Семиры и В.Веташа "АСТРОЛИНГВА"
– СЕВЕР И
ЗАПАД СТРАНЫ –
-- Продолжение.
Часть 4 --
СВЯТОЕ
ОЗЕРО ПУШКАРА — ОБИТЕЛЬ БРАХМЫ
Пушкарское святое озеро с храмами
вокруг
В 144 км
от Джайпура на тихом озере расположен паломнический городок Пушкар. Автобус
едет через город Аджмер: а Пушкар от него отделен холмами небольших гор.
Некогда йоги уходили из Аджмера через перевал, чтобы поселиться здесь в
уединении, на границе с пустыней, — так возник святой город. Считается, что
омовение в водах пушкарского озера смывает все грехи: как омовение в водах
Ганги в Варанаси, или на океане в Рамешвараме. В Пушкаре и его окрестностях 300
храмов. Некоторые из них — на близлежащих горах, каждая из которых тоже
является местом паломничества.
Главный бог Пушкара — Брахма, и только в этом месте можно увидеть
храм Брахмы: единственный на всю Индию. Обычно храмы посвящены Шиве или
Вишну: божественной энергии или божественным воплощениям, Брахма же —
эзотерический бог йогов: невидимый закон, правящий Вселенной. В скульптурном
виде он не встречается, на него намекает лишь образ Троицы: Тримурти,
объединяющей Брахму, Вишну и Шиву. Интересно, что триада индийских богов
полностью оформилась в V веке: тогда же,
когда были созданы каноны христианства. И как это ни банально, но поверхностное
сравнение Тримурти с нашим понятием Троицы действенно и на самой глубине. Шива,
как божественная энергия и изначальный звук ом, присутствующий во всем,
соотносится со Святым Духом. Вишну через понятие божественного воплощения
соответствует Христу. А Брахма — это Бог-Отец, самая непостижимая и
неперсонифицируемая ипостась Троицы.
Выдох Брахмы — мир, вдох — его покой,
Вот
уж не кумир этот бог-закон:
Не
запечатлен он почти нигде —
Только
в Троице, да душе людей.
Хотя в
индуизме у него есть традиционный образ: Брахма изображается четырехликим
старцем, охватывающим своим взглядом все стороны света. Сам родился из яйца при
творении Вселенной расколов его на две половины: Небо и Землю. Как ипостась
троицы, он возрождается из лотоса, вырастающего из пупа Вишну с каждый новым
творением Вселенной. Его называют отцом Шивы. Супруга Брахмы Гаятри тоже
четырехлика: она считается матерью бога аскетов. Мантры в честь нее звучат по
всей стране: Гаятри-мантру порой называют основой всех мантр. Но скульптуру
Брахмы, как и икону четырехликих супругов: Брахмы и Гаятри, совершающих пуджу
посреди озера, на фоне гор Пушкара, можно увидеть только здесь.
Брахма
и Гайятри посреди озера Пушкара
Как
возникло почитание Брахмы? Сам этот образ — персонификация священника-брамина и
браминских ритуалов. И, вероятно, некогда на этом озере жил брахман, учердивший
парикраму: ритуал паломнического обхода озера — который потом приписали
самому Брахме. А может, настолько этот брамин был благочестив, что в нем видели
совершенство воплощения Брахмы-закона, и сам образ этого бога, рожденного
брахманскими ритуалами, отчасти оформился тут. Ведь у всех индийских богов есть
своя родина: Мадурай у Шивы, Гималаи у Парвати, Мадхура у Кришны — почему бы и
Брахме не локализовать свою вездесущность на святом озере Пушкара?
Цвет
куполов храма Брахмы шафрановый: цвет йогов и эзотерики индуизма. В скульптуре
пухлого Брахмы с огромными глазами в алтаре храма можно увидеть что-то детское
(возможно, это признак искусства XVII-XVIII веков или несколько раньше: эту же черту имеют скульптуры богов в
золотом храме Шивы в Варанаси XVIII века (или наши
фрески конца XVII в. в Тихвинском
монастыре). Любопытно, что имя Брахмы родственно нашему слову “пухнуть”:
древние представляли рождение Вселенной как распухание — увеличение в размерах
(что соотносится и с современными научными теориями).
