Щепановская Е.М. (Семира)

АРХЕТИПЫ МИРОВОЙ МИФОЛОГИИ – ФОРМИРОВАНИЕ ПОНЯТИЙ

АРХЕТИП ПАМЯТИ

Мифология:

ПРЕДКИ, БОГИ СВОЕЙ ЗЕМЛИ, ВРЕМЕНИ И СУДЬБЫ

Философия:

ПОЗИТИВИЗМ ЛИЧНОСТИ

 

 

Начиная с 20-годов XX века за мифом видится ценностная и смысловая реальность. Какая реальность стоит за первыми двумя архетипами, к которой надо прислушаться?

Архетип Моря напоминает о том, что в основе всего лежит хаотическое, неопределенное, неустойчивое основание, подвижное и вбирающее в себя все, как сама жизнь. Понятие жизни заключает неисчезающую динамику, которую принципиально нельзя вставить в рамки, она ускользает от постигнутого и всегда превосходит наши представления о ней. Воспринимаемая нами Вселенная рождается (естественно, сама, а не творится – разумно) из шаткого и каждый миг изменяющегося первоначала.

Разум не успевает проследить за его изменениями, хотя душа, лишенная тормозящего, останавливающего биение пульса жизни своеволия, может следовать ритму жизни, её музыке. Мы не можем контролировать жизнь, потому что сам наш разум – лишь островок в океане бессознательного (исторически, активного и образного мышления, существовавшего до языка, а в нынешней привычке мыслить абстрактными понятиями ушедшего на периферию восприятия, в толщи коллективной памяти, обращение к которой затруднено, оно заслоняется практическим индивидуальным интеллектом). Поэтому, кроме разума, важно использовать другие инструменты восприятия: незаинтересованное созерцание (А. Шопенгауер), веру ("философская вера" К. Ясперса), телесное переживание ("плоть" М. Мерло-Понти), движение свободы творчества, включающее человека в сотворчество жизненному процессу и тем искупающее грех его отделенности от её истока (Н.А. Бердяев).

И с каждым архетипом связан ряд разных, порой противоположных по бинарной логике рассудка мифологических сюжетов (авторитарность морских богов, потопом желающих вернуть мир в изначальное состояние, – и жертва Триты, брошенного в колодец – символ узости изначального водного хаоса – и обретающего там дары вечности – напиток бессмертия сому), образов (материнский образ Моря как воплощение заботы и милосердия – и морские чудовища) и понятий (жизнь и смерть, тишина – и музыка звучания волн, пассивность всеприятия – и максимально активная динамика жизненного процесса). Архетипические понятия целостны: одна сторона только подчеркивает и позволяет увидеть другую.

 

Архетип Неба описывает саму творящую мысль. Её основное качество – разделение внутри целостности бессознательного проживания, которое живописует миф об отделении Неба от Земли: вспомним китайское Небо Тянь, когда все тяжелое и тёмное оседает вниз, образуя плотность материи, а все лёгкое подымается вверх, образуя воздушную атмосферу – основу нашего дыхания. Брожение вод, вращение, подобное взбиванию молока для получения масла, описывает этот процесс. Это не только природное, физическое разделение космоса. Противопоставление легкости – света, ассоциируемого с разумом и вдохновением духа, тяжелым элементам, уходящим в тьму бессознательного, чисто психического – это и процесс рождения самой мысли, как его манифестирует архетип небесного Творца. Это процесс отделения добра от зла, ведущий мир ко все большей проявленности и разумности (можно вспомнить цитату Ф. Шеллинга в описании архетипа). Хаотическая основа жизни, активизируясь, вливает будоражащие силы бурь в регламентированное социальное бытие и рациональное существование человека. И это может восприниматься как болезнь, хотя и иллюзорная: колебание между бытием и небытием, но для чувств оно вполне реально, как об этом писал Шеллинг. И задача человека как творца – выявить высокое, ясное и светлое, понять его разумом и интегрировать в свою жизнь, и отбросить глубоко вниз неявное, темное и ужасающее – запереть арку небесных врат перед ним, пока его элементы не смогут быть приподняты до радуги осознаний.

Архетип Неба также показывает универсализм мысли: предшествование коллективного, общечеловеческого сознания индивидуальному (что отражается в образе мировой души неоплатоников, которую возрождает Ф. Шеллинг, в представлении "язык говорит на нас" Г.Х.Гадамера, а также в видении мозга у Бергсона лишь как инструмента, делающего выбор: принимая или нет идеи коллективного сознания, или в понятии коллективного бессознательного К.Г. Юнга). Идея Всеединства, пронизывающая всю русскую философию, строится на этом архетипическом представлении.

Разнесенность начал и анархичность небесного творчества показывает удаленность стихийной мысли от потребностей Земли и ставит задачу конкретной приложимости идей к практике (ярким примером чего служит научная методология Бэкона). 

 

Если архетип Моря проще всего понять через религиозную веру, архетип Неба – через национальный характер нашей страны, то архетип Земли – через нынешнюю временную актуальность. последние 25 лет происходит переориентация с коллективного мировосприятия (социализм – движение всем обществом к светлому будущему) на индивидуальное (самосовершенствование личности, которая мыслится главной целью эволюционного развития).

Архетип Земли показывает корни самостоятельности человека, его независимости от окружающих условий, описывает самоопределение человека как возникновение его памяти о себе. Осознание присущих ему качеств и образа жизни фиксируется в образе первопредков и богов своей земли, времени и судьбы.

Речь пойдет о том, как человечество поставило себе цель, сузив свои горизонты, и почему человек не может жить без смысла и целеполагания (априорного для сознания у Канта). О том, что время с давних пор циклично и качественно. О принципе ограничения как основе всякой определенности. О смерти как свершении судьбы и преимуществах старости. О волшебстве человеческого инструментария и о том, как палки-копалки и ручные рубила стали первыми носителями самосознания человека. О Золотом веке – мире изначального порядка, проникнутого единым законом времен, и образе совершенства существования – осмысленности земледельческого труда, решившего проблему выживания. О том, как человек взял в свои руки природный процесс и захотел помочь природе, – и к чему это привело. 

 

1. СВОЯ ЗЕМЛЯ – ФУНДАМЕНТ ВСЕЛЕННОЙ.

ПРИНЦИП ОГРАНИЧЕНИЯ И ОПРЕДЕЛЕННОСТИ

ПРОЧНОСТЬ СОТВОРЕННОГО

 

Образы мифологии возвращают нас к этапам древнейшей истории человечества, которые зафиксировались в психике людей и легли в основу их бессознательной памяти. Каждый из древнемифологических архетипов, образ бога, являет собой свернутую в символ эпоху. Мифологема водного Хаоса побуждает нас живо представить потоп, причиной которого послужило таяние ледника и другие катаклизмы, всколыхнувшие Землю и пробудившие к жизни сознание человека.

Потом, когда стихийные силы стали успокаиваться и мир обрёл устойчивые очертания, полубессознательная жажда миграций повела свободные племена осваивать широкие просторы обновленной Земли. Прошлая тёмная эпоха осталась в человеческой памяти в виде представлений о хаосе, но ясная синева небес была гарантией новой и светлой жизни. Этот этап расселения человечества отражает в нашем сознании мифологема Урана.

Наконец, движение останавливается, люди занимают определённую территорию и начинают идентифицировать себя с той землёй, где на протяжении поколений хоронит своих предков. Возникает понятие рода как память о первопредках и смерти как конечности всего. Начало отсчета времени — и первое самоопределение человека как части своего рода и своей земли соответствует появлению первых земледельцев, что отразила в человеческом сознании мифологема богов Земли, Времени и Судьбы.

 

В мифах о сотворении мира Небу противопоставлена Земля, образ которой стал основой следующего архетипа. Если изначальный Хаос мы можем представить точкой, стихийное движение творящего Неба — летящей в бесконечность прямой или разворачивающейся спиралью, разбрасывающей вокруг себя искры новых миров, то пространственно-временное строение мира и наша Земля — определенный отрезок этой прямой или участок спирали, ограниченный кругом предопределения — циклическими законами развития.

Земля — фундамент и основа оседлого способа существования людей в границах определённой территории, которую они мыслят своей. Мифы разных народов повествуют о том, как в свободном пространстве Небес, среди первозданных вод сотворяется Земля. Безграничное движение небесных стихий не имеет цели и не стремится к результату. Но вот среди стихии выделяется мир твердой субстанции, имеющий начало и конец. Ограниченный мир ассоциируется с Землей. Этот мир устойчив: он определен жесткими законами, которые его сохраняют. С образом своей Земли в мифологии ассоциируются законы времени и судьбы.

Нас не удивляет, что в индийской мифологии мы находим богиню светлого простора Адити — "безграничность", но значимо, что индусы обожествили и противоположное понятие — "ограниченность" в образе богини Дити / Адити — мать светлых дэвов-богов, Дити — родоначальница асуров-демонов, изначально носителей жизненной силы (имя девов от корня дэйво – "свет", асуровот ностр. аса – "огонь"). Дэвы олицетворяют собой рассредоточение энергии, асуры — её сублимацию, ограничение, определенность, которая и ведёт к результату творения.

Слово "творить" родственно словам "твердь" и "твёрдо", истинное творение должно утвердить свою устойчивость, прочность и надёжность: только тогда оно будет существовать. Мать-Земля наследует от Хаоса хтоническую мощь, которой оказывается лишенным Отец-Небо (Уран, оскопленный Кроносом) и которую она передаёт своим потомкам (Антей и другие герои, касаясь матери-Земли, набираются силы).

