на главную страницу сайта

Семиры и В.Веташа "АСТРОЛИНГВА"

СЕМИРА

ПОТОКИ ИНДИИ. ЮГ

ВЗГЛЯД НА ИНДИЮ ГЛАЗАМИ АСТРОМИФОЛОГА

Второе путешествие

к 1-му путешествию: по Ганге на восток

КУРОРТЫ КЕРАЛЫ И ХРАМЫ ТАМИЛЬ-НАДУ

СОДЕРЖАНИЕ

Курорты океана: Тривандрум. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Железная дорога. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Керала. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Коваламский пляж. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Город Тривандрум и его храмы. . . . . . . . . . . . . . . . .

Каньякумари: самая южная точка Индустана. . . . . . . . . .

Храм девы-богини и острова южного мыса. . . . . . . . .

Сучиндрум — храм Ханумана. Свадьба Шивы и Каньякумари. . . . . . .

Католичество на юге Индии. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Водопад Тыр-Пыр-Арви. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Мадурай: медовый город индуизма. Южные невесты Шивы.

Ещё раз о гостиницах, автобусах и общем вагоне. . . .

Храм Минакши — восьмое чудо света. . . . . . . . . . . . .

Храм-мантра. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Горные окрестности Мадурая. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Пять течений индуизма. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Рамешварам: оживающая история. . . . . . . . . . . . . . . . .

Мост на Шри Ланку. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

"Южное Варанаси". . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Морские заводи Рамешварама. . . . . . . . . . . . . . . . .

Французский город Пондичерри и интернациональная колония — Ауровиль

Матри Мандир. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

"Самадхи плэйс: место освобождения". . . . . . . . . . . .

Махаблипурам — город каменотесов. . . . . . . . . . . . . .

Береговые храмы. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Легенда о спящем Вишну. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Канчипурам: древо знаний. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Путтапарти: резиденция Саи-бабы. Индия для индусов. . . . . . . . .

Интеллигентная Индия: из Бангалора в Дели. . . . . . . .

Отдых на севере. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Возвращение. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я продолжаю свое повествование об Индии, глядя на февральские вихри за окном и отражающиеся в снегу лучи солнца. И первое, что приходит в голову — вид с самолета, когда летишь в Индию: синева небес над сверкающей белизной остроконечных, самых высоких гор мира, распростертых далеко внизу. Даже фотоснимок, сделанный с самолета, летящего здесь на высоте 10 000 метров, передает ощущение Космоса. Правда, на фотографии космически сияющим выглядит ультрамариновое небо, а горы, с белыми изломаными хребтами и серо-коричневыми прожилками почвы — более земными. В натуре же — наоборот. Гималаи сверху выглядят более удивительными, чем небо, производя впечатление ни на что не похожего, искрящегося пейзажа, который космический пришелец мог бы наблюдать и на другой, вполне безлюдной планете.

Но в Индии горы — не только на севере: они почти вплотную подходят к просторам океана, к самой южной оконечности Индостана, как это ни странно. Впрочем, это естественно: никакая суша, кроме их твердокаменных хребтов, не вынесла бы постоянных океанических штормов. И Индия вдается в океан горным хребтом. Главная его часть составляет красоты западного побережья: штата Керала, но частично он заходит и в юго-восточный штат Тамиль-наду. Там мы путешествовали в мой второй визит в Индию, которому и посвящен дальнейший рассказ:

об океаническом курорте Тривандрума;

о самом большом и древнем индуистском храме в Мадурае, который называют восьмым чудом света;

о священных городах индуизма Каньякумари, Рамешвараме и Канчипураме;

о городе каменотесов Маммалапураме;

о бывшей столице французской части Индии Пондичерри и интернациональном поселении Ауровиле;

и о Путтапарти — резиденции Саи-бабы.

За месяц больше было не объехать!

КУРОРТЫ ОКЕАНА: ТРИВАНДРУМ

ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА

Чтобы путешествовать по югу, проще лететь до Бомбея или Мадраса. Однако узбекские авиалинии, на которых билет в Индию сейчас обходится в 540$ и стоит на 200$ дешевле, чем в Аэрофлоте или западных компаниях, к сожалению, летают только до Дели. И мы от Дели на поезде ехали до индийского океана более двух суток. Мы ехали до Тривандрума: города на самом юге Индии, который считается лучшим океаническим курортом этих мест. Точнее, не сам Тривандрум, а его пригород — Коваламский пляж (Covalam beach). Тривандрум — это большой деловой город, где есть главный храм — которому несколько тысяч лет, и где легко сделать недорогие покупки по местным ценам. Ковалам — это курорт, сориентированный на туристов: где единственной достопримечательностью является море, а торговля идет втридорога.

Но чтобы вдоволь покупаться в океане, остановиться лучше в Коваламе, который представляет из себя несколько красивых бухт со скалами, пальмами и несколькими рядами гостиниц на берегу. На одной из скал высится маяк, по ночам освещающий окрестности лучами прожектора. И ночью купаться не темно, даже когда не видно естественных светил — ярких звезд и Луны, которая в этих широтах может стоять практически в зените, над самой головой. Сразу становится понятно, почему в индийской астрологии она играет столь большую роль — отмечая центр неба, как хозяйка звезд и планет.

Юг Индии — центр надийской астрологии, характерной тем, что её предсказания написаны на пальмовых листьях много тысячелетий назад и передаются из поколения в поколение. Астролог по линиям руки, буквам имени (которые связаны с астрологической картой) или собственно гороскопу — положениям планет — делает предсказание, вынимая нужную табличку. Сама я с пальмовыми листьями дела не имела, хотя неоднократно встречала астрологов, и практически в каждом храме видела активно посещаемый алтарь с богами-планетами. Первый астролог попался нам ещё в поезде: будучи нашим попутчиком, он стал гадать по рукам.

Он вполне достоверно описал мой характер и характер моей 65-летней спутницы, угадав число лет, которые ей было дано прожить вместе с мужем, умершим в прошлом году. Она уже однажды была у Саи-бабы и хотела что-нибудь дополнить к прежним впечатлениям. Взглянув на ладошки моей дочки, которой едва исполнилось 7, индус сказал, что ей ещё гадать рано: линии только формируются, предсказания лучше делать после 12 лет. Но 7 лет — хороший возраст, чтобы познакомиться с богами Индии. В это время ребенок еще имеет естественную веру (которую подросток уже теряет). Моя дочка мечтала о волшебной палочке — и я хотела, чтобы она попала в сказку.

Нашему попутчику было около 30, он был ещё не женат и имел троих братьев и сестру, которая занималась массажем и работала в целительском центре. Он сказал, что имел известность как астролог, но потом оставил это занятие и стал работать в телефонной сети — по какой-то родственной линии, и теперь может бесплатно звонить куда угодно — и, конечно, ему захотелось этим воспользоваться и позвонить в Россию. Он написал свою астрологическую характеристику в мой путевой блокнот и попросил, чтобы я как астролог ему тоже что-нибудь написала.

Я была благодарна ему за общение: поскольку мы выехали из Дели не так чтобы в хорошем настроении. Хоть считается, что в Индии зимы не бывает, случаются аномалии. Мы прилетели в Дели в середине января, когда ночная температура составила +4° (а дневная +18°), чего мы никак не ожидали. Когда мы прилетели, днём в аэропорте было жарко, и мы разделись — но покуда добирались на рикше до центра города, сгустились сумерки, и резко похолодало. Индусы, в каких-то невообразимых шапках и накидках разводили вечером на улицах костры и грелись. Подойдя к уличному лотку выпить чаю, мы заметили, что один развел костерчик даже у себя под ногами.

Прямо на центральной площади — Конат Плейс, среди деревьев, увешанных гирляндами лампочек в виде разнообразных фруктов,— мы надели на себя все, что можно, и пошли искать гостиницу. Судьба послала нам гостиницу “Сай-рам”, названную в честь Саи-бабы. Ее хозяйка выразила почтение моей спутнице в ответ на ее “Сай-рам!” — заприметив у нее платок с изображением живого бога. Эта гостиница, где мы на ночь остановились за 200 рупий (5$ на троих), была, может и не худшей: через некоторое время после нашего прихода горячий душ там все же появился — но щели в окнах комнаты, которые нам пришлось заткнуть одеялами, были явно не расчитаны на +4°.

Меня согрели только индийские праздничные телепередачи, посвященные Кумамеле, праздновавшейся на этот раз в Алахабаде, одном из четырех святых городов Ганги. На нескольких каналах духовные учителя в индуистской одежде рассказывали что-то религиозное. По другим шли индийские фильмы с обычными диалогами песен. Хватало новостей и рекламы. Хотелось поехать на праздник, но наш путь лежал на юг, а не на восток. И в первую ночь, когда поезд увозил нас от Дели по бескрайним просторам центральной Индии, спать также было довольно холодно — не имея одеял, которые индусы зимой берут с собою в поезда (где постельного белья нет). Но, как я выяснила в предыдущей поездке, оптимальный багаж у путешественницы составляет 3 килограмма: которые мне было нетрудно брать с собой, в случае необходимости. У одной моей подруги тогда было 7 кг, у другой — 10. И первое, что они сделали,— сложили все лишние вещи в одну из сумок и оставили её в камере хранения в Дели; с собой же взяли другую сумку весом 6 кг и носили её по очереди, подтвердив искомую цифру опытным путем.

