Семиры и В.Веташа "АСТРОЛИНГВА"
СЕМИРА
ПОТОКИ ИНДИИ
ВЗГЛЯД НА ИНДИЮ ГЛАЗАМИ АСТРОМИФОЛОГА
Продолжение 1-го путешествия. Часть 3.
Буддийские места Индии. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Через Агру на Запад. Мусульманская архитектура Индии
Ашрамная жизнь. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Кума Мела в Хардваре. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Храм Синей Шеи: амрита и яд. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
О Раме и его помощнике Ханумане. . . . . . . . . . . . . . .
Омовение. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
День интернациональной дружбы. . . . . . . . . . . . . . .
Гималаи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
БУДДИЙСКИЕ МЕСТА ИНДИИ
Сарнатх
Близ Бубанешвара есть и буддийские храмы. Один — на холме рядом с пещерным дворцом Ашоки, по виду неотличим от индуистского. Другой, более новый, на возвышенности по дороге в Пури — белая круглая ступа с пятью зонтиками наверху: они символизируют пять буддийских добродетелей. В нишах ступы статуи Будды: его просветления, учительства и успения. На той же вершине холма с ним соседствуют маленький храм Вишну с Лакшми и побольше — Шивы и Дурги.
Буддийские места Индии неслучайно связаны с именем императора Ашоки. Царь, который довел ариев до океана, сыграл большую роль в распространении буддизма в 3-2 веке до н.э.. Его коллона со львами, ставшая национальным символом Индии, изображенном на её гербе, стояла в Сарнатхе — местечке рядом с Бенаресом, где Будда впервые испытал просветление и дал обет своим пяти ученикам постичь закон причинности. Сарнатх — значит "олений парк". По легенде, Будда свою первую проповедь прочёл оленям — и в память об этом в парке действительно разводят оленей, которых посетители кормят с рук. (Правда, неподалёку ещё питомник с крокодилами.)
Львиная колонна Ашоки Олени перед колесом дхармы — символ буддизма
От коллоны Ашоки остался лишь постамент: её верхушка стоит в археологическом музее неподалёку вместе со статуями Будды, а также Вишну, Парвати и других богов (в том числе и планет) — по виду столь же изящных и привлекательных. От этих статуй, как и от сохранившихся в Сарнатхе развалин основанного Ашокой буддийского храма и четырёх монастырей, веет не столько древностью, сколько энергией, которую легко ощутить. Побродив среди руин и присев на какой-то камень, я вдруг отчетливо стала представлять фрагменты зданий: которые вполне могли здесь когда-то стоять. Не могу сказать, что я — человек, который действительно умеет медитировать, но в этих развалинах внутреннее созерцание удавалось без труда. Возможно, это были просто мои фантазии на тему впечатлений об индийской архитектуре. Подобные образы всплывали и потом, когда я качалась на размашистых волнах океана.
В Сарнатхе стоит огромная целиковая ступа — таких буддийских ступ в мире семь: самая известная в Катманду (в Непале). Позади неё — цветные статуи Будды и его пяти учеников и буддийский храм индуистской формы, где хранятся мощи Будды. Фрески на стенах изображают жизнь Будды. А ближе всего к ступе джайнистский храм с золотым шпилем купола, где стоят статуи Будды: из всех индуистских направлений буддизм наиболее близок джайнизму — религии познания, непосредственно аппелирующей к уму. На картинках икон в светлом джайнистском храме — будды в позе лотоса, святые с нимбами над головой, а также здания, храмы и дерево бодхи, под которым Будда испытал просветление. Одно такое дерево с многочисленными свившимися стволами растёт рядом с храмом.
Плоть от плоти индуизма, буддизм вобрал в себя его легенды и основы его мировоззрения. Он принял ключевую идею о перевоплощении, многократном рождении человека и мира — и поставил себе цель преодолеть эту идею, как и весь консерватизм индуисского мировоззрения. В индуизме развитие мира и его смерть — игра богов, и буддизм, для которого тоже всё происходящее есть лишь бесконечная иллюзия, прежде всего оттенил глубокий философский смысл этой игры, переводя внешнее проявление образов богов во внутренние качества индивидуальной души. Но отрицая многие существенные черты индийской культуры: прежде всего систему каст и ритуалы поклонения многочисленным богам — буддизм исполнил протестанскую роль по отношению к индуизму. Эта роль буддизма оказалась даже слишком радикальной по отношению к индуизму, и он исчез со своей территории: по статистике, буддистов в Индии лишь 0,7%!