Это греческая Гея ("земля"), шумерская Ки ("земля"), супруга Неба-Ана, рождённого вместе с ней первозданным морем; индийская Махи ("большая") и Притхиви ("широкая"), несущая на себе тяжесть гор, поддерживающая деревья и от семени своего мужа-Дьяуса производящая всё живое; иранская Спандармат, супруга бога Неба, хранящая в себе корни растений и полезные ископаемые, и другие.

Прочность мироздания олицетворяет титан Атлант, держащий небосвод на своих могучих плечах (его именем неслучайно назван один из небесных спутников планеты Сатурн – это та же мифологема). Образ атланта существовал и у других народов: мексиканский бог Питао-шоо держит Землю на плечах, и когда он шевелится, возникают землетрясения. Бог индейцев чибча, Чибчакум, колеблет Землю, перекладывая её с одного плеча на другое. На своем распростертом теле держит острова полинезийский первопредок Мауи: если он ворочается во сне, может произойти извержение вулкана.

Были у древних и совсем конкретные образы фундамента Вселенной. Представления о необходимости прочного основания мироздания живописуют всем известные образы черепахи (т.е. камня), кита (т.е. острова) или слона (т.е. горы), на которых покоится Земля, отождествляемая со всем обитаемым миром.

У шумеров, как и у многих других народов, местом возникновения человечества считался островДильмун. Гора как центр мира – это индийская гора Меру, Хараберецаити в Иране, мифическая "Гора стран" в Месопотамии, Геризим в Палестине, которая по легенде не была затоплена водой во время потопа. Рудимент такого образа центра мира мы находим по всей Земле в культе гор: индусы обожествляли Гималаи, греки — Олимп, армяне — Арарат, а японцы — Фудзияму. Согласно легенде, эта гора образовалась в одну ночь, что находит параллели в мифах многих народов о появлении горы или острова из воды как начале творения мира. Подобно этому, кавказское предание говорит: "Вначале весь мир был покрыт водой. Великий бог-творец обитал в скале".

Гора олицетворяет и принцип ограничения: скалами ограничивалась видимая территория, горы отделяли свою страну от чужеземной. Поэтому гора мыслилась границей мира: так арабское слово dabr означает "гора" и "граница", еврейское gabal ("гора") родственно gebul ("межа, предел" и "ограничивать"). В шумерской мифологии бог земли и первопредок Нинурта, чтобы отгородить Шумер от пучины первозданного океана, сооружает плотину-насыпь из груды камней и воздвигает гору Хурсанг. Хозяйкой горы и владычицей земли он делает свою мать Нинхурсанг ("хозяйка горы").

Иногда основание Вселенной символизирует камень: как греческий пуп Земли омфал, хранящийся в Дельфийском храме. Омфал олицетворял камень, проглоченный Сатурном вместо младенца Зевса и ставший основанием упрочившегося мира богов. Священный камень Кааба в Мекке, который мусульмане связывают с концом света, также мыслится центром Земли, и её началом, и наиболее возвышенным местом Земли.

О. Шпенглер пишет: "Камень — великий символ вневременно-ставшего. Пространство и смерть выглядят в нем как бы связанными."[1]

Все это образы центра Вселенной, потому что центром воспринимается своя земля. В центре мира живёт семитский демиург и первопредок — Илу/Эл ("могучий, сильный"), имя которого потом стало нарицательным обозначением бога. У китайцев с понятием центра связывалась стихия земли, олицетворяемая планетой Сатурн.

Земля, как и Вселенная, мыслится по аналогии с домом (так индейский предок Ицамна строит её как дом), и образ своей Земли сливается как дома с образом оси времени. Греко-римская хранительница домашнего очага Гестия/Веста символизирует огненный центр Вселенной, персонифицируя мировую ось, hestia означает "очаг", но также "род, семья" и "центр".

Как показывает М. Элиаде[2], центральный шест шатров скотоводческих, как и многих первобытных народов также мыслился продолжением мирового столпа. Осью мира был для них центр собственного жилища. Племена двигались по земле, но стержень Вселенной всегда находился в том месте земли, которое человек осознавал своим.

Осью мира может мыслится мировое древо, растущее на горе в центре земли. В турецкой мифологии на его листьях записаны человеческие судьбы. Когда дерево роняет лист, умирает человек. Этот образ древа жизни с листьями или цветами-людьми типичен и для других народов (можно вспомнить русскую загадку о дереве, c которого черная птица срывает цветы)[3].

О чем говорят все эти образы? О том, что для человека центр мира – его дом, земная материя и время, которыми он способен распорядиться по своему усмотрению. Как говорит латышская пословица (пословицы также архетипичны), "рыбам — вода, птицам — воздух, а человеку — вся земля".

 

Что здесь важно для философии? Прежде всего принцип определенности как понимание границ: знания (И. Кант), языка (М. Хайдеггер) и других: через них совершается самоопределение человека. Как формулирует философскую задачу Г.Х. Гадамер – "быть обусловленным в полном сознании этого".

А само историческое обретение родины и осознание себя через свое место, похороненных в земле предков и животных данной территории, – в философии проецируется на концепции формирования национального характера в зависимости от территории (Ш. Монтескье, И. Гердер, Н. Я. Данилевский, О. Шпенглер, А. Тойнби). Концепции национального государства.

Монтескье выдвинул идею, что характер общественного развития и сам дух народа предопределяет климат и состояние земной поверхности: "Многие вещи управляют людьми: климат, религия, законы, примеры прошлого, нравы, обычаи; как результат всего этого образуется общий дух народа"[4]. "Если справедливо, что характер ума и страсти сердца чрезвычайно различны в различных климатах, то законы должны соответствовать и различию этих страстей и этих характеров"[5].

В этом проступают зачатки актуальной сегодня идеи многополярного мира – максимальной автономии регионов, что отражает основную задачу этого психотипа – обретения человеком самостоятельности. К ней мы ещё вернёмся.

 

2. ОСЬ ВРЕМЕНИ И СУДЬБЫ. ЗЛО СМЕРТИ

ВРЕМЯ КАК ОСНОВА ПАМЯТИ И ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОГО МЫШЛЕНИЯ

 

Мировая ось (Axis Mundi), проходящая через священные горы и камни и само жилище человека, обозначает неизменный стержень времени, вокруг которого разворачивается круговорот жизни Вселенной. Повсеместный образ мировой оси дало суточное вращение звездного неба. Оно заставило выбрать точкой отсчета Полярную звезду.

Народы алтая считали её "столпом мира": монголы, калмыки — Золотым столпом; татары, киргизы, башкиры — Железным; алеуты — Солнечным. Финны, эстонцы, ненцы, чукчи называли Полярную звезду "небесным гвоздем", которой, подобно шесту, поддерживает твердь Небес. Буряты представляли Полярную звезду как колышек, вокруг которого на привязи ходят лошади-звезды,— и столп, на котором держится мир.

Таков же индийский индийский космический Столб скамбха, священные столбы кельтских и германских народов, а также жителей Канарских островов и отдаленных культур таких племен, как квакиутли (Колумбия) и нада (Индонезия). Эти столбы мыслятся центром и опорой мира.

 

Как дано время нам и как оно было дано древним людям? С христианских времен мы мыслим его линейным – направленным к окончательному преображению мира в Апокалипсисе, а потом – к цели истории. Но для древних оно мыслилось цикличным: оно не имело целенаправленности. Мировая ось – основа цикла времён, и слово цикл восходит к индоевропейскому корню ku, обозначающему ось (к нему же возводят наши слова: ось, кольцо и колесо).

Вращение небосвода породило аналогию времени с осью веретена. Отсюда образ нити времени и судьбы: которую прядут греч. мойры, рим. парки, скандинав. норны, англосакс. вирды, латыш. лаймы и рус. рожаницы, сопутствующие Роду; славян. богиня судьбы Среча.

Эту аналогию подтверждает родство слов "время" и "вертеть", "веретено", их и.е. корень wert- связан и с образом ограниченного отрезка пути в словах "веха" и "верста", и присутствует в слове верёвка, возвращая к образу нити времени. К этому корню восходит индийское понятие закона: vrata (рита), которое трактуется как установленный порядок и завещанный людям образ жизни. Как говорит гимн-загадка Ригведы:

"О двенадцати спицах – оно не изнашивается! –

Вращается колесо закона по небу.

На нем парами сыновья стоят: семь сотен и двадцать (дни и ночи)".

 

Веретено греч. мойры Ананке воплощает идею незыблемой оси мира: стержня и закона, на котором держится установленный миропорядок. (Этот образ тем более интересен, что на веретено сбоку похожа наша Галактика.)

А аналогию времени и ткачества также доносит родство слов ткать и сутки. В индийских брахманах космическим прядильщиком, ткущим дни и ночи напролет, называется Солнце — главное мерило времени для земледельцев: оно даже сравнивается с пауком. В тайском мифе по нитям спускаются на землю души людей.

 

Со времен науки Нового времени мы мыслим время бескачественным (уже натурфилософ Телезио утверждал, что только при однородности времени возможно повторение научного эксперимента: бескачественное время – основа опытной науки). Но древние его представляли как день и ночь, как время года, как календарь. Как переменчивая погода, один день и тем более месяц был не похож на другой: время обладало качеством. Повторяемость циклов закрепляло качества времени, и только осознание цикличности и качественности времени сделало возможным земледелие.