Храм Брахмы в Пушкаре
Пушкарское
озеро имеет 52 гхата: храмовых спуска к воде (как в Варанаси, но там их
более 80). Белые здания храмов и гостиниц отражаются в глади воды. В шесть
вечера в сумерках на озере проходит пуджа: о ней возвещает колокольный звон на
всем протяжении службы. И озеро ночью принимает совсем романтический вид (если
кому днем в Индии видна грязь, то темнота ее скрывает). Правда, совершать
омовение я там не стала — хоть вода и проточная, но туда ежедневно кидают
лепестки цветов как дань богам, и при местной жаре озеро цветет.
Первый
ритуальный обход вокруг озера у нас получился уже тогда, когда мы искали
гостиницу. Гостиниц море, и пока мы выбирали, я познакомилась с главным
священником Пушкара: это был скромный сухой старичок с мощным именем Махараджа
Шива. Днем он преподавал биологию в соседнем Аджмере, вечером исполнял свои
обязанности священника. Как местный культурный деятель, он хранил 70 томов
рукописных книг: отзывов о Пушкаре — и охотно общался с иностранцами, прося их
записать свои впечатления. Узнав, что мы еще не остановились, он проводил нас к
гостинице своей знакомой под названием “Радуга”, с плетеными креслами и
гамаком, где я бы и осталась: мне показалось там очень уютно. Но моя подруга
захотела остановиться с шиком, и мы выбрали Pushkar Lake Palace — гостиницу с кондиционером, которая и вправду походила на
дворец. У ней было то преимущество, что она располагалась на обратной, тихой,
стороне озера — а не на той, где находятся лавки для туристов.
Ведь Пушкар не только святой город:
расположенный на границе с пустыней, он известен верблюжьей ярмаркой, которая
проходит в октябре-ноябре, собирая на праздник толпы гостей (в 2010 году она
будет 13-21 окт., 2011 — 2-10 ноя., 2012 — 20-28 ноя.). Мы были там 1 декабря,
и верблюдов уже было мало. Но туристов было море: не то они еще не разъехались
после фестиваля, не то за последнее время Пушкар приобрел такую популярность,
что иностранцы там не переводятся. Торговые лавки на первой улице за храмами и
гхатами, полу-периметром обступающие святое озеро, разочаровывают. И я потом
написала в книгу отзывов Махараджи Шивы, что лучше бы убрать торговые ряды куда
подальше. Вряд ли мое пожелание исполнимо: Индия — не слишком централизованная
страна, и свободному предпринимательству дорога всегда открыта.
Зато с
другой стороны тихо, и мы спокойно прошлись по храмам, где никого не было. Я
даже заглянула из любопытства в понравившийся мне зеленый садик. Это тоже
оказалась гостиница, под названием “Саи-баба” (видно хозяин выбрал для
посетителей-иностранцев самое для них известное имя). Юноша назвал мне цену ее
скромных комнат, не преувеличивая (70 рупий за человека и 90 за двоих, т.е. 60
рублей) и пригласил меня вечером прийти посмотреть цыганские танцы, тут же в
садике. И дал рекламку: вечеринки, как в Гоа — каждую субботу, с 7 до 11
вечера».
Мы
действительно пришли туда вечером, в ресторан под открытым небом, образованный
ковриками на земле и рассчитанный на иностранцев: впрочем, там было совсем не
обязательно что-то заказывать, и деньги юные танцовщицы тоже собирали в шапку,
а не заранее. Но танцевали они потрясающее: их движениям была присуща
удивительная гибкость, как у кукол в индийском театре: все тело ходит ходуном,
словно на шарнирах. Прекрасные наряды девушек тоже имели мало общего с нашим
образом цыган: они более походили на индийских принцесс. Индийским цыганам
присущ куда более утонченный вкус в одежде. Мы заворожено смотрели, как
маленькая девочка копировала двух старших, заодно учась премудрости движений. А
потом молодой цыган в тюрбане стал показывать фокусы с огнем, выдувая пламя изо
рта, как дракон.
