Семиры и В.Веташа «АСТРОЛИНГВА»
Заключительная глава книги:
СЕМИРА
АСТРО-ПСИХОЛОГИЯ РЕЛИГИИ
АРХЕТИПЫ МИРОВЫХ РЕЛИГИЙ
при цитировании
данного материалa
обязательно ссылаться на автора (с)
МАТЕРИАЛИЗМ
И ВЕРА БУДУЩЕГО
"Духовность
— это наука об абсолютном, а не гипотетический идеализм;
это психологический опыт, а не теологический
ритуал. Она ведёт к интуиции
за гранью разума, но при этом она свободна от
иррационального".[1]
ОСОБЕННОСТИ "ЗИМНЕГО"
МИРОВОЗЗРЕНИЯ
В сущности
марсианского духовного стремления вперёд заложено не только провозглашение
истины себя, как в суфизме, но и полная независимость личности от внутренних обстоятельств
души, в быту проявившая себя как атеизм. Начало массового атеистического
взгляда в истории культуры отразила фраза, провозглашенная Ницше: "Бог умер!". Атеизм знаменовал
завершённость развития веры марсианского архетипа и смещение внимания на четвёртый
кардинальный знак Козерога.
Советские
времена – и вновь вернувшаяся традиционная и даже фанатичная вера – показали,
что люди не готовы к атеизму: к покиданию материнского лона традиционных
религий. Атеизм в позитивном смысле представляет идею покидания догматики
религий – ради свободы мысли и поиска духовности внутри самой жизни (во всех
разнообразных жизненных проявлениях, а не только за дверями того или иного
храма или во внутреннем мире души). Истинный атеизм связан с альтруистической
жертвенностью во имя – пустоты: еще не наступившего будущего. Во имя Ничто –
которое становится Всем, чтобы снова раствориться в небытии. Для атеизма как
одного из духовных течений нужно не бояться этого страшного Ничего – чему
предшествует творческий подход: как умение идти "туда, не знаю куда"
и находить "то, не знаю что". Иначе атеизм превращается в эгоизм и
формальный материализм, лишенный жизни и духовности, что и произошло в
советские годы. И именно потому, что сознание людей оказалось не готово к
свободе от догм и ответственности за нее, прекрасная идеология социализма пала
как мертвая – потому что никакие духовные силы ее не питали. Мещанский быт
оказался сильнее любых идей.
Идеалами
христианства и утверждением мусульманской истины борьбы весенний знак Овен
провозглашает победу правды: так весна побеждает зиму. Но зима неумолимо
приходит снова, ставя иную задачу: осознать материальные законы трансформации,
не побеждая внешнего врага, но понимая необходимость того зла, которое
скрывается внутри материи, чтобы научиться пользоваться ей, как это делает
зимний кардинальный знак Козерог.
Кардинальный
знак Козерога и планета Сатурн, как
изначальный стержень любого сознания, как первая попытка определения своего
места в мире через жизнь своего рода и окружающую реальность, соответствует
наиболее древней стадии религии, которую мы сегодня уже не воспринимаем
религией (как неким мистическим и тайным знанием, говоря просто о связи с
единством мира и целостностью жизни). Козерог — это религия, наиболее
растворенная в жизни — ощутимая, зримая: это само собой разумеющиеся компоненты
мировоззрения человека, его непосредственные жизненные опоры. Это религия связи
с предками (как японский синтоизм), а ещё ранее с тотемами и
фетишами сегодня проявляется не только у примитивных народов, но и в
повседневном послушании старшим, почитании великих людей, или в
коллекционировании культурных ценностей и просто в бессознательной
привязанности к любимым вещам.
Вера
древних основывалась на осмыслении законов внешнего мира и их передаче из
поколения в поколение. Это субъективное осмысление реальности, провоцируемое ею
самой и простыми ответами взрослых на естественные вопросы детей, закладывающее
основы их ориентации в мире, всегда сопутствует жизни. И знак Козерога
описывает самое древнее, но одновременно и наиболее актуальное современное
мировосприятие. Это вера в свои гены и свой род — который, кроме духа, даёт
человеку тело, и в ценность физической материи, хранящей достижения культуры.
Сегодня на основе доверия Козерога к себе, своей судьбе и своему телу
формируется философия индивидуальности, заставляя нас обращаться к языческим
корням и древним учениям прошлого. Христианство отвергло этот пласт реальности
— теперь к нему произошел возврат.
Астрологическим
стимулом этого было соединение Урана с Нептуном в Козероге в 1993 году.
Взаимодействие Нептуна и Урана — планеты веры и планеты знания — в астрологии
отвечает за формирование высокой идеологии: глобальных мифов человечества.
Мифов – в позитивном смысле этого слова, которой придавали ему Бердяев или
Лосев: стоящих над историей идей человечества о смысле и цели его
существования. Соединение Урана и Нептуна, происходящее раз в 171 год,
расшатывает прежние представления о перспективах жизни и будущем человечества.
Проводя в мир наиболее тонкие вибрации духа и мобилизуя воображение и веру, оно
служит вехой создания новых представлений о реальности.
Надо
сказать, что за двухтысячелетнюю христианскую эпоху Уран с Нептуном никогда не
соединялись в Козероге: лишь во Льве, Деве, Весах, Скорпионе — а последние два
раза в общественном знаке Стрельца. В последние 340 лет это укрепляло идеалы
социальной справедливости, и поддерживало идею общественного прогресса как
кардинального пути развития человечества. Эту идеологию воплотил миф о
построении справедливого общественного строя — коммунизма. 1992 год (в России
отпустивший цены на свободу) неслучайно стал концом социализма в нашей стране и
крахом коммунистического мифа в массовом сознании.
Следующие
два раза соединение Урана и Нептуна произойдет в Водолее — и через 170 лет
вновь будут рождены идеалистически-светлые мифы с коллективной ориентацией.
Пока же пришло время проявить идеалы материального и индивидуалистического
знака Козерога — по-новогоднему тяжелого и самого тёмного из знаков.
Каковы же
психологические черты веры Козерога? Козерог разбирает реальность до атомов,
чтобы потом выстроить из них своё существование. Он входит в роль творца в
творении собственного мира: как он решит, так и будет. На вере в себя
сегодня строится наиболее популярная модель мировоззрения: это уже не только
западно-католические идеалы массового кинематографа, но и крест жителей
православной России. Поскольку Козерог опирается на себя, он хочет осознать те
и только те процессы души, которые дают ему власть распоряжаться собой и своей
жизнью уже сегодня: независимо от превратностей внешнего мира, прошлых
идеологических заблуждений и иллюзий будущего. Эту власть не следует понимать в
безапелляционно-овенском контексте: Козерог верит в материю настолько же,
насколько в себя, и "я хозяин" означает также: я слуга законов
материи, следующий не только своему, но и её предопределению.
1. Это
желание взять невидимую реальность в свои руки так же, как и видимую,
обуславливает современный интерес к магии и мистике. Владение магией
материальных субстанций роднит кардинальный знак Козерога со стабильным знаком
Скорпиона, распространяющего эту власть на внутренние субстанции души.
Религиозный экстаз Скорпиона, возжигающего в себе страсть, соотносит его с
религиями языческого, шаманского типа: шаман входит в транс, трансформирующий
ощущения тела и души, чтобы повлиять на материю. Но в отличие от религии
Скорпиона, устремляющей к постижению истины, оккультизм Козерога предполагает
материальную цель.
Характерным
примером религии Козерога, питающейся языческими корнями веры, может служить
наследие мексиканских индейцев в
изложении Кастанеды — который тоже родился под этим знаком. Мы найдём в нём
методики развития внимания к окружающей нас реальности и пробуждения своих
способностей; рациональное объяснение возможностей первобытной магии и веры в
духов; описание энергетических полей людей и других живых и неживых объектов
мира; практическое знание о значении любви и физиологических процессов — и
другую информацию, для которой общественное сознание уже созрело. В утилитарном
стиле Козерога её можно сразу же применить к жизни, что и делает книги
Кастанеды столь привлекательными. В целом это очень современный синтез местных
языческих воззрений, который допускает и христианские взгляды воцарившихся на
ней пришельцев как один из способов видения мира нашей душой.