Наше внутреннее психологическое восприятие мыслит время качественным и цикличным. Сегодня дать представление о качественности времени и описать его разным может не только метеорология, но и астрология, неслучайно ставшая популярной: она способна описать процесс разворачивания его качеств.

Время как последовательность психологического, внутреннего, протекания жизни рассматривают философы Анри Бергсон (который ввел понятие психологического времени, как индивидуального, отличного от понятия времени в науке) или Николай Гартман. Время в науке дано извне – раз и навсегда, но психологическое время изнутри творится нами. Мы порождаем его как вместилище планируемых событий и заполняем его прошедшими эпизодами своей судьбы – что подтверждает аналогию времени с ткачеством. В этом смысле М. Хайдеггер писал, что прошлое творится из будущего. Цикличность времени образует повторяемость событий.

Прошлое и будущее – две условные координаты, на что обращал внимание уже Августин, говоря что реально есть только настоящее: "настоящее прошлого", "настоящее настоящего" и "настоящее будущего". Но настоящее есть не время, а вечность, к которой приближает нас религия и архетип истока – потому времени нет. Мы сами ткём его как свое осознание, определяя свою судьбу.

Время может идти медленнее и быстрее, согласно скорости нашего восприятия и мышления, и зависит от нашей внутренней способности вместить окружающую жизнь, от её наполненности и внутренней свободы – пустоты. Когда психике ничто не мешает, она пуста и способна вместить многое – время идет медленно. При невосприимчивости, оно летит стрелой. Психологическое время зависит от возраста: у ребенка оно идет медленно, у старика быстро. Смерть как конец судьбы поэтому – неспособность вместить настоящее и соткать пространство для будущего. Время нашей жизни вторично по отношению к внутреннему пространству.

Латинское слово "время" — tempus происходит от значения "тянуть": ему родственны наши слова утомлённый и тяжёлый (от "тяга"). Нам тяжело порой творить качества нашего будущего времени как качественность нашей судьбы, но ещё тяжелее ждать: ощущать, как длится время, без дела. Без событий мы чувствуем, что оно проходит мимо. Время есть фиксация нашего осознания, и в нем есть остановка, статика. Но в нашей власти преодолеть её действием. Время должно творить нашу жизнь. Оно должно становиться событием, мы должны ощущать его становлением.

 

Вращая ось времен или мировую гору в первозданных водах, индийские, центральноазиатские или японские боги творят свои Вселенные. То же делаем и мы. И само время иногда мыслится демиургом: иранский демиург – бог времени Зерван. Но он рождает не только доброго бога Орзмунда, но и духа зла Аримана.

Осознание времени есть также осознание смерти – отсюда параллель зла и времени, которое воспринимается враждебным человеку. Арабская мудрость говорит: "Человек — слуга времени, а время — враг человека."

Эта идея проявляется в образе китайского бога времени Тай-суя, который приносит несчастья и изображается с колокольчиком, улавливающем людские души, и секирой. Или индийского бога времени и судьбы Калы ("время"), символом которого является колесо, состоящее из дней и ночей года, поглощающих человеческие существования. Кала воплощает понятие времени как универсального закона, от которого зависят и частные судьбы. Он создаёт, хранит и уничтожает мир, и даже бог смерти Мритью является лишь его подчинённым. В одной из легенд Махабхараты человек вызывает на суд ужалившую его змею, виновную в его смерти. Но змея оправдывается тем, что она была лишь орудием Мритью, а тот ссылается на Калу, как истинную причину постигшей человека участи.

Время бесконечно, потому что оно порождено безграничностью Небес, и в этом проявляется его божественность по отношению к подчиненным ему смертным творениям. И происхождение судьбы, стоящей над человеком, также мыслится небесным. Во многих мифологиях судьба связывается со звёздами: у каждого человека в небе есть своя звезда, которая гаснет с его смертью, или со звезды на Землю приходит его душа и туда же она возвращается. Но время и судьба, хоть и являются небесными изначально, привносят в этот мир завершенность и смерть, а поэтому зло.

И потому народная этимология трактовала как "время" — хронос — имя греческого Кроноса, который пожирал своих детей, чтобы придать своему царствованию в этом мире незыблемую устойчивость. Время, фиксируя жизнь, уничтожает её. Таков закон этого мира, и это зло, которое невозможно исправить.

Бог Времени Зерван/Зурван, именем которого в Иране называлась планета Сатурн, также воплотил в своем образе идею о том, что именно время, в силу своей конечной природы, явилось причиной появления в мире зла. Он породил доброго и злого братьев — близнецов Ормазда и Аримана (Ахурамазду и Ангро-майнью). Злой брат Ариман зародился в тот момент, когда в душу Зервана закрались сомнения: не бесплодны ли его тысячелетние чаяния и сможет ли он породить того, кому передаст власть над миром? Подобных сомнений не могло быть у бога Неба, безудержно рассылающего энергию во все стороны и безразличного к своему творению, но Зерван не уверен в конечном результате как тот, кто понимает ограниченность своих сил.

Зерван обещал дать власть над миром тому из братьев, кто родится первым: он думал, что им будет первый задуманный им прообраз мира — Ормазд. Воплощающий в себе духовное начало Ормазд предугадал мысли отца и рассказал о них брату. И первым на свет появился Ариман, так как воплощается сперва конечное как фундамент и основа. Он наполнил мир злом, исправить которое призван Ормазд. Ормазд, несущий в себе бесконечность, создаст другой мир, а этот по природе конечен и потому обречен на гибель.

В силу земных ограничений образ зла связывается и с самой Землей. В мифе кондов Земля Тари Пенну воплощает физические ограничения и принцип зла в противовес супругу-Небу Бура Пенну; в образе греч. Кроноса/Хроноса бог земли (а в народной этимологии – времени) проглатывает своих детей. Устрашает облик индийской матери-земли Кали – жестокой исполнительницы земного закона, окутывающей мир тьмой в конце времен со своим супругом-разрушителем Шивой. Богом смерти был древний египетский бог земли Акер.

 

Время – основа осознания внутренней длительности нашей жизни и судьбы. Мы считаем, что мыслим и осознаем себя: осмысливаем жизнь и рефлексируем мысль – во времени, так как нам важна сама последовательность этого процесса, которую и воплощает время. – Хотя этот последовательный способ восприятия себя как потока ассоциаций мысли и восприятия (Юм) – не единственный: изначало, сама жизнь воспринимается вне времени, в вечности (о чем говорят образы и мифологемы архетипа истока). Философы ставят задачу показать, как мы это делаем.

Подробно описывает диалектику времени и мышления – и содержащееся в нем зло – представитель психотипа Козерога Жиль Делёз. Привычную нам, инертную в своей последовательности мысль Делёз оценивает как "крик глубины", в более же здоровом варианте она должна принадлежать поверхности (т.е. спонтанно проявлять актуальность сиюминутого). В "Логике смысла" звучит мысль о ПОВЕРХНОСТНОСТИ ЭОНА (вечности, аналог которой Делёз находит в ленте Мёбиуса) по сравнению с глубиной Кроноса (под которым Делёз подразумевает Хронос – время). Сиюминутное настоящее, в котором мы пребываем "здесь и теперь" и через которое воспринимаем вечность – проявляется как поверхность (можно вспомнить Ницше: кто глубоко заглянул в мир, понимает, какая мудрость заключается в том, что люди поверхностны"). Хронос же, понятие времени как привычное нам настоящее, прошлое и будущее, у Делёза предстает как "крик глубины" – из которого надо выбраться: глубина, не вынесенная полностью на поверхность, видится разрушительной. "Событие несет в себе нечто избыточное по отношению к его осуществлению: что опрокидывает миры, индивидов и личности в глубину основания, которое деформирует и растворяет их". – Здесь видна близость этого архетипа стихийности первых двух, но и стремление от них отмежеваться.

Настоящее видится в трех формах: настоящее низвержения в глубину и настоящее осуществления в формах (их можно сопоставить с "настоящим прошлого" и "настоящим будущего" Августина). А настоящее Эона, представляющее мгновение ("настоящее настоящего" Августина), "вдруг", настоящее чистого спонтанного действия Делёз называет "настоящим контр-осуществления", которое не дает прошлому сомкнуться с будущим и уничтожить друг друга. Эон выступает как граница и как пустая форма времени, как линия, на которой осуществляется событие, не заполняя её, как игра истинности, но и недостаточности события и как Событие всех событий.

Правда, через эту книгу видна и слишком ведущая роль психоанализа в современной западной мысли. В рассуждении о мысли, её выходе на уровень "поверхности" Эона ключевую роль играет Эдип. "Трещину мысли" Сартра  (мысль как чистое отрицание – разделение на части целостности бытия) и саму линию мысли Делёз видит как "след кастрации". "Мысль является метаморфозой пола, а мыслитель – метаморфозой супружеской пары". "Если верно, что мыслитель глубины – это холостяк, а депрессивный мыслитель мечтает расторгнуть помолвку, то мыслитель поверхности женат и размышляет о проблеме супружеской пары". Фантазму отводится позитивная роль, ибо он "возвращает все на новую плоскость чистого события", которое "вписано в плоть и тело вместе с волей и свободой".