В Тривандрум ходит "Керала-экспресс": и прежде, чем доехать до этого места, он идет по всей Керале. В Индии все поезда, в том числе и экспрессы, ходят на удивление непрямыми маршрутами. Я сперва не могла этого понять, и в кассе упорно спрашивала поезд в Тривандрум, идущий через Мадурай: если прочертить прямую линию из Дели в Тривандрум, поезд так и поедет. Но поезда из Дели в Тривандрум через Мадурай не было. "Керала-эскпресс" шел сначала на восток, в красивый город Виньяваду: где возвышаются храмы на двух холмах в дельте реки, впадающей в Бенгальский залив в самом центре восточного побережья Индии. После этого поезд поворачивал на юг к Мадрасу, а затем, минуя крупные города Мадрас и Бангалор, устремлялся на запад и выезжал к западному побережью Индии, заходя во все маленькие береговые городки Кералы, в том числе Кочин, расположенный на косе, и для этого некоторое время ехал обратно.

Мне казалось, что должен быть другой поезд, который едет прямо. Но, как видно, маршруты всех индийских экспрессов напоминают волнистую линию, выполняя одновременную задачу перемещения людей и в направлении север-юг, и в направлении восток-запад. Индусам так удобнее. Работник железнодорожной кассы в аэропорту, вокруг которой толпились индусы, конечно, не стал мне этого объяснять, и его раздражала моя нерешительность. "У вас заняло час, чтобы решить ехать в Тривандрум,"— отметил он с полным непониманием, когда я наконец, протянула ему заполненную декларацию на билеты. Легче брать билеты на поезд на станции Нью-Дели в кассе для иностранцев (Reservation for foreign tourist): там, по крайней мере, все объяснят, и есть возможность выбрать маршрут. В силу своего климата индусы быстрее говорят и действуют, чем русские,— и русский человек в Индии в первый момент может показаться если не тупым, то пребывающим в прострации.

На следующий день мы в утреннем тумане погуляли по Конат Плейс, где моя дочка в моей штормовке побегала среди пальм за бурундучками — вспугивая стайки нахохлившихся воробьев на кустах, по-зимнему лишенных зелени. И в радости, что едем на юг, отправились на поезд, где я уже смогла переключиться на индийский активный ритм. По вагонам бегали разносчики, кричавшие: "Чайя! Чайя!... Копи! Копи!" Мы не удосужились купить в дорогу ничего, кроме воды, но продавцов хватало на всем протяжении пути. Они носили пирожки-самусу с овощной начинкой (но с перцем), овощные и рисовые котлеты, продавая порциями по нескольку штук с жутко острой приправой, но также фрукты, орешки, печенье. На станциях продавались омлеты и бананы. Кроме того, проводники собирали заказы на завтраки, обеды и ужины с рисом и индийскими приправами: в поездах есть продуктовый вагон. Мы один раз заказали и даже съели — но больше не захотели, предпочитая виноград, финики и банановые чипсы. Днем стало жарко, и купленную воду мы выпили довольно быстро, и потом я просто наливала питьевую воду на станциях из-под крана с надписью "Drinking water". Никаких проблем это не вызвало.

В поезде напротив меня сидел японец студенческого вида: он выходил в Агре и ехал на Кумамелу. У японца был учебник хинди и очень подробный путеводитель. Сидевший рядом с ним индус, примерно моего возраста, с характерной фамилией Гуру, ехал в Тривандрум: у его брата в Коваламе был магазин, и он приглашал заходить. "У Вас только один ребёнок?"— спросил индус, и возникла тема сравнения количества детей в Индии, Японии и России. Индус говорил, что сейчас в Индии обычно заводят одного, реже двух детей — больше только в бедных семьях, если требуются помощники. Японец утверждал, что в Японии больше одного (реже двух) не позволяет экономическая ситуация; то же сказала и я. После чего с одинаковым недоверием к Америке мы сошлись на том, что вот американцы могут себе позволить троих, потому что экономическая ситуация им позволяет; и наш интернациональный состав выразил совершенное единодушие, что экономическая система сейчас в мире далеко не лучшая.

Надо сказать, у индуса интерес к экономической ситуации в России носил практический характер: несколько лет назад русские активно покупали в Индии, а теперь (после кризиса 1998 года) стали предпочитать Китай. Он интересовался, почему я не хочу затовариться и на этом заработать,— но я лишь сказала, что не имею к тому способностей. "Это не моя "варна"",— ответила я с улыбкой: возвращая этому понятию, для которого мы чаще пользуемся словом "каста", его архетипическое значение. "Варна", буквально,— "цвет": исторически, цвет кожи, а в более широком смысле цвет менталитета или ауры — психологическая предрасположенность души.

КЕРАЛА

Расстояние от Дели до Тривандрума — примерно как от Мурманска до Кавказа, и двое с лишним суток в поезде — это долго. Легче было ехать сначала до Мадраса (сейчас его официальное название сменилось на индийское — Ченнай: индусы в последние годы работают над укреплением патриотизма). А потом двигаться на юг от города к городу. Но поскольку русский человек в Индии расслабляется, то есть шанс не доехать до пункта назначения — почему мы и направились прямо, куда было надо.

Но если ехать на Керала-экспрессе, лучше не доезжать до конца, покидая поезд в дневную жару, а выйти с утра пораньше в городах Керале или Кочине. Индийские студенты, ехавшие отдыхать с нами в одном купе (в индийском плацкарте 8 мест: 3 полки + 2 боковые), так и сделали. Керала — очень красивое место, где поезд идет в туннелях и горы здесь ближе всего подходят к морю. Кочин — изрезанная бухта, четырьмя рукавами: два напротив двух — вдающаяся в море. На этом красивейшем побережье должно не быть тех огромных океанических волн, которые преследовали нас все путешествие, не дав поплавать с маской.

Если в этих местах отъехать от побережья в горы, там есть заповедник с озером, известный тиграми и разнообразными птицами — которых в Индии много повсеместно. А дальше на юг вдоль побережья Кералы, между Аллаперзой и Квилоном, плавает экскурсионный пароходик. Путешествие на нем занимает 8 часов (150 рупий — наши 100 рублей), это довольно приличное расстояние. К западу от Тривандрума расположены туристски красивые места, к востоку — начинается мир индуизма.

КОВАЛАМСКИЙ ПЛЯЖ

лодки на берегу Ковалама

В Тривандруме прямо на станции стояла будочка, где нам дали подробную информацию о туристских достопримечательностях и буклеты с подробным планом побережья и фотографиями заповедника. Сперва мы думали на одну ночь остановиться в самом Тривандруме — но, видя иностранцев, все сразу советовали нам ехать на Коваламский пляж. Не найдя иного варианта и отбиваясь от обступивших нас рикш с несусветными ценами, мы пошли на автобусную остановку рядом с вокзалом. Это был выходной, и автобус был битком набит индусами, которые под вечер сами на прочь погулять по своему пригородному пляжу. В другое время он вполне свободный.

Рельеф у океана неровный, и во многих местах к морю выходят отвесные скалы. Автобус миновал город, плавно переходящий в деревню: 1-2-х этажные особнячки среди кокосовых пальм, чередующиеся со школами, больницами и маленькими храмами. И поехал вниз, сверху обнажив вид сплошного пальмового леса, скрывавшего своих обитателей. За этим великолепием было видно долгожданное море.

Автобус остановился прямо у спускающейся к берегу дорожки, где к нам сразу подскочил какой-то индус. "Нам нужна дешевая гостиница на пляже,"— четко сформулировала я задачу, и он действительно привел нас туда, куда нужно (очевидно, за определенную мзду от владельца гостиницы). Прямо по песочному пляжу, мимо первой небольшой бухты, где стояло множество рыбацких лодок и низких соломенных палаток-навесов с веревками и сетями, мы прошли во вторую. Там, среди полосы пальм, за рядами открытых ресторанчиков и одноэтажных магазинчиков располагались двух-трех-этажные гостиницы. Второй этаж (и комнаты с видом на море) был дороже первого: где мы и остановились в комнате с двумя кроватями, душем и вентилятором за 150 рупий в день. Вид на море нам был совершенно ни к чему, потому что в 20-ти метрах было оно само. Мы сразу пошли купаться.

Из нашей гостиницы, где ночью слышался плеск волн океана, можно было ходить купаться прямо в купальниках и босиком. Это уникально для Индии, где индийские девушки если и купаются, то одетые — даже в таком курортном месте. Но Ковалам — резервация для иностранцев, и к их причудам тут привыкли. Темные индусы, кожа которых имеет в этих местах иссиня-коричневый оттенок, с удовольствием смотрят на ловко прыгающих в волнах удивительно белых людей, которым никогда не удается загореть до подобной кондиции: подставляют ли они свои спины солнцу или сидят под зонтиками — на которых зарабатывает целая армия индусов.

Горожане Тривандрума и индусы, специально приезжающие посмотреть это экзотическое место, часто просят сфотографироваться вместе с ними понравившихся им иностранцев. Меня в первый же день для этой цели выманила из-под рыбацкой лодки, где я пряталась от лишнего ультрафиолета, компания девушек. Рядом с ними в купальнике я чувствовала себя кинозвездой: для них это примерно так и было, потому что в Индии можно увидеть такое только по телевизору. В выходные индусы толпами гуляют по берегу и сидят на пляже, и другая компания мужчин снимались вместе с сидевшим поодаль итальянцем, какая-то семья с ребенком потом сфотографировала мою Ясю — в общем что кому ближе и без нарушения приличий.