Звучащая в
нем идея чудесного в нашей повседневной жизни — одна из черт веры
Козерога (от неё слишком удалилось христианство в борьбе со злом, правда
индуизм сохранил её во всей красе!). Эта идея неизбежно воскресает, когда
человек возвращается к непосредственному соприкосновению с материей камней,
деревьев, трав, животных. Для городского сознания, воспитанного среди стен и
условностей культуры, магия забытой и заново узнанной природы всегда действует
чарующе. Может, для того и надо было так оторваться от непосредственного
восприятия вещей, узнавая жизнь лишь через призму общественного мнения Юпитера,
книг и телевидения, чтобы вновь удивиться силе мира, увиденного лично за
стенами цивилизации. Оказывается, этот природный мир продолжал существовать и
тысячелетиями жил своею собственной жизнью, совершенно независимо от культурных
идей человека о нем. Он дожил до наших дней в первозданной чистоте своих
энергий. Чтобы их описать, приходится обращаться к древнейшим представлениям о
мире — что ж поделаешь, если современные пока не изобретены... Если научные –
слишком сухи, а религиозные – слишком абстрактны?
2. Еще одна яркая
козерожья черта, которую иллюстрирует мировоззрение Кастанеды: основой
воспринимаемого нами мира служит "точка
сборки" человека. — Это его индивидуальный фокус внимания, изменяя
который, он может превратиться в любой объект воспринимаемого мира (в животное
или камень) и даже телесно исчезнуть из него. Фокус индивидуального восприятия
— это бесспорно сатурнианская и на данный момент прогрессивная точка отсчета
(которую, как уже говорилось, проще всего найти в буддизме). Она становится
одной из ключевых в новом мировоззрении человечества, поскольку знак Козерога
ставит акцент на индивидуальности. Она устремляет человека лишь в самом себе
обнаруживать все силы, делающие его непобедимым не только перед превратностями
своей судьбы, но и перед лицом смерти (согласно тому, что в Козероге
экзальтируется Марс). Неслучайно индейские маги называют себя воинами (что
роднит их христианам, особенно католикам).
Но в
отличие от христианства, индейское учение, будучи лишь магией избранных,
притушёвывает перспективу изменения жизни на самой Земле, естественную для
земного знака Козерога, и этот серьёзный недостаток не позволяет назвать его
универсальным. (Здесь показательно отношение к детям как чему-то, что
препятствует личному духовному прогрессу. – Ни в одной мировой религии такого
отношения нет, и сегодня общество все более приходит к пониманию, что и
зачатие, и роды, и воспитание – духовный процесс: подключающий родителей к
естественной духовности ребенка, к его слиянности с миром, которую они
утратили).
Магия, как
более наглядный и материально подтвержденный процесс, по сравнению с неуловимой
духовностью, сегодня привлекает людей. Но восхищение перед силой и
способностями некоей личности в религиозном смысле правомерно только тогда,
когда оно что-то может дать всем людям. Этот альтруистический момент –
фундамент духовности, дающий личности действительную власть над собой. Если
этого нет, магия лишь потворствует инстинкту власти и праву сильного, над
которым возвысилась уже мысль древнекаменного века (о чем говорят мифы и
археологические данные о табу, утверждавших равенство людей сотни тысяч лет
назад, забота о калеках у неандертальцев и т.д.), и датирует наш духовный
уровень в лучшем случае пред-неандертальскими временами.
Кроме
того, учение индейцев для нас эмоционально холодно: что вполне компенсируется
мексиканским темпераментом, где природа берёт своё. Но для нашей страны акцент
на развитии, а не на сдерживании эмоциональных реакций души абсолютно
необходим, даже если мы отрицаем душу или признаём её просто энергией. В
суровом климате, где зачастую не хватает тепла просто на полноценное
существование, легко лишиться человечности.
Впрочем,
сам Кастанеда в отличие от своих учителей, как человек рационально-западного, а
не чувственно-языческого типа, предпочитает более человечески-привычную линию
любви, и более близкое христианству стремление строить земную реальность силой
своего намерения. Это, по словам его учителя дона Хуана, делает его
продолжателем не новых магов, устремленных к неведомой свободе, а древней магической
традиции, более привязанной к конкретному,— чего и следовало ожидать от
Козерога, обращенного к достижениям прошлого. И Кастанеда тем более прав в
своих устремлениях, что на ближайшие 170 лет они отражают
материально-практическую ориентацию всего человечества, которая несомненно
проявится и в мистических областях.
Другой
пример творчества в области мистики: не только на основе прежних традиций, но
на основе субъективного видения и сатурнианских атомов тонкой материи звука – являют миры Даниила Андреева, главная характеристика
которых — сами их названия. Хотя писатель не выходит за пределы христианской
веры в светлое будущее и приход Антихриста, но его озарения уже нельзя назвать
типично христианскими, так как его субъективное видение обращено к внешней
реальности и становится настолько эмоционально сильным, что материализуется в
образы: отчего не грех о них рассказать. Его взгляд устремляет за рамки только
своей души и культуры.
И всё же
миры Даниила Андреева, по знаку Скорпиона, слишком мрачны и недостаточно
реальны для мировоззрения Козерога. Они слишком традиционны — и недостаточно
обоснованы. За это писателя нельзя винить: ещё не пришло время по-настоящему
нового глобального представления о мире. Формально успокоившись тем, что в
Библии уже всё сказано, общественный разум пока по-настоящему не оcознал
прежних достижений религиозной мысли, религиозной веры и религиозного чувства,
завоевавших духовную свободу и право голоса каждого современного жителя Земли.
3. Результат
веры для Козерога всегда материален. А материальная реальность духовна: долговременная
память, которую символизирует управитель Козерога Сатурн, наделяет смыслом
встреченные им на пути знамения материальных предметов – чтобы помнить о сути
своего пути.
Поэтому
третья черта веры Козерога — видение смысла во всем, т.е. наделение предметов символическим
значением. Для древних это было естественным моментом восприятия вещей.
О нем помнила и пыталась сохранить его сатурнианская ориентация религии
иудаизма. "Знаки направлены на нас непрерывно, жить – значит, быть тем,
к кому обращаются, надо лишь принять, лишь услышать этого обращение,"[2]—
писал философ XX века
Мартин Бубер.
Во все
времена скрытый смысл вещей помогал говорить о том, о чем рассказать было
невозможно или о чем говорить было запрещено. Однако в новое время второй план
реальности стал связываться в основном с интеллектом: который выявлял лишь
изнанку, оборотную сторону вещей, раздробив их на атомы и поля, – а не их
многоплановость и многогранность. А сегодня многоплановости восприятия мира
способствуют идеи возврата к эмоционально-образному (правополушарному) видению
и развития "целостного мышления".
Эти идеи можно видеть в современной антропософии (Р.Штейнера) или трудах
К.Г.Юнга.
Когда мы
обращаемся к мировому символизму – архетипам коллективного подсознания, к
изучению которых повернул науку психологии К.Г.Юнг, мы должны понимать,
во-первых, что речь идет именно о древнейших формах фиксации духовной
деятельности, об обращении к корням, первичным образам мышления (архе-тип и
значит: пра-образ). Они как раз и являют козерожью базу долговременной памяти,
и открытие древнейшей смысловой, образной и эмоциональной подоплеки более новых
понятий (в том числе научных и религиозных) расширяет и обогащает привычные
представления – о жизни и смерти, о творении мира, о добре и зле.
А
во-вторых, надо понимать, что когда мы наделяем жизненные процессы, помимо
бытового, глубинным или более высоким смыслом, речь идет именно о коллективном
подсознании, которое индивидуально для человека неизбежно предстает как
данное: заданное давным-давно. В этом смысле очень актуальными для современного
мира становятся слова Сократа о том, что всякое знание есть припоминание.
Личный опыт обращения к коллективным архетипам заставляет психически
воспринимать процесс познания именно так. Приближаясь к общечеловеческой широте
знания, мы открываем для себя то, что «знаем» давным-давно. Мы поражаемся тому,
что наша душа знает это всегда. С непосредственной достоверностью наша психика,
соприкасаясь с коллективными пластами общечеловеческой души, уверяет нас, что она уже испытывала подобное
не один раз, что она знает это вечно – ибо архетипы как неслучайные образы
несут в себе звучание вечности. (Это один из тех психических факторов, что
поддерживает идею перерождения.)