За психоаналитическом подходом в философии видна попытка опереть мысль на её телесные основания. Будущее за тем, чтобы мы ЧУВСТВОВАЛИ, как мы мыслим,– это сфера экологии мышления, потребность в которой растет с ростом болезней, связанных с интеллектуальным образом жизни. Но как мы видели в предыдущих архетипах, их тематика отнюдь не сводится к сексуальности, и она изначально намного глубже её, хотя Небо и Земля проецируются на образ супругов.

 

3. ПРЕДКИ, ПРЕДОПРЕДЕЛИВШИЕ

СУДЬБУ И СМЕРТЬ

 

Своей становилась та земля, где были похоронены предки, которые навсегда оставались её хранителями (в раннеземледельческих поселениях их хоронили под полом дома). Кости убитых животных начали хоронить раньше умерших людей, и в этом смысле они оказались предшествующими человеку хранителями земли. Наиболее универсальный общечеловеческий тотем – медведь: исконный хозяин пещер, в которых стало жить человечество. Следам повсеместного поклонения медведю – 150-100 тыс. лет[6]. Его образ сохранился в названиях звёзд Большой и Малой Медведицы, и тогда созвездие Большой Медведицы действительно походило не на ковш, а на могучего зверя. Небо виделось древним подобным огромной черной пещере, в которой ночью обитал весь мир, как люди – в жилище медведя.

Но воистину родной стала для человека та земля, которая хранила прах его родственников. Память об умерших делала их основоположниками рода, а актуальность их почитания переносила на них образ творца земли-родины. Память об их смерти стала основой памяти о себе – и память о смерти связана с корнями самосознания, отчего религии и сегодня используют её как точку отсчета.

Примеры таких богов – славянский прародитель-Род, хранивший землю и дома наших предков; или Веста, хранительница римского народа и пламени очага. Ритуалы весталок восходят к тем незапамятным временам, когда добыча огня была трудоёмким делом и потухание пламени костра действительно грозило племени бедой. Но пламя Весты дожило и до наших дней: оно преобразившись в вечный огонь на кладбище, горящий в честь павших защитников своей родины.

Первопредок воплощает практический опыт людей и навыки выживания, некогда предельно важные (сейчас насчитывают 20 видов первобытных людей, из которых выжил один). Этим он предопределяет их судьбу. Люди охотятся потому, что он изобрел копьё, и умирают потому, что первым умер он (так, про индийского первопредка Яму говорится, что он “открыл путь смерти", обустроив для людей подземный мир так же, как и земной).

Что такое судьбы, вокруг которых разворачивается действо шумерской мифологии? Энки создает судьбы ме как  записанные на табличках профессиональные навыки "плотничество, медничество, ремесло грамотейное, кузнечное дело, шорничество, стирку-мытье, построение домов, тростниковых циновок плетение"[7], а также все присущие людям осознаваемые их качества — и хорошие, и плохие: "доблесть, могучесть, праведность, неправедность, ограбление городов, плач, сердечная радость, разумение, познавание, молчание благоговейное, ссоры зачинание, победные кличи, совет, обсуждение, решение, произнесение закона, рук трудом утомление, семейственность, потомство" и т.д. Поэтому слово судьбы также переводится как сути: все способы деятельности человека, на которые опирается его земное бытие.

Судьбу определял и славянский прародитель — великий бог Род, и бог судьбы Суд. Слово суд происходит от индоевропейского son-dh — "со-деянное". К корню этого слова dhe восходят русское: дело, латинские: fundus — "основа" (откуда — фундамент) и facere — "делать" (откуда — факт). То же происхождение имеет английское sooth ("сущая правда"). Эти этимологические параллели говорят о фундаментальности этого архетипа: ставя задачу в опоре на факты докопаться до истины.

В санскрите son-dh преобразилось в сама-дхи: окончательное состояние блаженства, как правило, посмертное. А через слово синтез (греческое syn-thesis) этот корень связан с именем богини правосудия Фемиды (Themis).

Мудрость первопредка, определяющего судьбу, подчеркивает его облик старца: армянский длиннобородый Бахт ("судьба"); индейские старики-прародители Напи, Ицамна, Шиутекутли; почитаемый по многих африкан. племенах прародитель Лезу и др.

Поклонение предкам не как богам, а как умершим культурным героям, давшим людям определенные навыки, оказывается очень стойким. Так ещё в прошлом веке китайский император приносил жертвы духу Конфуция, создателя морального закона Китая. Разновидность такой религии сегодня являет почитание великих людей и детальная разработка судеб известных исторических личностей в литературе и искусстве.

 

Впоследствии понятие судьбы обретает самостоятельные персонификации – тесно связанные с образом смерти, как и понятие времени. Так название греческих мойр и германских норн связано с тем же корнем mor/ner, что и мёртвый.

Умирая, человек свершает свою судьбу, отсюда параллель понятий судьбы, времени и смерти. Египетский бог времени Нехебкау ожидает человека у врат смерти. В шумеро-аккадской мифологии увидеть свою судьбу означало умереть: персонификация судьбы Намтар являлась человеку в час кончины, как посол богини смерти; владыка судеб Энмешарра ("господин всех ме") повелевал подземным миром. Древнеараб. богиня судьбы Манат ("судьба, смертный рок") – хранительница могильного покоя, она и богиня возмездия. Этрус. богиня судьбы Нортия изображались с крыльями и гвоздём в руке, ежегодная церемония вбивания которого символизировала как ещё один прожитый отрезок времени, так и неотвратимость рока.

 

Вопрос исполнения судьбы был важен для стоиков, как говорил Сенека: "Судьба желающих ведёт, нежелающих тащит". Сегодня, после двухтысячелетнего периода христианства, утвердившего понятие свободы воли, понятие судьбы ушло на периферию мировоззрения, оно перестало восприниматься философским, и вопросы судьбы больше рассматривает индивидуальная психология.

Проблема смерти остается философским вопросом, и тождество смерти и судьбы резонирует с философской идей, что человек не столько боится смерти, сколько не своей смерти (как об этом писал наш философ Г. Бревде). Он хочет исполнить свою судьбу до конца.

В этом – и философское решение проблемы старости. Её не было для древних: старость мыслилась вершиной судьбы, свершений человека, и мало кто отречется от прожитой жизни. Старость почиталась как мудрость (кроме образов мудрых первопредков, позволивших К.Г. Юнгу говорить об архетипе мудрого старца, об этом повествуют многочисленные сказки). Наше время философски проблематизирует понятие старости, потому что старость, как и смерть, выпадает за рамки социального, ныне "подросткового" сознания общества, как то, что не только не вызывает уважения, но чего как бы и нет.

Древность архетипа судьбы, его близость к первым двум архетипам, тесно связанным с понятием духовности и творящей мысли, раскрывает роль старости как времени духовных и интеллектуальных озарений. Есть исследования, что ассоциативные связи нейронов легче строятся у пожилых людей.

В мифах боги-предки уходят на покой, в страну умерших (как индийские питары – "отцы", пирующие с Ямой), их сменяет громовержец, персонифицирующий динамику общества. Но ушедшим на покой людям остается внутренняя жизнь. Неслучайно в индийской культуре сохранилась идея 4-х возрастов: после ученичества и активной жизни домохозяина, ещё два возраста символизируют отшельничество и отрешенность от мира, которое подытоживают жизнь и обозначают более высокую её ступень – перехода от бытовой повседневности к откровениям её тайн.

Этому препятствует неэкологичный образ жизни современного мира, когда старость практически всем приносит проблемы здоровья, и растворяется в них. Более того, многие люди просто не успевают дожить до старости, нездоровье настигает их до естественной реализации их жизненных планов – до исполнения их судьбы: внутренних задач, которые приносят удовлетворение. Понятие судьбы предполагает, что у каждого есть такие задачи, реализующиеся ныне большей частью бессознательно. Выявить их далеко не всегда помогает психология, специализирующаяся на социальной адаптации. Следует понимать, что социальная реализация отличается от исполнения своей судьбы (это два разных архетипа). Решение проблем экологии и здоровья возвращает современному миру понятия старости и судьбы.

 

4. СОТВОРЕНИЕ ЛЮДЕЙ.

ЛИЧНОСТЬ ВЫШЕ ОБЩЕСТВА

 

Человек возвращается в землю – а, значит, она и была его матерью. Отсюда родство слов “homo” (человек) и “humus” (земля, перегной) и многочисленные мифы о происхождении людей из земли.

Эту идею иллюстрируют образы австралийских тотемных предков, которые, «утомившись» и завершив свой путь, спонтанно превращаются в скалы и холмы, а также деревья и животных (тотемы); группы камней — следы их жилищ: здесь миф смыкается с реальностью. Широко распространен мотив о превращении человека в камень, что равносильно смерти (в сказках часто временной, предполагающей возможность оживания). У многих народов сохранились ритуалы соприкосновения со священными камнями ради зачатия.

Очевидность этой логики связи человека и земли подкрепляется культурой земледелия. Ее хорошо иллюстрирует образ индейской матери маиса Иятику, живущей в подземном мире Шипап, где обитают до рождения младенцы и куда люди возвращаются после смерти.

Но прежде всего мифы о сотворении человека, которым вершат первопредки и боги земли, ставят акцент на развитии его навыков и инструментария. Подобно инструментам, люди возникают из камня и дерева; или глины (что отражает гончарный процесс); или возделываемых ими злаков (маиса в индейском мифе) – и это показывает тесную связь представлений человека о себе с его производительной деятельностью.