Места зарождения и развития буддизма превратилось в руины после средневековых завоевательных походов Великих Моголов, которые ради централизации сделали государственной религией ислам. Они всячески расправлялись с буддизмом — хотя с индуизмом ничего поделать не смогли. Его всепроникающая естественно-природная вера слилась с исламом в религию сикхов — и в мусульманских частях Индии сохранились индуистские храмы. Если бы не объединение с индуизмом, ислам, вероятно, не задержался бы надолго на территории Индии. (не в характере индусов ратовать за веру! да и среди праздника вечно цветущих территорий что может быть более нелепым, как акцентировать внутренние проблемы, забывая о внешней жизни? Но в ключе той необходимости сражаться, к которой призывают Рама и Кришна идеи ислама выглядят более обосновано.) При этом характерно, что всеприемлющий индуизм, тысячелетиями живущий в сердцах и душах, продолжает служить поддержкой и буддизму, считая Будду одним из воплощений Творца. В Индии буддийским храмам всегда сопутствуют индуистские.
В возвращении буддизма на его историческую родину немалую роль сыграло Теософское общество. Теософы были удручены запущенным видом прежде славных развалин, и вдохновитель теософских идей полковник Олькотт убедил молодого индуса Дхаммапалу посвятить свою жизнь востановлению буддийских святынь. Остовы храма и монастырей Сарнатха было решено оставить как есть. Зато древний буддийский храм был полностью восстановлен во втором священном месте, связанном с именем Будды — в Боддхгайе: там, где Будда медитировал семь недель, постигая суть перевоплощения — и где родилось учение буддизма.
Храм в Боддхгайе рядом с деревом боддхи
Век назад Кайзерлинг так поэтически описывает это место: «Эта величайшая святыня буддизма овеяна воздухом дивной духовности. Это не атмосфера буддизма вообще, какую я ощутил в Сарнате; не атмосфера набожности как таковой, которая царит на берегах Ганга или в Рамешвараме; и не та атмосфера торжественности, которой окружен каждый памятник; это особенный дух такого места, где определенный человек, обладающий небывалым величием, обрел самого себя. Вероятно, многое способствовало тому, что этот дух сохранился здесь в такой чистоте и таком величии, что они всякий раз заново рождаются в каждой наделенной восприимчивостью душе. В первую очередь это, конечно, тот факт, что именно тут, в тени дерева бодхи, которое и ныне здесь зеленеет, Будда обрел свое просветление — просветление такой интенсивности, что оно поныне продолжает озарять души миллионов людей. Буддх-Гая представляет собой историческую монаду такой исключительности, что с ней могут сравниться лишь считанные места на земле; я мог бы поставить с ней рядом только Дельфы.
Замкнутая в искусственной долине, покоится святыня — целый мир в себе, в котором каждая деталь напоминает о великих днях прошлого; говорят, будто бы многие части каменных ограждений, дагоб, стоят здесь еще со времен Ашоки. И наконец, непрерывному оживанию, сохранению угасающих вибраций способствуют паломники. Буддх-Гая расположена вдалеке от тех царств, где сейчас процветает буддизм; приходят сюда немногие. Но те, кто не убоялся дальнего пути, приходят не ради пустяков; из простого любопытства сюда никто не поедет. Сегодня я застал здесь нескольких бирманцев, двух-трех японцев, да дюжину тибетцев; все они проникнуты глубоким сознанием того, что значит Гая для человечества, и потому их души вибрируют в одном ритме с вибрациями здешней святыни. Кругом царит глубочайший, священный покой; все голоса сами собой приглушаются. А древние деревья тихим-претихим шепотом рассказывают друг другу великие были далекого прошлого»[1].
