделенной любви Антэрот. И это говорит о возникновении современного понятия вечной любви двоих и семейного счастья – высшей формы гармонии природы в рамках человеческого общества.

Символ богини любви — прежде всего звезда, которая на древних изображениях обозначала планету Венеру, указующую, где появится или куда скрылось Солнце. Образ звезды-зари – символ мощи природы, каждое утро возрождающейся к новой жизни. Эту мощь отражают образы быка: так хеттские зори-быки каждое утро тянут и поднимают на небо огромное светило. Персонификации планеты Венеры – шумерская Инанна, аккадская Иштар, семитская Астарта, армянская Астхик, иранская Анахита и другие. От имени шумерской богини любви Иштар происходит слово «звезда» (лат. astra, англ. star, нем. Stern) в индоевропейских языках. Звезда Венера издревле ассоциируется с цветком:  шестилепестковый цветок был олицетворением Иштар и Инанны. Красно-розовый цвет соотносит с зарёй розу и лотос. Роза до сих пор – традиционный символ любви и красоты. По той же логике русское слово "красивый" восходит к значению "красный". Красный цвет ассоциируется с румянцем: заря Эос  выходит на небо, зардевшись: Афродита вселила в неё вечную негу любовной страсти за то, что та разделила ложе с её любовником Аресом.

Другие символы — цветущие сады, весенняя зелень полей; корова (например, индийская Сурабхи, исполняющая все желания человека), плодовые деревья, яблоко – также символы исполнения желаний, кошка – символ женской природы (египетская Баст, в честь которой устраивались весенние праздники), вечнозелёное древо жизни, похожий на значок планеты Венеры и человечка египетский знак жизни анх — символы возрождения и вечности жизни. Шумерское дерево жизни хулуппу, которое растёт в саду богини любви, отождествляется с ивой, гибкость которой ассоциируется с женственностью. Название хеттского вечнозелёного дерево eja происходит от ностратического корня hhaju ("жизненная сила"), от него же греч. и лат. слово aion/aevum ("вечность"), русские юность и ива, и имя Ева ("жизнь"). Изначально вечнозеленым древом жизни мыслился тис (англ. yew) – но где он не растет, его заменяет ива. Ещё у индоевропейцев древом жизни мыслилась яблоня: здесь можно вспомнить молодильные яблоки германской мифологии. Ель в древней мифологии не использовалась как символ вечной жизни – слишком северное дерево, но сегодня вполне может служить таковым.

Естественная вечность жизни, побеждающей смерть, отражена в образах богинь любви, воскрешающих своего возлюбленного.— Так Изида собирает разрубленное Сетом тело Осириса и рождает от него Гора, Астарта воскрешает бога растительности Эшмуна, а индийская Рати взращивает бога любовной страсти Каму как своего ребёнка, когда аскет Шива испепеляет его всевидящим третьим глазом. (Поэма Ауробиндо о Савитри зиждется на этой же мифологеме.)

Рост вечнозелёного древа жизни предполагает укорененность в мире и мощь развития – врастание корнями в землю и ветвями в небо. Через чувство человеку передаётся всемогущество природы. И следующий архетип: последняя, самая поздняя мифологема воителя, выводящего человечество на новый путь, может быть развита только в опоре на возрождение жизни в её мощи и в её юности – иначе война со старым миром, которым вершит этот архетип, не будет оправдана.

 

12. ВОИН и ПАСТЫРЬ: архетип Овна (идеальный вождь)

Последний складывающийся образ мифологии, завершающий её развитие и отмеченный в новых религиях,-- образ воина и пастуха как идеального предводителя, воплощающего выход за рамки цивилизации в дикую природу и обретение там нового пути.

Наиболее архетипичный образ дикой природы – лес, в котором легко заблудиться и который пугает: как греческий Пан – того же корня слово "паника". Его хозяева – дикие звери и птицы: волк и сокол – так, египетский бог-волк Упуат именовался "первым бойцом Осириса" и почитался как проводник людей в незнакомой местности. С волком тоже связан образ страха. Этот архетип указывает путь, и стихийные эмоции, такие как ужас, отчаяние или чувство абсурда – экзистенциальные эмоции по Кьеркегору, могут дать направление пути. То, чего боится человек, то и надо превозмочь – чтобы никакие преграды не остановили его безудержное и безынерциальное движение к неведомой цели. 