На Коваламском пляже найден какой-то достойный баланс между приезжими и местным населением. Индусы здесь нормально относятся к чудакам, умело плавающим в волнах океана, сами обычно не подвергая свою жизнь опасности купания в бухтах Ковалама. Опасность эта есть, о чем предупреждают плакаты и полицейские в голубой форме. Как в любой глубокой круглой бухте, сильно вдающейся в берег, в некоторых местах волна закручивается и имеет тенденцию уносить в море. На берегу поставлены отметки, где можно купаться и где нельзя, за чем полицейские со свистками и громкоговорителями следят очень бдительно.

Границу между первой и второй центральными бухтами Ковалама фиксирует небольшая коса — островок, где мы с Ясей смотрели на крабов и нашли маленького морского ежика, изо всех сил уцепившегося за камни, как и другие обитатели бушующих прибрежных волн. Но эта скала на всякий случай тоже охраняется полицейскими, которые совершенно не понимали меня, когда я решила отнести нашего ёжика обратно в море.

Первая центральная бухта упирается в высокие скалы, на которых расположено нечто вроде большого санатория с видом на море сверху: с каменными оградами, пустующими разновысотными площадками с каменными стульями и столами, цветочными клумбами и фонариками. Места, конечно, там стоят в десять раз дороже, чем в простой гостинице, и мы только сходили туда погулять. Ради экзотики я сфотографировала Ясю на фоне каменных шахмат в половину человеческого роста и дерева с огромными плодами неправильной формы. Пройдя сквозь пирамидально спускающиеся к берегу жилые корпуса и по ступенькам сойдя со скал с другой стороны этого "санатория", мы очутились на платном пляже для иностранцев. Через сто метров виднелась вновь бесплатная территория с рыбацкими лодками и индусами: не то гуляющими, не то занимающимися делом.

Справа от второй центральной бухты тоже высокие скалы, на которых среди пальм и каких-то колючих кустов возвышается полосатый действующий маяк. Вокруг него домики: я так и не поняла, живут ли там служащие маяка или отдыхающие, или же те и другие. На самом маяке запрещающая надпись есть — но по скалам вокруг индусы гуляют вовсю: это хорошие обзорные площадки, хотя и труднодосягаемые. Для купания они не годятся: волны с шумом разбиваются о подножие скал. За маяком, километров через восемь видно строение, напоминающее мечеть: это правительственная дача. Слева от маяка простирается сравнительно безлюдная береговая полоса. Мы обогнули скалу по узкой улочке мимо более дорогих гостиниц "с видом на море", и лишь на этом левом берегу, без полицейских, индусов и туристов, мне удалось получить от купания настоящее удовольствие. Штормило, и плавать не удавалось, но прыгать в волнах можно было часами.

ГОРОД ТРИВАНДРУМ И ЕГО ХРАМЫ

храм Ганеши на улице Тривандрума

Ковалам, Covalam beach — и в самом деле пляж, а не город: там даже нет храма, и это единственное индийское селение без храма, которое я видела. Поэтому жизнь там по вечерам замирает, продолжаясь лишь в магазинчиках, где от нечего делать можно купить — в общем то же, что в наших индийских магазинах, и за ту же цену. Или в ресторанчиках, где можно часами глядеть на море в ожидании заказа — чем и занимаются иностранцы. В первый вечер мы с дочкой долго смотрели индийские сувениры и выбрали раскрашенного слоника (я обещала ей в Индии купить слона). Мы часами перебирали разнообразные формы и расцветки слонов, имея достойный вид французов из посольства: так оценили продавцы нашу разновозрастную компанию. Второй вечер мы глядели на море, сидя за столиком, над которым висела большая красная пятиконечная звезда — индусы используют для украшения своей бытовой, как и религиозной жизни, самую разнообразную символику. Попивая чай и ожидая, пока принесут и поджарят рыбу, которую моя спутница так и не смогла доесть до конца, мы стали петь русские песни. Индусы на сей раз решили, что мы итальянцы. Но на третий день я поехала в Тривандрум — искать храмы.

Искать долго не пришлось — главный храм Тривандрума расположен в ста метрах от автобусной остановки. Широкая дорога с ларьками, где продают сувениры уже религиозного характера, ведет к прекрасно сохранившейся белой пирамиде, на каждой из десяти или более ступеней которой впечатляющими рядами стоят каменные боги. Это — один из четырех главных входов индуистского храмового комплекса, традиционно сориентированных на четыре стороны света (как многие древние города и храмы). Храм посвящен спящему Вишну: отдыхающему в безвременьи Творцу — открытка с храмовым изображением которого продается тут же. В алтаре, конечно, фотографировать нельзя.

Я подошла ко входу, но привратники тут же сказали: "Hindu only"— "только для индусов". Сбоку, где оставляли обувь, висело напоминание, в какой одежде следует ходить в храм мужчинам и женщинам. Из этого набора я поняла только слово "saree". Конечно, моя одежда в этот перечень не вписывалась. Надо сказать, что оделась я прилично: я была отнюдь не в шортах или юбке до колен, зная, что по Индии так лучше не ходить. Но видно, что-то было не то в моем европейском платье с открытым воротом, да и все остальное — цвет лица и манеры — откровенно выдавали во мне иностранку. Я стала убеждать индусов, что была во многих других храмах, в том числе больших и древних. "А это священный храм, в него нельзя,"— был ответ.

Тем не менее, пока я выражала привратникам свое удивление, недоумение, желание и право войти в храм, появившийся священнослужитель с большим бело-красным знаком Вишну-Кришны через весь лоб (белая парабола и красная вертикальная полоса), в белой юбочке до колен и перевязи через плечо, сказал в ответ на мои доводы: "Тогда Вам надо сертификат. Съездите в центр йоги, выпишите сертификат и приходите в 5 часов. Где Вы остановились? У Вас паспорт с собой?" Я поблагодарила его, но взять с собой паспорт я не догадалась. К тому же, бюрократия с посещением храма для иностранцев несомненно могла стоить денег, и я сочла за лучшее прежде всего сменить одежду и прийти сюда снова в сумерки.

Миновав путынный четырех-угольный белый пруд, к которому вели каменные ступени и который в Индии всегда сопутствует большим храмовым комплексам, я вышла на улицу, где уже вовсю стояли городские магазины. Цены нормальные: продающаяся тут одежда из хлопка и шёлка изготовлена в Мадурае, соседнем большом центре легкой промышленности. Я нашла магазин, где была распродажа: скидки цен, и выбрала себе и дочке пенджаби: легкое платье со штанишками и шарфиком, немаркого сине-зеленого цвета морских волн. А потом купила сари из шёлка, уже более дорогое. Моя дочка тоже хотела сари — но продавщица сказала, что сари обычно носят девушки начиная с 12-14 лет. Когда же я спросила, в чем лучше ходить мне: в сари или пенжаби, она ответила, что в сари, конечно, лучше. Пенджаби обычно носят девушки, а женщинам приличнее ходить в сари.

Я ещё в поезде завидовала студенткам, ехавшим в пенджаби — в котором было не жарко днем, и не холодно ночью. Плотная, вышитая часть пенджаби доходит почти до шеи, закрывая грудь и легкие сверху, в районе поясницы же оно свободное — что и нужно, чтобы не простужаться и не потеть. Просторная нижняя часть платья и широкие шаровары позволяет сидеть и лежать в любой позе, сохраняя совершенно приличный вид. Если же учесть, что пенджаби легко стирается и совсем не мнется — это просто незаменимая в дороге одежда. Вдобавок, индийские красители не выцветают.

Когда европейцы решили затянуть женщине талию и открыть грудь, они руководствовались чем угодно, только не её физическим удобством. Я поняла, почему никогда не воспринимала красоты женских пиджаков, и идя по дороге, искала случая поскорее сменить свое платье на пенджаби (в магазинах комнат для переодевания не было). Этот случай представился, когда я проходила мимо местного университета, зайдя в столовую бесплатно выпить воды: после моих покупок денег с собой почти не осталось,— и заодно спросила женскую комнату. Она была просторной: там стояли лавки и стол, кроме туалета и умывальника была ширма для переодевания — и я тут же, полураздевшись, стала вдевать веревку в шаровары (резинками в Индии пользоваться не принято).

А в раздевалке, кроме меня, находились женщины, уже в возрасте — возможно, преподавательницы. "Вы — индийская гейша?"— спросили они меня. "Нет: я русский турист,— ответила я, смиряясь с комичностью ситуации.— Я странно выгляжу, да?" "Да, немного,"— сказала одна из женщин. "В своем городе я кончила университет,— пришлось пояснить мне.— Вот, увидев ваш, зашла переодеться. Лучше я буду выглядеть как индианка, чем как гейша,"— и женщины со мной охотно согласились.

Когда же, одев черные очки, я вышла на улицу в пенджаби, то почувствовала полный физический и психологический комфорт — не ощущая ни жары, ни давления улицы: я совсем не обращала на себя внимания, слившись с местным пейзажем. Только обращение ко мне стало не "мадам", а "мисс". Я ощущала себя одной из индийских студенток, которые шли по своим делам. Я и до этого не замечала посторонних взглядов десятков людей, идущих мимо, но, видно, они все-таки были — раз без них мне стало так хорошо. Мне кажется, иностранца (идущего по улице не в индийском балахоне, а скажем, в шортах) может утомлять не сколько жара, сколько это незаметное, но постоянное повышенное внимание к нему.