Человек
семь играло на музыкальных инструментах. Это не было запрограммированное
представление: они импровизировали. И потом танцовщицы стали приглашать в круг
гостей, уча их своим танцам. Это разогрело атмосферу — которая и без того была теплой. Гости стали общаться, и я тоже
познакомилась с ирландкой, сидевшей рядом: она жила в Индии уже год и работала
учительницей в школе, согласно какой-то культурной программе. Как выяснилось,
она остановилась в той же гостинице-дворце, что и мы. Счастливые иностранцы! их
гуманитарная помощь помогает им удовлетворять свои духовные и культурные
запросы.
Мы
покинули представление в полной темноте. Набережные были пусты, но это лишь
способствовало романтическому настроению прогуляться еще раз вдоль озера.
Полная Луна придавала серебристый блеск воде, гармонировавший с белыми зданиями
Пушкара. Можно было представить, что и вправду здесь, посреди озера, в
серебристом луче Луны, в лотосе сидит бог Брахма. Из какого-то храма на другом
берегу озера всё еще доносилось пение кришнаитов.
ХРАМЫ ПУШКАРА И СОЛНЕЧНАЯ ГОРА САВИТРИ
Храм Рагпужди в Пушкаре
А днем мы
гуляли по храмам Пушкара: я нигде не видала такого разнообразия их форм в одном
месте. Нашим провожатым был старичок Махараджа Шива. Он показал нам самый
старый храм города, похожий на маленькую крепость, обнесенную стеной, с круглым
куполом. Это был храм Вишну: его воплощения в виде вепря, поднявшего Землю на своем пятачке из воды, когда она тонула во
время потопа.
Воплощение Вишну в виду вепря
Потом мы посмотрели белый многоступенчатый храм Рагпуджи,
подобный древним южным храмам с гопурамами (ступенями в небо). Посреди
возвышалась колонна, а алтарь прятался позади. В этот храм нам, как
иностранцам, вход был воспрещен. Правда, нам сказали, что боги сейчас сами
выйдут к нам: действительно, вскоре из храма вышла процессия, неся на плечах
помост со статуями богов, украшенных цветочными венками. Среди нее были
полицейские, охранявшие храм, которые помогали нести помост. Служители дули в
раковины и несли спирали огней. Это тоже напомнило мне процессии юга Индии.
По дороге
мы заглянули в современный храм Кришны с отделкой цветных зеркал. И подобный
ему новый блестящий храм со статуей четырехликого Брахмы, где священник
благословляет серебряной короной. Это символ Троицы-Тримурти, где верхняя часть
посвящена Брахме, средняя Шиве, а нижняя Вишну — а может, наоборот. Все эти
храмы, как и главный храм Брахмы, расположены выше главной торговой улицы: и
имеет смысл в Пушкаре, кроме озера, погулять там: где нет толпы, а храмы и
вправду на каждом шагу.
Главный храм
Брахмы небольшой и имеет традиционно-индуистский вид. От большинства белых
храмов Пушкара его отличает оранжевый цвет пирамидок над алтарем и два круглых
купола вместо пирамидального одного. Резные колонны храма по контрасту
выкрашены в голубой. В мраморный пол и на стену вмонтированы плиты с надписями
(соответствие нашему крематорию). Перед входом — маленькая скульптура коня на
постаменте (что перекликается с храмом Калки-Кришны в Джайпуре).
Все 300 храмов
мы, конечно, не посетили, но спустились к озеру, где Махараджа Шива провел
пужду. Он хотел провести церемонию по очереди со всеми, но я, зная осторожность
девочек, сказала, что лучше я поучаствую, а другие посмотрят. Тогда он попросил
меня назвать его своим гуру: раз он объяснял нам действия — учил. Это я легко
сделала, понимая его логику: учитель для индусов — это функция, а не титул:
титул — это Свами (святой) или Парамахамса (святой высшего ранга). (И еще
накануне в Джайпуре Сурендра говорил: “Вот сейчас я вам рассказываю о йоге: я
Ваш гуру, а Вы переводите — вы их гуру”). И Махараджа Шива провел пушкарскую
службу со мной и одной из моих спутниц, а другие остались наблюдателями, не
желая участвовать в ритуале. Одна чувствовала, что ей впечатлений на сегодня
уже перебор. А другая считала, что опасно участвовать в незнакомых церемониях.