ё
Ступы рядом с храмом Бодгайи
Сегодня, в отличие от пустынного парка Сарнатха, Боддхгайя — более населённое и оживлённое место, где уже не рождается такой трепет перед археологической древностью. Лишь восемь изначальных колонн сохранилось в ограде заново выстроенного храма, по виду типично индуистского, украшенного статуями нескольких сотен чуть улыбающихся будд. Его вертикальная пирамида возвышается посреди очень красивого кладбища со множеством маленьких ступ разной формы и цвета — в память о буддийских святых. Деревья укрывают камни от жары, и в их тени отдыхают туристы и совершают простирания буддийские монахи.
- Почитаемое древо Боддхи -
Вдоль храма девятнадцать лотосов отмечают места, где Будда останавливался во время медитации. Кое-где висят таблички: "Здесь Будда на четвёртой неделе медитации познал закон причинности." "Здесь по окончании голодания Будде поднесли мёд и рис". Все места доступны, и комплекс главного храма сделан так, чтобы людям было удобно там расположиться. Ко храму примыкает дерево боддхи, украшенное гирляндами цветастых буддийских флажков: оно огорожено, но туда можно запросто зайти, сесть на лежащие там подушечки для медитации и — хотя бы так уподобиться Будде.
Боддхгайя — сравнительно новый религиозный центр, который соседствует с центром древнего поклонения Вишну — Гайей, где расположена железнодорожная станция. Боддхгайя (Боддгайя) — значит Гайя Будды. В Гайе есть старый храм Вишну: святыня, закрытая для иностранцев. Главный местный символ бога-созидателя — его стопа, связанная с мифом о воплощении Вишну в виде карлика, который пришел отнять у неправедного царя его территорию. Карлик попросил у царя столько земли, сколько охватит тремя шагами. Одним шагом он перешагнул Землю, другим — Небо. "На третий его шаг никто не отважится взглянуть, даже крылатые птицы в полете",— говорит Ригведа. И подобно тому, как в Гайе — и по всей Индии — почитаются стопы Вишну, в Боддхгайе, рядом с древом боддхи, можно видеть огромные стопы Будды, запечатленные в камне. Тому, кто знаком с мифологией индуизма, они говорят о том, что человек, победивший свою природу, не менее велик, чем Творец, охватывающий бесконечные просторы Вселенной. Если же не знать легенды о Вишну, этот рудимент язычества вызовет недоумение и покажется гигантоманией (или послужит поводом для суеверий о трехметровых людях мифического золотого века Атлантиды).
Стопа Вишну в храме Гайи стопы Будды в Бодгайе
Также в храмовом комплексе Боддхгайи посреди водной глади пруда можно видеть скульптурную фигуру Будды с коброй над головой. Легенда говорит, что, когда Будда медитировал, началась гроза, и Творец укрыл его от дождя, чтобы не мешать сосредоточенности подвижника. Исторически кобра — воплощение и атрибут Шивы, и ту же легенду нам рассказывали в Бубанешваре о самом Творце. А поскольку Шива — покровитель всех подвижников и аскетов, то естественно, что именно он послал змею, укрывшую Будду (или сам воплотился в неё, что с точки зрения мифа одно и то же).
Таким образом Будда — прямой наследник Вишну и Шивы, не только по философии, но и по образу. Здесь можно добавить, что улыбающиеся древние будды на храме Бодгайи, мужчины и женщины, ещё столь же красивы, как статуи Вишну или Парвати, жены Шивы: они физически привлекательны мягкой притягательностью индуизма. Как и все будды, Вишну и Парвати любят улыбаться. И сам образ тысячи будд ведёт начало от воплощений Вишну. Даже священное дерево боддхи с флажками, где написаны буддийские мантры, и рядом с которым лежат камни со стопами Вишну, — рудимент древнего поклонения деревьям. Как мы уже говорили, священные деревья, украшенными ленточками, в Индии встречаются на каждом шагу. Под ними стоит шивалингам и округлые камни, как его природные подобия, и ленточки завязывают для того, чтобы чудотворец Шива не забыл исполнить желания всех, кто обращается к нему с просьбой.