Пока был день, я шла на поиск других храмов. Один был рядом с главным, недалеко от станции: на воротах и крыше этого маленького, но заметного храма — раскрашенная скульптура слоненка-Ганеши. И темные скульптуры среди столпов храма: богини знаний Сарасвати с музыкальным инструментом виной в руке и других богинь несколько выше человеческого роста — вокруг золотой главной колонны, которая заменяет традиционное дерево Шивы, при входе в алтарь Ганеши. Этих богов может объединять тема знания и мудрости. На втором пределе алеет знак Ом: посвященный Шиве, отцу Ганеши.

Чтобы найти другой храм: обезьяньего бога Ханумана, я шла долго — после индийских нешироких улиц выйдя к современной круговой автомобильной развязке и сперва не могла его найти. Низенький, он терялся рядом с новым высотным комплексом не то культурного, не то политического предназначения: похожим на наши дворцы спорта — с каким-то лозунгом, суть которого я тут же забыла. Вокруг было все перерыто: наверно, снесли ряд домов и деревьев. Только храм Ханумана уцелел: с обычным священным деревом посередине, раскрашенными скульптурами обезьяньего мудреца с мечом и палицей, Ганеши и других богов на крыше, с колокольчиком при входе и алтарем, который днем был закрыт.

Этот контраст старой церкви и нового здания меня не порадовал: как символ того, что с западного побережья на древнюю культуру Индии вовсю наступает мировая цивилизация. Мы склонны видеть в ней что-то привычное и своё — отчего иностранцы и предпочитают для отдыха Бомбей или Гоа: единственное место, где наряду с индийскими праздниками широко отмечается Рождество. Но в другой стране легче воспринимается чужеродность человеку неоправданно больших построек.

По дороге я видела и христианскую, точнее католически-иудейскую, церковь с изображением Девы Марии, треугольные небольшие купола которой были несколько прогнуты в виде пагоды. На разных языках: еврейском, хинди, латинском и греческом — на ней было написано слово "мир" — "pax". Юг Индии — бывшая французская территория, и католичество оставило здесь свой след. Но также в этой церкви чувствовалось единение религий, которое является одной из самых интересных духовных черт Индии.

Потом я вернулась в Ковалам за паспортом и за Ясей, которой мне очень хотелось, кроме океана, показать индийский храм. Она с радостью надела пенжаби. Но я сделала ошибку, не сменив пенджаби на сари: я была ещё морально не готова завернуться в шестиметровый кусок шелка и ехать в нем в индийском автобусе.

"Пожалуйста, в сари,"— сказали индусы на входе в храм, не узнав меня. Они сказали по-индийски, но смысл я поняла: пенджаби не является ритуальной одеждой. Всё же это индийский брючный костюм. И мне пришлось себя выдать. Тогда индусы снова стали говорить: "Hindu only". Яся начала расстраиваться, что нас не пускают, и подошел тот служитель, которого я видела днем: "Что же вы не пришли в пять часов?" До закрытия храма ещё было часа полтора, но сертификаты выписывали где-то не здесь: "Приходите завтра". Но видя слезинки в глазах моей дочки, служитель сам поймал рикшу и отвез нас в тот центр, где выписывали сертификаты. Сертификат, на котором было написано "Ом намо Нараяна", был бесплатный — но индус, который его выписывал, конечно, хотел получить какие-то пожертвования, хотя я сказала и то, что я изучаю мифологию и пишу книги, и то, что денег у меня немного: зарплата русских такая же, как у индусов. "Я в храме дам,"— сказала я. "Но ведь вам выписываю сертификат я,"— возразил он. Тогда я вытащила две бумажки по 10 рупий. Это было для него, конечно, мало: с иностранцами в Индии ассоциируется минимальная цена 10 долларов. "Это дайте в храме,"— сказал он.

Служитель отвез нас обратно, ко другому входу, где находились мужчины в оранжевых одеяниях, и выдал мне кусок оранжевой ткани, в который я завернулась поверх пенджаби, и даже дочке — кусочек, из которого получилась юбочка. Мы пошли с ним и ещё одним пандитом по длинной каменной дорожке в центре храмового комплекса, и служитель показал разные его пределы. Один из центральных храмов, которые расположены там прямо посреди песка, посвящен Вишну, другой — Кришне. И рядом с ними стоят столбы — золотой и серебряный, часто украшающие индийские храмы: вероятно, как более прочная замена не столь долговечных священных деревьев. Они до сих пор ассоциируются с Солнцем и Луной. И среди скульптур храма тоже можно было найти и бога Луны Чандру, и бога Солнца Сурью, и богов планет. И даже бога огня Агни и бога Неба Варуну, что подтверждало древность этого храма, которому не менее 3,5 тысяч лет — а индусы дают своим южным храмам все 5 тысяч.

Ещё один предел был посвящен святому Алахату: в каждом индийском храме обычно есть свой святой (быть может тот, кто построил этот храм, или кто-то, кто в нем особенно прославился за тысячелетия его существования.) А в четвертом храме молились Хануману, и священник показал нам его украшенное изображение, которое каждый день там вновь делается из масла. Вот такой способ жертвенного подношения. Когда я дала пожертвование — целых 10 рупий, служитель завернул в пакетик охристо-желтой краски, как принято по отношению к верующим, которые редко ходят без какого-нибудь значка на лбу.

Некоторое время мы подождали среди группы йогов, ловя вибрации храма, и началась вечерняя пуджа с огнями. Под звуки узких вытянутых труб, которые очень напоминали какую-то совсем древнюю музыку диких африканских племен, по каменным дорожкам посередине храма пошла процессия священнослужителей. В ней центральное место занимали три пандита, на которых были большие высокие золотые короны с украшениями, спускавшимися на часть разрисованного храмовой краской лица, или что-то вроде масок. — Я как следует не запомнила этого от удивления, а может, полумрака этого храмового комплекса под открытым небом, освещавшегося только спиралями зажженных огней, которые священнослужители несли по бокам. Как в какие-нибудь шаманские времена, люди изображали богов сами: один — Вишну, другой — Кришну, а третий — Ханумана, как объяснил нам стоявший рядом пандит.

Они не просто изображали — они в них воплощались. Когда процессия остановилась, священнослужители воздали почести стоявшим посередине, как храмовым скульптурам богов. Они несколько раз повторили ритуал, а затем поднесли огненные спирали немногочисленным индусам, мужчинам и женщинам, созерцавшим заключительное в этот день храмовое действо, стоя в песке в стороне от каменной дорожки. Индусы проводили ладонями над огнем: несколько раз, по кругу, и прикладывали их к лицу, бросая мелочь в жестяной поднос под пылающей спиралью, куда стекало лишнее масло. Мы с Ясей тоже прикоснулись к пламени и бросили монетки, а затем вместе с индусами пошли вслед за процессией по длинному периметру храма, который она обошла три раза.

"Куда мы идем?"— спросила тут моя дочка, любившая огонь, но не любившая ходить пешком. "Индусы обходят храм, чтобы исполнились их желания,”— ответила я. И Яся, сложив ладошки, старательно три раза обошла храм. И я, идя по этому древнему храму, который уже, быть может, стоял здесь в те времена, когда ещё не было реки Невы и Карельского перешейка, тоже всем сердцем верила индийским богам.

Меня даже не раздражал индийский церковный консерватизм. На фоне того, как современные здания, которые легко представить в Ленинграде или другой части света, подминают под себя маленький храм Ханумана, местная защита традиций от мировой цивилизации вполне оправдана. Храм Ханумана в Тривандруме подобен другим небольшим храмам, он не является такой святыней, как главный храм Падмабхасварми — и все же в нем есть та уникальность, которая отличает все настоящие творения человеческих рук, и другого такого нет.

Ковалам же имеет все прелести курорта. Когда мы с Ясей возвращались домой по темноте, юный продавец какого-то магазина стал настойчиво приглашать нас зайти: "Только посмотреть!" И пока его приятель демонстрировал моей дочке игрушки, пылко сказал, что никогда не испытывал такого чувства, какое возникло у него при виде меня: "Посмотрите в мои глаза: вы видите в них любовь?" Будучи в хорошем расположении духа после посещения храма, я посмотрела ему в глаза и честно ответила, что решительно ничего в них не вижу, потому как для меня любовь — духовное чувство, сославшись при этом на Вивекананду, известного современным индусам, как нам — Пушкин. Тем не менее он пошел нас провожать к гостинице и отстал только на пол-пути, когда я разрешила ему поцеловать мне руку.

А моей 65-летней спутнице, пока мы с Ясей ездили в Тривандрум, какие-то молодые люди предложили таким образом заработать: она тоже не сумела рассердиться на них как следует, чувствуя себя польщенной. Впрочем, мы были вполне ограждены от домогательств, пока были вместе и выглядели достойной семьей. В гостиницах я нередко представляла мою спутницу как маму, потому что так индусам было проще воспринять нашу компанию — и потому что у них до сих пор сохраняется уважение к матери.

КАНЬЯКУМАРИ: САМАЯ ЮЖНАЯ ТОЧКА ИНДОСТАНА

ХРАМ ДЕВЫ-БОГИНИ И ОСТРОВА ЮЖНОГО МЫСА

Наш путь лежал в Каньякумари — крайнюю южную точку Индии. Мы ехали туда на пустом поезде. Быстрее было бы на автобусе: из Ковалама во все стороны ходят удобные утренние и вечерние маршруты. Но на поезде ехать приятнее.

В поезде, кроме нас, сидели французы: которые пришли столь же заранее, как мы, и так же долго ждали, пока будет известно, где остановится наш поезд. Это была пожилая пара, которая сперва три месяца путешествовала по северу Индии, а теперь ещё три — по югу. Основные вещи они оставили в Тривандруме, и после Каньякумари должны были лететь на Шри Ланку на самолете.