Суть мантр пуджи, которые я повторила за священником, заключалась в том, что
все плохое уходит, а все хорошее приходит. Омовения я, конечно, не совершала,
но вместо этого окунула ладони в воду. И бросила туда лепестки цветов — заодно
со своими проблемами.
Надо
сказать, что молодые люди в Пушкаре склонны заманивать иностранцев на этот
простой ритуал, выманивая с них деньги на пожертвования: мол, в Пушкаре треть
населения — пандиты и садху, и всем нужно на что-то жить. Старичок-священник
советовал нам остерегаться их. Сам он не спросил у нас никакой мзды, напротив,
дал кокос, чтобы я использовала его как символическое подношение: потому что
богу и священнику нужно что-то дать, согласно ритуалу. Это было на закате — и
над озером разносился звон колоколов.
Наутро мы
решили посетить храм Савитри на горе: что Махараджа Шива нам советовал
сделать на рассвете. Широкая дорога к нему выложена каменными ступенями. Но
поскольку путь все время вверх, мы притомились: ступени, как положено, чем
выше, тем круче.
Дорога
к храму Савитри в Пушкаре
Савитри —
значит, Солнечная: с восходом солнца эта гора среди равнины выглядит особенно
красиво — откуда, очевидно, и ее имя. А по легенде, Савитри — первая жена
Брахмы. Она обиделась на него, когда он взял вторую, Гаятри, и стала
отшельницей, удалившись на эту гору.
Из ее
храма открывается многокилометровый обзор: вид на пушкарское озеро и городок —
который кажется совсем маленьким, на другие озерца и сопки окрестных гор (за
ними прячется Аджмер). Конечно, этот пустынный каменистый пейзаж не сравнить с
горными видами озера Ривалсар: его туманными хребтами и влажной зеленью пышных
сосен. Но и дорога в храм Савитри живописна: с растрескавшимися камнями и
торчащими между них донельзя корявыми стволами деревьев, на которых в
засушливом декабре почти не было листьев.
Сам храм
совсем маленький, и статуи богов в алтаре, в солнечно-желтых накидках и с
венками — единственное его украшение. Рядом расположен киоск с божественной
атрибутикой, мантрами на кассетах, сидерумах и DVD
и пленками для фотоаппарата: чтобы никто не забыл снять сверху такой прекрасный
вид. Мальчик-торговец, мать которого внизу продает кокосы и цветы как
подношение богам, долго убеждал меня что-нибудь купить: посетителей мало.
Действительно, сюда не каждый доберется: кроме нас, мы встретили только двоих:
один из них был русским. И я вняла просьбе мальчика, купив брелок с
изображением богов, Гаятри-мантру и пленки впрок: наверху горы всё стоило на
редкость дешево.
Покидали мы Пушкар на закате. Прежде чем отойти от набережной, мы остановились и присели на каменные ступени, чтобы еще раз, в темноте послушать звон колоколов над водами озера.
СТАРЫЕ
ПОРТЫ СУРАТ И ДАМАН:
ПУТЕВОДИТЕЛЬ СОВЕТУЕТ ОСТЕРЕГАТЬСЯ
После жаркого Раджастана поезд вёз нас к
океану.
Сперва я не планировала туда ехать: это был
приличный крюк, да и мне говорили, что на Западе море неинтересное. Но мои
спутницы впервые ехали в Индию: быть в Индии и не увидеть океан! И в день перед
вылетом, рассматривая карту, взятую в посольстве, я обратила внимание на места
западного побережья, обозначенные как курорты второго уровня. Это были Биас,
в десяти км от Сурата: ближайшей к морю точке западного побережья, и Хаджира
— в 25 км. В Сурат можно было успеть на пару дней, и я решилась.
Сурат — старый порт, и один из первых в Индии, где
стали хозяйничать европейцы. Двести лет назад его население было больше, чем
теперь, и он был более значим, чем ныне Бомбей. В XVI веке, в правление могольского императора
Акбара, он стал важным мусульманским торговым портом. Из него отправлялись
паломники в Мекку. Уже в 1612 англичане открыли здесь первую фабрику, их
примеру последовали голландцы и французы. В 1720 здесь были построены доки, и
Сурат процветал.
