Реферат по курсу философии культуры
магистранта 1 курса кафедры философской антропологии
Щепановской Сияны Витальевны
Философия
языка как артефакт европейской культуры
преподаватели:
Соколов Б.Г., профессор, д. филос. н.
Апыхтин А.В., ассистент, к. филос. н.
Санкт-Петербург
2015
Содержание:
Введение. Угол философского
рассмотрения: теоретическая позиция философии культуры . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . 2
Язык
как предмет философской мысли.
Язык как отдельная структура . . . . . .
. . . . 3
Витгенштейн.
О смыслах языка, или контексте . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . 5
«Археология
знания» М. Фуко как метод восстановления дискурсивности смысла. 8 «Пред-понимание» Гадамера как попытка быть восприимчивым к
инаковости . . . . 8
Структурализм Соссюра . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . 9
Заключение. Как можно понять культуру с позиций философии языка в современном
западном мире? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . 10
Список литературы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .12
Введение. Угол философского рассмотрения:
теоретическая позиция философии культуры
Философия культуры – это акцент
мысли на специфических условиях формирования тех или иных идей. Она изучает
уникальность и условия появления человеческой мысли, взаимосвязь окружающего природно-культурного
поля и определенного способа мышления в той или иной культуре. То, что мы знаем
о человеке и человечестве – мы знаем из истории культур, живых развивающих
полей сознательной жизни.
Поскольку философия культуры связана с индивидуально-уникальным в человеке, она
близка области философской эстетики – так как через что же нам увидеть
уникальное, как не через разные эстетические проявления – у всех культурных
народов мы встречаем узоры, одежду, посуду, музыку, танец – но они отличаются
стилем, внутренней ритмикой и динамикой в – изображениях, в музыкальных
произведениях и др. Это часто связывают с климатом и той природной окружающей
средой, где зародилась та или иная культура. Поэтому и саму культуру часто
связывают с природным устроением – которая имеет своё зарождение, расцвет и
гибель. Мы знаем таких мыслителей о культуре (Сорокин, Данилевский, Шпенглер),
где культура осмысляется как живая.
Язык как предмет философской мысли. Язык как отдельная структура.
Язык как отдельная структура мог
выделиться там, где структура, например, общества рассматривается отдельно от и как властвующая над
индивидуальными я (которое как понятие тоже должно было уже появиться). И такое
место, с разными оговорками, мы видим в целом в европейской культуре – Фуко
(Франция), Витгенштейн – Австро-Венгрия, Хайдеггер – Германия, Левинас (Россия,
Франция).
Концепт, что язык мог появится
там, где структура отделилась от собственно своего непосредственного
существования в мире, можно обосновать также идеями Бодрияра в его работе:
«Символический обмен и смерть»[1]. Там,
где появляются симулякры третьего порядка, то есть реальность имеет уже основу
не в природе, а в вере в существование социальной реальности, сама же она
существует в пере-фразе этой социальной реальности и уже некотором отношении к
ней. Это возможно только тогда, когда позиция социальной реальности, во-первых,
вошла в жизнь как само собой разумеющееся и на нее идет опора сознаний людей
как на некоторую данность, во-вторых, она уже не есть живая действующая сила, а
значит, действует актуально уже нечто другое, а к ней относится уже как
сформулированной идее, и потому она уже в прошлом, в архивах сформулированного до конца. Бодрияр
называет эту третью по абстрагированию реальность – символов третьего порядка,
которые есть отсылка к тому, что уже является абстракцией и отсылкой – то есть
к социальной реальности.
Конечно, мы не обязаны мыслить
именно так. Можно вообще не соглашаться с позициями Бодрияра, а заодно и
марксизма в целом: этот мета-уровень реальности может рассматриваться как новое
именование того же, что есть в человеке как человеке – в смысле того, что
основания человека меняются на словах, а значит – и по сути – хотя духовные
учения и христианства, и буддизма, и даосизма с нами не согласятся. Тогда стоит
разграничить: что же меняется, а какие же вещи остаются неизменными? Как через
индивидуальность сборки каждого отдельного человека в разные времена
пробирается неизменная истина?
По-видимому, это касается самых
общих законов, но собирание каждого каждый раз происходит лично с ним,
затрагивает непосредственно его экзистенцию и поэтому предстает как новое.
Какая-то часть человека всегда остается человеческой – и его беготня (что
современная констатация суеты и критическое отношение к ней, что даосский
принцип недеяния, не-приложение внешних усилий-насилия для достижения
результата) похоже, является одним из всегда присущих ему свойств.