- Тибетский монастырь в Бодгайе -
Когда теософы восстановили старый храм, это послужило толчком, чтобы в Боддхгайе возник международный центр буддизма. И рядом с ним уже век строятся храмы монастыри тех стран, где буддизм более распространен, чем в Индии (Японии, Тибета, Тайланда, Бутана и др.). Буддийские храмы открыты для всех и отражают своеобразие своих стран — и я ощутила местный колорит юго-восточной Азии, словно там побывала. Почти все они имеют форму китайских пагод. В некоторых храмах и монастырях встречаются раскрашенные ступы.
Японские храмы очень простые: они аскетически пустые, и фрески на стенах отражают фазы жизни Будды, как реального человека. В золотом убранстве индокитайского буддизма больше царственного достоинства: это отличает храм Бутана. А особенно запомнился мне тайландский Будда с широким разлётом узких глаз и летуче-загнутые края многоступенчатой крыши его храма.
В тибетских храмах, значительно более пёстрых, и с разнообразной атрибутикой, можно долго созерцать ужасных видом защитников тибетского буддизма, столь непохожих на чарующих мягкой красотой индийских богов. Прежде некогда опасные для человека горные духи, они покорились буддийской доктрине, которая возвеличивает человека перед миром природы. Цель покорения природы органически присуща суровой жизни в горах — даже более, чем на самой родине буддизма.— Может, поэтому тибетский буддизм стал столь силён и популярен в нашей нестабильной стране и особенно в Ленинграде: где решительно невозможно предсказать, какой перепад погоды и политики небеса назначили на завтра.
Калачакра — круг времени и перевоплощений
Индуизм слаб при нехватке тепла и энергии любви — и игра Кришны на свирели в северных странах приобретает порой странные формы (дудочки крысолова). Индуистская нежность гаснет в грубом прагматизме разума. Она остаётся лишь невидимой струйкой, питающей жизнь,— а не фонтаном, который можно было бы оценить по достоинству. Буддизм нам ближе: он позволяет проникнуть в религиозную традицию даже наиболее рационально мыслящим людям. Это обуславливает актуальность этой религии в наше время, и рост интереса к ней интеллигенции: в особенности той её части, которая стремится преодолеть однобокость сухого разума,— но не может прямо подключиться к непосредственно-эмоциональной стороне восприятия мира и полагается прежде всего всё же на свой интеллект. Методы дзэн-буддизма, порой резкие и грубые, будят сознательность людей, заставляя подключить спящие стороны души. Отрицающий всё буддизм предоставляет пищу для ума и доказательства его ограниченности, доводя рациональное восприятие до абсурда. Он сам создаёт иллюзию — например, визуализацию образов — чтобы в конечном счете её рассеять. Он учит управлять своим разумом и собой, полагаясь прежде всего на ведомые силы (как Мюнхаузен cам вытаскивал себя за волосы из болота). И тем, кому требуются аргументы в пользу духовности, никакая религия не даст их лучше, чем буддизм.
Обретая рациональную окраску, буддизм теряет природную яркость и красочность солнечной Индии. При этом он стремится познать эмоциональные движения души при помощи интеллекта (астрологически — функции планеты Меркурий: недаром Меркурий в индийской астрологии так и называется — Будха, то есть Будда!). Радикально отвергая прежние мифологические образы и традиции, буддизм доходит до абсурда, отрицая душу: понятие, ключевое для любой религии. Но он не перестаёт быть религией, поскольку базовым для него остаётся интуитивное эмоциональное проникновение в душевные процессы. В этом смысле буддистское мировосприятие можно назвать началом и концом религии. Человек становится религиозен, когда он впервые ощущает в себе независимое от его разума живое движение его внутреннего мира — свою бессмертную душу. Когда он способен отрицать её — рамки одной веры становятся ему тесны: он ищет знания точной науки.
А в Боддхгайе буддийскую идею самопреодоления живописует
монументальная фигура Будды, 
возвышающаяся над окресностями.
Сельского вида дорога меж храмов и монастырей ведёт к его огромному колоссу,
который стоит прямо в чистом поле в окружении своих десяти учеников — пониже
ростом. Построенный в XX веке, он отчасти напоминает наши памятники Победы. И в
этом доминировании Будды над местностью что-то есть и от теософии, и от
сталинизма, и даже от фашизма: в отличие от храмов, гигантская статуя человека
сильно отражает наше время. Человек заменяет пирамиды храмов собой — и это
подавляет: если не относиться к творениям рук человеческих столь же
непривязанно, как этому учит буддизм.