Несмотря на это славное прошлое —
а, точнее, именно благодаря его давней промышленной значимости, сегодня в
Сурате смотреть нечего. “Этот город представляет мало интереса для
путешественников, кроме тех, которые питают страсть к урбанистическому пейзажу,
шуму и загрязнению. Если Ахмедабад плох в этом смысле, то Сурат ужасен.
Остерегайтесь его, как чумы!” — советует путеводитель.
С утра все шло хорошо. Мы вышли из поезда и
взяли рикшу до Биаса. Проехали мы с ветерком: нам попался лихач в сикхском
тюрбане, который обгонял все машины, мчащиеся по узким улицам и широким проспектам.
“Может, можно ехать как-нибудь потише?”— переглядывались девочки. Рикша
почувствовал, что говорят о нем: индусы очень внимательный народ! и спросил, о
чем речь. “Говорят, что вы быстрый водитель,”— ответила я. Он воспринял это
скорее как комплимент: сбивать его с ритма было просто опасно.
По дороге рикша запел. Индусы часто поют —
счастливые люди! это у них очень естественно выходит, параллельно с делом и в
любом людном месте. Они не стесняются, потому что поют они обычно хорошо, и
общей гармонии это не нарушает. Особенно хорошо песня сопутствует дороге,
поэтому в индийском автобусе обычно тоже звучит музыка.
Русским людям, конечно, так просто не запеть,
и для них это сначала в диковинку. Но потом — в этом видится одна из черточек
Индии, ее неповторимый колорит. Помню, когда потом в ашраме его руководитель
шел по дорожке, напевая, мои спутницы переглянулись: вот, настоящий индус! —
улыбнувшись напеву, как чему-то знакомому.
Все было прекрасно, пока мы не доехали до
океана. Потому что моря мы там не увидели: насколько видит глаз, перед нами
простиралась темная грязь, в которой просвечивали лужи. Гостиниц было довольно,
были и отдыхающие индусы, но останавливаться нам здесь не хотелось. “Это что,
экологическая катастрофа?”— спросила одна из моих спутниц. Как же мог здесь
существовать порт? — удивились мы. Похоже, не зря Сурат утратил свое морское
значение!
В Ленинграде мой знакомый индус заверил меня,
что курорты Биаса и Хаджиры похожи на Гоа.— Ну для индусов, которые не
купаются, они может и похожи, а нам нужно было глубокое море. Тогда нам
посоветовали доехать до Убрата. Когда мы спросили, сколько там воды,
индусы показали, что по пояс. Это нас тоже не устраивало. “Тогда вам надо в Даман, там воды с головой.”
Убрат и Даман тоже были обозначены на карте
как курорты, но я этой информации уже не доверяла. Так или иначе пришлось
возвращаться на вокзал. “Сколько едет поезд до Дамана?“— спросила я. “Полтора
часа”,— сказал служащий на станции. На ближайший поезд билетов с фиксированными
местами (reservation) уже не было (они продаются
заранее и фамилии пишутся на вагонах, а когда поезд вышел со станции, продаются
билеты без мест, то есть в общий вагон).
Я зареклась ездить по Индии в общих вагонах,
проехав так лишь раз. Но решила, что полтора часа — небольшое приключение,
которое добавит юмора нашему путешествию. Тем более, что для русских людей
всегда срабатывает правило — чем хуже, тем лучше. Когда все в порядке, нам
неинтересно, и все самое хорошее обычно никого не удовлетворяет. Но тут поезд
ехал 3 часа вместо обещанных полутора, и думаю, для моих попутчиц это было одно
из самых ярких впечатлений поездки. Индийский общий вагон, с босоногими людьми,
свисающими с полок и лежащими на полу в проходах, через которых каждые пять
минут переступают разносчики чая и всякой снеди, которые стараются предлагать
товар как можно громче,— несомненно самые веселые кадры нашего фильма.
От поезда на такси мы доехали до Дамана и
выехали за город: где, как нам сказали, море глубже: водитель повез нас в самые
курортные места. В самом Дамане мы поначалу увидели продававшуюся рыбу — что
нас порадовало, но океана тоже не увидели. Там, где должен быть центральный
выход к морю, простирался обширный пляж, но без воды.