Однако, индивидуальность понятий
обусловлена тем, где это понятие возникает. Тонкость и разница нюансы
восприятий, предпочтений, а более всего это видно в философской эстетики – в
эстетическом вкусе, также является важным фактором виденья уже не человека как
человека, а именно его индивидуальности и уникальности как реальной личности.
Безусловно, новое именование
вещей как симулякров происходит в новых условиях человеческой жизни: в
мегаполисах с их нескончаемой рекламой (что так волнует самого Бодрияра), в
условиях появления информации в объеме, превышающей возможности изучить всё,
что есть – в условиях, где благодаря высоко развитому книгопечатанию возможно
писать каждому – поэтому многое написанное может не обладать той силой
подлинного, которой обладали редкие книги, доходившие именно потому, что они
несли в себе источник извлечения нового содержания – и потому сохранялись. А в
современных условиях мы имеет огромное количество архивов, такое количество,
что вся информация может предстать как оторванная – и ведь не потому, что это
действительно так, а потому, что сознание растеряно, оно не успевает ухватиться
хоть за что-то основательно и надолго, и поэтому отчаивается найти хоть что-то
подлинное – таковые условия убыстренной современной социальной ритмики.
Но благодаря этому у сознания
формируется такое понимание себя: информация, на основе которой оно формируется
себя как нечто явленное, как-то именует себя, не есть само оно. Я – не есть
имя, хотя без имени Я не появляется как нечто. Но также становится всё более
очевидно осознание того, что именно тот контекст, в котором появляется человек
и его образ себя, то символическое поле, через которое он соприкасается с
миром, и служит ему посредником с ним, а значит, задает его явленный образ.
Таким образом, чтобы прийти к себе как подлинному, нам необходимо осознавать в
себе обусловленность не только содержания, но и также методов познания, которые
заданы символическим полем культуры.
Витгенштейн. О смыслах языка, или контексте
При философском исследовании
языка Витгенштейн[2] высказывает мысль о
контексте: самого по себе нет ничего – самого по себе смысла не существует,
само по себе слово ничего не значит: необходимо видеть контекст, то есть какой
смысл возникает в данном случае. В свете этой идеи видно, что изучение
философии культуры напрямую соприкасается с этой идеей. Витгенштейн пишет, что
философ должен как врач – лечить язык, ибо мы имеем путаницу в обобщениях,
когда субстанциализируем слово. И культура – в этой связи, как и контекст речи
– это граница, которая устанавливает смысл.
Культура дает возможность
увидеть уникальные стороны творения человеческого, усмотреть тонкие различия
понятий. В разных культурных условиях становление человеческого происходит
по-разному. В одном месте – это субъект, в другом – пуруша, и хотя у них есть и
общее, у них также есть и свое особенное, за счет которого они приобретают свое
уникальное смысловое поле. Становление происходит всегда через определенные
конкретные условия. И. Кант закладывает принцип того, что наше познание,
которое осуществляется рассудком, берет материал для «заполнения» пустых форм
рассудка из чувственности. То есть основа – эмпирическая данность. Но стоит тут
же не забывать, что сами формы рассудка – выявились в определенном языке, в
определенном месте и культурно-символической среде. То есть культурные артефакты
– это продукты творчества, а творчество происходит во всех сферах. В философии
оно в частности проявляется через прибавление понятий, выделение новых структур
и способов мышления для познание истины.
Также Витгенштейн критически
относится к попытке построения универсального языка, которую предприняли Фреге
и Рассел. Изучая язык, он приходит к выводу: язык уже устроен так, как нужно.
Неточность слов, и невозможность зафиксировать за один словом одно значения –
это не недостаток языка, а его жизнь. Здесь, можно сказать, яснее проступает
принцип, зафиксированный Гегелем в «Философии истории»: понятие (в данном
случае, человечность) разворачивает себя каждый раз через конкретное содержание.
Одни понятия появляются у одних народов, а другие – возможны только в других
условиях и открываются уже другим народом. Поэтому чтобы точнее уловить, что
обозначает то или иное слово, нужно обращаться к его этимологии, к контексту
той эпохи, где оно появилось, быть внимательным к условиям его происхождения,
чтобы не быть заколдованным средствами языка, а открывать его как сферу
созидания реальности – которая развивается, и поэтому находиться в изменении, к
которому причастны все творцы культуры. Уход
от универсализации понятий расчищает взгляд и дает увидеть, что далеко
не всё ещё сказано и многое еще не проявлено в виде понятий и определений.