Архетип Овна воплощает прорыв в неведомое, чтобы выхватить оттуда новое и внести в цивилизацию – он не оборачивается на себя в отличие ото Льва, ставящего акцент на индивидуальности: ему не важно, как он выглядит (воин страшен в бою); и в отличие от Тельца, не обращает внимание на чувства, потому что они – отклик внешнего. А нужно видение изнутри себя, без предпосылок – как в феноменологии Гуссерля: как будто видишь явление впервые. И конечно, не думает о спасении души Рака: преемственности мировой души. Мудрость прикосновения к истоку утверждает превосходство личности над социальной традицией. И это единственный знак, который побеждает коллективный разум: так Один, который принёс себя в жертву на мировом древе и спустился в потусторонний мир, чтобы узнать судьбы будущего, сменяет на троне традиционного царя богов, громовержца Тора.

Военный предводитель богов юн, как индийский Санда или греческий Арес: он воплощает молодость рождающегося весной нового мира. Причастный безудержной стихие битвы, воитель связан с весенним возрождением и грозами, как индийский Рудра или славянский Руевит (гроза здесь – радостный символ пробуждения мира: только ещё посева, а не урожайного дождя, как в архетипе Стрельца). Март, названный именем Марса – первый весенний месяц, и вести войну зимой не полагалось: считалось, что Марс в это время спит. Кроме того, войско не должно было входить на территорию города, дабы не навлечь на него стихийные силы, и мальчики-маммертинцы, посвященные Марсу, выселялись за его ограду. Русский бог весеннего Солнца и плодородия – Ярила – тоже имел военную функцию, но утратил её, в силу миролюбия древних славян, однако она возродилась – как возрождается всё архетипическое! – в заместившем его христианском образе Георгия Победоносца.

Обладая овенской простотой и нравственностью и воплощая общечеловеческий идеал, военный вождь объединяет под своим покровительством разные территории и народности. Военные боги многоруки и многоголовы – что изображает единое войско, а также символизирует их способность возрождаться: непобедимый воин не гибнет.

Индийский Рудра тысячеглаз: глаза описывают этот архетип как символ сверхъестественной силы и магии разума. Египетский Гор обладает чудесным оком, которым он оживляет Осириса, заменяя его на престоле. Шумеры изображали своих богов и самих молящихся с огромными глазами: так они стремились передать власть внутреннего мира. (Эта ассоциация: глаза-душа – телесно рабочая: глаза действительно становятся большими, когда говорит душа.)

В образе воина подчёркивается не только необходимость впустить в рамки цивилизации природную стихию, но и обуздать её мудростью разума: найти стратегию и тактику её применения. Поэтому жестокому богу войны Аресу противопоставлена мудрая Афина. На её щите изображена голова Медузы Горгоны — прежняя стихийная ипостась самой Афины. Имя Медузы происходит от medo — "забота, обдумывание" и родственно индоевропейскому слову mntis ("помнить") и нашим — "память" и "мудрость". Палладу хранит древняя мудрость и сама первозданная стихия. С помощью крови Медузы врач Асклепий воскрешал людей.

И самый распространенный мифологический сюжет (и ныне самый популярный сюжет кинематографа) противопоставляет двух воинов: сильного, но неразумного, и более мудрого и утонченного, где победа достаётся более справедливому и нравственному. Мудрость прикосновения к истоку утверждает превосходство личности над социальной традицией: так Один, который принёс себя в жертву на мировом древе и спустился в потусторонний мир, чтобы узнать судьбы будущего, сменяет на троне традиционного царя богов, громовержца Тора.

Воителю родственен другой архетипический образ – пастух, который, как и воин, много времени проводит вне цивилизации. Он может выступать проводником в незнакомой местности, отсюда образ пастыря как предводителя, выводящего людей на новый путь. Образ пастуха, защищающего стадо, сближается с семантикой героя и спасителя: слово "герой" (греч. heros) восходит к индоевропейскому ser — "охрана, забота", от которого происходит и латинское servo: "охраняю, спасаю" (а также "служу"). Исходный ностратический корень shehr'a имеет марсианское значение пробуждения и бодрствования (стоять на страже).

В образе пастуха в культуре воплотилось представление об идеальном естественном человеке, назвавшее "добрым пастырем" Христа, сделавшее юным пастушком, играющим на свирели бога Кришну, и послужившее прообразом средневековой идиллии пасторалей. До сих пор популярны изображения Христа с пастушьим посохом или ягненком на руках.

С образом пастуха слился ещё один символ воинственности и весеннего возрождения — баран. Завиток рогов барана похож на росток, и спираль бараньих рогов – символ возрождающейся растительности. Голова барана с двумя завитками встречается уже на керамике 6 тыс. до н.э., это один из излюбленных орнаментов неолита и эпохи бронзы от Прибалтики до Африки. Образ барана связан и с идеей жертвенности (как и образ воина). Египтяне после весеннего равноденствия украшали барана цветами и устраивали процессию, этот обряд стал основой христианской Пасхи. Ассоциация бараньих рогов с новым циклом жизни сделала спираль философским символом развития – и архетип Овна символизирует выход на новый виток спирали.