4. Козерог
мистически верит в то, что он знает и обретает сам, и почти не верит в то, что
происходит без его участия. Это совсем сузило бы религиозную перспективу этого
знака, обратив его лишь к экстрасенсорным и другим способностям человека, если
бы Козерог не испытывал постоянной потребности видеть перед собой цель и чётко
формулировать смысл всего происходящего в мире. Козерог принимает религию
прежде всего как мировоззрение, которое конкретно отвечает на его вопрос о
смысле жизни. Но с современной точки зрения религия часто отвечает на него
туманно и расплывчато, не доводя до каждого индивидуального ума своих целей и
задач, не давая практического руководства в ситуации сегодняшнего времени (как
в своё время это делала Библия Моисея).
Ответ, не затрагивающий
тяжелую субстанцию мира и бытовую повседневную жизнь, не вселяет надежды в
самый материальный из знаков Зодиака. И буддийская схема круга перевоплощений,
и египетская модель путешествия душ перестаёт удовлетворять современный ум,
ищущий за мифом физическую конкретику жизни и смерти. Поэтому Козерог склонен
дополнить религиозную веру научными представлениями о материи и конкретными
методиками работы с душой. Синтез веры и знания — четвертая
черта современного мировоззрения, на которой ставил акцент суфизм и которая
подспудно была подоплекой христианства, пока из теологической схоластики не
отпочковалась наука Нового времени. Как стрела, устремившись вперед, она
отбросила религию в дебри прошлого, оставив ей роль хранительницы традиций.
Сегодня знание начинает играть ведущую роль даже в религиозных вопросах, и
преданность традиции и Учителю в наше время несомненно уступает любви к Истине
как таковой.
Стоит
обратить внимание на то, что современные духовные учителя, которым
действительно удалось внести вклад в мировую культуру — Кришнамурти или Шри
Ауробиндо — сознательно отказываются от роли пророков. Ауробиндо называет себя
не учителем, а лишь исследователем, как и своих сподвижников; а Кришнамурти всю
жизнь кладёт на то, чтобы доказать, что ни одна традиция не будет человеку
панацеей и не принесет ему истинного познания без его собственного,
неформального поиска. Так передачу религиозного знания по цепочке заменяет
единый фронт совместного исследования (астрологически,
это уже водолейская черта, но и она присуща и Козерогу, как знаку
фундаментальной науки).
Да и какая
радость в том, чтобы тысячу лет транслировать одно и то же, если впереди
брезжит безграничный простор познания — главный ориентир эры Водолея! Как ни
странно, для знаков Водолея и Козерога, общий управитель которых — Сатурн —
выражает принцип материального бытия, даже легче быть истиной, чем её знать (от отличие от Стрельца – знака
абстрактного знания, с которым была связана идеология предыдущих 340 лет).
Ведь истина — столь же изменчива, сколь и неизменна. Неслучайно основой
традиционной философии и всякого познания сегодня можно считать слова Сократа:
«Я знаю лишь то, что ничекго не знаю.»
Когда
научный путь смыкается с религиозным, перед человеческой душой открывается
очень заманчивая перспектива — постижения себя самого через огромную реальность
мира: широту его пространств и глубину его истории. Так для русского
религиозного философа Бердяева изучение истории как предмета науки предстает
как внутреннее откровение — более того, оно просто невозможно без духовной
глубины:
"Каждый человек по своей внутренней природе
есть великий мир — микрокосм, в котором отражается и пребывает весь реальный
мир и все великие исторические эпохи; он может быть по состоянию сознания
данного человека ещё закрытым, но по мере расширения и просветления его
сознания, внутренне раскрывается. В этом процессе углубления сознания
раскрывается вся история мира, с которой имеет дело историческая наука,
проводящая всё через критику памятников, письмен, археологии... Но если есть
внешний толчок, исходная точка для какого-то глубинного припоминания, человек
должен в самом себе познать историю, раскрыть, например, глубочайшие пласты
эллинского мира, чтобы поистине постигнуть историю Греции... Этот процесс
внутреннего просветления и углубления должен привести к тому, что через эти
пласты человек прорвётся внутрь, вглубь времён, потому что идти вглубь времён,
значит, идти вглубь самого себя."[3]
В таком понимании процесса постижения, написанных в 20-х годах нашего века, просвечивает
вполне современный духовный: не только религиозный, но и научный – подход,
который ещё недавно считался бы мистическим.
5. Внимание
ко времени и истории — пятая яркая черта архетипа Козерога, для которого
незыблемый фундамент жизни являет прошлое. Но в отличие от Овна, Козерог не
предполагает абсолютизации самих фактов прошлого, на которую опиралось
христианство. Факт человеческой истории — это правда определённого времени.
Внешний факт (даже такой, как воскресение Христа) не есть вся реальность для
знака, который склонен добираться до сути причин и следствий. Смысл факта можно
трактовать по разному. Стержневой мировоззренческой основой знака Козерога
является время, стоящее над общемировой историей и определяющее смысл личной
судьбы.
Именно сатурнианская
идея наблюдения за временем и формирования судьбы своими руками, помогающая
развитию и кристаллизации личности, сегодня делает популярной астрологию.
Астрология предлагает методы индивидуальной работы со своей душой через события
и образы внешнего мира, вырабатывая
свой стиль жизни и обустраивая реальность на свой вкус. В едином синтезе она
воскрешает сегодня древние языческие представления о мире и мифологию разных
народов. Обращение к архетипам знаков и планет через символику и мифы дает описание
универсальных законов, по которым
действует душа и развиваются события[4].
Роль мифологии
очень велика для действительного постижения времени, истории и судьбы человека
— здесь можно вновь сослаться на Бердяева: "Исторические мифы имеют глубокое значение для процесса припоминания; в
мифе дан передающийся в народной памяти рассказ, помогающий припомнить в
глубине человеческого духа какой-то внутренний пласт, связанный с глубиною
времен... Эта связь предания с тем,
что раскрывается в самопознании, в высшей степени ценна."[5]
Миф даёт эмоциональную глубину постижения поверхностных явлений, без чего
невозможна духовная полнота проживания жизни. Миф расширяет видение и даёт ему
ориентиры. Обнажая мировые закономерности, он успокаивает христианское чувство
вины за неправедность мира раскрытием более высокого смысла происходящего.
В западной
культуре популярна прежде всего изложенная Гомером античная мифология, как
образ ментального знака Близнецов, заложившего предпосылки для Овенского
единобожия. Верхний пласт близнецовской культуры античности в дошедших до нас
образах богов хорошо отражает психологию взаимодействия людей в семье и в
обществе, что использует психоанализ. Смысл судьбы и истории для современных
европейских философов: Бердяева, Тойнби, Ясперса — обычно строится вокруг
христианского мифа. Но и самые примитивные сказки любого народа помогают нам
понять первичные чаяния, страхи и движения души человека, на которых
основывается всё многоэтажное здание его мировоззрения в последние 10-12 тысяч
лет, и его восприятие мира за сотни тысяч лет до этого. Позволяя обратиться к
типичному в разных культурах, астромифология по-сатурниански учит оперировать с
качествами своей души как атомами мира.
6.
Обращение к законам судьбы вызывает интерес также к
воззрениям Тибета (ламаизм, абсолютизирующий
предопределение и носящий черты Козерога, как мы говорили в разделе о буддизме)
и Египта, монументальность пирамид
которого и умение на тысячелетия сохранить материю хотя бы в виде мумий также
отражает стремления этого знака. Предшественник христианской идеи воскрешения —
египетский культ мёртвых, уподоблявший верховному богу Осирису любого умершего
(но не живого), отражает сатурнианский подход к человеку, более всего ценящий
совершенство завершенности. Он созвучен бытовым представлениям о том, что
покидая тело, душа каждого человека соединяется с божественным. И он может
помочь нам понять, почему до сих пор люди не ценят живых, но обожествляют
умерших. Египетские арканы Таро являют козероговские ступени индивидуального восхождения
человека к Абсолюту.
Тибетская
"Книга мёртвых" вполне в русле современных воззрений описывает
загробное путешествие души как личную реальность своего интеллекта. "Бардо
Тодол" говорит умершему, который испытывает страх перед ужасными видениями
переходного состояния: "Он выходит
из твоего собственного мозга... Не бойся ничего.. Это олицетворение твоего
собственного рассудка... Поскольку он — это твоё собственное охранительное
божество, не приходи от него в ужас. В действительности, это Отец-Мать; если ты
их узнаешь, если ты погрузишься в своего бога-хранителя, ты будешь свободен."
Умерший видит как богов составные элементы своего сознания — и в этом
сатурнианском разложении на атомы прежде неразличимого целого постигает процесс
материального сотворения мира.
