Метафизика
повтора
Смысл повтора через феномен
обновления настоящего
и как возможность попадания в
сущность времени
Повтор имеет для нас
двоякий смысл. Он есть одновременно непрожитое настоящее, прокручивание несвершившегося (например, переживание ситуации во
сне), это относится к "физике" повтора как дурной
бесконечности (как не имеющей о-предел-енного, т. е. предельного
смысла). Но также мы способны к прорыванию из заданных рамок, мы принципиально
открыты для нового, благодаря чему повтор
раскрывается для нас в своем метафизическом смысле — как возможность новой
попытки проживания и осмысления того, что притягивает снова и снова: что мы не
можем окончательно отпустить и забыть. И здесь принципиально значимо то, что
из-за невозможности «дважды войти в одну и ту же реку» — текучей изменчивости
времени, повторение уже есть преобразование: оно должно свершаться на некоем
новом уровне осуществления. Мы, стремясь сделать нашу действительность отличной
от автоматизма сна, должны сделать то, что повторяется, творением, тогда
действие снимается, потому что становится истинно моим. (осознанным и уже если совершается,
совершается из меня, по моей воле). Ведь если этого нет, когда нам
кажется, что всё было точно так же, это ведет к выводу, что мы ничего не прибавляем
к бытию, и этим полностью нивелируется наша роль в бытии, а что может быть
более беспросветно, а значит, наиболее ложно, чем это?..
Метафизическая роль
повтора — это фундаментальная возможность качественной трансформации,
прогресса, роста. Но для свершения истинного
прироста, необходим прорыв к принципиально новому, т. е. своему, так как творя,
мы затрагиваем в себе источник этой новизны. Повтор и новизна высвечивают две
грани одного процесса, а именно: стремления сознания к соединению временного и
вечного в единое целое, создание цельного, живого себя — за счет союза предела и беспредельного, вложенного в нас. Это пробуждение себя к наполненной и истинной
жизни, в которой соединены единым смыслом конец и начало, свершение и
за-(с)вершение.
В Повторе присутствует
Космос, порядок, разумность как закономерность проявления одного и того же, как
возможность новой попытки, как открытость поиску. Но также присутствует и Хаос
— как бессмысленный вихрь повторений, когда в инерции повтора мы не делаем усилия
переосмысления повторяемого на ином плане, внесения в него новизны — но
именно эта новизна-живость и есть то положительное, что может быть рождено
творчеством человека. И вечность мы
воспринимаем как одно и то же по сути, по форме, но всегда принципиально новое
по содержанию. Но вечность перестает для нас быть дурной, если мы смотрим на
нее не как на нечто замершее вне времени, но понимаем его динамически, через
новизну присутствия, то есть через ежесекундное проявление истинного,
проявление всегда во времени.
Повтор всегда
развертывается для нас во времени. Без
феномена времени повтора не существует, как не существует и памяти[1]
без него. Память, как воссоздание в сознании
того, что было, делает возможным прогресс, т. к. развитие происходит благодаря
приращению знания, как разрастание в сознании многогранности бытия. Время
обеспечивает возможность мыслить последовательно, т. е. динамически. Но часто
когда идея времени как движения захватывает нас, то сама сущность времени как
присутствия в нем ускользает. Время как конечное (феномен) раскрывается через
вечность, как свой исток, т. е. через всегдашнее присутствие в настоящем.
Поэтому для прояснения
глубинной стороны повтора, нам нужно осмыслить глубину времени, т. е.
постараться разобрать, что такое истинное настоящее.
Феномен времени обычно
сознается трояко: как свершившееся (наступившее) и как предвосхищающееся
(наступающее). Понятие настоящего (свершающегося) же в этой связи иногда
трактуется как миг, однако это, скорее, выскальзывающее настоящее, чем явленное.
Явленное настоящее растворяет будущее и прошлое в
качестве реальностей, проясняя их природу как исходящую из единого центра,
точки собирания всего содержания сознания в настоящем (в "настоящем
настоящего" Августина). Настоящее бесконечно, но именно в смысле вечности.
Когда мы погружены в феномен настоящего всецело, мы осознаем свое
"вненаходящееся место" сознания, или единого центра, из которого
наблюдается и одновременно рождается текущее, всегда живое настоящее. Именно
поэтому миг в понимании мгновения противоположен времени: он есть отпечаток,
как снимок, который принципиально недвижим, а потому разрушает понимание
времени. Когда мы пытаемся мыслить время как бесконечный набор мигов, когда
время рассыпается на атомы, мгновения, тогда мы теряем самое главное во времени
— его связность. Явление связывания мы по сути и называем временем, именно оно
раскрывает нам связь и намекает — на цель.