Интересно, что тонкая улыбка будд, сопутствующая их взгляду в мир и внутрь себя, никогда не выходит на фотографиях: её ловишь, лишь находясь рядом,— и тогда поражает, что все будды улыбаются. Столько много улыбающихся лиц — будды улыбаются всегда, в любой позе, которую подчеркивают мудры рук — тоже наследие индуизма: и посылая благословение, и объясняя колесо закона, и во сне смерти.
Живущие в Боддхгайе индусы используют паломничество туристов для пропитания, продавая открытки, полотенца со отпечатками стоп Будды и даже высушенные листья с дерева просветления. Впрочем, листьев можно насобирать и так — в силу засушливости этого района они сами падают на землю. Будда в главном храме изображен на фоне ярко-синей подсветки — цвета прохладной воды, столь приятной для иссушенной земли Боддхгайи: где летом пересыхает даже река, от которой не остается и следа.
И покой этой безводной территории с сопками отдельных гор вполне соответствует тому глобальному чувству недвижимости и вечного спокойствия, какое доносят до нас источники буддизма. Недаром Будде открылась истина в таком, не самом лёгком для жизни месте, составляющем контраст безмятежно цветущей Индии рек-матерей,— в самом жарком месяце мае. В Бодгайе я ощущала застывший покой буддизма как опору ниже уровня земной поверхности — ниже стоп. Лишь имея под ногами столь глубокий фундамент: который не затрагивает течение времени, меняющее лицо Земли,— можно возвыситься над жизнью.
Для отдыха Боддхгайя не лучшее место, и я бы не посоветовала ездить туда тому, кто не находит радости в буддизме, особенно в жару — с марта по май. Индусы, похоже, считают так же. Когда, возвращаясь в Дели, я выясняла расписание поездов, чтобы встретится с подругами, меня спросили, откуда я еду. Я ответила, что из Гайи. "Вы, наверное, очень религиозный человек,"— последовала реакция.
Гайя мне подарила ещё один пример того, насколько хорошо с религиозностью у самих индусов. От Гайи до Боддхгайи — 15 км, тесные автобусы ходят крайне нерегулярно, а рикша берёт минимум 100-150 рупий — и я решила взять напрокат велосипед. Я спросила хозяина гостиницы, у него велосипедов не было — видно, в Гайе это не популярный бизнес: иностранцам лень ездить по жаре. Но в Индии нет ничего невозможного, и вскоре пришёл индус из соседней гостиницы. Как нормальный индус, он начал торговаться. На море мы арендовали велосипеды за 15 рупий в день, он запросил 150, убеждая меня в своей бедности. Мы стали сравнивать доходы: его доход от маленькой гостиницы: одной из целого ряда привокзальных домов, и магазинчика составлял 100 долларов в месяц. Мы торговались около часа и сошлись на пятидесяти.
Попутно он рассказал, что ему 57 лет и он в молодости был крещён (надо учесть, что в Индию христианство пришло на восемь веков раньше, чем в Россию). Этот крепкий моложавый старик (Овен по гороскопу) похвастался, что у него целы все зубы, что он женат, до сих пор имеет отношения с женой и восемь детей: четыре сына и четыре дочери. Двоих из их них он "крестил" индуистами, двоих — буддистами, двоих — христианами, и двоих — сикхами. Искренне довольный, что нашёл столь естественный способ угодить всем богам, он достал из-за пазухи пригоршню символики, в том числе и католический крест. Поскольку я направлялась в Гайю Будды, он дал мне монетку — бросить за него в буддийский храм. Я спросила: в главный? Он сказал: не важно в какой, можно в тибетский или японский. Но прежде он что-то нашептал на неё и благословил меня, чтобы не украли его велосипед.— Стоит ли удивляться после этого, что волшебник Саи-баба проповедует слияние пяти религий! — если в быту простого индуса единство вер воплощают кровные узы...