Современный
человек учится оперировать с "иным миром" как своей субъективной
реальностью, и в этом наиболее сильным помощником оказывается буддизм.
Поскольку, в отличие от других религий, буддизм призывает не только верить, но
и не верить!
И сегодня меняется
отношение к смерти: она перестает мыслится как сатурнианский приговор
судьбы. Образ смерти как окончательного небытия все более сменяет гибкое
понятие смерти как перерождения. Сама материя есть энергия, раз она вечно
движется, имея скорость. (Е=МС2) Негативный образ холодной могильной
плиты замещается позитивным понятием огненной трансформации души. В этом смысле
смерть и в христианской (а не только индуистской и буддийской традициях
воспринимается с радостью). Так на карте Таро епископ приветствует смерть.
Все
духовные процессы (и в йоге, как и в христианской практике, не говоря о
буддийских ритуалах), есть процессы сознательного умирания. И это на телесном
уровне способствует мобилизации скрытых сил, регенерации организма, приближая
нас к секрету «вечной молодости» (который искали как западные алхимики, так и
китайские даосы).
Материализм
все сводил к генетике. Но генетика лишь закрепляет свойства, вырабатывающиеся
внутри духовными процессами трансформации.
7. В наше
научное время роль религии во многом взяла на себя психология — подобно
тому, как средневековое искусство алхимии стало наукой химией. Однако при всех
её достижениях химия утратила высший смысл алхимии как пути преображения
человека — и суть алхимического мировоззрения как целостной картины мира.
Подобным образом порой поступает и психология. В отличие от религии, психология
объясняет всё, и вполне конкретно. Но постольку, поскольку она обычно делает
это с позиции не высших помыслов души, а низших инстинктов или социальных
требований, сводя человеческое прикосновение к истине к рефлексам животного или
внутриутробным переживаниям зародыша, это не может вдохновить людей на
действительное преображение их духа и устремить на преодоление тех барьеров,
которые стоят между нашей жизнью, как она сейчас есть, и тем образом будущего,
который мы бы хотели увидеть. Психология чаще всего ставит задачу вписать
человека в уже существующую ситуацию, не посягая на поиск того, что отличается
от общественных стандартов Юпитера. Но придется признать, что современное
понимание Бога от них отличается. Хотя бы потому, что любая новая религия
противопоставляет себя тем или иным общественным стандартам.
И всё же
современное обращение к религиям проникнуто психологизмом, а в свете
козерожьего материализма внимание привлекает также и физиология внутренних
психических процессов. В этом — седьмая черта обращения современных людей к
"тонким материям". И в позитиве, как сказал основатель психоанализа
К.Юнг, психология через переживание внутренних образов открывает путь к образам
религиозных учений. Она "открывает
глаза людей на реальное значение догм, отворяя двери опустевшего дома для новых
обитателей".[6]
Психоанализ может вернуть людям их веру. При этом Юнг подчеркивает, что в
бессознательном (коллективном подсознании) нет предпочтения ни одной
религиозной доктрине. Предпочтение религий остается вопросом национальной
культуры, в основе которой коренятся их различия. Потому наиболее правомерно
рассматривать их особенности с точки зрения архетипов национального духа, как
мы и сделали в этой работе.
Что еще
дает сегодня вере понимание психологии? Толчком к духовной трансформации
сегодня являются межличностные отношения, которые запускают процессы
объединения людей на внутреннем уровне, делая видимым скрытое.
СХОДСТВО РЕЛИГИЙ В НАСТОЯЩИЙ
МОМЕНТ
"По Голгофе бродит Будда
И кричит: "Аллах акбар!"
(Б.Гребенщиков)
Отражая
единые законы психической деятельности человека, религии были сходны с самого начала.
Мы видим это сходство в древних мифах, подобных на разных концах Земли, в
культурах, исторически никогда между собой не соприкасавшихся. Сложнее увидеть
общие черты в новых религиях, возникших 500 лет до н.э. и позже: поскольку они
уже оформлялись в лоне цивилизаций, жестко закрепившихся на своей территории и
имевших характерные местные особенности и проблемы. Например, борьба буддизма с
кастовой системой Индии или проблема создания собственного государства у иудеев
наложили на их религии несомненный отпечаток. Религия всегда была неотделима от
мировоззрения и общественной философии.
Тем не
менее, религия — явление наднациональное. И мы видим, что сходная историческая
ситуация и в новые времена побуждает людей реагировать на неё изнутри
аналогичным образом, хотя бы внешне это называлось по-разному. Так, историк
А.Тойнби говорит об общей тенденции к отшельничеству в период упадка
цивилизаций: "В распадающемся
эллинистическом обществе стоики выбирали состояние "неуязвимости"
(апатия). Эпикурейцы удалялись в состояние "невозмутимости"
(атараксия). Распадающийся индский мир побуждал буддистов входить в состояние
"неизменности" (асамскрата) или " неподвижности" (нирвана),
где нет ни ветра, ни огня."[7]
Конечно,
нам ныне сложно сопоставить ощущения и ментальный настрой буддиста и стоика на
рубеже эр. — Да это и не нужно, поскольку современный взгляд на вещи дает право
каждой личности на субъективное понимание нирваны. Сегодня каждый волен
представить по-своему земной рай и жизнь после смерти, своё земное будущее и
перспективы всего человечества. Наше размежевание в таких вопросах уже почти
дошло до предела, предоставив во владение каждой личности её уникальную
Вселенную. В собственном внутреннем мире мы можем сражаться с силами зла или
начисто отрицать существование Дьявола, по-буддийски считать всякое
"я" иллюзией или по-конфуциански стремится сделать его лучше, мы
выбираем сами. Но именно поэтому сегодня, в свободе видеть и чувствовать то,
что хочет душа, внутренний опыт становится сопоставим. Формируется, а точнее
выявляется то единство стремлений человечества, которое когда-то создало
мировые религии. Пока о можно говорить лишь о деталях этот единства: этот
процесс незавершён.
Мы видим,
что время подводит нас к переплетению разных религиозных взглядов на материальной
по-козероговски основе: на основе древних и современных представлений о
физическом устройстве мира. В этот фундамент нового материально-полноценного
представления о мире и душе, которое быть может сложно назвать религией, но всё
же можно назвать верой, ложится образ единого пространства-времени Эйнштейна,
отбрасывающий нас к древнеиндийской или иудейской философии; образ
спиралевидного развития мира во времени, внесённый в умы Марксом и Энгельсом и
обращающий нас к древним мифам; идеи Фрейда, справедливо видевшего психическую
основу взаимоотношений людей в полярности, проявляемой полами, на которой
большой акцент делало христианство,— и другие взгляды, касающиеся разных граней
бытия, приоритетные в своих областях и принимаемые всеми. Груз материалистических
воззрений прессует алмаз новой веры — веры в единый разум, наделяющий смыслом
мёртвую материю, органическую жизнь и судьбу человека.
Мы верим в
эти взгляды, обозначая их именами их апологетов, и это ещё одна черта Козерога,
ценящего индивидуальность, чтобы возложить на неё бремя ответственности. Мы
празднуем дни рождения великих людей и дни смерти выдающихся современников — и
наш современный козерожий пиетет к умершим имеет духовный резонанс не меньший,
чем возврат к религиозным праздникам. (А те, если не приобретают присущий
Козерогу индивидуально-мистический акцент, то несут помпезный смысл
сатурнианского изучения национальной культуры или просто народного повода к
застолью — хотя пока далеки до всеобщего духовного действа.)
Попытки
новых религиозных учений изложены в энциклопедии "Мистики XX века",
где говорится о них: "Все эти пути и
концепции не живут разрозненно, напротив, встречаясь, они создают специфическое
силовое поле, в котором мыслит сегодня писатель, философ, художник, искатель
истины. Это силовое поле, вместе с другими, является важным компонентом
современной духовной жизни."[8]
Характерно, что современные учения все чаще не являют готовой истины, а
призваны стимулировать самостоятельные искания своих последователей. Это
общечеловеческое силовое поле мышления сегодня способно заменить собой
религиозный институт, и именно из него люди черпают свою веру. Это уже черта
эры Водолея, объединяющей людей непосредственно творческим процессом мышления в
большей мере, чем готовыми идеями. И можно обратить внимание на то, что слово
"религиозность" в XX веке
утратило свою возвышенность и его уже прочно сменило более широкое слово "духовность": духовный человек не
обязательно религиозен — и это самое яркое проявление свободы совести.