В мифологии именно богам земли обычно выпадает миссия сотворения человека.

Лепит первочеловека из глины египетский бог земли Геб, от имени которого происходит название Египта. Шумер. Энки ("владыка земли") лепит людей из глины подземного океана, где кроются божественные судьбы ме, чтобы они трудились на богов и кормили их жертвами. Под судьбами ме ("сущности", "сути") понимаются черты характера и профессии. Подобно ему, творит людей из глины и распоряжается их судьбами аккадская богиня-мать Аруру или индейский предок Напи ("старик"). Праотец инков Уиракоча вытесывает людей из камня, давая каждому народу для жизни его территорию.

Мифы впервые утверждают, что человек не только рожден, он сотворен во внеприродном процессе: и его память о себе, его сознание опирается не на отражение окружающего мира, но на сотворенное им. Это напоминает, что до того, как стать разумным (homo sapiens), человек стал умелым (homo habilis), создав первые инструменты,– на что повлияло прямохождение, освободившее руки. Камни-рубила и палки-копалки были первыми носителями опыта и памяти человека о себе, его сознания самоиндентичности. Поэтому орудия труда для древних, а порой подсознательно и для нас, обладают магическим характером и действием. "Вера в волшебную силу, заключенную в орудиях труда, инструментах или оружии, распространена по всему миру"[8],– заключает Э. Кассирер.

Получается, что человек творит себя сам. Сейчас популярна скульптура: где человек вытесывает себя из камня (например, в Делийском современном храме Акшардаме, но есть примеры и в Европе). Но творит человека не мысль – это зона общечеловеческого разума, и недаром Анри Бергсон полагает, что она коренится не в мозгу, мозг – лишь инструмент её выбора. Как бы хорошо человек ни мыслил сегодня, завтра не это может помочь ему, а его практика, оставляющая следы в его жизни и его теле.

Наиболее развернутый и осознанный процесс деятельности – это земледелие, что отражает индейский миф. В эпосе "Пополь-Вух", который называют "индейской Библией", боги в желании создать людей, которые бы их почитали, сначала сотворили природу и животных. Потом, убедившись в своей ошибке и в том, что человек должен быть создан как-то иначе, они лепят его из глины: но глина расплывается, и человек не может проявить необходимую для жизни активность: он не стал ходить и размножаться. Тогда боги сделали людей из дерева — но те, хоть и рождали себе подобных, не имели ни разума, ни души: "они не помнили свою создательницу и творца и бесцельно блуждали на четырех ногах". Для уничтожения неразумных созданий был послан великий потоп — а новых людей боги создали из маиса: "Они нашли пищу, и она вошла в плоть сотворенного человека и стала его кровью." Земледельцы, ставшие возделывать маис после отступления ледника, стали вершиной творения богов, которым те остались довольны. В людях, работающих на земле, возникло божественное сознание, и они стали почитать своих создателей.

В шумерском мифе люди создаются с определенной целью: трудиться на богов — и здесь сотворение людей предстает неотделимым от труда. Поначалу боги работали сами, но потом, устав вручную рыть каналы для земледельческого орошения почвы, стали роптать на жизнь. И праматерь Намму, вняв мольбам своих детей, предложила создать того, кто бы их заменил, возложив на него бремя богов по благоустройству земли.

Сотворение людей из глины, дерева, маиса, камней, первых инструментов – позволяет увидеть самоосознание как формирование памяти о себе через следы своей деятельности, инструментарий и предмет труда.—

Это отражает концепция происхождения человека разумного в процессе труда и создания инструментария развита Ф. Энгельсом. Кроме неё, рожденные близ зимнего солнцестояния философы разрабатывают концепции самостоятельности личности, независимой от общества, которая может деятельней и сильнее его (практический гуманизм А. Швейцера и Вивекананды, анархизм П. Прудона, ризома и номадология Ж. Делёза).

"Личность — мой лозунг. Я стремлюсь формировать личности",— говорил индийский религиозный деятель-Козерог Вивекананда. Он первым из проповедников приехал на Запад распространять неведомое там прежде учение Востока — а потом вернулся в Индию с западной идеей активного служения человечеству. Видя идеал личности в духовной отрешенности, он одновременно проповедовал идеи "мужественного индуизма", стремясь преодолеть "моральное бессилие" религии изменить общественную жизнь. Индийскому кастовому мировоззрению он предложил теорию четырёх стадий социального прогресса: до активной позиции в мире последовательно возвышаются жрецы-брахманы, феодалы-кшатрии, торговцы-вайшьи и рабы-шудры — и в результате все люди обретают свободу личного духа.

Более высокой инстанции, чем сама личность, нет. Для неё нет закона судьбы выше, чем её собственное внутреннее предопределение. Это близко анархизму, присущему данному психотипу: к нему принадлежит теоретик анархизма Прудон. Анархия — это в идеале высокая степень ответственности личности за себя и ту часть материи, за которую она способна отвечать. И в этом смысле, прав революционный лозунг: "Анархия – мать порядка".

Можно вспомнить анархическую эпистемологию ещё одного представителя данного психотипа, Поля Фейерабенда: автономия разных сфер мысли, развиваясь, подводит к тому, что знание одной сферы может быть интегрировано другой – и это может дать скачок знания вперед. Фейерабенд отмечает, что никакой метод последовательно не приводил к открытиям – они совершались скорее вопреки принятым методам. И это неудивительно, если вспомнить первые два архетипа – хаотическое начало самой жизни и анархическую мысль небесного творца. 

Суть анархизма – не в стихийной свободе, но в самостоятельности личности, которая всю ответственность за окружающее берет на себя. Этим она ставит себя выше предустановленных законов общества.

Пути такой свободы личности от общества: мировоззрение освобождения личности из-под любого единовластия и анархичности её поведения ради автономности её существования – нащупывает представитель этого психотипа Жиль Делёз в образах ризомы (луковицы, размножающейся корневищами): автономии разных путей в противоположность стволу – единой линии развития – и номадологии: спонтанной экспансии (кочевников-номадов), а также шизоанализа жизни и мысли не по заранее установленным правилам.

Ризома – это корневище подземного стебеля, разрастающегося во все стороны. Этот образ выражает ратование за распространяющееся вширь многообразие небольших идей в стиле пост-модернизма, вместо высоких стволов великих идей – макронарративов, которые способствуют подчинению общества единой идеологии, что открывает двери фашизму (идеи Лиотара). По Делёзу, древовидная парадигма с ориентирами на порядок-логос, на идею – основа политической власти. Её развитие предзадано, и сама её предопределенность дает возможность управлять людьми. Ей противопоставлен клубень, который может развиваться куда угодно и принимать случайным образом любые конфигурации. Делёз пишет: «У многих людей в голове растет дерево, но мозг сам по себе является больше травой (дерном), чем деревом, и за травой всегда последнее слово». Если упорядоченной структуре соответствует образ мира как Космоса, то ризоме — “хаосмоса”.

Образ кочевников-«номадов» также подчеркивает преимущество спонтанного над предзаданным (игры го над шахматами). Это исторический прототип парадигмы корневища. У кочевника нет места, он не имеет истории: прошлого и будущего, но охватывает географию: так ко­чевники-номады произвольно растекаются по широкой территории. Их мышлению присущ не линейно-исторический, но синхронный срез постижения в моменте. Номадическое мышление противостоит принятым структурам мысли, которые служит социальной власти, оно избегает их и ускользает из-под этого порядка, не наследуя того инструмента, с помощью которого им можно бы было управлять.

Суть "шизоанализа" – высвобождение потоков желаний из структуры привычных представлений субъекта, чтобы вернуть человека из мира отчуждения с его властными структурами в русло естественной жизни. Капиталистическое производство нацеливает на удовлетворение потребностей тела и его органов, превращая человека в «машину желания». Делёз вводит понятие "тела без органов" — пространства мысли, в котором кочевник-мыслитель путешествует свободно, в результате своих поисков достигая новой земли и “новой человечности”. «Шизофренический» заряд в науке и искусстве — разрушение устоявшихся представлений. «Шизофрения» как раскол устойчивых структур противостоит «паранойе» как постоянному повторению, хождению по кругу. Шизофренический стиль жизни есть подлинная революционность: его цель – формирование людей, дистанцирующихся от форматированного сознания общества. Личностей, разум которой укоренен не в сложившемся обществе, а в более широкой жизни.

 

5. ЦИКЛИЧНОСТЬ ВРЕМЕНИ – ОСНОВА ЗЕМЛЕДЕЛИЯ.

ОБРАЗ ЗОЛОТОГО ВЕКА КАК ОБРАЗЦА ВРЕМЕННОГО ПОРЯДКА

 

Есть некий мыслительный парадокс в том, что именно среди предопределенных законов личность чувствует себя свободной: они создают ориентиры внешней стабильности бытия, и именно в опоре на их становится возможным реализовать желаемое.

Так в древности осознание циклов времени стало основой земледелия, решив проблему выживания рода. (Поставили её похороны людей в своей земле, развившие память об умерших. Сегодня эта проблема актуализируется через обостренное внимание к вопросам выживания, здоровья и долголетия. Если средний возраст послевоенного поколения – меньше 60-ти лет, то родившиеся после 2000-го года, по статистическому прогнозу, доживут до 90.)