Битве войны, как и жертвоприношению, сопутствует наиболее непокорная и разрушительная стихия огня. Для древних индоевропейцев существовало два вида огня: один – полученный от природы, второй – поддерживаемый человеком. Первый мыслился как прикосновение к стихии, которой страшится человек, и обозначается "мужским" корнем: и.е. hngni ("огонь"), происходящее от ностратического henka – "гореть". От него – наше "огонь" и имя индийского Агни (неслучайно связанного с радикальной трансформацией в учении Рерихов).

Второй — это искусственно поддерживаемый огонь очага, соотносимый с женскими функциями: ностратическое qotti — "зажигать", к которому восходит имя его античной хранительницы Гестии/Весты. "Женский" огонь воспринимался лишённым связи с изначальной стихией, и у многих народов существовал обычай высекания огня под Новый год ради обновления огня очага, который мыслился потерявшим свою стихийную силу. Например, образ прусского "живого" огня Паникса ("огонь") — имя которого родственно возрождающемуся из пепла Фениксу: самому известному символу начала новой жизни.

В индийской мифологии огонь-Агни рождает юного воина Сканду, военного предводителя богов, и мыслится пастухом – проводником людей, знающим все пути и всю мудрость мира, как сказано в Ригведе:

Я видел пастуха, без отдыха

Бродящего по дорогам туда и сюда.

Скрываясь в водах, текущих вместе и в разные стороны,

Он шевелится во всех существах.

 

Во всех мифологиях образ огня соотносится с очищением, преображением, и разрушением старого мира. С самого момента основания Рима его граждане верили, что его ждет гибель в пожаре. Так трактовалось мистическое видение Ромула, которому предстали 12 орлов (число, часто связанное с эсхатологией: так как оно описывает круг времени – 12 месяцев года). В представлениях индейцев, когда на очаге Солнца закипает котёл с водой, чаша терпения небес переполняется и они обрушивают на землю потоп. А в скандинавской мифологии в последней битве богов сжигает мир огненный великан Сурт. Но разрушение прежнего одновременно является творением нового. Эсхатологические мифы имеют смысл прежде всего осознания временной координаты с позиции вечного, как писал о том Н.А. Бердяев,– и внутреннего преображения, связанного с духовной функцией огня.      

 

Исторически следы овладения огнём находят уже 700 тысяч лет до н.э. Поскольку поддерживать костёр могла только достаточно организованная община, огонь костра и очага издревле ассоциируется с единством и объединением людей. В мифологии это единение отразил славянский образ огня-Сварожича, отождествлявшегося с Радегастом, имя которого можно перевести как "гостеприимный": в образе огненного петуха он охранял чужестранцев, поручая их покровительству домашнего очага. Частые символы огня, пробуждения и бодрствования – петух (павлин) и сокол. Петух – символ славянского военного бога Руевита, павлин – индийских богов войны Муругана и Картикейи, сокол – славянского бога огня Рарога.

 

Пользование огнём создало полноту человеческого образа, утвердив его независимость от природы. Потому эта стихия символизирует эволюцию человека. Здесь можно вспомнить миф о Прометее, укравшем с Неба огонь, чтобы сделать людей бессмертными и непобедимыми перед лицом богов и стихий. Поддержание огня выступает как долг человека — что запечатлел образ Гестиии/Весты и отразили обряды весталок. Образ огня очага мыслился центром Вселенной, и в античные времена Веста отождествлялась с неподвижно висящим в небе и заключавшим в себе огонь земным шаром — с самой Землёй, которая хранит в себе пламя жизни.— Пусть этот красивый образ живой Земли, в которой пульсирует пламя огня – и сквозь оболочку которой просвечивают глубины недр, снившийся мне когда-то в детстве, завершит мой астромифологический комментарий.

 

***

Если в рассказе я стремилась показать вход в подсознательные процессы – то астромифология рисует хороший выход из них, будучи страховочным поясом, чтобы сознание не погрязло в болоте какого-нибудь одного архетипического представления. Надеюсь, я продемонстрировала, что древнемифологическая проекция божественных качеств на человеческие лучше, чем та, что возникает изнутри социального подсознания – и рождает описанные в рассказе и другие кошмары. Не знаю, умею ли я жить в первой – если творческий человек в своем поле деятельности достаточно одинок – а это обычно так, ему порой кажется, что он и не живёт – но это не так. Потому что жизнь не сводится к социальной: и первые три архетипа реализуются за рамками социума. Они начинают творческий процесс. Я верю санкхье, что мировая игра продолжается, даже если играет один-единственный пуруша. И творческий процесс неудачен, лишь если обрывается, и удачен, когда проходит все стадии и доходит до конца. Тогда начинается новый цикл.