Добираясь
до материальной сути ритуалов и процессов, происходящих в человеческой душе,
Козерог и Водолей выявляют внутреннее сродство религий: физические законы
восприятия и деятельности души, отражающей разные культурные традиции, должны
совпасть. Возникнет ли новая, единая мировая религия, вобравшая в себя прежние?
Вероятно, правомернее говорить о синтезе науки и религии, точнее, о возвращении
единства рационального и психического осмысления мира. О возвращении духовности
науке — и о манифестации ясному разуму религиозных таинств. У каждой религии
свой акцент — и теряя его, мы теряем и то наиболее ценное зерно, которое есть в
каждой вере и которое служит развитию наших чувств в определенном направлении.
Как соединить иудаистическую божественность нашего "я": "я",
в котором на полном серьёзе разыгрывается христианский миф со всеми его
участниками — и отрицание всякой реальности эго в буддизме? Только внутренним
пониманием, о чём идёт речь. Синтез самих религий возможен лишь как расстановка
разных акцентов, но не как единый универсальный путь. Навязать миру единую
идеологию было бы шагом назад для современного времени, в котором каждый должен
решать за себя.
Психология
характера предрасполагает человека к мировоззрению определенного типа. Поэтому
человеку, родившемуся под активным знаком Овна
(или тому, у кого в личном гороскопе акцентирован архетип Марса), легче всего
понять высшие моменты жизни через активную позицию христианства. Или через
деятельную позицию католичества (которая к нам сейчас обычно приходит в образе
бодрых проповедников его новых течений, несколько наивных в простоте своего
практического подхода).
Чтобы
подытожить, скажем, что рациональный протестантизм близок Деве (также как отмеченные реформаторскими тенденциями буддизм и
конфуцианство, особенно в их японской интерпретации самурайского кодекса
чести).
Приземлённому
Тельцу (и людям с отмеченным
архетипом Венеры) поддерживать свою духовность больше всего поможет тапас
любви, питающий древний и вечно юный индуизм (и его тантрические (шиваистские),
и кришнаитские (вишнуистские) направления).
Неверующие
Близнецы и интеллектуалы с сильным
Меркурием могут понять смысл религии через рациональную философию буддизма.
Душу Рака и всех тех, кто не утратил
детского (сентиментально-лунного) восприятия трогают древнейшие формы религии с
естественной верой, хранящей экологию окружающей среды (африканские или
австралийские, а из мировых религий к ним ближе всего индуистское многобожие).
Вера Льва проникнута идеей улучшения жизни
на земле и способностей человека. Её хорошо отражают интегральная йога Шри
Ауробиндо и путь йоги, а также теория индивидуации Юнга и смыкание религии с
антропологией, теософия и все те современные направления, в которых простые
практики сочетаются с мировоззрением, нацеленным на раскрытие человеческих
возможностей.
Весы ценят утонченные этические и
эстетические каноны, которые пестует гармония даосизма, породившая учение дзэн.
Чайная церемония, фен-шуй, восточные виды борьбы – это религиозные проявления
архетипа Весов.
Скорпионам близка страстная суфийская любовь
к психологическим проблескам истины и Учителю. Страстность и недвусмысленность
ислама близка и Овну.
Поляризацию
добра и зла, очевидную для Стрельцов,
отражает зороастризм и гностицизм, манихейский дуализм в христианстве, когда
оно не может удержаться на отстраненной и беспристрастной водолейской позиции,
призывающей "не судить", а начинает активную борьбу с темными силами.
А также Стрельцу близки все духовные течения, настраивающие на социально
активную позицию.
Мирную
веру Водолея хранит православие и
развивает идея единства религий как утверждения общемировых гуманистических
идеалов.
Козерогам близок тибетский буддизм, в его
народной горной интерпретации, сочетающей суровую простоту идей с древней верой
в духов-защитников. Этот знак особенно привлекает индивидуальное совершенство в
экстремальных условиях и неслучайно интересуют духи предков и воззрения
индейцев (известные чаще всего через книги Кастанеды).
А самой "рыбьей" религией остаётся
созидающее творчество иудаизма, устремленное к родине невидимой духовной
реальности.
Современная
вера вырисовывается не как путь разрушений ("до основания, а
затем..."), но как путь сохранения всех национальных религий и их
особенностей. И не как путь преодоления через лишения, но как путь приятия того,
что есть, происходящий от избытка возможностей современного мира и полноты
существования людей, которые способны сами решить не только свои личные
проблемы, но и коллективные. По сути человечество недалеко ушло от язычества,
пока не преодолело внутренней необходимости приносить жертвы. Сегодня оно
многократно увеличило жертвоприношения, ради богов добра и справедливости
развязывая войны — издержки развития воли человеческого "я". Человек
может и должен повелевать миром, не разрушая природы в любом её проявлении, но
подчиняясь её законам — этот взгляд древней магии, унаследованный наукой,
кажется вполне современным.
Духовность
сегодня видится как слияние религии с другими гранями человеческой жизни и
деятельности. Оно предполагает проникновение религиозного нравственного подхода
в те сферы, где мы прежде не ожидали её видеть: в общественную жизнь, экономику
(так вмешательство восточной философии в экономику проявляется в экологических
программах) и даже политику. Возможно, кому-то это кажется утопией. Но вот
пример: современный индийский духовный учитель и философ Прабхат Саркар,
предсказавший крах материалистической системы социализма — а вслед за ним и
капитализма, уже стоящего на краю пропасти и неразумной политикой подрывающего
базу собственной экономики, разработал социально-экономическую теорию более
прогрессивного социального строя — который явился бы их наследником. Силой,
способной сгладить политические кризисы и ускорить социальную эволюцию, он
считал духовных мыслителей (садвипров:
буквально, "мыслителей о сути"). Они будут занимать активную позицию
в обществе и оказывать влияние на ситуацию: не за счет вхождения в структуры
власти, а за счет глубины своей личности, развиваемой духовными занятиями,
медитациями (как образ такого человека приходит в голову Солженицин или
Сахаров). Целью духовной деятельности своего учения "Ананда марга" ("путь блага/блаженства") он видел
воспитание таких людей.
Согласно
Саркару (его духовное имя как йога – Анандамурти), прогресс должен
осуществляться одновременно во всех сферах жизни: и физической, и ментальной, и
духовной. "То, что прогресс в одной
лишь материальной или интеллектуальной сфере лишь повышает жажду чувственности
и приносит стресс, фрустрацию и кризис, сегодня очевидно. Эти сферы не могут
обеспечить реальный прогресс, лишь счастье в духовном плане никогда не
сопровождается нуждой и негативными эффектами. Реальный прогресс убирает
преграду между человеческим существованием и единым разумом, между Микрокосмом
и Макрокосмом, между спящей Пракрити (энергией в низшем психическом центре
муладхары) и чистым сознанием (высшего психического центра сахасрары). Но если
духовная эволюция — единственный реальный вид прогресса, должны ли мы забыть о
материальном продвижении? Не поощрять изобретения? Не открывать новых идей, не
сочинять стихов, не читать литературу, не творить искусство? Конечно, нет. Это
было бы отрицанием жизни — упадком и смертью человеческого общества. Движение и
изменение необходимы для вибрирующего динамизма человечества."[9]
Эта мысль
проста. Но если вдуматься в идею слияния религии с духовностью внутри самой
жизни, её реализация воистину сложна. Ведь она предполагает постоянный поиск,
отказ от подражания и зависимости, освобождение от догматического влияния
духовных текстов — к чему на самом деле ведёт индивидуальный путь и архата, и
истинного католика.
Об этом
говорил Кришнамурти: "Школы
медитации предлагают разнообразные методы, системы, заявляя, что при ежедневной
тренировке вы достигните определенной формы просветления, определенного необыкновенного
опыта. Вся идея о системе, методах предполагает механический повтор — в этом
нет медитации. Медитации требуется строжайшая дисциплина — но не дисциплина
подавления и конформизма, а та, что приходит, когда наблюдаешь за собственным
мышлением. Медитировать можно и в автобусе... Если я сброшу мертвый груз
авторитета, то в тот же миг останусь в абсолютном одиночестве, но именно в этом
состоянии у меня есть шанс узнать, кто я есть."[10]
Это
стыкуется и с мыслью Бердяева: "Богом
должно быть отвергнуто и совершенствование человека как результат процессов
необходимости, как принуждение. Всё несвободное нежеланно для Бога."[11]
Сама
современная обстановка подводит к отказу от механических упражнений и
формальных ритуалов. Его обосновывает английский философ Тойнби, говоря о
развитии через подражание: "Недостаток
мимнесиса (подражания) в том, что он предполагает механический ответ,
заимствованный из общества: действие,
выработанное посредством мимнесиса, не предполагает творческой инициативы"[12].