В пути среди иностранцев французы попадались нам чаще всего. То ли от того, что это бывшая французская территория, то ли как любители экзотической культуры, французы любят путешествовать по Индии в этих местах. Они общительнее американцев, которых я не помню ещё и потому, что с ними контакта не возникало. А французы, поскольку места в поезде, который здесь играет роль электрички (специальных электричек в Индии нет), были не указаны,— сели напротив нашего купе. И полпути проведя рядом, мы нашли какой-то повод разговориться. Они были уже на пенсии, и с удовольствием восприняли ту информацию, что моя спутница до пенсии была геолог, а дочка ходит в музыкальную школу. Сияна стала демонстрировать свои таланты. Женщина по-английски не говорила, и я начала в мой английский вставлять тщательно подобранные французские выражения, на французский не переходя: насколько я знаю, французы не любят, чтобы на их языке говорили с акцентом. Моя спутница, не понимавшая ни по-английски, ни по-французски, но воодушевленная нашей светской беседой, попыталась заговорить по-испански.

На вокзале мы любезно попрощались, подхваченные рикшами. Французов рикша увез в недорогую гостиницу за 300 рупий, в километре от моря; я же попросила отвезти нас на пляж. Рикша не понял: в Каньякумари нет пляжа как такового, и тоже отвез нас к недорогой гостинице, за 150 рупий. Но нам было в ней мало радости, поскольку до побережья надо было добираться какими-то узкими закоулками между домиков индийской бедноты. И мы пешком дошли в культурную оконечность города. По главной улице, которая ведет к храму Каньякумари, мы вышли на набережную, с которой видны острова. В месте омовения индусов мы искупались, после чего я там оставила свое семейство и пошла искать гостиницу.

Перебрав семь вариантов, я остановилась на ближайшей к морю и храму трехэтажной гостинице на главной улице, пешеходной и заполненной отелями, магазинчиками и ресторанчиками. С балкона был вид на эту красочную улицу, на храм и на море: на всю береговую оконечность города, за которой виднелись острова. Номер на двоих там стоил 120 рупий, правда, не было розетки и стоило труда объяснить, что нам нужны вторые простыни. Во внутреннем дворе гуляли козочки и коровы, взбираясь по кучам неизвестно чего до уровня второго этажа — но для моей дочки это было как раз то, что нужно. Отель назывался "Минакши": это был наш следующий ориентир — храм Минакши в Мадурае.

Тривандрум принадлежит ещё по-западному туристской Керале, Каньякумари — это уже Тамиль-наду. И это — одно из мест паломничества индусов. Туристски оно известно тем, что там можно наблюдать над морем и закаты, и восходы Солнца. Религиозно — тем, что здесь дева Каньякумари, именем которой названо это место, ждала своего супруга Шиву. Имя её можно перевести как "целомудренная девушка". Подобно христианским девственницам, она поклялась, что мужем её будет только Бог. И сильнейший среди богов явился к ней, тронутый её аскетическими подвигами,— как он вообще не забывал являться аскетам и всегда исполнял их искренние желания.

Правда, злые силы почему-то испугались этого союза, и один злокозненный асур в образе павлина (которые в Индии успешно заменяют петухов) пропел ни свет, ни заря. Смущенный Шива решил, что опоздал на свадьбу: которая в Индии должна праздноваться в астрологически строго определенный час. Но все кончилось хорошо, и этот брак состоялся — а символом богини Каньякумари, изображаемой в цветастой одежде и свадебном венке, стал павлин.

Некогда, вероятно, она сама была этой божественной птицей, преданно ждущей восхода солнца и приветствующей его,— а потом стала естественным воплощением супруги Бога. Ипостасью его верной Парвати, которая на севере предстает в образе богини разных мест, гор и долин, на юге же принимает атрибуты животных и растений. Павлин служит атрибутом и других богов — и неслучайно царственная птица является символом Индии.

"Что может быть прекрасней, чем созерцать восходы и закаты там, где Дева ждала Бога",— писал Махатма Ганди про Каньякумари. Эти слова высечены в небольшом храме Ганди, расположенном также на самой оконечности Индустана, недалеко от храма Каньякумари. Как известно, Ганди почитается в Индии как учитель. Ашрам Махатмы Ганди есть в Мумбае-Бомбее. Потому есть и мемориалы, содержащие его документальное жизнеописание в картинах-фотографиях. Там нет богов: я как-то не помню там алтаря — и внутренне это больше напоминает музей Ленина, хотя по внешней архитектуре это типично индийский храм с пирамидой купола.

На берегу острой оконечности Каньякумари — в географически самой южной точке Индии — расположено место для омовения, которое, как и в других местах, отмечает беседка с колоннами (миниатюрный акрополь). Рифы в этих местах подходят вплотную к берегу, и это — практически единственное место, где можно окунуться и проплыть пару метров без риска поцарапаться о камни. Но долго там в раздетом виде белому человеку не позагорать — слишком много индусов. Индусы либо группами совершают омовение: прямо в одежде — и под прикрытием покрывал облачаются в чистую, ритуально-праздничную. Либо проявляют свое обычное созерцательное отношение: они часами могут смотреть на море, не купаясь.

Мне после поезда было все равно: мы с Ясей разделись и стали плавать. Но когда я вышла из воды и решила на прибрежном ветру одеть шёлковое сари, я делала это под дружное ржание стоявших невдалеке молодых людей. "Смотрело всё Каньякумари, как Сима одевала сари,"— так описала эту сцену моя спутница, до такого случая не проявлявшая таланта к поэзии. Веселье индусов по этому поводу передалось и ей. Тут мне на помощь пришла девушка-индуска, довольно быстро уложив на мне шестиметровый кусок шёлка. И поднимаясь на набережную, я слушала уже лишь комплименты пожилых людей: "Как Вам идёт это сари!"

садху у храма Каньякумари

Расположившись в гостинице, наше достойное семейство отправилось в храм Девы-богини. У храма сидело человек двадцать садху в оранжевых одеждах, мужчин и женщин, с четками и чашками для подаяния. Сфотографировав двоих наиболее живописных, я положила в их чашки мелочь. Проблем со входом не возникло: потому ли, что я была в сари, а мое семейство в пенджаби, потому ли, что храм Каньякумари — небольшой, или потому, что иностранцев, кроме нас, я тут вовсе не видела (в отличие от центра Тривандрума). В пенджаби здесь женщины ходили: может, потому, что многие были с дороги, поскольку Каньякумари для индусов — место паломничества.

На входе продавали бутылочки с кокосовым маслом, которые выливались на одну из внешних статуй каменных богини Каньякумари, отчего масло было кое-где разлито и на полу; в целом же там было чисто ходить босиком, как и в других индийских храмах. Мимо этой статуи верующие проходят к центральному алтарю через вход, ориентированный на восток, где стоят большие весы, чаши которых — непременный атрибут священных храмов. И горит огонь, над которым индусы проводят ладонью. А священник у алтаря более или менее утопающей в цветах божественной Девы кидает проходящим щепотку красной краски в правую руку. Затем вереница людей проходит к другим алтарям, Ганеши и Парвати, и описав естественный круг, по часовой стрелке возвращается ко входу-выходу.

Можно заметить, индусы-мужчины, при входе в этот самый южный храм Индии, снимают рубашку, как христиане — шапку, и если на них почему-либо одета не юбочка из перекрученной ткани, а современные брюки, повязывают сверху них лоскут материи. Индусы при этом выглядят очень прилично: на них можно любоваться. А представьте в таком виде в общественном месте современного европейца! Лучше не представлять. Сколь бы он ни был телесно красив и как бы сам не отнесся к предложению полуобнаженным войти в храм девы-богини. Я бы сказала, у индусов более здоровое соотношение тела и души, которая естественно исполняет роль одежды для тела. От своего климата или смуглой кожи, но они никак не выглядят обнаженными. Среди европейцев порой выглядят раздетыми даже вполне одетые и привычные к наготе театральные актеры, подчеркивающие свой гардероб, как и свои эмоции. Индусы же — удивительно скромные люди, которые никогда не выставляют напоказ дефекты своей души, даже когда молятся. Поэтому всегда было приятно находиться среди верующих.

Я решила посетить храм Каньякумари ещё раз утром, когда он открывается. В пять утра в этом храме у меня возникло полное ощущение православного монастыря: может быть, из-за серьезности намерений приходивших, или из-за глубинного сходства индийской и русской психики, о чем я уже упоминала и скажу ещё не раз. Утром, пока верующих было немного, возникало наше ощущение возвышенности и торжественности, которого обычно в индийских храмах нет, но которое всегда присуще рассвету. До рассвета в храм уже вовсю шли женщины с живыми цветами в волосах, и торговцы предлагали мне тоже украсить себя естественными духами белой пахучей гирлянды.

Из храма дорога ведет на набережную, где индусы скапливаются в ожидании восхода солнца, а продавцы расстилают сари и всем подряд предлагают открытки. Встреча солнца в Каньякумари становится чем-то вроде продолжения ритуала. Хотя в описываемое утро было пасмурно, и солнце вставало из-за туч, это не смущало приехавших индусов, которые, глядя на море, терпеливо ждали рассвета, подобно Шиве и его невесте. Как будто их более заботил сам этот факт, чем вид светила, подымающегося из океана. В дни полнолуния с этой точки можно одновременно видеть восход солнца и закат Луны, или заход солнца и восход Луны.