И чтобы завершить цикл – вернуться к началу и проблематике рассказа, закончу стихом времён перестройки (написала я его, когда у нашего знакомого ребёнок, попав в больницу, через пару дней там неожиданно умер):

Рождение должно быть мистерией,

Познанием тайны тайн,

Вершиной теплого счастья и добрым подарком неба,

Гордостью за своё тело, проявлением высшей силы и

Раскрытием всех возможностей.

 

Но сейчас это — унижение достоинства,

Холодный формализм социального института,

Брошенность на произвол судьбы,

Боль одиночества

И плач о будущих страданиях.

 

Жизнь должна быть полной радости,

Свободным потоком желаний,

Любовью к людям,

Не ограниченной материальными проблемами,

И исполнением задачи, которая выше собственных сил.

 

Но сейчас это — бессмысленная борьба за выживание,

Страх потерь 

И бесконечная попытка выкарабкаться из проблем,

Гнёт взаимозависимости,

И пустота души.

 

А смерть должна быть свершением,

Покоем отдыха и познанием высшей мудрости,

Освобождением от страданий,

Преодолением земного несовершенства

И поводом к проявлению милосердия.

 

Но сейчас это даже не горе,

А просто то, чего никто не хочет видеть.

Тупая отстраненность от себя,

Финансовое бремя для других

И стена, за которой ничего нет.

 

Люди боятся смерти, потому что боятся жизни и рождения,

Не хотят говорить о своих тайнах,

Которые на самом деле являются общими.

Но если бы они поверили себе, жизнь стала бы шире

И вместила все наши желания.

                                                                      1996

 

Есть у мня ещё один стих о том же, но он уже ближе к рассказу, и более сложный:

Если бы у меня были свободные деньги,

Я ездила бы в метро и раздавала их

Просящим милостыню больным и инвалидам.

И общаясь бы с ними на одной волне:

Кому порой трудно встать, чтобы служить близким людям,

Понимает и дальних.

 

Я сказала бы: безнадёжно больным и совсем слабым

Дано созерцать лишь с помощью духовной энергии.

Ощутите это.

А смерть, данная лишь человеку, –

такое же чудо, как его жизнь:

Освобождение потенциала мысли и духа.

Почувствуйте: у смерти близких яркая энергетика,

В ней таится потенциал радости, если судить непредвзято.

 

И пусть я не могу помочь близким, взяв приступом

Барьеры социального равнодушия,

Не буду говорить о врачах (о них либо хорошо, либо ничего:

ведь почти все они духовно мертвы. Как им понять пожилых людей?)

 

И пусть у меня нет денег и сил на самооотдачу,

И даже задачи писать стихи,

Я всё равно скажу (душа хочет сказать, а я перевожу):

что кроме привычного ада существуют иные измерения.

 

Что есть счастье, не построенное на страдании,

А данное как естественная сердцевина жизни.

Лишь при условии соприкосновения с этой нормальностью рождается творчество

(но понимают это только прикоснувшиеся к сумасшествию).

Только здоровое пускает ростки в будущее

(и жаль, что проникают в это лишь безнадежно больные).

Я бы и общалась с ними, но им уже дано  

Общаться только со своим телом.

 

А когда весь мир суждается до тела,

Душа открывает пути исхода –

За пределами хорошего и дурного,

Вне сострадания и равнодушия,

За гранью покорности судьбе и человеческого упрямства –

Возникает равномерное биение пульса жизни,

осуществляющей этот переход.

 

Наша адекватность жизни и есть сама жизнь:

Единое бытие Парменида, в котором нет ничто, и смерти нет.

То есть нет ничего лишнего, а есть простота

Ничтожности и величия человека

И его обязанности быть живым. Вечно живым.

 

Это легко было бы срифмовать, но не хочется –

Расстилать ровный путь слов

Течению мысли о том, что предполагает ухабы:

Путь по целине, а не асфальтовую дорогу цивилизации,

Лишённость формы, а не её совершенство,

Блаженство, а не отягощенность целью –

Природу, о которой сказал Гёте:

"Как она творит, так можно творить вечно".

 

30.1.2012

 

на главную страницу сайта  

Семиры и В.Веташа «АСТРОЛИНГВА»