И в этом — опасность (в социальной жизни — опасность слепого повиновения массы
не лучшим лидерам. В духовном смысле формальная привычка, если она подменяет
собой поиск, а не является для него стартовой площадкой, — это препятствие на
пути собственного развития: и так слишком механистичной стала жизнь.
Механицизм, кстати, — одна из характерных негативных черт знака Козерога:
потому в ближайшие 170 лет предопределенность существования, ставящего нам
жёсткие рамки, может усилиться — и уж, конечно, формализм не исчезнет сам
собой).
Еще один
мыслитель XX века
М.Бубер говорит: "Действительная вера начинается там, где прекращается
руководство правилами, где само это желание исчезает.[13]"
Но если вера
будущего такова — тогда не обязательны и не всегда полезны специальные
упражнения и религиозные процедуры: ведь у каждого есть вместо них повседневная
деятельность (а времени нет, на что указывал индийский мистик Рамакришна, уже в
прошлом веке пришедший к выводу, что медитировать лучше с открытыми глазами). И
тогда не стоит абсолютизировать священную форму ритуалов: да и куда интереснее,
когда они сами спонтанно возникают между людьми, как тому учит дзэн. Не нужна
даже суфийская экзальтированная любовь к Богу: ведь у всех есть, кого любить на
Земле.
Во имя
чего человеку регулярно ходить в храм, если он и на работе способен ощутить
свое единство с человечеством? Необходимы ли таинства посвящений, если поток
традиции может быть передан в любой обстановке? Зачем непременно читать
священные писания на Богом забытых языках, если есть много других хороших
художественных, а иногда и научных текстов, раскрывающих правду жизни и истину
души — если только уметь её искать и находить? Но если все эти "практики"
религий, с повторами мантр и молитв, песнопениями и поклонами, с более или
менее священным питьем и едой и стереотипами душевных переживаний — не цель, а
всего только инструмент, который следует направить на службу духовному благу
человека, провозглашая его ничем не ограниченную свободу как самую основу его
духовности, то что же остается от религии?
Профилактика
стресса и забота о здоровье? Уважение к личности и вечное познание мира, во
всех гранях бесконечно великого и бесконечно малого? Преданность осознанному
идеалу, который расширяет сознание не хуже психологических практик? Внимание к
жизни в каждый момент и спонтанное видение её чудес — наработанных прежней
эволюцией и откровений будущего? Cерьёзность самоотдачи делу, которое строит
новое счастье, и душевное самораскрытие праздников? Желание быть вместе со
всеми и отсутствие страха перед вселенским одиночеством человеческой
уникальности? Или что-нибудь ещё?
Мы начали
с того, что общее для всех религий — возврат к единству жизни через обращение
ко внутреннему миру, создающему целостность души из внешних, разрозненных
фрагментов жизни. Приобщению к этому единству и поддержанию его служит
постоянство духовной сосредоточенности сознания — и одновременно его
расконцентрации, дающее видеть и воспринимать больше. Формы этого могут быть
различны, до отсутствия всяких устойчивых форм, но результат похож: внутренняя
глубина ведёт к внешнему покою, счастью, удовлетворению сокровенных желаний и —
упрощению потребностей. Использование сложной бытовой технологии и стяжание
материальных благ отходит на задний план, и это то, в чем коллективный разум
надвременной религии противостоит телевизионной идеологии "массового
сознания", повторяющего сотни раз за день, что жизненный комфорт человеку
дают деньги и покупки. Хоть это сегодня — идеология "большинства",
она полностью игнорирует тот факт, что максимальный комфорт дает духовная жизнь
— которую крайне сложно сделать объектом купли-продажи: хотя бы в силу
непостижимости, что же это такое.
Что для
нас сегодня духовность? Уместно привести определение Анандамурти:
"Духовность — не утопический идеал, но практическая философия, которая
может быть реализована в повседневной жизни, сколь бы мирской она ни была.
Духовность выступает за эволюцию и развитие, а не за суеверия и пессимизм.
Духовная философия не признаёт искусственно создаваемых различий и выступает за
вселенское братство. Некоторые объективные материалисты верят, что духовность —
это воображаемое потустороннее творение, используемое как опиум для народа.
Опьяненные этим опиумом, люди пассивно соглашаются с подавляющими их силами
эксплуататорского порядка [как бы такое представление о религии для нашей
страны не стало опять актуальным! — С.].
Но анализ настоящей духовности показывает, что это научный, психологический и
практический путь. Его практика затрагивает все уровни существования, приводя к
целостному развитию личности в индивидуальной жизни. Она также создает
космический идеал, чтобы люди думали не об индивидуальном, но о космическом
"я"."[14]
ДУХОВНОСТЬ КАК ПРОЦЕСС ЭВОЛЮЦИИ
Духовность
предстает как путь трансформации – вряд ли кто-то не согласиться с таким
определением. Человеку хочется изменить: жизнь, сознание, эмоции души, тело,
общество – без этого он не был бы человеком. И самый по-козероговски
материальный вопрос, который можно здесь поставить – как возможен путь
трансформации? Откуда мы берем энергию на этот бесконечный процесс? Как может
человек, как существо конечное, претендовать на вечность? Где скрыты
неисчерпаемые ресурсы духовности? Если отбросить религиозный ответ «в Боге»,
как слишком абстрактный, на этот материалистический вопрос можно дать и
конкретные ответы.
Йога
отвечает: есть ресурсы, скрытые в теле. – Все энергетичекие центры (чакры)
связаны с железами (гормональной системой), асаны стимулируют работу желез и
мобилизуют резервы организма. Более активное состояние энергетических центров
позволяет воспринимать все более тонкие уровни сознания. Но можем ли мы
мобилизовывать тело до бесконечности? А если можем, то почему?
Напряжение
тела при духовной практике неопасно для организма, а полезно, как показывает
йога. Наше родное христианство утверждает еще более категорично: и страдания не
вредны для развития, а совсем наоборот. Эмоциональные переживания очищают душу
и открывают высоты духа. Духовные традиции и учат извлекать несомненную пользу
из того инстинкта разрушения, что скрыт в человеческой природе как способность
к трансформации. И все же – что является основой этого процесса?
Можно
ответить так: к всеобщему единству выводит переход границ индивидуальности –
которая замыкает нас в рамках нашей ограниченности и конечности. Люди внешне
разобщены, но внутренне едины: обнаружить это единство на уровне сознания,
души, эмоциональной или телесной природы – самый мощный стимул действия. Все
новые религии утверждают: Бог есть Любовь. Любовь – переход от эго ко
всеобщему.
В обществе
стимул этого перехода таится в межличностных отношениях. Они являются самой
непосредственной, бытовой основой духовной трансформации. Закон любви таков,
что если человек любит и счастлив, он начинает любить весь мир и всех, откуда
недалеко до открытия всеобщего начала в людях. Здесь можно вспомнить слова
Вивекананды или Тейяра де Шардена: индийского йога и европейского философа,
которые сходятся в том, что любовь по сути являет отношение ко всеобщему:
любовь к Богу, и её конкретные проявления – только модификации этого отношения
ко всеобщему.
Естественный
процесс трансформации происходит внутри человеческих отношений. Каждый из людей
имеет свой собственный мир, абсолютно изолированный мир своего сознания. Но
любовь смещает восприятие в сторону взаимопроникновения этих миров – на позицию
любимого, смещает нашу «точку сборки» на точку зрения другого человека, других
людей. И умение видеть жизнь по-разному, с позиций разных чувств и восприятий
(«плавающая точка сборки») — идеал
творческого отношения к жизни, разной в каждый момент.
В человеческих отношениях заложен потенциал к трансформации
коллективного разума — механизм осуществления эволюции. Религиозные и
оккультные традиции, и человеческое несовершенство часто заставляет считать
смерть главной преобразующей силой. Но воспринимать так — все равно, что
подписать себе смертный приговор. А если смерть вынести за скобки как то, чего
нет: как не то, что есть на самом деле, преобразование целого осуществляет за
счет связи его частиц. Их объединение нарастает как ком: и при благоприятных
условиях любовь людей подобна ядерной реакции.
