Философские статьи Сияны Щепановской (Пылай)

 

Сияна Щепановская

Философия - в играх сознания

 

Й. Хейзинга считал, что игра создала человека — то есть это самый мощный фактор нашего развития.

И действительно, что мы можем заметить в пространстве социальном и природном, окружающем и пронизывающем нас, кроме постоянной игры, ролей и их взаимодействий? И любимых ролей? Мы хотим играть по-настоящему, нас не устраивает игра, в которую мы не вовлечены, нам кажется, что мы далеки от самой жизни, от самого истинного, бьющего потока, его игры.

Но, включаясь в одно или другое, даже очень по-настоящему, нас все равно будто выносит на берег из потока жизни, напоминая нам о нашей роли. В игре потока, создается наша индивидуальность, и в нем мы пытаемся обозначить свою роль, ведь если она глубока и значима, она начинает напоминать сам поток. Вникая в него, крутясь своим малым водоворотом, ввинчиваясь в него ,обозначая свою творческую роль в общей игре, в макете воспроизводящие сущность потока, мы приходим к истинному познанию.

Мы – как то, что видит и понимает, то, что может включаться, но это нельзя назвать нашим предназначением и сущностью, ведь сколь усиленно мы бы не играли, нас словно снова и снова выбрасывает из этого потока, напоминая нам о нашей наблюдательной и познавательной роли. Мы доходим до идеала познания и интуитивно, и в каком-то смысле вынужденно, но в этом познании необходимости нет трагизма и борьбы, когда именно исток вынуждает нас.

Идеал твориться сверху, а жизнь формируется снизу. Идет внешняя волна событий, но идет и внутреннее движение воли. Воля хочет одного, события - иного, как здесь быть счастливым? Воля должна идти чуть позже событий, т.е. полно принять происходящее, но когда же наступает оно, влиться в него полностью, отдаться, насколько возможно, делу, в которое вовлечен. Вовлечен, значит действуй, не вовлечен, значит не занимайся этим. Вопрос истинности игры — только в ее преданной яркости. Жизнь, как будто, в нашем понимании не сводиться к понятию игры: утверждают, что первая сложнее для нас, так как ее основания до конца мы не знаем, в отличие от игры, где правила, по которым мы желаем играть, заранее известны.

Но так же, как и в познании жизни, исток явления игры остается неизвестным. Не только в смысле роли свободной воли в ней, но и также возможности познания любого механизма, действующего по определенным правилам.

И не является ли наш способ познания через наложения на мир метода проигрывания, т.е. освоение его через воображаемость, своего рода театральностью. Вспомним индийский образ Лилы, которая описывает процесс создания мира как вселенской игры. Отсюда возникает идея мира как иллюзии, вечных круговых вращений, захватывающих нас в жизненную игру, игру соизмерения ценностей и вынесения суждений. И снова, выход из игры - в освобождении от ролей, в которые разум играет сам с собой, получается через наблюдательность и внимание, основу истинных отношений с самим собой.

Часто игрой называют то, правила сущности которой известны, но разве это так? Разве я располагаю всеми мотивами того, почему создана и зачем воспроизводиться игра? Да, я имею определённые предположения, но сама сущность игры остается неизвестной. Я не ведаю, даже когда понимаю все психологические причины действий в обществе, тем не менее сущность психологического, направленность которого — неустранимое свойство. Можно было бы сказать, что наша интенциональность не психологическое, а общее свойство человеческого существа, вне субъективного, но мы понимаем, что отличить субъективное от объективного можно лишь формально, т.к. содержательно трудно проверить, точнее - пока никак, отличается ли чистая направленность одного человека и другого. С одной стороны, мы могли бы утверждать, что в этом состоянии они одно и то же - человеческое, а это человеческое выразимо постольку, поскольку проступил к нам язык. Но язык, видится, отражая все ту же истину. Преломление, как природа, так и свобода, - это преломление одного. Но не есть ли это лишь наша способность суждения, которая заставляет усматривать нас во всем целесообразность, и таким образом, снова игра, игра ума? ( Но не есть ли то, что есть, только таким, каким может быть, и таким образом, то, что мы действительно смогли усмотреть перед нами, становится не только нам, но и вообще необходимым. )