Поездив по окрестностям, мы остановились в
гостинице, где был бассейн, а хозяин снизил цену вдвое по сравнению с тем, что
было написано в визитке гостиницы по-английски. Бассейн мне показался не
лишним, поскольку у берега моря тоже не наблюдалось: а были острова
вулканических пород с налепленными на них острыми ракушками. Однако лужи в них
были более обширные, чем в Биасе, и в отдалении виднелась вода. Ладно, завтра
дойдем до места, где можно искупаться, решили мы: было уже поздно. Совет
путеводителя явно подтверждался.
Аравийское море во время отлива
Даман расположен в устье Ганги: только другой —
Даманской Ганги, которая впадает в Аравийское море. Этот город, как и Гоа,
прибрали к рукам португальцы (в 1531 г.). Но хозяйничали они более щадяще, чем
англичане, поэтому в Дамане есть что смотреть. Это остатки крепостей (Моти
Даман форт и Нани Даман форт, или форт Святого Иеронима, где стоит маяк) — на
обоих сторонах реки близ ее устья. Соборы XVII века (Se Cathedral и Church of Our Lady of the Rosary). Джайнистский храм и места, связанные с
зороастризмом (парсы поселись на западном побережьи Индии в 12 веке). А прежде
всего сама полноводная река со стоящими на ней экзотическими для нашего взгляда
кораблями.
— Но мы почти не посмотрели Даман, из-за
утреннего происшествия. Как мы и собирались, утром мы отправились к морю. Было
часов 8 утра, и я обратила внимание, что пляж мокрый. “Когда здесь была вода?”—
спросила я. “В час-два ночи,”— ответили мне. Жаль, что мы не пошли купаться
ночью! А теперь ждать было долго: был отлив, и мы отправились к линии воды
пешком.
Идти было нелегко: острова базальта
перемежались с илистыми лужами, которые приходилось переходить вброд. А идти
босиком по камням мешали острые ракушки. Вода казалась еще дальше, чем вечером.
Мы шли, наверное, с километр. Но вот, наконец, долгожданное море! Мы сложили
вещи на камушки и стали купаться. Хотя это были отнюдь не голубые волны южных
курортов Тривандрума или Ауровиля: вода была коричневой и мутной, и очень
соленой, после всего пережитого накануне мы наслаждались купанием в волнах
океана, наблюдая рыбацкие лодки, которые вышли на улов.
Через некоторое время волны стали несколько
сильнее. Одна из моих подруг уже вышла на берег, и я решила переложить наши с
ней вещи на островок повыше. Она забралась на него и стала снимать вид: вещи
лежали у ее ног. Другая оставила свои вещи в отдалении. Я вновь пошла купаться,
заодно уговорив поплавать и ее. Как любительница водных путешествий, плававшая
на катамаране и байдарке по Ладоге, она больше всех стремилась к океану — а
удастся ли нам искупаться еще, с такими сложностями?
Но когда мы вернулись к берегу, мы не смогли
обнаружить не только ее вещей, но даже камня, где они лежали: он скрылся под
водой, и окружающий ландшафт тоже переменился. А надо сказать, в дороге мы
постоянно носили при себе деньги и документы. Тут бы можно было оставить их в
гостинице, да сработала привычка. Сколько-то мы безуспешно искали в иле искомый
камень, но все было напрасно.
Узнав о случившемся, та моя знакомая, что
стояла с нашим с ней обмундированием и наслаждалась утренним солнцем и морским
воздухом, кончила медитировать, но успела только подхватить то, что лежало у ее
ног. Да и то не все: моя кофточка уже исчезла в мутной воде, и уже через минуту
найти ее не представлялось возможным. Времени на раздумья не было: мы пошли
вброд к гостинице, и с трудом добрались до нее, постоянно рискуя упасть в
какую-нибудь яму вместе с оставшимися вещами и документами. Прилив шел за нами.
И со временем дошел до самой гостиницы: волны
бились в каменный постамент ее ресторана. Весь песчаный пляж скрылся под водой.
От камней не осталось и следа! Воды стало действительно с головой, причем у
самого берега! Если бы мы немного подождали!