Здесь важен катализатор, толчок — верное начальное отношение между
людьми, объединяющее всех. Это отношение, лишенное частных интересов и потому
бескорыстное. Отношение позитивное — потому что, скажем, желание выжить, хоть и
объединяет всех, является частным интересом каждого и радости не содержит. Но
желание расширить свои горизонты или достичь вечного блаженства таким стимулом
является. Как современная иллюстрация приходит в голову "Непроданная
весна" Шевчука: образ любви, которая вспыхивает случайно и как пожар
распространяется в обществе, преобразуя умы людей, насколько хватает сил.
Философский вопрос здесь — являются ли такие процессы случайными?
Ведь любовь на самом деле постоянно связывает очень многих людей. Однако
почему-то из особенного отношения к всеобщему их не выводит (пользуясь
терминологией Гегеля). Если мы посмотрим, как понимается любовь в западных
фильмах, это в лучшем случае развитие страсти. В наших же и вовсе происходит
погрязание в отношениях — процесс любви не достигает своего
истинного результата.
Постараемся понять, что такое коллективное подсознание и душа
человека. Первое можно определить как связь сознания разных людей, пересечение,
исходящее из невыразимого единства восприятия. В любом обществе жизнь
трактуется через ряд общепринятых подсознательных аксиом. Они себя выражают на
уровне коллективных чувств, а не разума (и осознание таких идей, напротив, эти
чувства развенчивает). Коллективные чувства создают настройку в резонанс,
которая исправно функционирует все время, но резонанс может быть больше и
меньше, в зависимости от идей более или менее универсальных, которыми одержимо
общество.
Душа отдельного человека дает этим идеям
эмоционально-энергетическую силу. Даже не надо опираться на религиозные
традиции (душа — вода в стакане по отношению к океану, как говорил индийский
мистик Рамакришна), чтобы утверждать, что душа человека имеет связь с
коллективным сознанием как часть с целым. Поэтому каждый человек имеет выход к
нему изнутри — и влияние на него в том случае, если его идея шире (культурно
мощнее, природно здоровее) общепринятого общественного здравомыслия. Пока этого
нет, особенное чувство человека не имеет шанса стать всеобщим. Не имеет силы
победить установки существующего коллективного мировоззрения. Если же да, путь
идее открыт — и чувство запускает свою цепную реакцию. Так мы приходим к
парадоксальному выводу, что основа длительности любви — идея.
Если
считать, что вершина эволюции — реализация отдельной личности, то этот механизм
помогает развитию каждой личности, идеи которой проходят проверку чувствами,
которая соразмеряет их с широтой общечеловеческой и отводит свое место, помогая
человеку вписаться в структуру общества.—
Здесь можно вспомнить образ колеса Фортуны, возносящего человека на
вершину.
Но если вернуться к эволюции человечества в целом, отказ личности от
себя служит свободе души — и т.о. дальнейшему развитию ее внутреннего влияния
на общество, более полному выявлению ее потенциала. Внутреннее самораскрытие не
продолжается без отказа от себя. Как сказал Христос, «кто душу потеряет, тот её
обретет»: он обретет её общечеловеческое, общественное проявление как душу
людей вообще. Но обретет как свое собственное отношение, которое выявляет себя
в мире по законам этого мира, согласно его актуальной ситуации (которая
напрямую не зависит от самого человека). Поэтому человек видит в мире
искаженное отражение своей души — но все же мир говорит с человеком при помощи
своей актуальности.
Любовь как
выход за пределы эго показывает, что эго – иллюзия, сознание едино, как и
человеческая душа сливается со всем, что ее окружает (это основа нашей
способности воспринимать и осознавать окружающий мир). О духовном восприятии
такого рода М.Бубер пишет так:
"Каждый
из нас заключен в панцирь, который мы, привыкнув, вскоре перестаем ощущать.
Бывают лишь мгновения, когда сквозь него можно проникнуть и возбудить душу к
восприимчивости. И если подобное с нами случилось, если мы насторожились и
задаем себе вопрос: "Что же особенного произошло? Разве это не то, что
случается ежедневно?"— то мы можем ответить: "Действительно, это
происходит ежедневно, только мы не всегда здесь." Все происходящее
обращается ко мне. Тем, что случается со мной, происходящее обращается ко мне."[15]
Но в этом
слиянии присутствует свобода воли – как умение сказать «нет» тому, что не
должно существовать, ради блага людей. Восприятие души в том, что она принимает
все. Но сила разума в том, что он способен отвергнуть нежелаемое.
Сознательность состоит в том, чтобы выбирать, и это творческий процесс. Когда
мы говорим существующему «да», восприятие внешнего ласкает душу, когда говорим
«нет», мир распинает ее — это
свойства эмоционального восприятия. Оно пробуждает творческий потенциал,
запуская процессы творения или не давая им хода: поддерживая существующие формы
вещей силой своей жизни и вступая с ними во внутреннюю борьбу.
Символические
смыслы помогают отождествиться с мировыми процессами, и это слияние приводит к
еще более сильному сильному резонансу —
когда сознание словно плывет над символическим видением вещей, видит
сквозь форму вещей: сквозь настоящее положение вещей прозревает будущее.
Сегодня человек способен понять, что он не есть то, с чем
отождествляется его восприятие здесь и теперь, таким отразом сведя сознание
"я" к минимуму (а волю к максимуму). Отвергнуть внешние формы
существования реальности. Это сродни буддийскому отношению: все формы пусты и
пусто "я". Остается процесс, ведущий нас к проникновению за пределы
этих оболочек, в будущее — и опора будущего на более чистое отражение.
Таков, видимо, магистральный путь развития индивидуального
сознания. Это путь все более тесного взаимодействия человеческого общества. На
проверку выясняется, что практически любое произведение культуры сотворено
человеком не одиноко, а некоей коллективной личностью. В каждом истинном
произведении искусства ощущается влияние многих людей, даже когда его автор
велик и известен (чем много занимается искусствоведение). Возможно, в будущем:
при развитии ясновидения — будет очевидно и понятно, какое влияние каких людей.
Хотя природное единство отдельного человека совершенней в глубине,
и в одиночестве достигается глубина произведения. Подобно этому любовь как
отношение один на один имеет необходимую глубину и всеобщность, превосходящую
социальную определенность. В этом смысл нравственного отношения.
И если бы люди замыкались друг на друга душевно-чисто:
экологически-природно, подобно тому, как рождается ребенок — совершенное
произведение природы, без каких-либо чуждых генов, они бы создавали столь же
совершенный духовно-идейный континуум. Силой природной гармонии этот континуум
поизводил бы необходимые перемены в идейных структурах общества вовремя, без
катаклизмов и революций, — механизмом цепной реакции, которая поддается
управлению бескорыстием и другими альтруистическими человеческими чувствами, ка
кбыло сказано. Более того, поскольку все есть сознание, так же могло бы
меняться и тело, и тело мира (подтверждая образ многомерности мира, разных
миров, хотя бы и физических).
Если здесь вернуться к бытовому образу любви двоих: любви,
выходящей за рамки эго, — можно вновь вспомнить самую известную идею Кастанеды
— энергия личного притяжения мужчины и женщины нагвалей помогает и другим войти
в иную реальность, создавая феерический образ светящегося летящего змея из
цепочки людей. (Телесное преображение: из более грубой материальной формы в
более тонкую — общечеловеческая идея: кроме христианского «тела воскрешения»,
можно вспомнить теорию Шри Ауробиндо или менее известную концепцию Циолковского
о трансформации тел людей в более трансцендентный и всепроникающий вид
энергии.)
В древности идея взаимодействия как творящего начала была
воплощена в мифе о первых людях-близнецах, создающих свой собственный мир на
пустынной земле. Это хорошая мечта, чтобы пара людей могла себе создать свою
Вселенную (хотя, конечно, по отношению к материальной земной реальности она
всегда останется только мифом. Как и другие прекрасные мифы, она отражает
коллективную психическую, а не материальную реальность).