Типично индийская иллюстрация единства вер
Зубы у хозяина велосипеда действительно были целы — и наблюдая за индусами, мы порой поражались здоровью стариков. Представьте восьмидесятилетнюю высохшую старушку, спокойно едущую на третьей полке поезда! и зубы тоже все свои — солнце плюс экология. (Надо заметить, что вагоны на индийской железной дороге шире и выше, и на третьей полке вполне комфортно. Мы ехали вторым классом, экономя деньги — это как наш плацкарт: он в пять раз дешевле первого. Может, для европейцев он и не годится, но для нас — в самый раз.)
Все те, кто сам путешествовал по Индии, сходятся в том, что каждый там следует своему маршруту. Её свободный поток жизни, устраняющий преграды, делает то, что куда бы человек ни поехал, он найдёт для себя именно то, что ему нужно. Я не считаю буддизм лучшей из религий — но Индия слово нарочно привела меня в Гайю и удерживала в ней недоступным храмом со стопами Вишну, красочной процессией Ханумана и подорожными контактами, позволив увидеть прошлое и настоящее этой самой свободной и безумной из философий, ныне столь актуальной для нас в своём успешном соперничестве с христианством. Меня более очаровала Ганга, и из Пури я хотела ещё раз заехать в какой-нибудь культурный город на священной реке — предположительно, в Патну. Однако туда билетов не было, и кассир предложил доехать до Гайи: там до Патны несколько часов на электричке. Так я поехала в Гайю, чтобы бросить взгляд на древо боддхи и взять билет через Патну в Дели.
Но на маленькой станции Гайи билетов в Дели не было на несколько дней вперёд, электричка в Патну ушла на моих глазах, а касса закрылась, пока я думала, что делать дальше. В Патну шёл лишь ночной поезд — и для Боддхгайи у меня осталась уйма времени. К вечеру я вернулась: было уже темно. Мне предстояла не слишком весёлая перспектива добираться на ночной электричке — что осторожные индусы, конечно, не советовали. Я жутко устала от жары и вовсе не была уверена, что в Патне посреди ночи найду гостиницу. В Бенаресе они в десять вечера запирались на все засовы. Но делать было нечего, и в ожидании, пока откроется касса вокзала, я пошла гулять вдоль тёмных улиц Гайи.
Однако шла я недолго — из какой-то гостиницы в поисках заработка меня окликнул хозяин, убеждая остановиться: "Не слишком хорошо ехать на ночной электричке. Лучше переночуйте, отдохните, завтра поедете. Или послезавтра: тут есть, что посмотреть." "Мне через два дня нужно быть в Дели,— объяснила я.— А билетов нет — возможно, в Патне билет взять легче?"— "Нет проблем,— оживился он.— У меня брат работает на станции: вы остановитесь у меня, если он достанет билет? Билет он завтра принесёт в гостиницу, o'key?"— И решив не искушать судьбу, я осталась в Гайе, а хозяин честно заработал свои 140 рупий.
Весь следующий день я бродила по Боддхгайе — и конечно, об этом не жалею. Недаром одной из моих спутниц, убедивших меня купить оранжевое сари, после прогулки по руинам Сарнатха приснился сон, что какой-то буддист в оранжевом подарил мне стеклянный шар — лишь мне (и они со мной в Гайю не поехали, оставшись купаться в океане — как я им позавидовала в жарком поезде! и как была рада, что их нет рядом со мной!) А американскую фразу: "no problem"— мы часто слышали в Индии. Она почти всегда означала договорённость между соседями или родственные отношения, сопутствующие деловым.
Также о Сарнатхе и Варанаси см. 3-й рассказ: как за 8 лет изменились Варанаси и Сарнатх
О месте рождениz Будды Лумбини — в рассказе о Непале
ЧЕРЕЗ АГРУ НА ЗАПАД
( самые известные места мусульманской архитектуры )
жемчужная мечеть в форте Агры
Индуизм процветает на юге и востоке Индии, мусульманству ближе запад. Агра — бывшая столица и самое известное место Индии — оформилась в период династии Великих Моголов (XVI-XVII вв.) и представляет собой город с достопримечательностями мусульманской архитектуры, как и Дели. Это и дворцы гробниц шахов и шейхов, неотличимые от мечетей, и крепостные стены фортов из красного кирпича — "Red Fort", которые есть практически во всех крупных городах (также и в Бенаресе, и ближайшем к Дели городе Джайпуре). Крепости фортов — чисто туристские места: под аркой ворот форта Дели даже продавали для приезжих недорогие бусы из полудрагоценных камней, а неподалеку прогуливались украшенные слоны, на которых можно было покататься.