Универсализация языка, другими слова, может сковывать нашу созидательную
способность, когда мы видим в том или ином понятии всё содержание, которое в
действительности добыто нами в процессе нашего включение в духовное поле
культуры.
Язык выступает как
сложная сеть подобий, накладывающихся друг на друга и переплетающихся друг с
другом (и эту идею можно увидеть в параллели со сложно организованным
обществом, структура которого уже не так уж очевидна). Так Витгенштейн показывает, что истина
храниться через слово, то есть язык видится как структура, через которую
проявляется не-временное состояние человеческого сознания. И отсюда видно, почему Витгенштейн настаивает, что задача
состоит не в том, чтобы выстраивать структуры, а в
том, чтобы делать их прозрачными: то есть, не изучать мир в многообразии, а
оставаться в центре и в центре схватывать мир. Ведь структура уже не столь
очевидна и не столь легко вычленяема, и само прояснение, откуда берут свою
первоначальную суть существующие сложноорганизованные структуры культурной
жизни, как и сложноорганизованные теории в науках, становится наиболее продуктивным.
То есть археология становится актуальна
для того, чтобы не утерять начало.
«Археология знания»[3] М. Фуко как метод
восстановления дискурсивности смысла
Уровень
опосредования насколько возрос, что возникла необходимость вернуться обратно (и
мы видим археологию знания Фуко) к самым первым, простым значениям слов в языке
– которые, глядя уже из такого уровня теоретичности реальности, находятся в
ситуации оторванности от первоначального. И возвращаясь к нему, само отношение
к нему выступает как опосредованное. Происходит «спускания» понятия с высот
абстрагирования к тому, как оно возникло в начале и какой носило смысл. Но
обращение к самому первому значению слова само дает новые смыслы – эти значения
для нас уже раскрываются как самые глубинные.
Также о культуре часто говорят
как о диалоге, то есть связи – людей между собой, а также познавательной связи
людей и вещей. Фуко говорит о
связи – слов и вещей[4].
Почему слов? Поскольку слова и их смысл-созидание – один из главных инструментов
мыслителей. Фуко пишет о словах и отношению к ним как о том, что задает
характер эпохи.
М.Фуко приходит к
археологии как способу раскопать разные
виды подходов к познанию реальности. Он вычленяет «эпистемы» – то есть сетки понятий, которые
упорядочивают мир определенным образом и, соответственно, создают определенные
условия познания. Также он вводит понятие «дискурса» –
социальной обусловленности речевых высказываний. То есть позиция философии
культуры постепенно входит в общефилософский дискурс. Язык тогда здесь является
хранителем определенного символического поля, которое видоизменяется в лоне
одной культуры. Язык для Фуко – наряду с жизнью и трудом – организация,
опосредующая связь слов и вещей (что является третьим уровнем опосредования, современным).
Язык обособляется от мышления (уже не совпадает с ним), и предстает как
самостоятельный объект познания, как структура, с которой у нас появилась
дистанция, и поэтому мы можем на неё смотреть.
М. Фуко говорит о
необходимости преодоления линейного способа мышления и замены его образом лабиринта.
Доксология предыдущего знания, которая была основана на идее единой истории,
противопоставляется археологии – идеи, что всякое знание в своей глубине
связано с культурой и её содержание глубоко с ней связано.
Сами структуры языка
несут под собой в том числе те смыслы, что служат системам политической власти
– язык должен быть освобожден от них, очищен от политики. Общество задает
структуру – систему понимания, но к его содержанию может быть примешан корыстный
смысл власти, направляющей общественное сознание на нужды своих целей. Поэтому
задача выйти из под власти данных структур, осмысляя и замечая их действия на
нас (выйти из чужой структуры и создать свою, свободную от структурной обусловленности,
и так создать новый уровень освобождения мысли).
«Пред-понимание» Гадамера и попытка быть восприимчивым к
инаковости
Гадамер[5],
развивая идеи философской герменевтики, пишет о предрассудках как о горизонте пред-понимания,
или само собой разумеющегося, в определенную эпоху. Предрассудки задают смысл в
определенную эпоху, но чтобы осознать их и от них быть свободным в своей
трактовки текстов, необходимо понять его исторический горизонт, для этого
одного вживания будет недостаточно, так как наше вживание обусловлено тем
состоянием мысли, которое активно в современную для нас эпоху. Необходимо
понимать, что не нам принадлежит история, а мы – ей, и что мы как сыны своей
эпохи, чтобы пробраться к истине, всегда пользуемся современными методами,
однако, может попытаться быть свободными от слепого следования своему горизонту
понимания и сознавать свою обусловленности. Развитие этого понимания, а также
преодоление предубеждения против предрассудков,
понимания их как явления необходимого, дает восприимчивость к инаковости
– и текста, и эпох, что создает более тонкое понимание истории, культуры и ее
уникальных явлений.