БОГ ЖИВЕТ
Все
религии утверждают неизменность духовного начала, его незатронутость внешними
факторами, местом его проявления и даже временем. Чтобы подчеркнуть это
свойство Бога в том беге наперегонки, который присущ современному миру, наше
время постулирует фундаментальную важность настоящего момента. Бог ловит нас
"здесь и теперь", и "пробуждение" предстает неожиданным и
внезапным. Но это, вероятно, лишь свойство нашего времени, когда нас способно
по-настоящему остановить или побудить к действию лишь что-то удивительное и
потрясающее. На самом деле Абсолют не проявляется рывками, Он присутствует
постоянно. Лишь вектор нашего сознания редко совпадает с общемировой волей. Но
всегда есть люди, чей разум воплощает её в этот миг — иначе развитие
прекратилось бы.
Истина
изменяется, каждый миг рождаясь заново. Таково свойство духовной энергии. И
таков же близкий нашему времени духовный идеал: умирать и рождаться каждый
день. Чтобы сохранить соответствие вселенскому единству — которое в отдельные
моменты жизни переживает каждый — нужна гармония жизни и мысли. Она бы
продлилась, если бы каждая возникающая мысль, будучи осознана, завершала свой
ход, не оставляя место иллюзиям подсознания. А сознанию единства сопутствовало
утверждение всеобщей несвязанности: свободы частей целого, рождающей активность
творчества. В соответствии с этим современная вера — это как разрушение мировой
иллюзии, так и творение новых мифов.
Отношение
к духовным понятиям как изменчивым и развивающимся во времени преодолевает
дуализм Бога и мира. Николай Бердяев видит в истории жизнь Божества: "Только отвлеченный монизм мыслит Божество
как совершенно неподвижное... Такой монизм относит всякое движение лишь к
несовершенному множественному миру, который есть мир не подлинной реальности, а
мир вторичный, лишь являющийся... Монизм мыслит мир лишь как иллюзорный и
кажущийся, а не подлинный бытийственный. Движение связано лишь с миром
относительным и не распространяется на мир абсолютный, на самую глубину жизни
Божества."[16]
О том же
говорит философ Макс Шелер: "Мне скажут, что человек не может вынести
неокончательного Бога, становящегося Бога! Мой ответ в том, что метафизика — не
страховое общество для слабых. Она предполагает в человеке мощный, высокий настрой. Поэтому вполне понятно, что человек лишь в
ходе своего развития приходит к сознанию своего соратничества, соучастия в проявлении "божества"... Мы ставим
на место полудетского, полуотрешенного отношения человека к божеству, как оно
дано в объективирующих и потому уклончивых отношениях созерцания, поклонения,
молитвы — элементарный акт самоотдачи,
самоидентификацию с направленностью духовных актов... Можно стать
причастным духовной актуальности лишь
через со-осуществление, самоотдачу и
деятельное отождествление.”[17]
Современность
оставляет позади христианскую вторичность и индуистскую иллюзорность мира. По
мере познания и овладения миром он всё более становится подлинным (в чём есть и
заслуга материализма науки), и в обращении к жизни исчезают крайности
религиозных идей. История предстает как внутренняя жизнь Бога: это определение
Бердяева, родившегося под знаком Рыб, смыкается с индуистско-буддийским идеей о
том, что мир — это мысль и мышление Творца. Отрицание неподвижности Абсолюта
выводит к христианскому понятию Бога живого — попутно раскрывая миру тайну
первейшего определения Творца у иудеев: Эхие
— "жизнь".
Бог живёт:
и в духовном подъеме битвы за Родину, и в радостной общности ударных строек, и
в тонком этическом подтексте фильмов и песен 60-х, и в мучительно-скрытом
творчестве вынашивания перемен в периоде застоя. Он живёт и в нынешней насущной
потребности экологической чистоты, в проникновенном интересе к древним и
примитивном культурам, в доброй фантастике будущего и его непредсказуемости.
Бог живёт, а значит истина являет себя в мире. И эта манифестация — самая яркая
черта сознания эры Водолея, самая безусловная черта человеческой свободы, устраняющая
традиционные барьеры между человеком и Богом.
Это уже в
начале века констатирует Бердяев: "Необходима
переработка и претворение внутренней истории человека, в свете новозаветном, в
свете нового человека, для которого уже не существует того гнета, под которым
жил ветхий человек, гнета природной необходимости и гнета гнева Божьего,
который делал невозможным встречу с Богом лицом к лицу, о котором говорится,
что если бы человек увидел лицо Божье, то был бы испепелён."[18]
Пока
религия всё более мыслится профессиональным занятием (хотя этот взгляд довольно
чужд всеобщей природе религиозности). Этот свойственный знаку Козерога
профессионализм хранит древнюю культуру душевных процессов, отличая её от
современной бытовой деятельности души. Его продукт, кроме воспитания людей и
психологической помощи,— освобождение от лишнего груза коллективного разума
человечества, но также и проекция его новых перспектив. Любая религия
занимается и тем, и другим. Не следует ставить акцент лишь на очистительной
функции религиозных энергий: внутреннее движение разума и души (и даже их
покой), обязаны созидать — в сферах видимых или невидимых, но тем не менее
заметно. Возможно, в будущем это будет одним из критериев непостижимой
духовности, наряду с искренностью, чистотой намерений, безошибочностью
поступков и другими приятными человеческими качествами.
Обращение
к истории и прошлому — в высшей степени свойственное времени, когда новые мифы
эпохи формируются под знаком Козерога,— также должно быть не консервативным, но
творческим, чтобы оно действительно несло в себе духовный смысл, как об этом
писал Бердяев: "Связь с прошлым, с
тем, что было священного в прошлом, есть связь с творческой динамической
жизнью; верность заветам прошлого есть верность заветам творческой динамической
жизни наших предков; поэтому внутренняя связь с предками, с родиной, со всем
священным, есть всегда связь с творческим динамическим процессом, обращенным к
грядущему, к созданию нового мира, новой жизни, к соединению этого нового мира
со старым прошлым миром."[19]
Современность
дает любопытные примеры того, как в лоне религий переход от буквы к духу
развивает творческие таланты людей — к поэзии, пению, рисованию, изобретению,
игре. Интересно, что так отчасти реализуется коммунистическая идея формирования
нового человека, в советское время вылившаяся в попытку превратить церкви во
Дворцы Культуры. Быть может, сейчас ещё рано говорить об этом? Но в новых
западных христианских веяниях поощряется творчество, проникнутое духовными
идеалами (а не только примитивом непосредственных нужд массового сознания,
одержавшем решительную победу на эстраде и в кинематографе). А на Востоке, где
каноны индуизма и буддизма никогда не были жесткими, творчество и так
процветает вовсю. Похоже, наша идеологически неумолимая страна, исчерпав все
силы на построение по-религиозному справедливого социализма, а потом на
публичное покаяние в прошлых грехах — плетется в самом хвосте этого процесса.
Мешая проявиться индивидуальности, она усердно хранит коллективную идеологию,
нивелирующую стремление разных душ к индивидуальному самовыражению в
религиозных сферах, как и в социуме — ради манифестации над-индивидуального.
Вероятно,
Россия будет придерживаться её и впредь, пока вновь на базе христианской
соборности не явит творчество столь же масштабное, как явление миру идеалов
коммунизма, о которых тысячелетиями мечтали мыслители, начиная с Платона. Когда
действует водолейская страна, словно все её жители сливаются в единого человека
— первочеловека древней мифологии: такого, как скандинавский Имир, индийский
Пуруша, китайский Пань-гу, иудейский Адам Кадмона. Ради нового творения знак
Водолея сливает все силы в одну.
Но единая
религия ("роза мира" розенкрейцеров и Даниила Андреева) — это,
вероятно, утопия, о которой не стоит и жалеть. Отчасти потому, что она уже
осуществилась, а история не повторяется дважды. Водолейский синтез религий
явило христианство, вобрав в себя и египетские мифологические образы Тельца, и
иудейскую мистику Рыб, и греческую мысль Близнецов, и римскую простоту Овна. И по
большому счету все архетипы нашей души — все пути можно найти в любой религии.
Здесь мы указали на то, на чем ставится больший акцент, что становится ключевой
идеей, по отношению к которой все остальное предстает не столь значимым. Нельзя
лишить буддизм покоящегося центра середины, а христианство — движения вперед:
хотя покой души достигается и в христианстве, и буддизм тоже выступает фактором
движения к прогрессу. Но это в них не главное.
А Козерог
не столько стремится к единой вере, сколько к обоснованному её фундаменту.
Рождающийся сегодня на посыле соединения Урана с Нептуном в знаке Козерога
религиозно-мифологический синтез взглядов должен будет прежде всего подсказать,
какие мечты и чудеса человеческой личности наиболее реальны и близки нам во
времени.