Когда мы ездили по Дели с группой, мы посмотрели также президентский дворец: где лазили вездесущие обезьяны, а зеленые кусты были подстрижены в виде слонов и верблюдов. И посетили могилу Индиры Ганди: постамент среди зеленого газона — его как раз подстригала сенокосилка, которую тащила одна из тех изящных горбатых коров, которые свободно гуляли по улицам. Туда шел постоянный поток паломников-индусов, и с этого начинаются все экскурсии по Индии — именно поэтому про Дели можно ничего особенно не рассказывать.
Мусульманская Индия во многом похожа на нашу Среднюю Азию: и по архитектуре, и по характеру людей. Сами таджики и узбеки воспринимают Индию родственной страной. Когда мы с мужем путешествовали по Средней Азии, местные жители часто с затаённым трепетом спрашивали, любим ли мы индийские фильмы. Ответить: нет — означало бы обидеть, и они бывали нам признательны, когда мы говорили, что смотрим их с удовольствием.
По сравнению со Средней Азией Индия культурнее и замкнутее, климат значительно мягче, и жара переносится легче. Если Средняя Азия летом с двух до пяти вымирает, проводя дневное время в чайхане, и принимается за дела к закату, в Индии такого нет: рабочий день начинается с семи и к пяти заканчивается. Народу больше, и люди менее общительны: наши среднеазиаты куда более склонны рассказывать байки — и когда мы проезжали на велосипедах мимо деревень, они обступали нас толпой, распрашивали, приглашали в гости или чайхану, не оставляя возможности избежать контакта. А в оживлённых местах Индии можно и помолчать. В поезде я общалась меньше, чем это было бы в аналогичной ситуации в России, разговорившись только с человеком своего типа: с молодой женщиной, хорошо владеющей английским и работающей на компьютере,— она пару лет была замужем, детей пока не было. Индусы не заводят по шестнадцать детей, как среднеазиаты, и женщины более независимы. Правда, продвигаясь от Дели дальше на мусульманский запад, можно встретить чадру, но гораздо реже, чем белый тюрбан сикхов, который там уже поголовно носят все мужчины.
Агра похожа на Дели, дорога из Дели в Агру занимает шесть часов. Мы ехали с группой на автобусе не останавливаясь, о чём я сожалела: по дороге мы проехали ещё пять-шесть городков с фортами и мечетями, издали выглядевшими ничуть не хуже, чем Ред Форт в Дели или знаменитый Тадж-Махал.
Тадж-Махал — священное место для индусов: перед входом они снимают обувь, как перед входом в храм. Не потому, что там похоронен шах Джахан, при котором династия Великих Моголов достигла своего расцвета. Но потому, что это памятник любви, которая в философии мусульманства (суфизме) играет столь возвышенную роль: будь то любовь ученика к учителю, или любовь человека к Богу. Шах Джахан выстроил гробницу своей любимой жене — которая, как указывал путеводитель, "трагически скончалась, родив ему четырнадцатого ребёнка". Двадцать два года он строил супруге усыпальницу и повелел захоронить себя вместе с ней. На их могилы до сих пор бросают цветы, и рядом с ними стоит священнослужитель. Слева от белого здания гробницы с круглым куполом и четырьмя высокими башнями стоит похожая на неё мечеть, и я видела, как несколько мусульман сели перед ней и начали молиться.
Перед усыпальницей Тадж-Махала — поистине райский сад, где цветут цветы, поют птицы и шныряют похожие на наших белок бурундучки, которых можно покормить с рук. И у моих подруг этот памятник любви оставил неизгладимые воспоминания. Та из них, что имела восточные корни, наконец, учуяла сердцевину мусульманства в мистическом единении любви — и завернувшись в шарф белого пенджаби, соорудив на голове подобие тюрбана, заявила: "Это — моё!" А другая, оценив шедевр истинной красоты, разрыдалась о том, что никто не любит её настолько, чтобы воздвигнуть ей такую же гробницу.