Сейчас, в современном настоящем, мы мыслим
исторически. Метафизика исторического видения предполагает цель истории. Например, Фихте выделяет 5 эпох[2],
где представляется логика динамики времени. Такие схемы, содержащие образ мирового плана, намекают на цельность движения
времени. И суть этого движения в том, что
оно есть движение к вечному, ведь для
человека высшее благо связывается с вечностью. В ней наиболее полно
раскрывается человеческая свобода (которая всегда начинается с веры:
небезосновательной для дерзнувшего верить – в творящую, то есть прибавляющую
нечто к бытию в своем живом поиске, сущность в человеке). Реализация свободы
человека есть творчество, и она тогда
реализуется наиболее полно, когда для творящего не существует ничего, кроме
этого акта: когда он всецело погружен в свое творение и не задумывается о длительности (в которой актуальный миг –
всего лишь часть временности). Ведь обычно именно обыденность (создаваемая
социальным миром), то есть скольжение по поверхности жизни, для нас создает
иллюзию ощутимого присутствия прошлого и будущего, опора на которые дает
линейность, а не весь объем жизни. Чем более мы втянуты в привычные схемы
обыденности, социального общего мира, тем более мы ощущаем именно бренную
сторону времени, то есть на самом деле страдаем от нехватки присутствия в
[самой] сердцевине времени, которая есть настоящее. Ведь когда
мы попадаем в настоящее, именно тогда и становятся видны эти зацикленные на
себе повторы сценариев бренного[3].
Слово "Настоящее" имеет ввиду
также подлинное – то, что (в действительности!) есть; — и оно есть подлинное. При истинном понимании значения настоящего оно разрастается,
охватывая все большие пространства времени, прошлого и будущего, находя их
общие закономерности, витки и спирали, истоки идей и разливы реалий, связь
причин и следствий в точке соприкосновения с Вечностью. Это прикосновение дано
избранным, гениям или пророкам (как считает например Бердяев в книге "Опыт
одиночества и общения", развивая идеи Августина). Им удается сканировать в
их времени пласты вечности в своих областях мастерства и знания и оставить
следы в вечных творениях и нетленных идеях[4].
Время показывает нам наше глубинное
противоречие: поскольку мы мыслим в конечном времени, мы и представляем лишь
конечное время — но при этом можем дойти до самого истока времени, проникнуть в
его суть, попасть этим в вечность.
Вечность — в противоположность бренности
— это неустаревающая, то есть не уходящая от себя самой в формы себя, новизна,
это живая пульсация жизни, пришедшая к себе, это осознание жизни в самом
движении жизни.
В этом движении человек не переставая
ищет его смысл, так как он определяет смысл
его жизни. Существование смысла жизни для человека напрямую определяется его
отношением ко времени. Ведь время одновременно даёт возможность осмыслить жизнь
(рациональное мышление разворачивается во времени) — когда нами в целом схвачен
процесс движения и его цель. И также время обессмысливает её, когда наш взор
падает на изменчивую сторону, на то, что перед нами пожирается, истлевает. Но
пожирается оно в плоскости линии, а из момента "сейчас" — светятся
множество ветвистых линий, и переносясь в него, человек уже не осознает себя
как находящегося на одной из линий и как подверженного, сотрясаемого её конкретной динамикой. В
настоящем человек осознает свою связь с центром, свою тождественность с этим
центром, своё всегда-присутствие, бесконечность своей творческой
свободы, ведь ограничения предстали как временно (в каких-то определенных
вышедших из центра и забывших об этом линий) налагавшиеся на него. Теперь
появляется возможность использовать эти ограничения наилучшим образом, если не
совсем откинуть их для более полной реализации себя (своей нетленной, наиболее
живой, положительной — не пустой, или отрицательной — сути).
Время, основанное на повторяемости и новизне,
осмысливает для нас бытие, оно дает нам видение нашей цели, толкает через
настоящее в вечность присутствия. И его роль — привести к реализации чаяния
всех устремлений сознания — к осознанному присутствию целого. К
качественному, то есть расширенному пониманию настоящего как великого мига
вселенной, раскрывающего единую связь прошлого с будущем, слитых спиралью
начала и конца – как истинный смысл любого явленного в незатухающем настоящем.
другие философские статьи Сияны
Щепановской
Семиры и В.Веташа
«АСТРОЛИНГВА»