Осознание смертности и развитие практических навыков вело к все более целенаправленному решению проблемы выживания рода, прежде всего сохранению запасов (древние люди стремились сохранить все, что можно – и бережное отношение праевропейцев к шкуре и костям мертвых зверей 60 тыс. лет назад привело к тому, что каменные рубила сменили более удобные костяные орудия; а шкуры животных снабдили их тёплой одеждой, позволявшей активно жить весь год.).

Долгое время задачу выживания решала сознательная память о навыках предшествующих поколений: почитание предков. Но наиболее радикально проблему пропитания человеческого рода решило земледелие, связанное с оседлостью и образом своей земли.

Шумерский остров Дильмун, откуда все началось — мир небытия:
"...Там девушка не умывается, водой из окна не плещется,
Там перевозчик: "навались!"— не кричит.
Там певец песнопений не распевает...
Нинсикила Энки, отцу своему, так молвит:
"...Вот дал ты мне город, а что мне в твоем дарении?
В твоем городе нету воды в каналах!
Его колодцы с водою горькой
не дают расти зернам-злакам на полях, в бороздах, на нивах!"
[9]

Здесь отчетливо проявлена идея земледелия и воды как основы жизни. Город мертв, пока в нем не появилось одушевляющее начало активной деятельности. По просьбе своей дочери-жены Энки заменяет горькие воды первозданного моря на пресную воду земли: и вместе с возможностью земледелия возникает жизнь.

 

Основой земледелия стало осознание времени: наблюдением за сезонными циклами. Цикличность времени как основу земледелия отражает имя японского бога урожая О-Тоси, которое значит "год" и "жатва". Греческие богини времён года оры (от horos "время"), дочери олицетворяющей закон Фемиды, символизируют фазы созревание плода. Имя семитского превопредка и "отца лет", бога времени и земледелия Илу связано с корнем '(i)l: "существовать, жить".

Так Небо действительно стало играть для людей роль твёрдой и прочной опоры. Земледелие основывалось на повторяемости природных процессов. Оно побудило людей обратить внимание на циклы времени, связанные с небесными светилами, и создать календарь, сделавший понятие времени материально ощутимым.

Выделение периодов времени составляет основу знаний о предопределенных законах бытия. Расчеты движения небесных тел были первой наукой. Они создали математику, которая сегодня считается наукой наук и наиболее чистым, объективным и беспристрастным знанием. Греческое слово mathesys, от которого происходит слово математика, обозначало астроногические расчеты. Таким образом, строгое, научное знание возникло ради решения проблемы выживания. Оно получило развитие в мире, верящем в законы предопределения, способствуя осознанию судьбы и её улучшению.

 

Представление о возникновении земледелия, основанного на законе циклов времени и практически решившего проблему выживания рода, было столь важно, что породило образ изобилия Золотого века, связанного с земледельческими богами (рим. Сатурн: “сеятель”, которому посвящались сатурналии, напоминавшие о золотом веке, или греч. Кронос, от koros: “сытый”, а в народной этимологии от хронос: “время”).

По одной из греческих легенд, Кронос, примирившись с Зевсом, правил на островах блаженных. Основной чертой золотого века была сатурнианская неизменность: это был образ стабильного земного мира, который полностью подчинялся незыблемому закону предопределения, а потому существовал в гармонии с природой и самим собой, не подверженный разрушительным переменам. Он был лишён неожиданных бедствий — но, конечно, и развития. Гесиод описывает его так:

"Жили те люди, как боги, со спокойной и ясной душою,
Горя не зная, не зная трудов. И печальная старость
К ним приближаться не смела... А умирали
Словно объятые сном...Большой урожай и обильный
Сами давали собой хлебодарные земли..."

С золотым веком связан и Сатурн, земледельческий бог древних римлян, имя которого можно перевести как "сеятель". И 17 декабря, в то время, когда семя спит, готовое к посеву, римляне, чтобы оно не погибло, устраивали праздник в честь Сатурна. Это был карнавал, доживший до наших дней в виде новогодних праздников маскарада. Во время римских сатурналий и греческих кроний слуги и господа менялись местами, вспоминая доисторическое время всеобщего равенства и процветания в только что возникшем мире, когда ещё ничто не нарушало впервые установленных законов мироздания. Переодевания сатурналий предполагали, что после нарушения порядка жизни и зимней разрухи всё вернётся на круги своя. Само слово "карнавал" ("carrus-navalis"), сегодня связываемое с Новым годом, обозначало колесницу-корабль Солнца, которое должно было возвратиться к людям.

Поскольку Сатурн фиксировал столь важную веху жизни земледельцев, его стали считать богом времени, как и Кроноса. Так, по мнению одного из римских авторов, Сатурном он стал потому, что "насыщался годами". Действительно, латинское satur означает также "сытый"; оно родственно русскому суть"— и в русском языке слова есть ("существовать") и есть ("питаться") тоже совпали неслучайно. В мифологеме Сатурна, описывающей материальную суть жизненного процесса — связанную с неизменным законом времени — речь идёт о самом существовании. Так как Сатурн ведал материальным обеспечением жизни, в его храме римляне хранили государственную казну.

Этрусский родственник Сатурна Сатре — также божество изобилия золотого века. И греческие весёлые демоны козлоногие сатиры связаны с тем же корнем "семя, сеять", что и Сатурн (образ козла ассоциировался с плодовитостью).

 

Золотой век – образ начала времен, первый образ памяти о прошлом (начале земледелия), обращенный к идеалу (будущего). Образ золотого века есть в вавилонской, индийской, иранской, иудейской, греко-римской, этрусской, скандинавской, ацтекской и других мифологиях развитых земледельческих культур. В менее развитых обществах поиск этой мифологемы более проблематичен (Е.М. Мелетинский считает, что, например, в австралийской мифологии его нет[10], хотя и там доисторические «времена сновидений» отличаются охотничьим изобилием).

– В нынешней культуре образ такого временного старта дает понятие "осевого времени" у К. Ясперса: складывание культуры, в которой мы живем доныне. Неслучайно оно использует мифологический образ оси времен.

 

Золотой век рисуется как соответствие изначальному порядку: плану, по которому мир сотворен. В нем все предопределено раз и навсегда. Повторяемость закона времени для человека полезна, и он ритуалами поддерживает осознание столь жизненно важной для него цикличности. Для древних завершение цикла: прежде всего солнечного года – было вехой, кладущей конец бедам и ошибкам прошлого и возобновляющей творение заново, как показывает М. Элиаде[11]. Неслучайно в древнем Вавилоне во время церемонии празднования Нового года произносилась поэма о сотворении мира ("Энума элиш"), где воспроизводилась битва между Мардуком и Тиамат: "Да продолжает он поеждать Тиамат!" – восклицал жрец, и это обозначало гарантию победы над Хаосом изначального порядка. Ближевосточный козел отпущения, уходящий в лес в конце старого года, также символизировал освобождение от прошлого.

У славян и балтийцев были популярны новогодние обряды тушения и зажигания нового огня (сегодня их рудимент – зажигание новогодней ёлки). Славянскому Карачуну, божеству зимней смерти природы, близкому богу-предку Чуру, посвящался обряд сжигания полена как символа уходящего года и растопки нового огня

Древнеиндийский ритуал овладения территорией требовал возведения жертвенника богу огня Агни. Ведические тексты добавляют, что "алтарь огня есть год", что символизирует 360 кирпичей его ограды. Ацтекский бог домашнего очага Шиутекутли ("владыка года") связан с временем и землёй, что показывает зажигание огня очага – символ овладения территорией и начала нового цикла времени.

  

6. Повторяемость явлений как понятие закона.

МЕХАНИКА БЫТИЯ

 

Сегодня повторяемость явлений – основа законов науки. Она делает её полезной, и ученые данного психотипа (И. Ньютон, И. Кеплер, Ш. Монтескье) мыслят сквозь призму механицизма и предопределенности.

Утверждая, что идеи ему диктует сама природа, Ньютон говорил: "hypotheses non fingo (гипотез не выдвигаю)"— подчеркивая закономерность и материальную предопределенность своих идей. Законы Ньютона очень просты, но они позволили ему настолько продвинуться в описании мира, что он сказал: "Было бы желательно вывести из начал механики и остальные явления природы". Выявление законов предполагает детерминизм.

Аналогичным образом основоположник "позитивной философии", находяшей методологический идеал в естественной науке, Конт формулирует идеал своего учения: "Совершенство, к которому постоянно, хотя и весьма безуспешно, стремится позитивная система, заключается в том, чтобы представить все наблюдаемые явления как частные случаи одного общего факта: как, например, тяготение"[12].

Такое сведение многообразия явлений к единой закономерности Конт связывает с возрастом – и это напоминает о мудрости мифологических предков: "Не вспомнит ли каждый из нас, оглянувшись на свое собственное прошлое, что он по отношению к своим важнейшим понятиям был  т е о л о г о м  в детстве,  м е т а ф и з и к о м в юности и  ф и з и к о м  в зрелом возрасте?"[13]

Зрелость (старость) стремится к определенности, восприятию изучению закономерности явлений. "Человеческий рассудок теперь настолько созрел, что мы предпринимаем трудные научные изыскания, не имея в виду никакой посторонней цели, способной сильно действовать на воображение, вроде той, которой задавались алхимики. Наша умственная деятельность возбуждается одной надеждой открыть законы явлений."[14]

Подобных же взглядов придерживался представитель психотипа Козерога Монтескье, согласно которому Бог сотворил Вселенную по объективным законам материального мира, и задача философии — познать эту механику:

"Непрерывное существование мира, образованного движением материи и лишенного разума, приводит к заключению, что все его движения свершаются по неизменным законам, и какой бы мир мы себе ни вообразили вместо существующего, он все равно должен был бы или подчиниться неизменным правилам, или разрушиться"[15].