Я и не представляла себе, что бывают такие,
многокилометровые, приливы! И пишу о коварстве западного берега Индийского
океана для тех, кто, не дай Бог, туда попадает, и захочет по-русски
расслабиться. В Гоа приливы тоже есть: там море довольно мелкое, и вода заметно
гуляет туда-сюда. Конечно, mea culpa, что я не знала этой информации заранее. Но я не
выяснила ее на месте главным образом потому, что общалась со спутницами, вместо
того, чтобы разговаривать с местным населением. Когда общаешься, вся нужная
информация приходит сама собой. А специально — кто ж догадается спросить о
времени, величине и скорости прилива!
А я накануне вела идейные баталии с той из
моих знакомых, которая опасалась индийских ритуалов. Как представитель бывшей
инженерной интеллигенции, увлеченной эзотерическими теориями и китайскими
практиками, она обвиняла меня в том, что у нашей подруги накануне случилось
расстройство желудка, потому что она поучаствовала в индийской пудже — чуждая
энергетика не остается безнаказанной! Я же философски утверждала, что духовное
имеет причины в духовном, а материальное — в материальном; а участие в ритуалах
— самый верный способ включиться в чужую культуру за короткий срок. Другие две
наши попутчицы, намного младше её, были не столь идеологически подкованы и наблюдали
нашу словесную схватку если не как бесплатный цирк, то как своего рода учебу.
Все кончилось, как всегда, всеобщей любовью, когда мы полностью обозначили свои
позиции — но вот как следует пообщаться с индусами на тему моря я не успела.
Во всей этой истории наиболее неприятной была
потеря загранпаспорта и обратного билета — что нарушало планы поездки.— Хотя
даже в таком случае отчаиваться не следует. Это решаемый вопрос, тем более, что
у нас были ксероксы того и другого. Билет можно восстановить в аэропорту в день
отлета. В гостинице мне дали телефон посольства, и я оставила одну из спутниц
туда дозваниваться, а сама по совету индусов поехала в полицию. Там мы
составили заявление с описанием случившегося и просьбой вернуть паспорт в
русское посольство в Дели, если его найдут местные жители. Полисмен сделал
копию и поставил печать: “Покажете, если спросят, где паспорт.” Последнее меня
не особо беспокоило: в поездах в Индии его не спрашивают, в гостиницах — тоже
не во всех, да и так поверят. Но заявление в любом случае оставить было надо.
Выйдя из полицейского управления и бросив
взгляд на Даманскую Гангу, мы поспешили в гостиницу. Известия из посольства
были не особо утешительные. Потерявший должен сам явиться в посольство и
написать заявление. Тогда они отправят данные в Россию, и получат ответ: может,
через три дня, а может, и через месяц. И тогда сделают справку, заменяющую
паспорт. Как выяснилось, на такой случай надо иметь с собой еще и данные
русского паспорта. “А по факсу заявление прислать нельзя?”— “Никак нет”.
Человек, судя по всему, был совершенно формальный: в лучших традициях нашей
бюрократии. Оставалось посетить ближайшую Аджанту и возвращаться в Дели. Сразу
в Дели вряд ли был шанс взять билет: на западном направлении поезда ходят
полные, и, в отличие от других мест Индии билеты здесь берут за несколько дней,
если не за неделю. А потом ожидать ответа из России: проще всего в ашраме, если
дело затянется.
Тем временем наступил отлив — пляж, весь
скрытый под водой, снова обнажился. Стали появляться первые рифы. И мы решили
пойти поискать: не вернет ли нам Арабское море то, что оно похитило.
Направление волн показывало, куда идти. Но мы долго собирались: пока мы ждали,
что вода отхлынет от гостиницы, то, что мы потеряли, уже нашли индусы. В
гостинице появился молодой человек, выясняя, не живут ли здесь русские. Он
сказал, что нашел документы,— но не торопился их возвращать, очевидно,
рассчитывая на вознаграждение.