С набережной хорошо видны два острова, куда с берега ходит пароходик. На одном высится храм. На другом возводится огромная статуя индийского поэта, жившего пару тысяч лет назад: монументальная и перекрывающая храм по величине. В сумерки острова красиво освещены.

Храмы богини Каньякумари и Вивеканады на острове

Эти острова в самой южной точке Индии примечательны тем, что некогда дэви Каньякумари оставила там свой след — отпечаток в камне, по форме напоминающий человеческую стопу. Этот камень и этот остров, некогда пустынный, служил местом медитации Вивекананды. Камень был обнесен маленьким храмом, и напротив возведен большой: храм Вивекананды, где в месте алтаря стоит его статуя и находятся картины с известными изображениями Рамакришны и его нареченной невесты, а затем спутницы в отшельничестве Маа Сарады Деви. В нижней части храма расположены магазины с духовной символикой и литературой, и полутемный зал для медитации, с большим изумрудным символом Ом. Его на всякий случай охраняет один полицейский, напоминая, что разговаривать там нельзя, о чем гласит и объявление при входе. Индусы заходят и садятся, в индийской манере: мужчины с одной стороны, женщины с другой.

Расстояние от берега до островов небольшое, хотя пароходику приходится преодолевать приличные волны. Мне запомнились также две очереди за билетами: одна для женщин, другая для мужчин, что для нас оказалось удобно, так как билеты брали в основном мужчины, а их спутницы их дожидались. Индусов же, желающих посетить святое место, нескончаемый поток. Пароходик ходит туда целый день и отправляется через каждые двадцать минут.

СУЧИНДРУМ — ХРАМ ХАНУМАНА.

СВАДЬБА ШИВЫ И КАНЬЯКУМАРИ

храм Сучиндрум

Мы были в Каньякумари в январское новолуние: как раз тогда, когда празднуется свадьба Шивы и его невесты. В этот день мы ездили в пригород Каньякумари, в храм Ханумана — Сучиндрум: до него минут двадцать на местном автобусе. В автобус входили и выходили дети в школьной форме, с очень темной кожей, как и взрослые, но при этом достаточно рослые: не такие карликовые, как в Пури. По своему единому типажу они казались очень похожими друг на друга: я даже спросила каких-то одинаково одетых мальчиков, не братья ли они. Мальчики были разговорчивые и наперебой спрашивали Ясю, как её зовут. Они были в курточках и шортах, а девочки в пенджаби: разного цвета в разных школах.

Сучиндрум — большой и древний храмовый комплекс, с четырьмя воротами и обширным четырехугольным прудом в стороне с башенкой посередине. На пути к храму стоит разукрашенная арка. На ней — изображения тех же богов, что и на главном, восточном входе в храм: в центре Шива на быке Нандине вместе с супругой, Каньякумари на павлине и Вишну на орле Гаруде,— а также другие разноцветные скульптуры. Входная арка индийского храма обычно выносится к главной дороге и может быть на довольно большом расстоянии от него.

Мы вошли в храм без препятствий (в сари), и какой-то подоспевший мальчик пустился объяснять измерения храма, его пирамидальных куполов и скульптур — цифры в высоту и длину, которые я тут же забыла. В храме Ханумана бывает не очень много иностранцев, но много приезжих индусов, и молодые люди стремятся заработать, беря на себя роль гида. Чтобы что-то ощутить в этом храме, мы постарались распрощаться с ним. Но тут же подвернулся другой, который успел показать, что в храме много железных колонн с разным высотным звучанием, которые в древности могли исполнять роль музыкального инструмента. Он предложил приложить ухо к украшенной гравировкой невысокой четырехгранной колонне и постучал по ней: раздался очень гулкий звук. И обратил наше внимание на то, что у скульптуры многорукого Шивы стопа поднята к голове: к уху, а у Кали-Дурги нет. Значит, милостивый Шива слышит мольбы верующих, а Кали-Дурга: которой присуща женская роль жесткой исполнительницы воли богов — остается к ним глуха.

Эти колонны и скульптуры, вместе с другими колоннами и скульптурами украшают путь к алтарю посередине, где находится золотой образ Тримурти: Брахмы, Вишну и Шивы в одном лице. Высокая корона Тримурти одновременно являет образ древнейшего из алтарей: камня-шивалингама. И изображение символически делится на три части: нижняя часть его головы (шея) соответствует Вишну, средняя (лицо) Брахме, а верхняя (макушка) Шиве, если я правильно поняла. А может, делится на три части сама корона. Позади главного помещения, где священнослужитель всем протягивает краску и периодически освящает еду, благословляя верующих, расположено много маленьких алтарей. Как и везде, у маленьких алтарей священников нет, и индусы подходят к ним сами, дотрагиваясь рукой до ступеньки перед изображением, где может лежать и краска, и читая соответствующие случаю мантры.

Чтобы не заблудиться без гида, мы решили осмотреть храм по часовой стрелке, как положено. От входа, где располагалась большая статуя быка Шива-нандина, мы сперва пошли в левую часть храма. Там первым оказался алтарь богов-планет: квадратный постамент с девятью статуями в три ряда, в половину человеческого роста. Прямо на нас смотрел Сатурн-Шани, и других узнать было тоже несложно: кажется, они даже были подписаны. В других местах на аналогичные статуи планет, большего или меньшего размера, одевалась одежда разного цвета.

Девяти богам надо было зажечь девять храмовых свечек: в глиняных чашечках фитиль кладется прямо в жидкое масло. Как астрологи, мы не пожалели десяти рупий, чтобы это сделать. Затем подносом с зажженными свечками следовало три раза описать круг перед алтарем, чтобы они не гасли: это получилось у меня не с первого раза, и пришлось начать сначала (что напоминало манипуляции с огнем наших экстрасенсов). Выровняв таким образом поле, мы три раза обошли вокруг постамента, гарантируя расположение богов-планет и закругляя этим типичную для индийского храма маленькую церемонию. После этого местный священнослужитель погасил десятый огонь, который зажёг перед церемонией (как лампаду), а свечки остались гореть перед постаментом.

От богов-планет ограда подводила к алтарю Ганеши в глубине, а дорога влево вела к маленькому храму Шивы среди сада, в который надо было подняться по лесенке. Там я заметила множество изваяний змей Шивы и то, что женщины, зашедшие туда исполнить церемонию: человек десять — все были в зеленом.

А в правом переделе, под крышей храма, располагалась наиболее заметная статуя советника царя обезьян Ханумана: метра три-четыре, темно-охристого цвета. Изящно выгнув тело и хвост, как все древние статуи, и сложив ладони в молитвенной позе, Хануман был воистину прекрасен. Жаль, внутри храма его было не запечатлеть на пленку. Я потом купила открытку, но она не передавала милой полуулыбки обезьяннего бога — улыбки, которая встречается на древних изваяниях богов и будд и никогда не выходит на фотографиях. Индусы у статуи Ханумана совершали обычную церемонию с освящением цветов и фруктов и трижды обходили вокруг неё. Любуясь Хануманом, мы тоже обошли вокруг, и Яся захотела бросить ему монетку.

В конце коридора напротив Ханумана был маленький, но посещаемый алтарь Ситы, у которого уверенно читали свои мантры проходившие мимо индусы, предварительно позвонив в висевший сбоку колокольчик. А посередине в глубине правого предела стояли три вынесенные в центр зала и украшенные цветами статуи — как раз те, что изображены на входе в храм: бык Шиванандин с божественными супругами, Каньякумари и Вишну на своем крылатом транспорте. Перед этими тремя постаментами уже рассаживался празднично одетый народ в ожидании пуджи (прямо на полу: все же он чище, когда ходят без обуви). Когда священнослужители зажгли спирали своих огней, стало совсем жарко. И Сияна, насладившись видом Ханумана, решила, что сейчас самое время поиграть в прятки между многочисленными квадратными каменными колоннами храма ближе к выходу, где было прохладнее. И мы бродили с ней между колонн: в сгущавшихся сумерках я боялась потерять её из виду, потому что лабиринт индийского храма — это не христианская церковь, здесь можно и заблудиться.

Но вот пуджа кончилась, индусы подняли помосты с богами на плечи и пошли с ними по храму мимо нас в сторону улицы. Помосты были сделаны из длинных крепких бревен; сколько весили железные скульптуры с навешанными на них украшениями и венками — уму непостижимо. Бледный европеец точно упал бы под этим весом. Но смуглые крепкие фигуры справлялись со своей ношей только так. Процессия вышла из храма и по периметру обошла вокруг четырех ворот храмового комплекса, затем совершила ещё один круг и надолго пропала из виду, видимо, дойдя до воды или других значимых храмов этого места. Она появилась, когда мы уже не чаяли её увидеть, выпив чаю и направившись в обратный путь к автобусу.

Эта процессия под ночным небом не была столь многочисленна, как наш крестный ход, или столь торжественна, как празднества в честь католических святых, которых также несут по улицам. Это казалось более бытовым ритуальным действом, в котором принимали участие в основном служители храма. Складывалось впечатление, что оно проводится часто. В особо знаменательных случаях индусы используют для перемещения богов огромные наряженные колесницы. Пара таких колесниц стояла у входа в храм — деревянные колеса были выше человеческого роста, но казались небольшими по сравнению с махиной, которую им предстояло везти. По форме колесницы сами напоминали резные храмовые пирамиды, только деревянные. Наверху торчал деревянный остов, на котором укрепляют постаменты богов и все наружные украшения.