Козерог Кеплер, который был не только математиком и астрономом, но также и астрологом, предложил науке концепцию "гармонии мира": согласованное действие невидимых лучей идёт от звездных тел на землю, влияя не только на планету, но и на души людей. Он мыслил предопределенными все земные события.

Но незыблемая предопределенность законов материи не мешает этому психотипу утверждать данную как факт свободу духа (в этом проявляется разнесенность начал, заложенная предыдущим архетипом отделения Неба от Земли). Как говорит об этом Монтескье:

"Как существо физическое, человек подобно всем другим телам управляется неизменными законами; как существо, одаренное умом, он беспрестанно нарушает законы, установленные Богом, и изменяет те, которые сам установил."[16]

Уже Цицерон, родившийся в этом знаке, противопоставлял распространенному в его дни стоическому фатализму идею свободы воли. Абсолютную свободу воли утверждал представитель того же психотипа Ренувье (хотя опирался на позитивизм, ставящий во главу угла науку, то есть детерминистический подход, и его учение послужило основой созданию "второго позитивизма" – эмпириокритицизма).

Идея предопределения может приводить к выводу, согласно которому никто не должен винить себя в совершенных поступках, сколь бы преступны они ни были. Событие обусловлено рядом факторов, и внешних, и внутренних, в нем все эти факторы сомкнулись в единую точку, дав возможность материальной реализации подспудных процессов: было вызвано к жизни только то, и всегда происходит именно то, что должно было произойти и что не могло не произойти. И в этом всеобщем предопределении оправдано и можно дать всем анархическую свободу.

За самостоятельную позицию и свободу личности в науке ратовал американский философ Фейерабенд, выдвигая методологический принцип "эпистемологического анархизма". Согласно ему ученые должны стремиться создавать теории, альтернативные существующим: что будет способствовать их взаимной критике и ускорит развитие науки. При этом теории останутся несравнимы и несовместимы друг с другом в том смысле, что одну нельзя будет свести к другой и оценивать с позиции другой, поскольку каждая устанавливает свои собственные нормы и термины. Видя в науке одну из форм идеологии, Фейерабенд требовал для неё той же свободы индивидуального творчества, которое свойственно мифу, искусству или магии, и считал естественным предоставить всем этим направлениям, науке и религии одинаковые права в общественной жизни, отделив их от государства и политики.

  

7. ПОДДЕРЖАНИЕ ЖИЗНИ СВОИМИ РУКАМИ И ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ.

ПРАГМАТИЗМ

 

Осознавая законы времени, человек в процессе земледелия берет на себя функции, которые ранее исполняла природа. Он неслучайно стремится каждый год вернуть мир к предустановленному порядку времени ритуалами зажигания нового огня. В мире, где всё сотворено и поддерживается своими руками, действует закон "дашь на дашь": чтобы получить, нужно отдать.—

Этот принцип, создающий устойчивость нашего существования, был научно обоснован как закон сохранения энергии (Г. Спенсера).

Человек считает своим долгом помочь плодородию земли: так возникла идея жертвоприношений. Новогодний карнавал становится жертвоприношением для поддержания сил слабеющего солнца. Это ещё раз подтверждает связь этого архетипа со смертью и принципом ограничения.

Семитский Илу приносит в жертву земле своего сына Молоха ("царь"), которому люди, по примеру своего бога, тоже стали приносить в жертву детей. Отголоском такого жертвоприношения может быть образ пожиравшего младенцев Кроноса. У кондов, чтобы увеличить плодородие земли Тари Пенну, после ритуальных молитв в клочья разрывали раба и разбрасывали части его тела по полям. В Риме во время зимней консервации зерна совершалось жертвоприношение в честь Сатурна (сатурналии, конец которых посвящался богине Ангероне с запечатанным ртом в честь тех, кто безмолвно терпит страдание) etc.

Впоследствии человек нашёл возможным поддерживать ресурсы материального мира другими способами, хотя до сих пор не обрёл уверенности в завтрашнем дне: чтобы жизнь не замерла, бог упорядоченного мира требует жертв.

Мы сегодня видим, что древние люди переусердствовали, ставя цель выживания: достаточно просто трудиться, жертвы не нужны! Это лишь одна из 12-ти архетипических задач. Но понимаем ли мы это сегодня? Или также вкладываем все силы в прочность созидаемого нами, забывая обо всем остальном? Нет ли у нас сегодня того же перекоса, как и у древних людей?

Ставя задачу самообеспечения, автономного от неожиданностей природы, человечество обретает фокус цели и смысл существования. (Можно задаться вопросом: каков смысл нашей жизни? И в целом он сведется к ответственности за свою жизнь, обозначенную древними.) Это сужает восприятие до практических нужд, но способствует самоосознанию. Люди сознательно ограничивают свою жизнь способом жизни своих предков, и память о прошлом помогает сохранить навыки и инструментарий, которые потом становятся основой культуры. Фиксируя своё место на земле, человек терят широту природных способностей – но обретает себя самого.

И ныне человечество постоянно накапливает запас возможностей, создавая фундамент будущей жизни. Но из ничего ничего не берется: оно заботится о будущем за счет настоящего, и в этом зло. По сравнению с птицами, которые не пашут и не сеют, мы действуем больше, чем это необходимо, и оттого не живем жизнью настоящего. Таков закон судьбы человеческого рода, который предначертали нам наши предки. Исполняя этот закон, мы сможем выжить на этой земле, как они,— и как они, будем умирать. Пока мы помним о прошлом, мы остаемся на месте.

И наше современное осмысление мира во многом построено на утилитарном принципе практического действия: оно сужает мир, поскольку направлено к определенной цели. И. Кант видел целеполагание априорным для нашего сознания (хотя в самой природе его нет). Если мы не знаем: "Зачем?"— мы перестаем понимать, что мы делаем. Наше осознание себя, рожденное архетипом памяти, всегда повествует о начале и конце: понятие цели предполагает причину. Именно поэтому человек стремится найти в мире смысл, которого в нём от природы нет.

И если мы сузим своё восприятие до единственной цели и сконцентрируемся на какой-либо одной причине, на время пожертвовав всем остальным, жизнь покажется охваченной единой закономерностью и исполненной глубокого смысла. Эта способность видеть в жизни смысл возвращает нас к архетипическим корням интеллекта. Она расширяет наше индивидуальное "я", возникшее на более позднем этапе самоопределения, до родового "я": коллективного самосознания своей территории и народа. И если это не вводит человека в соблазн, то прикосновение к корням разума предоставляет в его распоряжение практическую мудрость наших предков, подобную шумерским таблицам судеб мэ,— познание и опыт человечества, который делает его более дееспособным.

 

Практическая ориентация этого архетипа находит отражение в прагматизме, утилитаризме (У. Джемс); истиной является то, что отвечает успешности действия. Позитивизм (О. Конт) "указывает контраст между полезным и негодным", в этом соответствуя прагматизму Джемса и обозначая практический подход человека к реальности.

Первый из известных нам философов этого психотипа, Цицерон, провозгласил принцип единства философской теории и практических гражданских обязанностей.

Известный учёный-гуманист Швейцер открывал больницы в нецивилизованных районах Африки. Цель философии он видел в создании практического оптимистического мировоззрения, которое бы могло поддержать личность в неблагоприятных условиях и утвердить её способность к действию. И это – наиболее утилитарная роль философии.

С позиции мировоззрения этого архетипа философия должна заботиться о согласовании всех частей человеческого существования и влиять на действительную жизнь. Она смыкается в этом с политикой, но отличается от неё методом: ведь она влияет на человека лишь при помощи его собственного разума: своей систематизации, не действуя иными, насильственными методами. Сегодня утрата целостного видения привела к тому, что позитивистское знание оказалось оторванным от жизни. Но для позитивной доктрины Конта само собой разумелось единство знания и практики, к которому мы вынуждены сегодня возвращаться. Поэтому хочется привести ещё одну цитату, имеющую прямую параллель с нашим временем:

"Читателям этой книги не требуется доказывать, что идеи управляют и переворачивают мир или, другими словами, весь социальный механизм покоится в конце концов на мнениях. Они хорошо знают, что великий политический и моральный кризис современного общества на самом деле обусловлен умственной анархией. Наша опаснейшая болезнь заключается в глубоком разногласии умов относительно всех основных правил, непоколебимость которых является первым условием истинного социального порядка. Приходится признать, что пока отдельные умы не примкнут единодушно к некоторым общим идеям, на основании которых можно будет построить общую социальную доктрину, народы, несмотря ни на какие политические паллиативы, по необходимости останутся в революционном состоянии и будут вырабатывать только временные учреждения. Равным образом достоверно и то, коль скоро это единение умов состоится, соответствующие учреждения неизбежно создадутся безо всякого тяжелого потрясения, так как беспорядок рассеется благодаря одному этому факту."[17]

Роль личности и её активное место в обществе в этой цитате налицо.

 

8. АКТУАЛЬНОСТЬ АРХЕТИПА ПАМЯТИ В НАШИ ДНИ.