Одна из них, завернувшись в шарф белого пенджаби и соорудив на голове подобие тюрбана, заявила: "Это — моё!"— а другая разрыдалась о том, что никто не любит её настолько, чтобы воздвигнуть ей такую же гробницу.
Правда, на меня Тадж-Махал после индуистских храмов не произвёл особого впечатления: он был столь же красив, как и на картинках или по телевизору. Мусульманская архитектура привычней нам, вдобавок там много туристов. Большинство — самих индусов, как и везде: незначительная масса европейцев растворяется без остатка в этом почти миллиардном народе, что меня радовало. Осмотрев Тадж-Махал со всех сторон и остановившись сзади: любуясь, как он возвышается над обрывом реки, что в фильмах обычно не показывают — я по-русски разговорилась с врачом-ветеринаром, который приехал туда со всей семьей — женой и четырьмя детьми, на выходные в гости к другу. На прощанье они подарили мне серёжку — как говорится, "для милого дружка и серёжка из ушка". Подтвердив этим, что хипповские традиции: ниточки, браслетики, "фенечки" — как и свободно свисающая одежда, в которую быстро переоделась вся наша психологическая группа, сменив на неё обтягивающие платья и брюки,— ведут начало из Индии и органически присущи её духу.
Второе известное место рядом с Агрой — Фатехпур Сикри: Мёртвый город — а правильнее говоря, опустевший город. Легенда рассказывает, что у шаха Акбара долго не было сына. И он отправился к шейху, который жил отшельником в пещере, с просьбой помочь ему в этой беде. Шейх помолился, и сын родился. И шах из благодарности решил перенести свою столицу в то святое место, где жил отшельник: а он жил на высоком холме (— как говорится, "если гора не идёт к Магомету..."). Шах построил там свой дворец — и сейчас можно видеть множество полностью сохранившихся изящных зданий: приёмную, казну, сокровищницу, гарем турецкой жены с дорожкой в середину каменного бассейна, гарем христианской жены — и т.д. Между ними цветут кусты, все целиком покрытые красными цветами и бегают полосатые бурундуки.
Но на вершине холма были перебои с водой — и после смерти шаха его резиденция опустела. Однако там осталась могила шейха: к ней и сейчас приходят женщины. Считается, что если обойти вокруг могилы по часовой стрелке — так же, как вокруг алтаря индуистских храмов — Аллах пошлёт ребёнка мужского пола. Эта проблема остаётся актуальной для индусов, поскольку кто-то должен заботится о них в старости и об их душе после смерти — и согласно верованиям многих народов, это должен быть сын.
индианки у могилы шейха
Таковы две самые известные мусульманские легенды Индии, через которые можно понять след ислама в индийской культуре. Его ярко отражают дворцы Раджастана. Но, возможно, впечатление о месте ислама в жизни Индии будет неполным, если не вспомнить храм Бахаи в Дели и не сказать, что даже ислам в удивительной стране продолжает творчески развиваться. И мусульманское учение Бахауллы обнаруживает ту же тенденцию к слиянию всех религий, как и индуизм. Мне сложно судить об индийских католиках — я встретила лишь одного крещёного индуса — описанного выше, который подтверждал общее правило. Но сам факт, что индусов крестил апостол Фома: тот самый Фома неверующий, с именем которого связывают неканоническое Евангелие и эзотерические истины христианства,— тоже, наверное, чего-то стоит.
Подробнее о достопримечательностях Агры см. 3-й и 4-й рассказы Семиры об Индии,
а также слайд-фильм: https://yadi.sk/d/jo5IXDRZfZ7XK (или https://yadi.sk/d/wfte9Lg8UcM3i)
ПРОДОЛЖЕНИЕ: АШРАМНАЯ ЖИЗНЬ. КУМАМЕЛА в ХАРДВАРЕ. ПРЕДГОРЬЯ ГИМАЛАЕВ
ко 2-му путешествию:
ЮГ ИНДИИ: КУРОРТЫ КЕРАЛЫ И ХРАМЫ ТАМИЛЬ-НАДУ
к 3-му путешествию:
СЕВЕР И ЗАПАД – долина КУЛЛУ, Раджастан и пещерные храмы Эллоры и Аджанты