Структурализм Соссюра
Соссюр обращается к языку как норме, которая
кристаллизуется из речи. В любом живом явлении речи выделяется язык как её
под-структура. Поэтому изучение языка – это изучение не самих элементов, а
типических отношений между ними. Здесь акцент ставится на языке как
сформированной структуре и на слове, как получившим свое значение в определенном
отношении смыслов. То есть на основе отношений между элементами выводятся
свойства самих элементов, которые познаются толкьо внутри данной структуры –
это снова обосновывает отношение к мысли и смыслам как появившимся на почве
определенной символической структуры.
Заключение. Как можно понять культуру с позиций философии
языка в современном западном мире?
Если язык – это та
конструирующая сила, та способность упорядочивать мир, создавать идеальные
структуры, присущая человеку вообще, то это – и создание социально-культурных
структур. Поэтому культура здесь – набор сложных смысловых связей, которые
усваиваются человеком при включении в культурное поле. Это поле включается в
себя основные точки само собой разумеющегося. Это – та культурная основа, на
которой строятся последующие более сложные смыслы.
Другое дело, что
сами эти точки – продукт формирования. Тут встает ряд вопросов о формировании
культуры – почему тот или иной язык такой? За счет чего он постепенно
выстраивает именно эту систему ценностей? Насколько тесно система ценностей и
структура языка связаны в своём формировании?
И также, какова роль
неслышимого – есть оно безусловно универсально-общее, или же само это неслышимое
появляется для нас благодаря тому, с какими инструментами мы подходим к его
распознаванию? Доля истины явно принадлежит обоим или-или. И одновременно
нельзя не пояснить, как может представать здесь универсальное. Явно видно, что
конкретное является носителем универсального – каждый человек обнаруживает себя
конкретным-одним, самостоятельным носителем сознания, хотя и формы его
проявления есть общие – это слова – как обобщения, это общие
социально-культурные ценности. И это сказывается на индивидуальном формировании
каждого человека. Чем более его сознание развито, тем более оно уникально, тем
более те общие места культуры, в которые каждый вхож поначалу, заполняются собственными
смыслами и расчищаются собственным путём становления. И именно идя этим путем –
то есть через формирование конкретного человека в конкретных условиях – мы
приходит к идее того, что язык может быть развит, очищен от власти
пред-пониманий и осознав их, язык может стать своим. Стать инструментом для
творения реальности на основе осознания пред-данности и культурной
обусловленности понимания жизни. Его можно освободить, наполнить новыми
смыслами – за счет того, что тоньше становится ясным, что именно было сказано в
данной культуре, а какой смысл появляется только сейчас. И не воспринимать его
как само собой разумеющееся, а видеть в нем проявление новизны смыслов,
философски относится к тенденциям современности – как появившиеся на основе уже
сформированного. Их можно заметить тогда, когда видно, что всё это было
когда-то открыто и как-то сформировано. Тогда для нас видна и перспектива
исторического видения и видоизменения понятий и истории, и вечное измерение –
то, откуда появляется это новое на основе уже добытых форм выявленности,
схватывания реальности и ее восприятия. Ибо реальность для такой позиции – это
выявленные формы того, что бесформенно. Что служит рождению всё новых
утонченных форм культуры, новых видов искусств и наук. Новых типов творческого
человека. Поэтому, в одном из актуальных способов мысли подход таков: чем
глубже понят язык (как структура, через которую человек видит реальность), тем
больше возможность быть свободным внутри него, менять или осознавать глубже те
смыслы, к которым отсылают слова, понимать их творящую суть. А значит, язык
раскрывает нам, как создавать действительно новое через символическое поле
культуры.
Список литературы:
1. Бодрияр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000
2. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. Философские
исследования. АСТ, Астрель, 2011
3. Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. М.,
1988
4. Соссюр Ф.д. Курс общей лингвистики. Уральск, 1999
5. Кант И. Критика чистого разума. М., 2010
6. Фуко М. Археология знания. СПб, 2004
7. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб, 1994
[1] Бодрияр Ж. Символический обмен и
смерть. М., 2000
[2] Витгенштейн Л.
Логико-философский трактат. Философские исследования. АСТ, Астрель, 2011
[3] Фуко М. Археология знания. СПб,
2004
[4] Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб, 1994
[5] Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. М., 1988