ОБРАЗ МНОГОПОЛЯРНОГО МИРА

 

Актуальность мировоззрения, где во главу угла ставится выживание (хотя эта проблема была решена уже в древних земледельческих культурах), а в позитиве – мифа самостоятельности личности, и её доминанты над социумом – связана со 170-летним идеологическим циклом соединений Урана с Нептуном. Последнее было в Козероге, при прошлом соединении в социальном знаке Стрельца, задававшего перспективу совместного движения к справедливому обществу, оберегавшего личность социальной опекой. Соединение Урана с Нептуном в 1993 году породило годы идейного хаоса, когда прежнее мировозрение должно смениться новым, когда личность мыслится уже не веткой от общего ствола, а самостоятельным корнем. И сегодня представители данного психотипа – лучшие её выразители, так как им хорошо даны собственная точка опоры и понимание своего места на этой земле.

Неслучайно в последние 25 лет стала популярной психология. К психологии личности обращается прагматик Джемс. Он ищет ключ к активности личности в познании психических структур, рассматривая человеческий дух как орудие выживания личности и коллектива. Идея предопределения звучит в его концепции познания: оно предстаёт как созерцание "потока сознания", в котором закономерно сменяют друг друга психические состояния, предопределённые физиологическими процессами организма.

Работой со структурами души занимался также психолог Роджерс, который также путь решения всех человеческих проблем видел в активизации личного "я". Инертная структура психики воспринимает новый опыт как угрозу для личности. И задача психологии — так перестроить жёсткую структуру "я", чтобы сделать её более гибкой и открытой миру.

В русле этого архетипа сегодня маяком ориентации деятельности является  профессионализм, соответствие существующим стандартам (найденное в жизни место, а не новизна идеи).

В позитиве, новый идеологический цикл, который будет доминировать, согласно астрологии, ещё 145 лет, смещает акценты:

1) с коллективного движения на индивидуальное развитие: выявление самостоятельности отдельных единиц, обособление образа жизни и мысли, признание их самоценности;

2) с иерархического порядка: в котором явление мыслится фазой развития, высшей или низшей по отношению к другому (такой порядок статичен, и его изменение требует его частичного разрушения и значительных затрат энергии),— на более гибкий порядок системного типа: в котором каждая из единиц является равноценной доминантой, то есть явление находит свое место в общей системе согласно собственной природе и ценности, а не оценке с позиций более авторитетного явления.

3) с научной и религиозной идеологии на естественную духовности самой жизни во всех её проявлениях; с объединения на основе общего, которое подавляет частное, на объединение на основе уникальности единиц, согласно их роли в общей системе.

4) с экстенсивного на интенсивный путь развития, с учетом внешней и внутренней экологичности любой деятельности.

5) со скачкообразных, динамических процессов (во многом основанных на инстинктивно постигаемых скрытых энергиях) на равномерные, более доступные сознательному контролю и управлению. Планирование жизненных процессов и научных открытий. Внимание к вопросам выживания, здоровью. Задача нашего времени, как и возраста зрелости, старости – не менять существующее, но хранить то, что уже есть.

Перспективу, которую наметил ещё Конт,— в построении такой системы жизни и мысли, где каждое явление найдет свою нишу и будет исполнять свою мировую роль — сегодня выражает многополярного мира. Наряду с поверхностным объединением на основе информационных связей, которое мы наблюдаем сегодня,— наиболее актуальным становится подчеркивание глубинных особенностей культур, религий и философских учений, возникших на основе разного климата, нац. характера и психологии людей. Эти параметры взаимосвязаны между собой, как параметры единой жизни человека.

Перед лицом глобализации и массовой культуры западного образца естественно стремиться к тому, чтобы как можно меньше пока ещё живых культур, религий и философий, до сих определяющих образ жизни людей и создающих культурное многообразие мира, попало в красную книгу экзотических реликвий. Пока что как шаг к этому себя проявил национализм, но он сам глобалистичен, в нем огульность идеи доминирует над вниманием к конкретике. Подобно тому как экология природы ставит целью сохранить все виды животных и растений, понимая, что каждое из них занимает необходимую нишу в связанности процессов биосферы Земли и утрата любого звена нарушает общую целостность,— возникающая экология культуры заставляет прийти к пониманию значимой роли каждой культуры и идеи в общей симфонии жизни и мысли человечества.

Практика показывает, что как стихийный процесс объединение происходит на самом простом и примитивном. Поэтому диалог культур легко возможен на поверхностном уровне социальной психологии, и представляется почти невозможным на уровне глубинных культурных ценностей. В связи с охватившей мир глобализацией, идея всеединства не звучит, поскольку всеобщее понимается как безликое и навязывающее определенную доминанту. В контексте глобализации универсализм предстает не как прогресс, а как регресс. И первой задачей настоящего остается не утратить чистоты культурных корней и оригинальности философских концепций: так как они — источник богатства, которое призвано создать будущую мозаично-многообразную картину мира.

 

*      *      *

 

Мифы о сотворении человека учат тому, что становление самосознания осуществляется через практическую деятельность: оно возникает как память о себе, основой которой становятся следы, оставляемые человеком в земной материи. Поэтому волшебны для людей их инструменты и созданные изделия, священен труд, святы своя земля и свой род – через которые они осознают самих себя.

Архетип Земли заставляет принять принцип ограничения – в пространстве и во времени – как основу самоопределения, через которую человек обретает себя. Осознание своего места на той земле, где похоронены предки, и неумолимость законов времени ставит проблему смерти, как точку отсчета, заставляющую обрести смысл существования. Человечество ставит цель – выживания человеческого рода. Решить её помогает сознание цикличности и качественности времени, делающее возможным планирование земледелия. Человек отдает все силы этой цели, делающей осмысленным его существование.

Осмысливая предначертание своей судьбы, он сам создает её. Беря в свои руки природный процесс и управляя им, он жертвует своим настоящим ради грядущего. Порой чрезмерно: о чем говорят жертвоприношения ради будущего урожая. Сколь бы далекой и нелепой ни казалась эта традиция, она заставляет понять, что и сегодня мы порой вкладываем в свою деятельность, поддерживающую наше существование и длящее наше время на этой земле, больше сил, чем это оправдано. Нас ведёт по жизни цель – цель победы над смертью: понятие смысла существования, которое заложено в земледельческой цивилизации, и теряя его, мы теряем себя. Она остается точкой отсчета, как образ Золотого века, которым правят земледельческие боги, – образ совершенства мира и его обитателей, следующего изначальному порядку: закону цикличности времен.

И если нам удается следовать качественности времени, отражая ритм настоящего момента,– мы приближаемся к оси веретена Ананке, вокруг которой вращается Вселенная. Мы оказываемся в мире, охваченном единой закономерностью, приносящей ощущение осмысленности существования, которое даёт чувство самого себя. В этом центре самосознания и самоосуществления мы видим, что сами ткём нить времени и завязываем узелки событий судьбы, как паук – паутину, как мойры и норны. Мы начинаем понимать корни психологического времени (А.Бергсон). В чувстве собственного стержня – наше совершенство и возможность реализовать то, что движет к цели победы над смертью именно нас. Поэтому так важна автономия личности и её мышления (ризома Ж. Делёза). Важно их формирование – проблематика индивидуальной психологии и становления собственной судьбы в астрологии, и философский анархизм свободы личности, стоящей над обществом. Общественная цель выживания не даёт конкретики смысла, который нужен, чтобы осуществить изнутри собственное целеполагание,– хотя актуальность этого архетипа сегодня несомненно вышла на первый план. И как для древних, ось мира для нас вновь проходит через центр своего дома.

 

 

К предыдущим архетипам:

Архетипы истока:  http://www.astrolingua.ru/MYTH/1istok.htm

Архетипы творения:  http://www.astrolingua.ru/MYTH/2tvorenie.htm

 

К следующим архетипам:

Архетипы общества:  http://www.astrolingua.ru/MYTH/4socium.htm

Архетипы смерти: http://www.astrolingua.ru/MYTH/5smert.htm

Архетипы культуры: http://www.astrolingua.ru/MYTH/6kultura.htm

Архетипы деятельности: http://www.astrolingua.ru/MYTH/7poryadok.htm

Архетипы индивидуальности: http://www.astrolingua.ru/MYTH/8individ.htm

Архетипы души: http://www.astrolingua.ru/MYTH/9dusha.htm

 

 

к философским работам автора

 

 


[1] Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993 С.351

[2] Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994

[3] Афанасьев А.Н. Древо жизни. М., 1983

[4] там же, СС.412, 166

[5] Монтескьё Ш. Избранные произведения. М., 1955 С.350

[6] История первобытного общества. Проблемы антропосоциогенеза. М., 1983 С.389-390

[7] От начала начал. Антология шумерской поэзии. СПб, 1997 С.50

[8] Кассирер Э. Философия символических форм. Т.2 Мифологическое мышление. М.; СПб., 2001 С.218

[9] От начала начал. Антология шумерской поэзии. СПб, 1997 С.34

[10] Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 2000 С.223

[11] Элиаде М. Миф о вечном возвращении. СПб., 1998; Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994 С. 53-69

[12] Конт О.  Курс позитивной философии // Антология мировой философии т.III М., 1971 С.554

[13] Конт О. Курс позитивной философии // Антология мировой философии т.III М., 1971 С.555

[14] там же, С.557

[15] Монтескьё Ш. Избранные произведения. М., 1955 С.163

[16] Монтескьё Ш. Избранные произведения. М., 1955 С.159

[17] там же, С.577