Игра как понятие отражает аспект жизни, фундаментальнейший в нашем понимании ее течений. Мы мыслим понятиями, мы играм в мышление. Оно такое, а не другое — это подтверждает необходимость законов, по которым оно действует, и это открывает нам детерминизм, который становится виден во всем. Но также, мы видим и бесконечное разнообразие человеческих способов мысли, через которые можно сказать, что проступают принципы, и за счет этого можно выявить ограниченный набор человеческих идей, однако, никак нельзя определенно сказать, в каком виде оно предстает как субъективная данность, будет ли при лишении определенных «отклонениях» индивидуального, у всех одно и то же сознание? Ведь мы усматриваем его через использование символической системы, т.е. языка, а это уже объективирующая структура, которая сама как бы уже есть рассудочный конструкт, творческо воссоздающийся, но действующий по определенным законам, которые мы и пытаемся усмотреть. Они как бы для нас проступают. И испытывая удовольствие  от принципов (в Кантовском смысле слова), усматриваемых во всем многообразии форм и видов, нас окружающих, мы как бы намечаем в своей голове картину, складывающуюся в одно целое. Это целое – всеобщая связь, приводит нас к мысли о Едином, об именно одном самом фундаментальнейшем принципе. Но, опять же, основываясь на идеи целесообразности, кот. каким-то образом и зачем-то в нас появилась, во всяком случае, по нашему мнению. Мысля внутри этой идеи, можно построить доказательство о возможности познания – я имею ввиду идею, что мы такой же результат природы, как и всё окружающее, в этом смысле единственный способ ошибиться – узость нашего взора мышления, в то время как если мы дойдем до должной глубины анализа, мы обнаружим проступание принципов одной природы во всем: и в природе, и в мышлении. Тогда очень многие разделения на классы растворяются, и лучше видна жизнь, перетекание из одного ее состояния в другое. Может быть, в том и принципиальная сложность жизни по сравнению с игрой, что первая – все время в процессе становления. Но игра хоть и бывает консервативна, так как идет по определенным правилам (собственно, как и жизнь), ее суть так же не в результате, а в процессе, который глубже правил и прокручивает какие-то вечные сюжеты, напоминая об истоках себя и всего вообще.

Игра символична, в ней много аллегорий и зашифровок. Особенно для философов, так ищущих расшифровки, понимания, раскрывания смысла. Но разве нельзя назвать наше занятие игрой? Потому что оно, как и другие занятия, захватывает нас в жизнь, как средство, через которое все становится живым, все имеет свой механизм. Для нас это захватывание истинно, как для любого человека, которого именно захватывает его дело. В этом смысле, именно вовлеченность в живые, конкретные, глубинные сферы,  и есть истинное занятие, и получается, что не род занятие, а его качество определяет истинность. Любой механизм, по которому мы действуем, неустраним, и то, чего мы можем и желаем достичь - отстранившись, познать его, и, тем самым, сделать нашу деятельность осознанной.

Игру можно рассматривать, как основу обучения как труду, так и познанию, ведь не имея объективных представлений о том, что с нами случится в случаи отказа от этой деятельности, мы вынуждены признать, что это всего лишь условные ограничения, и что удивительно, в процессе трудовой и образовательной деятельности, формируются новые правила для этой деятельности, что отдаляет их всё дальше и дальше от ее первоначального смысла. Однако неизбежным является факт условности этих правил, и чем строже они тем абсурднее выглядят (конечно если рассматривать всё с позиции игры). Возникновение же этих правил вполне закономерно, ведь для того что бы получать от игры, т.е. жизни, полное удовлетворении, нам нужна полная отдача в сочетании с уверенностью (опора на правила) в каждом нашем шаге. Почему же здесь столь радикально определяется познание и труд через игру? Это извечный вопрос целеполагания, ведь в любом случае за всё время нашей осознанной деятельности, мы либо познаём априорные правила, а они в свою очередь открывают нам перспективы познания других правил и законов. Основополагающие принципы функционирования вселенной даже если будут когда-либо нами познаны, всё равно останутся неизменными, ведь при их изменении закончится существование единственной возможной для нас вселенной. Трудовая деятельность — это приспосабливаемость к правилам игры, и может быть, когда-нибудь мы абсолютно приспособимся и более того, познав основополагающие принципы вселенной, даже сможем её воспроизвести. Человек всегда ставит перед собой цели, и в достижении, в движении к этим целям он и чувствует себя по настоящему живым, по настоящему человеком, однако достигнув их он не долго прибивает в состояние восторга, так что потом падает в апатию, и снова находит новую цель, можно сказать, что в этом движении от цели к цели и состоит то самое движение, в котором человек чувствует себя живым, однако это всего лишь игра, ведь с достижением этих целей ничего не меняется. Но это ни в коем случае не умаляет значимость этого процесса, этой игры для нас, ведь по сути это единственное, чем мы можем заниматься.