“Там, в сумочке, были деньги — можете
оставить их себе, верните остальное.” Он продолжал уверять, что нашел только
документы, брошенные на берегу, и ему пришлось обойти несколько гостиниц,
прежде чем он нас нашел — а деньги взяли другие. Но мы ему не очень-то
поверили. Документы он в конце-концов вернул, но на небольшую сумму
вознаграждения не соглашался. “Там были все деньги моей подруги, у нее больше
ничего нет,”— убеждала я его. “Вы и так получили достаточно,”— с возмущением
говорила моя подруга, но он не отставал. И мы решили дело посредством хозяина
гостиницы, которому я объяснила, что не хочу оставлять у моих подруг такое
впечатление об Индии, что тут живут одни воры. А настойчивость молодого
человека вызывает у меня подозрения. Это была довольно фешенебельная гостиница
— искупавшись в бассейне и завернувшись в полотенце, я чувствовала себя
европейской леди. “Местные люди грубые, они не знают, как надо разговаривать (с
такими леди),”— примирительно сказал хозяин гостиницы, которому, конечно, была
невыгодна дурная слава о местном курорте. Он уже на местном наречии объяснил
молодому человеку, чтобы тот перестал дискредитировать Даман в наших глазах.
Тот понял, что так он от нас ничего не добьется, и ушел.
Тем не менее Арабское море вернуло
необходимое — это казалось чудом. Мы высушили документы и билет: они никак не
пострадали. В деньги мы укладывались. Правда, наша спутница, потерявшая
цифровой фотоаппарат, никак не могла утешиться. С какой любовью она снимала
всех встречных индийских коров! Ей было до того жаль отснятых кадров, что,
казалось, вся поездка потеряла смысл. Как она подарит теперь родным и близким
свое видение Индии?— Мы утешали ее как могли: “Плюнь: ты никому ничего не
должна. Ты путешествуешь для себя. А фотографии все равно мало что передают.
Главное – донести внутреннее ощущение.”
Но она еще долго бродила между камней в
надежде отыскать следы фотоаппарата. После отлива ила было по колено, да если
бы она и нашла его, вряд ли бы он работал после многочасового купания в соленой
воде — тем более, что он лежал на камне даже без чехла. Чехол волна выбросила
на берег — и индусы нам его вернули. Брюки и футболки она тоже, конечно,
выбросила — но их молодые люди, видно, решить взять как сувенир. Прилив ведь
ежедневно что-то выкидывает: ничего удивительного, если местные мальчики
промышляют таким образом.
До вечера мы еще купались: больше в бассейне,
поскольку рифы, обнажившиеся во время отлива, царапали тело. Сфотографировали
нашу потерпевшую под пальмой на фоне коричневых волн океана, к которому она так
стремилась — и которому оставила все свои ценности. Потом до Дамана поймали
машину: рикши ходили редко. Водитель, полковник в отставке, предложил покатать
нас по городу — который он, очевидно, любил, судя по его дежурному вопросу:
“Вам понравилось в Дамане?” Но у нас не было настроения воспользоваться его
предложением. А зря: поезд все равно пришел позже на час, чем мне дали
информацию в гостинице.
Обратно в Сурат мы возвращались в женском
общем вагоне. Поезд, как ни странно, шел именно полтора часа, и доехали мы уже
весело. Кое-как мы пристроились: кто на верхней полке, кто на рюкзаке. Даже
приятно было находится среди улыбающихся красавиц в разноцветных сари — среди
которых не найдешь двух одинаковых — и их спокойных и молчаливых детей.
Мое имя спросила 20-летняя девушка, которая
ездила таким манером из Сурата в Бомбей и обратно, вместо со всей семьей:
четырьмя сестрами и пятью братьями. Она принялась меня знакомить со всеми
сестрами, женами братьев и их детьми: казалось, пол-вагона занимало ее
семейство. Братья и мужья сестер ехали в вагоне для мужчин. Все ее родственники
позитивно реагировали на мое имя: “Сима?! Красивое имя, это индийское имя!” —
Называли свое, и этого было достаточно: для них имя несло эмоциональную
информацию. Не как у нас: сказать имя — не сказать ничего. Тут шел полноценный
процесс общения, и опять было видно, сколько мы потеряли, в формализме нашей
цивилизации. Общий вагон вернул нам чувство юмора.
Женский
общий вагон
Из Сурата у нас был билет до Джалгаона:
это ближайшая ж/д станция к Аджанте, где расположены наиболее известные
пещерные храмы Индии.
продолжение: Пещерные
храмы Аджанты