В темноте мы вернулись к гостинице, и тут нас ожидало продолжение зрелища. Вновь раздался бой барабанов и послышались звуки труб, и из храма Каньякумари мимо нас поплыло изображение богини. Божественной Девы было почти не видно из-за разноцветных венков, можно было лишь догадываться, что перед нами — невеста Шивы. Впрочем, даже обычная свадебная гирлянда юга имеет длину метра два и толщину в рукав, расширяясь кверху. Такая гирлянда — обычный атрибут убранства Каньякумари, как и других южных шивиных невест. Но ради свадьбы статую убрали цветами с головы до ног.

Освещая себе путь факелами из горящей пакли, на которую периодически лили масло, процессия пошла по главной улице, останавливаясь у каждого магазина и гостиницы, где к ней выходили люди, освещавшие целые корзины с едой, проводившие рукой над огнем и ставившие пометку на лбу белой краской. Перед дверью каждого дома были начертаны мандалы — часто прямо мелом на асфальте. Тем не менее это уже место, намекающее на присутствие Бога, в котором можно исполнять божественную церемонию.

"Хорошо мы встречаем восточный Новый год,"— сказала моя спутница. Впрочем, сами индусы китайский Новый год никак не справляют, будучи в этом западными людьми и отсчитывая время с 1-го января. Им хватает своих праздников, и никакого намека на Монголию и Китай, перенявший от монголов систему обозначения циклических знаков именами животных, в Индии нет. Но что-то от Нового года в этой индийской церемонии было: во всяком случае в это новолуние индусы не торопились спать, хотя было уже пора, а напротив, веселились и вроде как даже собирались ужинать.

У Сияны прошла вся её усталость, и она потопала вслед за процессией, которая мало-помалу миновала главную улицу и дошла до другого храма: Парвати-Дурги, верной спутницы Шивы во всех его и своих воплощениях. Это было логично: невеста Шивы перевоплощалась в его жену и мать. Это небольшой, но цветастый храм со всего одним пределом, но красочной аркой, на которой в центре образ Парвати, а по бокам два её сына: мудрый Ганеша с головой слоненка, а второй многоглавый воин Картикея, воплощающий собой воинство богов. На обратном пути процессия все так же останавливалась для всех желающих приобщиться к празднику, и мы не стали её ждать и вернулись к гостинице.

КАТОЛИЧЕСТВО НА ЮГЕ ИНДИИ

Празднуя cвадьбу Шивы, индусы не забывают и о своих. В Каньякумари я на следующий день видела две свадьбы, не считая тех, что потом встречала в Рамешвараме и Канчипураме. За одной свадебной процессией я проследовала по рыбацкой улочке вдоль побережья к храму Дурги, куда индусы накануне носили изображение Каньякумари. Другая проходила в католическом костеле — но тяжелые свадебные венки и все убранство были вполне индусские.

Этот высокий белый костел, посвященный Деве Марии, виден издали. Моя спутница, отдав дань индийским богам, стосковалась по чему-то более привычному, и я пошла узнать, когда работает этот костел, некогда построенный французами в готическом стиле среди рыбацкого квартала. Мои впечатления превзошли все ожидания. Европейцев в церкви уже давно не было, и службы по расписанию, со священником и причастием, не было тоже. Индусы не удлиняют путь молитвы к Богу, обычно прибегая к помощи пандита только тогда, когда это действительно необходимо с точки зрения знаний или церемонии: нужно внешнее участие кого-то третьего. Здесь был явно не тот случай. Когда я зашла в костел, как раз шло богослужение: индийские женщины сидели на полу и сами пели мессу, столь же уверенно, как они поют мантры, речитативом на тамильском языке. Я не сразу поняла, что именно они поют. Но когда они под конец запели "Отче наш" — это походило на щебетание птиц!

Тамильский — самый звонкий язык, который я когда-либо слышала. В нем четко звучат все сонанты, перекрывая остальные звуки. "Бваррля-бваррля-варрля-варрлейй!"— кричат продавцы орешков в общественном транспорте, и весь язык звенит примерно так. При перемещении на север, выговор становится все глуше и глуше, и приглушенность речи становится особенно заметной к северу от Дели. Многие тамильцы не говорят на хинди, и это понятно, если учесть, что разница между тамильским и хинди — как между русским и китайским.

Допев мессу, от звучания которой я получила такое удовольствие, местные женщины, среди которых был лишь один мужчина, более-менее говоривший по-английски, обратили внимание на иностранку и подошли ко мне. Они спросили, христианка ли я, и я, конечно, ответила утвердительно: различия между католичеством и православием, с позиции этой самой южной точки Индии, не было никакого. Но что-то им не нравилось в моем гардеробе, и я сперва было прикрыла голову покрывалом пенджаби, но потом поняла, что местных женщин интересуют серьги, которые в Индии носит всякая замужняя женщина,— точнее, их отсутствие. Мои аргументы, что мой муж в России и мои золотые украшения там же: потому что я не могу подвергать их опасностям дороги, успеха не имели. Если я не носила золотые серьги с цепочкой, обвивающей сверху всё ухо, то, с точки зрения местных рыбачек, с моей семейной жизнью было явно что-то не так. Они спросили, сколько у меня детей, и узнав, что только дочка, покинули меня. Неужто Дева Мария, вся суть жизни которой была в рождении Сына, не могла даровать своей почитательнице хоть одного ребёнка мужского пола?

Этот светлый костел, сверкающий на солнце своей белизной и внутри — разноцветными скульптурами, со столь интересным пониманием католичества местными рыбачками, произвел на меня приятное впечатление, и я зашла в него ещё раз с дочкой: там как раз была свадьба. В этот раз уже служил пожилой индус, благословляя золотыми венцами молодых, а сбоку снимал происходящее профессиональный фотограф.

В ближайшем к костелу квартале католичество имеет широкое распространение: местные жители там строят христианские храмы взамен индийских. На одном маленьком храме, по виду индийском, центральная картина арки ворот изображает смуглого Христа, который идет по бурным волнам Каньякумари с белыми гребешками среди длинных деревянных рыбацких лодок с загнутыми носами. Меня поражало, как индусам удается плавать на них по этим волнам: я бы на такой утлой ладье плыть не решилась, хотя в условиях постоянных штормов это технически наиболее совершенная конструкция. А каньякумарцы плавают — не иначе, как с Божьей помощью.

Другой христианский храм, ещё строившийся, по архитектуре был вполне католический — узкий и высокий: двуэтажный, с лесенкой от земли вверх и балкончиком на втором этаже, треугольной башенкой и белым крестом. Это церковь Георгия Победоносца, и высокие ступени ведут к его образу: где он очень похож на Калки Кришну, разрушающему мир в конце времен и изображаемому на коне и с мечом в руке. Храм светлый, голубоватый, если не считать индийской разноцветности украшений и скульптур: в Индии с христианством естественно связывается белый цвет. Храмов подобной архитектуры много рядом с Каньякумари, по дороге к Сучиндруму: Франция успела оставить здесь свой архитектурный след. Но темной готики, ассоциирующейся у нас с мрачностью католичества, конечно, в помине нет.

Рыбацкий квартал Каньякумари оставил яркое впечатление от соприкосновения с местным населением не только мне, но и Ясе. Мы шли с ней из центра города пешком по берегу, где стояли рыбацкие лодки и дома. По песку гуляли маленькие черненькие козочки — и такие же девочки, ватагой игравшие на берегу. Увидев Сияну, стайка девочек, одного роста с ней, окружила её и стала спрашивать, как её зовут, дотрагиваясь до её русых волос, лица и рук — по сравнению с ними она была совсем беленькой (хотя уже успела порядком загореть). Индийские малышки несомненно встречали иностранцев, и те не производили на них никакого впечатления,— но они никогда не видели такой светленькой девочки, и их очень поражало, что такой же, как они, человек может быть совсем другого колорита. Они трогали её вновь и вновь — и Яся, не зная, чем ответить на такой напор, устала отбиваться от них и пустилась в бегство. А они ещё долго бежали следом, всё с той же знакомой фразой: "What is your name?"

"Ну и что же, что я беленькая? — с обидой сказала Яся, плача и жалуясь.— Зачем же меня трогать?" На обратном пути она издали приготовилась к встрече с активными индийскими детишками, и мы, взявшись за руки, миновали их бегом. Хотя если проявить собственную активность, индийские девочки тут же становятся тихими. На пляже курорта Маммалапурама в ответ на приставание к Ясе и попрошайничество детишек: "Money-money, ам-ам!" — которое у них является чем-то вроде игры, я сказала: "Лучше спойте песенку". А потом обратила внимание старшей девочки на то, что её платье пора постирать,— и дети тут же стали смущаться и замолчали. Ясино пенджаби я стирала каждый день: в индийских храмах моя дочка всегда успевала прислониться к какой-нибудь политой маслом ступени алтаря. К счастью, пенджаби отстирывалось и сохло моментально.

ВОДОПАД ТЫР-ПЫР-АРВИ

мемориал Вивекананды

Чтобы изучить город и найти те места, где в нем действительно можно отдохнуть, обычно уходит пару дней (а тут уже надо уезжать). Мы были в Каньякумари четыре дня, и оптимальное место для того, чтобы расслабиться и позагорать, я определила лишь в последний. Это береговая полоса с левой стороны города перед ашрамом Вивекананды, до которой быстрее всего дойти пешком по песчаному берегу. Берег с правой стороны города, укрепленный остроконечными каменными глыбами, в Каньякумари являет собой нечто совсем непригодное для купания. Хотя под ними песок, но тут же начинается глубина, по берегу скользят огромные волны, доходя до камней, и уходить в воду дальше, чем по колено, просто опасно. Песчаный берег с левой стороны более пологий. Если миновать рыбацкий квартал, где стоят лодки, можно пройти дальше к более пустым местам, хотя к ним подступают рифы. Здесь надо умудряться плавать так, чтобы набегающая волна носила тело туда и обратно над песком, а не над камнями. Тем не менее нам с Ясей удавалось это, и мы в последний день провели за этим занятием несколько часов, скользя в волнах на пляже ашрама Вивекананды.

Скажу несколько слов про этот ашрам. Он очень большой: и пока дойдешь до входа от автобусной остановки, прочтешь множество плакатов с высказываниями Вивеканады с одной стороны дороги; и столько же лозунгов с другой стороны неизвестного нам учителя, быть может, основателя ашрама. Внутри простор, домиков немного по сравнению с территорией, людей на дороге почти не встречается, и стоят указатели в сторону мемориала Вивекананды и пляжа. Мемориал мне понравился: статуя установлена таким образом, что, когда глядишь на неё, вдалеке виден и храм Вивеканады на острове. С пляжем же меня постигло разочарование. Он явно предназначен лишь для созерцания восходов и открыт лишь с 6 до 7 утра, как гласит надпись на калитке, в остальное время дня запертой на огромный замок. Забор — в индийском стиле: двухметровый с битыми стеклами наверху и колючей проволокой. Делать нечего — пришлось прыгать через него. Зато ниже этого длинного забора мне купаться никто не мешал: по береговой полосе лишь изредка проходили рыбаки.

В десяти километрах от Каньякумари есть ещё старый форт, и там тоже есть пляж: там сохранились подземные храмы.

А ещё приятно искупаться в водопаде, звонкое название которого в русской транскрипции можно передать как Тыр-пыр-арви. Информация о нем была на открытках и в экскурсионном бюро. Правда, молодые девушки, там сидевшие, сказали мне, что до него двадцать километров, а оказалось все восемьдесят. Если ехать туда из Каньякумари на автобусе, который по дороге минует ещё пару городов, надо отправляться с самого утра, чтобы успеть погулять по местному парку, точнее обширному пальмовому лесу.

Выясняя информацию о местных красотах и транспорте, я разговорилась с итальянцем: он окликнул меня, приняв за соотечественницу. 25 лет назад он женился на индуске и с тех пор жил в Каньякумари, имея антикварный магазин. "Где лучше жить: в Индии или в Италии?"— спросила я. "Одни моменты лучше там, другие — здесь,— ответил итальянец. — Медицинское обслуживание и образование лучше в Италии. А что касается семьи, с этим, конечно, лучше в Индии." Это понятно: индийская жена — это не итальянская. Хотя он имел в виду родственные отношения в более широком смысле: ту семейную близость, которая в Италии перестает в мафиозность, а в России в скандальность — а в Индии ни во что не перерастает, оставаясь внутренней связью и опорой, которой она и должна быть.

Я спросила, осталась ли в Италии природа. На экологию итальянец не жаловался и с этой точки зрения Италия для него была столь же хороша, как и Индия. Он был родом из Венеции, а больше всего ему в Италии нравился Рим. "Мне говорили, что в Венеции нет ни одного дерева,"— сказала я. "Деревьев, действительно, нет,"— подтвердил он. Возможно, в восприятии природы главенствующую роль играет солнце, с которым в Италии нет проблем, и море — тоже заметная доминанта.

Пока мы беседовали, к магазину итальянца подошли его друзья-индусы, работавшие таксистами: не нужно ли чего иностранке? "Ничего не нужно,— ответил итальянец своим приятелям.— Русские, они как индусы." "Да,— согласилась я.— Я тут вполне ориентируюсь без гида и могу доехать на автобусе." Индусы среагировали на это позитивно: сразу проявилось человеческое отношение — а не такое, как если в тебе видят мешок с деньгами.

Правда, если просто сидеть на остановке, ожидая индийский автобус, лучше сразу ехать на такси. Особенно на дороге: он может без оглядки промчаться мимо, если кто-либо не попросит его остановиться. Но остановить летящий на всем скаку нужный вам трехзначный номер — русскому человеку, при его замедленной реакции, просто не под силу. Поэтому я обычно говорила какому-нибудь приличному индусу, стоявшему на остановке, куда нам нужно, и тот успевал каким-то чутьем издали разглядеть приближение нужного маршрута и крикнуть водителю, чтобы тот притормозил.

После того, как мы таким образом сели на автобус в Каньякумари, он ехал часа два: мимо Сучиндрума, где по дороге уже можно было любоваться не только пальмами, но и горами. Последние полчаса нашей экскурсии дорога была уже вполне горная, и я начала подумывать о том, что в крайнем случае можно будет переночевать где-нибудь тут, если мы не успеем вернуться.

Автобус подъехал прямо к дорожке, которая вела к водопаду: билет к местным природным красотам стоил 1 или 2 рупии — и 10 рупий за фотографии. "Да мы не хотим ничего снимать: мы хотим купаться,"— выразила я наше общее горячее желание. "Вам захочется фотографировать,— уверяли индусы.— Тогда потом заплатите." Они очевидно гордились своим водопадом и наведенным вокруг порядком: спускающаяся к нему дорога была вся в цветущих кустах, бетонированные дорожки и дно под струями и даже сбоку детская площадка с крутилкой и высокими качелями.

Водопад четырьмя уступами выше человеческого роста спускался от скалы к плоскому озерцу, для плаванья непригодному. Купались лишь под струями: женщины — под верхними двумя уступами, а мужчины — под нижними. Женщины купались в одежде, и я пожалела, что не взяла лишнего платья: здесь купальных платьев не выдавали.

Мы успели искупаться как раз вовремя: вслед за нами туда приехала целая женская школа. Девочки в темно-красных пенджаби заполонили весь водопад, согнав молодых людей к последнему уступу и под его сильными струями воды стали не только купаться, но и мыться: у индусов эти понятия не различаются. А мы пошли выше, и нашим глазам открылась долина плоских камней, испещренных ручьями и лужицами воды — откуда и стекал водопад. Вдали был ещё один уступ: плотина, во многом естественная, а сверху ровная линия камня. Ему предшествовало озеро, очень глубокое: камни уходят вниз — о чем предупредили нас мальчики, ловившие рыбу на берегу, когда Сияна, с первого раза не воспринявшая кайфа купания под тяжелыми струями воды, хотела там искупаться обычным способом — и не решилась.

Такое место в Индии не могло обойтись без храма — и сбоку от каменной долины раскинулся храмовый комплекс: не очень большой — метров сто в длину, типично-квадратный, с четырьмя воротами, главным помещением в центре и несколькими алтарями вокруг, к которым вели дорожки среди песка. Не помню, кому он был посвящен, но не будет ошибкой сказать, что Шиве. Мы погуляли по храму, и я обратила внимание на лозунг сбоку: с призывом всячески соблюдать чистоту. Действительно, для загородного места, где люди отдыхают, комплекс был очень чистый.

Храм использовал преимущества своего положения — статуи богов носили к долине ручьев, где у воды стоял маленький алтарь. А выше была площадка для песен и танцев, и пока мы гуляли по храму, раздавалась музыка, и Яся стала танцевать у его ограды. Потом эта музыка кончилась, и послышались барабаны с трубами: в 5 часов началась пуджа. Продолжали праздновать свадьбу Шивы: процессия из храма направилась к воде. Несли какие-то свертки — завернутые статуи, которые, очевидно, должны были потом развернуть. Мы с Ясей наблюдали это издали, бродя по каменной долине среди расщелин, наполненных водой. За этой пустынной долиной простирался пальмовый лес — вверх вела дорожка, и под вечер из лесопарка выходили отдохнувшие семьи индусов с детьми.

Снизу мы хорошо видели всю панораму, но наша спутница сверху не заметила нас среди камней, и пошла на автобус. А мы, выбравшись из долины, ещё раз освежились в водопаде: со второго раза Яся вошла во вкус, и к остановке подошли в сумерки. Тут нам сказали, что наша "mother" впереди, а автобус к водопаду, скорей всего, не подъедет. И мы с дочкой дошли до поворота главной дороги. Моя спутница, не став ждать, уже уехала с пересадкой: индусы объяснили ей, где пересесть, и никаких проблем у неё в двухчасовой дороге по горам и городам не возникло, хоть она и не знала английского. Обратно мы возвращались порознь, но с одинаковым ощущением любви ко всем индусам.

Моя спутница тоже испытала это чувство: которым материнская атмосфера Индии, заботливая, внутренне нежная и сентиментально-скромная, всегда поражает путника, привыкшего к эгоистически-жесткой целенаправленности Запада, сосредоточенного лишь на своих делах. Сложнее попасть в эту атмосферу, когда варишься в своем соку, не покидая российского способа взаимодействия. Поэтому я советую всем путешествующим не бояться остаться с Индией наедине.

Даже гудки автобуса, не устававшего гудеть во всю мочь, предупреждая о своем появлении на каждом из тысячи поворотов пути, от которых Яся закрывала ладонями ушки, могут казаться желанной музыкой. Для этого надо иметь психическое здоровье индусов. Но после изломанности наших, не видящих жизни и её смысла российских душ, как хорошо находиться рядом с душевно здоровыми людьми!

к продолжению рассказа:

МАДУРАЙ: храм Минакши — 8-е чудо света. РАМЕШВАРАМ — оживающая история

к окончанию: АУРОВИЛЬ, МАММАЛАПУРАМ, САИ-БАБА

слайд-фильмы об Индии

вернуться в главное меню